***

Как же странно чувствовал себя я все эти весенние дни. Я одновременно был бесконечно счастлив и одновременно прекрасно знал, когда это счастье, возможно, закончится для меня. Дни летели один за другим, словно песок сквозь пальцы, и я никак не мог замедлить его течение. И в итоге песчинок в моих ладонях оставалось всё меньше и меньше.

После свадьбы мне казалось, что Тина уже вряд ли сможет удивить меня, но практически каждый последующий день ловил себя на мысли, какой же я недалёкий человек, раз так считаю. Сначала была эта шалость с Амбридж и взорвавшимся букетом, потом её неуклюжесть на кухне, когда мы вместе готовили ужин. Хоть моя жена и предупреждала, что на кухне она совершенно беспомощна, но я не думал, что настолько. Даже не знаю, как описать ту катастрофу, которую Тина пыталась, причём совершенно неумышленно, устроить во время приготовления пасты и пирога с клубникой. К счастью, я всё-таки умудрился каким-то чудом спасти наш ужин, который, кстати говоря, удался на славу. Кроме этих двух случаев, было ещё множество подобных, но больше всего меня удивил один из последних, произошедший буквально на днях. Этот случай, не приукрашивая могу сказать, поверг меня в шок.

Когда в начале апреля подпольную организацию Поттера разоблачили, и министерство уже было готово посадить этого безмозглого мальчишку чуть ли не в Азкабан, Дамблдор, как всегда, благородно пришёл на выручку и взял всю вину на себя. Хотя Корнелиус Фадж и попытался заточить в тюрьму вместо мальчишки директора Хогвартса, но у него ничего вышло, поскольку у Дамблдора всегда было пара козырей в рукаве. И в итоге из-за недальновидных амбиций Поттера директором школы стала Долорес Амбридж, окончательно прибравшая всю власть над замком в свои руки.

Несмотря на то что и до этого Амбридж не отличалась особой гуманностью, но именно с начала апреля её жестокость проявилась во всей красе. Наказания за малейшие проступки стали буквально бесчеловечными, эта безумная женщина везде видела заговор, везде видела угрозу для себя и министерства, которому была так слепо верна. Она опять уничтожила почти все мои запасы сыворотки правды, но я даже не собирался варить новую порцию, как бы она мне не намекала на это. Во-первых, у меня и так было работы выше крыши, во-вторых, у меня теперь была молодая жена, которой мне очень хотелось уделять как можно больше внимания, а в-третьих, помимо этого, я был очень занят решением той проблемы, отсчёт которой начался полтора месяца назад.

И Главный инспектор Хогвартса, не придумав ничего лучше, стала применять жестокие пытки с помощью Кровоточащего пера. Мы с остальными преподавателями старались как можно незаметнее прикрывать учащихся, помогать им, но наши усилия почти не приносили результатов. И в итоге Тине, как опытному хирургу, неожиданно пришлось взять на себя помощь пострадавшим. Пару раз даже получалось так, что я засыпал раньше, чем моя супруга приходила в нашу спальню, замученная и уставшая после сложного лечения заколдованных царапин. А когда она за обедом в четверг увидела первокурсника с насквозь промокшей кровью повязкой, я наконец увидел, какой же моя жена может быть в гневе.

Если честно, я думал, что Тина убьёт Амбридж на месте, настолько злым и разгневанным был её взгляд в тот момент. Я с ужасом наблюдал, как она тихо, но весьма разборчиво запугивала несносную любительницу розового цвета, и волосы поднялись дыбом, когда я увидел, как Тина одним резким движением сломала ей левую руку. В этот момент передо мной была совсем не та женщина, которая говорила мне «да» в церквушке на берегу моря. В тот момент там была женщина, способная одним взглядом остановить вооружённую армию и одним словом убить десять человек. Как же она была страшна в гневе!

Но самое удивительное было другое: только-только выпустив из стальной хватки новоиспечённого директора, Тина сразу превратилась в заботливого врача и уговорила Грейвса пойти с ней и зашить его кровоточившую рану. Сколько же граней было у этого уникального камня, что совершенно случайно попал мне в руки! Когда я пришёл в лазарет, моя супруга в белом халате уже накладывала швы, умело манипулируя незнакомыми мне инструментами. А уже после того, как она отпустила своего пациента восвояси, она мигом превратилась в ту Тину, которую я знал и которая готова была винить себя за любой проступок. У меня просто в голове не укладывалось, как буквально за час в одном человеке могло смениться три личности.

