***

После той ночи я с особым нетерпением ждала субботы. Днём всё было как обычно, я легко играла свою роль общительной студентки, была весела и беззаботна. Но это был только фасад: в душе всё также была тоска и боль. Но я вдруг осознала, что они уходят. Все те чувства, которые душили меня по ночам и не давали спать, заставляя бродить по ночному замку, немного отступили. Было удивительно осознать, что, оказывается, так легко открыть себя другому человеку, сбросить с себя этот тяжкий груз обмана. Хотя, по сути, я же никого не обманывала, просто вводила в лёгкое заблуждение относительно своего возраста и рода деятельности. Но мне стало немного легче.

Профессор Снейп никак не реагировал на меня во время своих занятий. Правда, кое-что всё-таки поменялось: он перестал отпускать едкие комментарии всякий раз, когда наше с Невиллом зелье превращалось в катастрофу. Такое случалось не очень чтобы часто, но бывало. А вот прогресс был заметен на глаз. Без едких замечаний с одной стороны и с поддержкой Гермионы с другой — мы даже однажды умудрились сварить идеальное по своей рецептуре зелье. Правда, наш успех тоже оказался без должного внимания со стороны преподавателя, зато я восхваляла талант Невилла во всех красках ещё недели две минимум.

Осознав, что у меня таки получается поднять самооценку бедняги Невилла, вернуть ему уверенность и придать надежду на светлое будущее, я решила не останавливаться на достигнутом. Раз уж профессор Снейп подрабатывал по ночам моим личным психотерапевтом, и у меня заметно прибавилось сил, то я решила продолжить эту цепочку добра и помогала другим. Помогала Отряду Дамблдора спрятаться от неуравновешенной Амбридж, Луне — в поисках всяких разнообразных зверюшек, близнецам Уизли — с их затеей про аптечку прогульщика (я же всё-таки человек с высшим медицинским образованием). И хотя я мало что понимала в колдовской медицине, но оказать первую помощь при их неудачных испытаниях рвотных батончиков была в состоянии. И даже как бы невзначай подкинула пару идей, как можно уменьшить интоксикацию. В общем, жизнь стала потихоньку налаживаться.

Кстати, Луна тоже уловила моё настроение «помоги другому», сама она по природе своей человек отзывчивый, поэтому мы с ней объединились в маленькую команду добра и даже помогали вязать эти несчастные носки для эльфов Гермионе и подбрасывать их в самые неожиданные места. Не сказать, чтобы кто-то из нас троих умел хорошо вязать, скорее даже наоборот, но было весело. А близнецы Уизли ещё месяц припоминали наши кривые носки, которые они случайно обнаружили в укромном уголке. Наконец-то спустя полгода моей депрессии и периодических запоев я смогла ощутить, что нахожусь в том месте, в котором должна быть, и нужна тем людям, которые меня окружали.

***

 — Вы не поверите, что случилось! — воскликнула Лайза, вбежав в нашу спальню после ужина, и я и остальные девочки удивлённо посмотрели на неё. — Джастин пригласил меня на свидание!

Услышав эти слова, Мэнди завизжала, а потом бросилась обнимать свою подругу, а мы со Стефани и Падмой улыбались этому нескончаемому потоку радости.

 — Боже, как я волнуюсь, — сказала она, когда закончила обниматься с Мэнди и села на кровать, соседнюю со мной. — Хотя он нравился мне с третьего курса… Надо же, мечты всё-таки сбываются!

Я широко улыбнулась тому, что хотя бы у кого-то в этой крайне несправедливой жизни мечты всё-таки сбывались, и моя соседка, заметив это, вдруг спросила:

 — Тина, как ты думаешь, у нас… получится что-нибудь?

 — Почему нет? — задала я встречный вопрос, продолжая улыбаться беспокойству по поводу первого свидания. — Сама же сказала, он тебе давно нравится, ты ему, похоже, тоже. Вперёд.

 — Просто я так волнуюсь, — неуверенно протянула она, посмотрев на свои руки, которые действительно немного дрожали. — А вдруг в субботу мы с ним… поцелуемся?