Хотя теперь я на реальном примере убедился, что Тина была далеко не так беззащитна, как мне казалось до этого, и что в этом тихом омуте водятся такие черти, которых лучше не беспокоить, позволить ей встретиться с Томом я не мог. Амбридж Тина ненавидела всей душой, а вот к своему бывшему мужу она испытывала совершенно другие чувства. Впрочем, даже учитывая это, я никак не мог предположить реакцию Тины, если вдруг я просчитаюсь, и она узнает, что Том жив. Теперь, после всех этих случаев, я абсолютно не мог угадать, как она поведёт себя, что мне от неё ждать, как мне её защитить. И это обстоятельство довольно сильно терзало меня все эти дни, поскольку до назначенного срока осталось ровно тридцать дней.

Впрочем, я весьма умело и с пользой тратил все отпущенные мне часы. Вот уже несколько недель в выходные мне приходилось отлучаться из Хогвартса, чтобы как следует подготовиться к встрече в середине мая. У меня всё-таки получилось связаться с Горацием Слизнортом, моим старым учителем, который был весьма сведущ в интересовавшей меня теме. Но в письме я не мог спросить его обо всех интересовавших вопросах, поэтому договорился о личной встрече. К сожалению, на тот момент он был в длительном отъезде, поэтому предложил встретиться в начале мая, а именно десятого числа. Меня очень не устраивал этот вариант развития событий, ведь десятое мая — это очень поздно, но делать было нечего. Окончательно уточнив, что Гораций сможет встретиться со мной только десятого, я решил для себя, что в конце концов и это обстоятельство не так и плохо.

К тому времени я узнал практически всё, что меня интересовало, и беседа со старым учителем, так остро необходимая мне, могла только или подтвердить, или опровергнуть мои догадки. Так что я подумал, что не случится ничего страшного, если десятого числа, в субботу, я отлучусь ненадолго из замка. Несмотря на то что Дамблдор установил вокруг замка не одно защитное заклинание, я позволил себе добавить немного и от себя. У меня хватило магических сил наложить на школу очень древнее заклинание, чтобы ни один предмет, которого коснулась рука определённого человека, не мог проникнуть внутрь. Для этого мне потребовалось приложить немало усилий и ещё раздобыть одну из вещей, которых касался Том, но, к счастью, у меня было одно из тех писем, которые он дал мне в качестве отвлекающего манёвра. Именно поэтому я мог не опасаться, что Тина получит какое-либо послание от моего опасного соперника.

Шестнадцатого апреля, в субботу, состоялось очередное бессмысленное собрание, на котором мне пришлось присутствовать, и о котором я весь вечер искренне сожалел, потому как весь день до этого я почти не видел свою любимую супругу, а сейчас и дальше бездумно тратил драгоценное время. Правда, кое-что всё-таки было полезным.

В этот раз я отметил про себя, что Том выглядел очень… спокойным. Я бы даже сказал «слишком». Именно так выглядит знойный летний вечер перед самым началом мощной грозы, бури. Да, у него точно был запасной план, причём весьма хорошо продуманный. И это обстоятельство сильно беспокоило меня, хоть я и старался не выдавать эмоций. После собрания я как обычно встретился с Томом лично в его небольшом кабинете, но наш разговор был мало информативен. Пожалуй, самым полезным было то, что я узнал дату следующего собрания. Пятнадцатое мая. На день раньше, чем я предполагал, но всё же не так страшно.

Правда, чутьё чуть ли не кричало мне, что верить этому было нельзя. Что это тоже был отвлекающий манёвр. Что он мог начать действовать раньше. И та самая встреча с Горацием была главной проблемой, поскольку было бы верхом глупости оставить своё сокровище без защиты в такой опасный период. Но делать было нечего, встретиться со Слизнортом было вопросом жизни и смерти, так что я решил максимально обезопасить свой отъезд в тот день.

В конце апреля, на пасху, мы с Тиной, как она и обещала, слетали в Мельбурн на её виллу на берегу моря. Хотя каникулы длились всего неделю, можно было сказать, что это был полноценный медовый месяц. Несмотря на долгий перелёт наш маленький отпуск удался на славу: практически всё время мы или валялись на побережье, или купались в тёплой морской воде, или лежали в кровати и наслаждались друг другом. За время пребывания в солнечной Австралии к моей горячо любимой супруге вернулся её прежний бронзовый загар, и даже я умудрился немного загореть несмотря на все принимаемые меры против этого.

Как же мне не хотелось возвращаться второго мая обратно в дождливую Англию! Возвращаться во весь этот кошмар, во всю эту пучину томительного ожидания развязки, которая тянулась вот уже почти три месяца. Те дни, которые остались у меня в запасе, можно было пересчитать буквально по пальцам, и я с ужасом смотрел на тот самый календарь, который до сих пор висел в классе за моей спиной. В последнее время я завёл у себя привычку зачёркивать прошедший день, хотя ничего уже больше не отсчитывал. Но визуальное представление времени, прошедшего и оставшегося, немного успокаивало меня.

Да, не зря я сравнил состояние своего противника со зноем перед грозой. Именно такой же зной стоял и все эти дни, со второго по девятое мая, с каждым днём всё усиливаясь и усиливаясь. Наконец, утром десятого мая, сразу после завтрака, я как в последний раз поцеловал Тину перед уходом и отправился на долгожданную встречу к старому учителю. Как в последний раз… можно сказать, что это и был последний раз, когда я целовал свою жену, ведь в тот самый роковой день, десятого мая, грянула буря, разбившая вдребезги весь привычный мир. И не только мой.

***

Чем ближе приближался май, тем лучше я начинал себя чувствовать. Та небольшая рана, нанесённая моим опасным соперником, с каждым днём затягивалась всё быстрее и быстрее, а разум всё тщательнее и тщательнее продумывал ответный ход. С каждым днём на меня всё сильнее и сильнее накатывало спокойствие и в какой-то мере даже умиротворение. Я словно был дирижёром, стоявшим перед огромным оркестром, и каждая флейта, каждая скрипка, каждая труба и даже колокольчик звучали именно так, как было нужно мне. Правда, в этой идиллии было одно большое «но». Тина.

В тот раз я даже и не планировал следить за ней, но это воспоминание само вдруг предстало перед глазами, когда я поздно вечером стоял на Тауэрском мосту и наблюдал за происходящим вокруг. Видимо, оно настолько потрясло мальчишку, что его подсознание невольно переживало его ещё раз, уже во сне. И я переживал его вместе с ним.

Перед моими глазами развернулась весьма интересная картина: Тина на весь Большой зал заявляет, что её зовут доктор Тиана Клодетта Снейп, а потом одним резким движением ломает руку какой-то странной женщине в ужасного цвета пушистой кофте. Насколько мне было известно, именно эта женщина была теперь новым директором Хогвартса, ведь из-за крайне необдуманных действий этого недотёпы Поттера у министерства появился лишний повод повесить на него пару серьёзных обвинений, которые старик Дамблдор благородно взял на себя.

Моя жена определённо была права, когда однажды сказала, что мне по жизни постоянно везёт. Я уж думал, что после её смерти удача совсем было отвернулась от меня, но нет. По случайному стечению обстоятельств Дамблдор был вынужден покинуть пост директора, что не могло меня не радовать, хотя я и не надеялся, что он покинул школу. Но теперь старик временно ушёл в тень, что давало мне немного больше пространства для манёвра.

Но больше всего меня, конечно, поразило то, что Тина причинила тяжёлый вред другому человеку, причём прилюдно и, главное, умышленно. Мне всегда казалось, что я был единственным человеком, который мог довести её до белого каления, но надо же! По сравнению с тем, что я только что увидел, до этого она вела себя как божий одуванчик. Тина, конечно, отличалась весьма стервозным характером и долгие двенадцать лет держала всё отделение в ежовых рукавицах, когда была заведующей, но она никогда не угрожала никому расправой, по крайней мере, так явно. И она точно никогда до этого не ломала ни одному из своих подчинённых руки.