Я с крайним недоумением посмотрела на Лайзу, абсолютно не понимая, что её так пугало в поцелуях, и она, заметив мой взгляд, выпалила:

 — Тина, а ты уже целовалась с кем-нибудь?

От такого вопроса я немного выпала в осадок, а остальные девочки сели на мою кровать и кровать Лайзы и нетерпеливо уставились на меня в ожидании ответа. Немного подумав, как бы… вроде и правду сказать, но не сболтнуть ничего лишнего, я осторожно ответила:

 — Да, было пару раз.

 — И как? — наперебой спросили девочки, а я снова рассмеялась тому, что они, похоже, о взаимоотношениях с противоположным полом только в книжках читали, а потом более уверенно проговорила:

 — Эм… нормально, не знаю, как вам сказать… наверное, всё зависит от того, с кем целуешься, как-то так.

 — А у тебя был парень? — поинтересовалась Стефани, и я, усмехнувшись её вопросу, подумала: «Парень… интересно, а четыре моих предыдущих мужа можно считать «парнями», или это отдельная категория?», а вслух дипломатично произнесла:

 — Да, был. Но как видите, мне пришлось переехать, так что… наш роман закончился.

 — А он был симпатичным? — полюбопытствовала Падма, и я ещё шире улыбнулась от интереса девочек к подобным вопросам, а затем, немного подумав, начала рассказывать о своём… последнем муже, которого вряд ли когда-нибудь забуду:

 — Знаете, можно даже сказать, что он чертовски красив. И… очень умён. Самоуверен, правда, не в меру, и очень любит пререкаться и спорить по любому поводу, но… это всё терпимо. Знаете, про него можно сказать: «В мире есть два вида мнения: моё и неправильное». Хотя я такая же, наверное, я имею в виду, что люблю пререкаться, так что мы с ним часто ссорились. Но… как-то так всегда получалось, что все наши ссоры заканчивались… поцелуями, — мне не хотелось говорить девочкам, как же на самом деле заканчивались все наши ссоры, если они так трепетно относились к поцелуям, так что пришлось немного смягчить последнюю фразу.

 — Ты его любила? — тихо спросила Лайза, правильно уловив в моём голосе тянущую грусть.

 — Да, — так же тихо ответила я, решив, что врать точно не стоило.

 — Но почему вы тогда расстались? — недоуменно воскликнула Стефани. — Можно же и письма друг другу писать, и приезжать на каникулы…

«Да, можно, Стеф, только если он не ненавидит тебя всей душой после твоих последних слов и вряд ли будет обрадован встрече, если жив, конечно… Интересно, Лестату удалось всё-таки узнать что-нибудь о нём или нет?»

 — Эм… мы решили, что так будет лучше для всех, — пояснила я, стараясь не выдавать особо своей боли по поводу нашего… расставания. — Знаете, девочки, не всегда так получается… в общем, бывают такие ситуации, когда расставание необходимо, вот и всё.

 — А ты бы хотела вернуться к нему? — шёпотом спросила Мэнди, и я с отчаянием выдохнула:

 — Больше всего на свете, — но, почувствовав, что ещё немного, и из моих глаз ручьём польются слёзы, быстро взяла себя в руки и постаралась изобразить максимально правдоподобную улыбку. — Так что я очень надеюсь, Лайза, что у тебя с Джастином всё будет намного лучше.

 — Спасибо, Тина, — приобняв меня, искренне поблагодарила она, а потом добавила: — И не переживай так, я думаю, что вы ещё обязательно увидитесь! И сможете решить все свои… проблемы, которые вынудили вас расстаться.

 — Хорошо, если так, — дипломатично заметила я, прекрасно понимая, что этого никогда не будет.

Девочки сразу почувствовали моё весьма лиричное настроение, поэтому благородно оставили меня наедине со своими мыслями, а совсем скоро прозвучал очередной звон колокола, сообщавший, что наступило время отхождения ко сну. Постепенно щебетание моих соседок прекратилось, и они погрузились в царство Морфея. А я осторожно выскользнула из своей кровати, а затем поспешила на верхнюю площадку Астрономической башни.

***

 — Мисс Велль, я честно не понимаю, как такое может быть, — произнёс Снейп, когда мы опять собрались на нашем старом месте в субботу ночью.