Я даже до этого и представить не мог, что можно вот так, за несколько секунд одним резким движением переломить и лучевую, и локтевую кость в дистальной трети. И что это могла сделать такая хрупкая и ранимая девушка, как Тина, поскольку сорок лет назад уже я по неосторожности сломал ей руку, за что потом целый месяц исполнял любой её каприз и всю бумажную и не только работу, потому как очень боялся, что Тина от меня уйдёт. И мне казалось, что в этой жизни она была такой же хрупкой и ранимой, судя по воспоминаниям Снейпа, но… неужели, её рассказы про горы — это правда? Неужели она действительно опасная наёмная убийца в прошлом?

Хотя я пару раз видел, как метко моя супруга стреляет и кидает ножи, никогда бы не подумал, что она может этими самыми ножами причинить кому-то реальный вред, несмотря на то, что она как-то раз пыталась убедить меня в обратном. Всё то время, что мы были знакомы, профессор Реддл только и делала, что спасала человеческие жизни, причём отчаянно и самозабвенно, а в этот раз… В этот раз она, похоже, тоже спасала чью-то жизнь, ведь началось всё с какого-то мальчишки с окровавленной рукой, но вот методы спасения… Надо же! Эта чертовка опять спутала мне все карты!

«Хотя какие карты? — вдруг поймал я себя на мысли, наблюдая за тёмной водой Темзы. — Разве я не играю в шахматы с Северусом?»

Но на самом деле, именно с этого момента я осознал, что надежда заставить Тину умолять меня о пощаде для Снейпа, как оказалось, действительно её законного супруга, резко пошатнулась. Я вдруг осознал, что эта чертовка, эта дьяволица в любой момент может опрокинуть нашу доску и раскидать на ней карты для того, чтобы уже втроём сыграть в её любимую игру — покер. А я прекрасно знал, что играть с ней в покер — гнилое дело, поскольку в картах, в отличие от всех остальных сфер жизни, ей везло как никогда. И в этом случае даже я не мог рассчитывать на свою необыкновенную удачу.

«Как она отреагирует на новость о том, что я жив? — задавался я вопросом, смотря в непроглядную темноту весенней ночи шестнадцатого апреля, ожидая, когда Снейп поднимется ко мне в кабинет для небольшой беседы, нашей последней беседы. — Смогу ли я отомстить ей? А не использует ли она Снейпа так же, как использовала меня в прошлый раз? И будет ли тогда разумна смерть моего сотоварища по несчастью под названием «Тина»? Смогу ли я причинить ей боль этой самой смертью? Или она сама убьёт и его, и меня?»

Сколько же сразу образовалось переменных, сколько вариантов… Просчитать их было не под силу даже самому мощному компьютеру, что существовал на тот момент. И с моей стороны было бы верхом глупости начать заниматься этим сейчас, когда до развязки осталось двадцать четыре дня. Даже если бы я их и просчитал, на двадцать пятый день Тина бы выкинула что-то новое, и все мои расчёты полетели бы к чертям… «Тина, чёрт возьми, ты как всегда в своём репертуаре!»

Но вдруг за моей спиной раздались шаги, и я понял, что уже был не один в своём небольшом кабинете.

 — Северус, я рад тебя видеть! — повернувшись лицом к собеседнику, невозмутимо произнёс я в качестве приветствия.

Да, мной полностью завладело спокойствие, ведь с этого момента я окончательно отпускал ситуацию на самотёк, потому что бороться с судьбой в этом случае было крайне неразумным. Да, именно она, именно случай, а не я и не человек, стоявший передо мной в плотном чёрном классическом костюме, теперь решали, что произойдёт через двадцать четыре дня. Именно случай теперь решал, кто кому отомстит и кто кого обыграет и в какую именно игру.

 — Знаешь, я пригласил тебя лишь для того, чтобы сказать, что жду мисс Велль на наше общее собрание пятнадцатого мая, — неспешно начал говорить я, так как Снейп невозмутимо смотрел на меня, не проронив ни единого слова. — Мне нужно будет уехать в небольшое… путешествие, и вернусь я как раз пятнадцатого. Так что планируй привести её именно в этот день в восемь вечера, договорились?

 — Да, мой лорд, — таким же невозмутимым тоном ответил он, а его лицо было словно маска, и на ней ничего, кроме спокойствия, невозможно было прочитать.

 — Чудесно, Северус. Кстати, а когда вернётся из Австралии твоя жена?

 — Где-то в этих числах, мой лорд. И если у неё получится прибыть в Лондон до этого дня, то я с радостью приглашу её на общее собрание, — не меняя тона, произнёс Снейп.

 — Я буду очень рад, если у неё получится прийти к нам в этот день, — слегка улыбнувшись, вежливо заметил я, на что получил такую же вежливую улыбку в ответ.

 — Я тоже, милорд.

 — Что ж, до встречи в мае, Северус, — произнёс я на прощание, и Снейп, верно расценив мою фразу, вежливо кивнул и ровным шагом покинул комнату.

По невозмутимому виду своего соперника я сразу догадался, что он точно как следует подготовился к нашей последней встрече прекрасным майским вечером. Да, именно теперь мы были с ним практически равны. Каждый из нас хотел убить другого: я ради мести, он ради спокойной жизни. Каждый из нас сделает всё ради достижения своей цели: я для того, чтобы Тина пришла ко мне на собрание десятого числа, ведь в моей идеально написанной пьесе ей была отведена далеко не последняя роль; Северус же — для того, чтобы его супруга никогда обо мне не узнала. И ему наверняка было прекрасно известно, что единственный способ заставить меня отступить от намеченной цели — это убить меня.

«Случай… в конечном счёте всё решит случай. Именно случай решит, смогу ли я десятого числа отправить Тине послание, несмотря на те защитные заклинания, очень сильные заклинания, которые умудрился наложить мой противник. Именно случай решит, сможет ли Северус убедить Тину остаться в замке, или же она придёт сюда, ко мне. Её величество, госпожа Удача…»

Мы всегда шли с ней рука об руку, неужели сейчас она отвернётся от меня? Или удача отвернётся от него? Везение, вот ерунда. Я ставил свою жизнь на какой-то случай, но именно в этой ситуации это было самым верным решением, как бы парадоксально это ни звучало.

«Северус, ты не учитываешь один маленький нюанс, — размышлял я про себя, сидя за своим столом десятого мая перед обедом. — В отличие от тебя, я прекрасно знаю, на что способна моя дорогая супруга. Я же прожил с ней семь долгих лет. Но даже несмотря на это она до сих пор умудряется удивлять меня! Вот и сегодня она тоже удивит, я в этом нисколько не сомневаюсь, и тебя, и меня».

Передо мной на столе был всё тот же футляр из чёрного бархата, в котором аккуратно лежали наши обручальные кольца. Я создал ещё один, поменьше, и с помощью магии перенёс кольцо с чёрным бриллиантом в отдельный. Я не мог коснуться его, поскольку на кольце было очень сильное проклятье. Правда, я знал, что если Тина наденет его, то проклятье сразу нейтрализуется, ведь эта уникальная девушка как-то могла деактивировать даже очень мощные чары. Я знал об этом не понаслышке, так как уже наблюдал подобное однажды, когда моя супруга случайно надела проклятое ожерелье, а я, забыв про палочку, случайно схватил его руками, чтобы немедленно снять его с её шеи. И пока ожерелье было на Тине, ни я, ни она не получили никакого урона. А проклятие на ожерелье было просто чудовищным!

Положив футляр во внутренний карман своего пиджака, я направился сначала в личный кабинет профессора Реддл, чтобы взять оттуда всё необходимое, а затем переступил порог нашего особняка, в котором не был вот уже тридцать семь лет. Обстановка внутри была в точности такой же, как и в конце пятидесятых, когда это поместье было нашим домом.

«Да, Паттерсон тщательно следит за чистотой вокруг, — подумал я, прогуливаясь по пустынным комнатам, залитым солнечным светом. — Всё точно так, как и было раньше…»

Закончив все необходимые приготовления, я взмахнул волшебной палочкой и отправил своё послание. Затем я усмехнулся себе, гадая, получится ли у меня провернуть мою маленькую уловку или нет, и направился прочь из дома в ожидании восьми часов вечера, когда первая молния наконец ударит в землю. И начнётся такая долгожданная гроза.