 — Тина. Я думаю, мы уже перешли ту грань, где можно не соблюдать формальности, — весело ответила я, когда он присел рядом со мной на холодный камень. — Но у вас же есть какие-нибудь догадки?

 — Хм, да, догадки, конечно, есть, но одна безумнее другой. И довольно много вопросов.

 — Что ж, профессор, озвучивайте догадки, и если что, я поправлю.

 — Северус, — мягко произнёс он, едва заметно улыбнувшись мне. — Мы же перешли грань формальностей, верно?

 — Конечно… Северус, — было непривычно называть так своего собеседника, но одновременно было и крайне забавно. — Итак, теория номер один?

 — Ты вампир?

 — Нет, не угадал. Я что, похожа на вампира?

 — Возможно, есть вампиры с аномалиями?

 — Аномальные вампиры? — со смехом переспросила я, и Северус, осознав всю глупость произнесённого, тоже рассмеялся.

 — Когда ты успела познакомиться с Дамблдором?

 — Где-то спустя год после его окончания Хогвартса, — беспечно ответила я, мельком посмотрев на усыпанное звёздами небо.

 — Дамблдор окончил школу в начале века, тебе же не может быть больше сотни лет? По крайней мере, ты не выглядишь на этот возраст, — с подозрением заметил он, изучающе посмотрев мне в глаза.

 — Но как же ты тогда это объяснишь? Может быть, я хорошо сохранилась? — подзадоривала я его, широко улыбаясь.

 — Слишком хорошо, — с ответной улыбкой произнёс Северус. — Я в полном замешательстве.

 — Но есть же ещё теории?

 — Есть. У тебя есть крестраж? — осторожно спросил он, внимательно следя за моей реакцией.

 — Кре… что? — переспросила я, абсолютно не понимая, о чём сейчас шла речь. И Северус, видимо, догадался об этом по моему выражению лица, поэтому пояснил:

 — Некоторые волшебники могут заключить частицу своей души в какой-либо предмет, тем самым продлевая себе жизнь. Это очень тёмная магия.

 — Я что, похожа на человека, который балуется тёмной магией? — с усмешкой поинтересовалась я, наклонив голову немного набок. — Тем более ты сам видишь, что я порой не могу справиться даже с самым простым зельем, но считаешь, что мне под силу создать… вот это самое?

 — Да, глупо, — согласился он, неотрывно смотря мне в глаза. — Ты нашла способ получить Философский камень?

 — Северус, простые зелья, Философский камень… Тебе не кажется, что это несоизмеримые понятия?

 — Да, точно. Всё, я в тупике. Ты выглядишь лет на семнадцать, но знакома с Дамблдором с начала столетия. Я не понимаю. Теории кончились, — обречённо вздохнул Снейп.

Я посмотрела на него оценивающим взглядом, словно всё ещё сомневалась, рассказывать ему или нет.

«Раз уж начала — надо закончить», — напомнило подсознание, и, набрав побольше воздуха, я начала свои рассуждения:

 — Давай немного отвлечёмся от этой темы. Ты знаком с мифами Древней Греции?

Вместо ответа зельевар выразительно посмотрел на меня, и я догадалась, что мой вопрос был риторическим.

 — Да-да, вы, волшебники, совсем ничем не интересуетесь. Я поняла. Так вот. Мифов, в самом деле, довольно большое количество, и вряд ли кто-то со всеми ними знаком. И я акцентирую твоё внимание на том, что это всего лишь моё предположение, не более, — в этот момент мне просто необходимо было посмотреть на его реакцию, но Северус выражал искреннюю заинтересованность, поэтому я возвратилась к нити повествования:

 — Есть такое выражение: «Сизифов труд». Оно пошло как раз оттуда. Согласно мифологии, Сизиф был сыном Аэолуса, или Эола, бога ветров. По-моему, сам он был полубогом, или чем-то вроде, не суть. У нас с этим Сизифом, честно говоря, очень много общего: ему, так же как и мне, видимо, скучно жилось на свете, и он постоянно находил себе проблемы на голову. И вот как-то раз он решил заковать в цепи бога смерти, Танатоса, чтобы люди обрели бессмертие. Этакая маленькая проделка, шутки ради. И какое-то время даже так и получилось. Но бог войны, Арес, или Аид, повелитель подземного мира, не оценили шутки. Кто-то из них освободил Танатоса, и Танатос решил отомстить. Объединившись с другими богами, он проклял Сизифа. Сизиф каждый божий день должен был закатывать на гору в подземном мире огромный камень, и как только камень достигал вершины, то тут же скатывался вниз, и всё начиналось заново. То самое выражение буквально означает «тяжкий, бессмысленный, изнуряющий труд».

Я решила сделать небольшую паузу, чтобы решить, как мне лучше продолжить свои пояснения, а Снейп тем временем внимательно на меня посмотрел, и в его глазах отчётливо читалось недоумение.

 — Тина, я не понимаю, к чему… — начал говорить он, но я его перебила:

 — Подожди немного. Знаешь, когда я впервые услышала этот миф, то вдруг осознала, что… что, возможно, я нашла ответ. Сизиф день за днём повторял одно и то же действо, бесконечно. Он закатывал камень на гору, камень скатывался с горы. И всё повторялось. Я смертна, Северус. Интересно то, что если ты попробуешь убить меня с помощью магии, то у тебя ничего не получится. Ни убить, ни исцелить меня магическим способом невозможно. Попытки были. Но если ты воткнёшь мне нож в сердце, или я упаду с обрыва, попаду под поезд, сломаю позвоночник — я умру. Я умру, Северус. Проблема заключается в том, что, родившись заново, я помню предыдущие жизни. Ты говоришь, что я выгляжу на семнадцать, но в действительности ты недалеко ушёл от истины. Биологически мне двадцать три. Но помню я далеко не двадцать три года.

Теперь на лице зельевара читалась крайняя степень изумления: он всё ещё не мог понять. 

 — Я не зря сказала, что боги прокляли Сизифа. Это проклятие, Северус. Я понятия не имею, за что меня могли так наказать, возможно, я тоже что-то сделала Танатосу, может, открыла ящик Пандоры, разбила святой Грааль. Я не знаю, понимаешь? Но всё повторяется. Я рождаюсь, спокойно живу какое-то время, это может быть пять лет, может сорок, а потом внезапно ко мне возвращается память. И я всё вспоминаю. Каждую свою смерть. Каждую смерть близкого человека. Всё то, что натворила до этого. Кем была до этого. Я живу какое-то время с этой ношей, пытаюсь бороться, но это сложно. Чаще всего наступает такой момент, когда мне проще утопиться, повеситься или вскрыть себе вены, чем жить со всем этим. Я умираю. И всё начинается заново. Только с каждым таким кругом прошлого становится всё больше, а ноша — тяжелее. Я иду на суицид с единственной надеждой, что, может быть, больше не вспомню. Но я вспоминаю. Практически всегда.

Та боль, которая всё это время была в моём сердце, нашла наконец-то путь наружу. Конечно, прошлое никуда не делось, но мне стало легче. Мне стало ещё легче. Я смогла наконец рассказать кому-то другому, что меня терзало, без опасения, что это станет известно во всеуслышание. Просто один человек делил боль другого, и боли стало немного меньше.

 — Если честно, я потрясён, — Северус никак не мог переварить услышанное, и это было заметно по его лицу, на котором очень редко мелькали настолько явные эмоции. — Как?.. Откуда ты?..

 — Это всего лишь мои предположения, Северус. Пойми, я в самом деле знаю не больше тебя. Неоткуда узнать. Я не встречала больше таких людей. Даже если они и были бы, то думаю, они не стали бы это афишировать. Просто есть один факт: я помню своё прошлое. Всё своё прошлое. Вот и всё. Ты бы видел лицо Дамблдора, когда он увидел меня летом, снова юную и прекрасную! 

 — Но он же знает? — оживлённо поинтересовался зельевар, улыбнувшись моей шутке.