***

Да уж, как же всё круто поменялось с четверга! Буквально вчера я как бы была ещё студенткой, а на следующий день уже сидела в белом халате в больничном крыле и официально (!) оказывала необходимую медпомощь нуждавшимся в ней студентам совместно с целительницей, работавшей на этой должности очень долгое время. Поппи, кстати говоря, прониклась ко мне необычайным уважением после того, как я зашила раны у Артура и ещё пары студентов, которые не обратились за помощью до этого. А уже после четверга в больничное крыло больше не обращалось ни одного ученика с подобными травмами, и для меня это была маленькая победа, хоть и доставшаяся чудовищным путём.

Как и ожидалось, Амбридж в качестве номинального директора безоговорочно подписала все необходимые бумаги, и меня официально приняли в штат Хогвартса на должность «целителя», хотя все ко мне обращались, как «доктор Снейп». Причём самым смешным было то, что теперь многие мои друзья и с пятого, и с четвёртого, и с шестого курса упорно обращались ко мне по фамилии, хотя я двести раз просила называть меня по имени. Но я прощала им этот маленький стёб, тем более что благодаря этому все позабыли про моё дурацкое прозвище, а они не выходили за рамки дозволенного, потому как теперь я была единственным барьером, способным оградить их от бесчеловечной жестокости нового директора.

Кстати, после того самого четверга Амбридж вела себя тише воды, ниже травы, но я всё равно провела со всеми зачинщиками массовых неприятностей, а с близнецами Уизли особенно, профилактические беседы, чтобы никто специально не нарывался на неприятности, и ситуация не выходила с позиций холодной войны на активные боевые действия. И несколько недель всё было просто замечательно.

По древней традиции, каникул было предусмотрено аж три штуки между триместрами, и одни из этих каникул выпадали как раз на пасху. Посовещавшись с Северусом, мы решили, что, поскольку почти все разъедутся по домам в эти самые каникулы, то и мы можем ненадолго уехать из школы, а точнее, улететь на неделю ко мне домой в Мельбурн. Так сказать, устроить себе маленький медовый месяц. И это была одна из самых лучших недель в моей жизни!

Я так соскучилась по ласковому солнышку, сочной зелени, морю… А когда рядом со мной был ещё и самый лучший мужчина на свете, то это… я даже не знаю, как сказать, что я чувствовала в эту неделю. Она была волшебной.

Но на этой неделе белая полоса в моей жизни похоже что закончилась. На следующий день после нашего возвращения я решила прогуляться до Хагрида перед ужином, ведь он обещал собрать для меня кое-какие лекарственные травы в лесу, и мне отчётливо запомнилась та духота, которая стояла вокруг. Такая духота могла быть только перед грозой, первой настоящей грозой в этом году. В тот вечер я задумчиво стояла у открытого окна в больничном крыле, а свежесть бури, разразившейся ближе к ночи, обволакивала словно невесомая вуаль, но… духота никуда не исчезла. Она словно приклеилась ко мне, проникла внутрь и постоянно следовала за мной всю последующую неделю, хотя на улице было достаточно свежо.

На подсознательном уровне я отчётливо чувствовала приближение надвигавшейся бури, но я не понимала, откуда та могла прийти, откуда мне нужно было ждать её. Амбридж теперь не представляла для меня никакой опасности, я абсолютно не беспокоилась по поводу того, что она могла сообщить что-то в министерство, но чутьё вовсю говорило мне об опасности. И ещё больше добавляло к тревоге тот факт, что мой муж вот уже почти весь месяц уезжал на выходные за пределы замка, и я абсолютно не знала, чем он занимался и для чего вообще были нужны все эти поездки. Чем ближе приближался май, тем всё больше и больше чувствовалось растущее напряжение.

На следующей после наших волшебных каникул неделе странное поведение Северуса достигло своего максимума. Он постоянно о чём-то думал, смотрел на этот чёртов календарь, который до сих пор висел в его классе, особенно когда я заставала его там уже после занятий. Северус точно чего-то ждал, но как бы я ни пыталась узнать причину такого его необычного поведения, у меня ничего не выходило. И это обстоятельство ещё больше добавляло тревоги моим расшатанным нервам.

 — Северус, что случилось? — не выдержав, спросила я в пятницу, девятого мая, за полчаса до начала ужина. Северус же неподвижно стоял, прислонившись к дверному проёму своего хранилища ингредиентов, и судорожно о чём-то размышлял.

 — Ничего… — словно выйдя из оцепенения, растерянно ответил он. — Ничего. Просто я думал, что в моих запасах гораздо больше крови саламандры и порошка из рога взрывопотама. Надо будет завтра зайти по дороге в аптеку и докупить их, иначе я не смогу продемонстрировать седьмому курсу одно очень нужное для ЖАБА зелье.

Названия перечисленных ингредиентов показались мне очень знакомыми, а перспектива того, что я не увижу завтра супруга дольше положенного срока, весьма огорчала, так что я расплывчато предположила:

 — Знаешь, может, ты плохо посмотрел? Пойдём на ужин, а вечером, перед сном, ещё раз проверишь нужные ингредиенты… Я думаю, что всё найдётся, и у тебя завтра не будет необходимости задерживаться после… твоих основных дел.

 — Ты правда так считаешь? — задумчиво спросил Северус, и я тепло улыбнулась и, приобняв, проговорила:

 — Да, я уверена, что всё обязательно найдётся. Пойдём?

 — Конечно, — на его лицо вновь вернулась улыбка, и он, поцеловав меня в щёку, дополнил: — Ты иди пока в зал, а я тебя догоню, сейчас ко мне в кабинет хотел зайти мистер Уоррингтон по поводу какого-то вопроса к экзамену, но я думаю, что это не займёт много времени.

 — Хорошо! — поцеловав его в ответ, согласилась я. — Не задерживайся!

И, ещё раз улыбнувшись ему, я направилась в Большой зал, чтобы распутать эту маленькую головоломку. Как только я зашла туда, то сразу же подошла к столу Гриффиндора, за которым как раз в это время сидели нужные мне люди.

 — Фред, Джордж! — шёпотом произнесла я, подойдя к близнецам со спины, и схватила обоих за уши, довольно чувствительно их сжав. — Я, по-моему, предупреждала вас о том, чтобы вы ничего не замышляли…

 — Ай! — одновременно воскликнули оба, поморщившись от боли.

 — Доктор Снейп… — начал говорить Фред, стараясь увернуться от меня.

 — Мы абсолютно ничего не замышляем! — закончил фразу Джордж, тоже отклонившись в сторону, но я не выпускала их из цепких пальцев.

 — Мальчики, послушайте меня внимательно, — довольно тихо начала я говорить, но так, чтобы они могли уловить каждое моё слово. — Я буквально только что узнала, что из хранилища моего мужа пропало два очень нужных ему ингредиента, и именно из-за этого завтра вместо того, чтобы уделять внимание мне, ему придётся уехать из школы, что меня в корне не устраивает. А вы прекрасно знаете, что бывает тогда, когда меня что-то не устраивает…

 — Конечно, доктор Снейп! — хором ответили близнецы, и я продолжила «беседу»:

 — Значит так, чтобы сразу после ужина в хранилище была хотя бы половина того, что вы утащили. Вам всё ясно?

Близнецы активно закивали, и я отпустила их уши. Мальчики тут же принялись усиленно растирать их, а я, выразительно посмотрев на них в последний раз, направилась к преподавательскому столу, за которым вот уже несколько недель точно теперь обитала.

Надо отдать должное, близнецы выполнили своё обещание, и вечером, уже ложась спать, Северус удивлённо сообщил, что нашёл недостававшие ингредиенты. Я лишь широко улыбнулась в ответ, искренне радуясь, что моему супругу не придётся завтра задерживаться из-за очередных проказ этих рыжеволосых шалопаев.

На следующий день, десятого мая, Северус, как и предупреждал меня до этого, сразу после завтрака начал собираться на какую-то очень важную встречу, которую он довольно долго ждал. Я сидела на кровати и с грустью наблюдала за тем, как он переодевался в один из официальных костюмов, а на душе вовсю скребли кошки.

 — Тина, — обратился он ко мне, когда закончил сборы, — прежде, чем я уйду, мне нужно сказать тебе кое-что очень важное.