 — Да, но ему я рассказывала всё это без лишних подробностей и драмы, просто как сухой факт. У нас с ним вообще интересные взаимоотношения. И я думаю, что он не верил мне до конца на момент нашего знакомства, хотя и пытался помочь и сделать научное открытие. И он прекрасно знал, что я умерла тридцать с чем-то лет назад. Тогда мне в машину подложили взрывчатку… я умерла, а мы поддерживали весьма частую переписку, и… эм, в общем, кто-то из моих близких, видимо, написал Дамблдору письмо, что я… меня больше нет. Так что его чуть инфаркт не хватил, когда я вошла в его кабинет, живая и невредимая, и начала ныть, что устала и хочу отдохнуть.

 — Нетрудно представить, — к Северусу снова возвращалось ехидство, а мой тон стал более непринуждённым.

 — Конечно, я бы тут же оказала ему необходимую помощь, и даже немного совестно было вот так вводить в шоковое состояние пожилого человека, но ситуация того требовала, — сделала заключение я, не сводя взгляда с чёрных глаз, горевших в этот момент, как два уголька. И мне даже стало немного не по себе, потому что они были очень похожи на… те самые глаза, которые я так отчаянно хотела бы увидеть больше всего на свете… и которые мне никогда больше не суждено было увидеть.

 — Подожди, если у тебя такие прекрасные взаимоотношения с директором, то почему ты не спросила у него про Тёмного Лорда, а допытывалась ответа от меня? — теперь в голосе моего собеседника просвечивалось лёгкое негодование, хотя и вполне обоснованное.

 — Потому что в последнее время он ведёт себя странно, — по поднятым бровям я поняла, что это не оправдание, и стала дальше развивать свою мысль: — То есть он всегда ведёт себя странно, и для него это нормально, но в последнее время это «странно» перешло все границы. И тем более он сейчас практически постоянно куда-то ездит, да и эта Амбридж с министерством. И я решила, что не случится ничего страшного, если получу эту информацию от тебя.

 — Может быть… — протянул Северус, переведя взгляд с моего лица на ночное небо, усыпанное десятками тысяч звёзд.

 — Кстати, раз уж мы вернулись к этой теме, а что ты считаешь по этому поводу?

 — Какому? — мечтательно поинтересовался он, зацепившись взглядом за созвездие Дракона.

 — В плане вернулся Волан-де-Морт или нет? — осторожно пояснила я, уже немного опасаясь говорить с ним на эту тему, ведь в прошлый раз мой собеседник отвечал весьма неохотно.

 — Ты спрашиваешь об этом меня? — он оторвался от ярких созвездий и снова пристально вгляделся в моё лицо, а недоумение в его голосе достигло своего предела.

 — Здесь вроде никого нет, кроме нас, — резонно заметила я, немного удивлённая его реакцией.

 — Я знаю, что он вернулся, — коротко ответил Северус, мигом помрачнев и опустив взгляд в пол.

Мне очень хотелось получить больше информации, но он тут же замкнулся, и я окончательно убедилась, что для моего нового друга эта тема очень неприятна. Поэтому я решила не портить окончательно атмосферу непринуждённости и, глубоко вздохнув, тоже стала изучающе смотреть на горевшие, словно бриллианты, звёзды и яркую луну.

 — Я думаю, что на сегодня достаточно будет откровений… Тина, — любезно заметил Северус спустя десять или пятнадцать минут молчания, вставая с холодного пола, — мне нужно обдумать всё то, что вы мне здесь сказали.

 — Но вам не кажется, Северус, что это просто нечестно — выпытывать у меня мои секреты и не делиться своими? — на меня начало накатывать возмущение от внезапно появившегося чувства, что рассказала я куда больше личной информации, чем в итоге получила. — Quid pro quo[1], профессор.

Он лишь усмехнулся в ответ, а затем миролюбиво произнёс, уже вступив на ступеньки лестницы, ведущей на верхнюю площадку Астрономической башни:

 — Значит, в следующий раз будет моя очередь делиться секретами. Спокойной ночи, мисс Велль.

В который раз я смотрела вслед фигуре в чёрной развевающейся мантии, медленно спускавшейся по винтовой лестнице, а в голове вертелся навязчивый вопрос: «Какие же тайны скрыты в душе у этого нелюдимого человека?»