Тон, которым Северус произнёс эти слова, очень насторожил меня, и я обеспокоенно посмотрела на него, ожидая продолжения. Он сел на кровать рядом со мной и, взяв мои руки в свои горячие ладони, начал говорить:

 — Тина, сейчас… очень непростая ситуация… в том деле, на которое я так долго работаю. Хотя я и стараюсь всё держать под неусыпным контролем, но… В общем, я хочу, чтобы ты сегодня посидела в кабинете Дамблдора, пока я не вернусь. Я уже предупредил его, так что директор найдёт, чем занять тебя в то время, пока я буду отсутствовать. И ты можешь пообещать мне кое-что ещё?

 — Да, конечно, — немного нервно ответила я, всеми фибрами души чувствуя то невероятное напряжение, что было сейчас у него внутри.

 — Пообещай мне, что не будешь открывать сегодня никаких писем, посланий, посылок и подобного, по крайней мере, до моего возвращения?

 — Как скажешь! — тут же заверила я его, и Северус едва заметно улыбнулся.

 — Я постараюсь вернуться побыстрее, — тоже пообещал он, хотя я даже не просила этого.

В этот момент тревога в моей душе достигла своего предела, и я, кинувшись к нему, крепко сжала в объятиях и принялась с необычайной страстью целовать такие родные губы. Через несколько секунд Северус очнулся от удивления и с таким же необычайным рвением принялся отвечать мне на поцелуи. В тот утренний час субботы я просто не могла заставить себя оторваться от своего мужа, потому как тогда мне вдруг начало казаться, что если я его сейчас выпущу из рук, то больше никогда снова не увижу. Именно в то мгновение мной завладел безудержный страх потерять его.

 — Почему ты плачешь? — слегка отстранившись от меня, шёпотом спросил он, не выпуская меня из крепких объятий.

 — Я боюсь, Северус, — прошептала я в ответ, со страхом глядя ему в глаза.

 — Тебе не о чём переживать, любимая, — тепло улыбнувшись, тихо проговорил Северус и поцеловал меня в лоб. — Мне пора идти.

 — Люблю тебя, — прошептала я, всё ещё не в силах отпустить его тёплую ладонь из рук.

 — И я тебя тоже очень сильно люблю, Тина, — мягко произнёс Северус и, привстав с кровати, направился к выходу из спальни, но, прежде чем покинуть её, он в последний раз посмотрел на меня и сказал на прощание:

 — Я скоро вернусь.

Я улыбнулась ему сквозь слёзы, и Северус скрылся из виду. Посидев немного на кровати в растерянных чувствах, я оделась и, как и обещала, направилась в кабинет Дамблдора, где почти что четыре часа, до самого обеда, мой друг изо всех сил пытался отвлечь меня от тех тревожных мыслей, которые прочно поселились у меня в голове. Альбус хотел было предложить мне и пообедать с ним в кабинете, поскольку путь в Большой зал из-за Амбридж был ему заказан, но я отказалась, так как сидеть так долго в одном месте уже больше не могла. Пообещав вернуться сразу после обеда, я зашагала прочь из кабинета директора.

Я честно хотела направиться сразу в Большой зал, но, проходя мимо лестницы, ведущей в подземелье, не смогла ничего с собой поделать и спустилась туда. Я растерянно шла по тёмным коридорам, не понимая до конца, куда хотела прийти в итоге и сама даже не заметила, как оказалась в классе, где Северус проводил свои занятия. Я подошла к преподавательскому столу и, оперевшись о него ладонями, растерянно посмотрела на тот самый календарь, который в конце февраля повесил Северус в ожидании моего ответа.

В последнее время Северус завёл у себя дурацкую привычку зачёркивать прошедший день, хотя ждать ему, в общем-то, было уже нечего. Я уставилась на сегодняшнее число, пока ещё не перечёркнутое, и из глубин памяти всплыло воспоминание, повергшее меня в ещё большее смятение.

В тот день в начале марта я зашла в свой кабинет, уставшая и злая, уже ближе к вечеру, поскольку с утра отчитала трёхчасовую лекцию на кафедре для пятого курса, а потом меня сразу же вызвали на экстренную операцию в другое отделение. Я плюхнулась в своё кресло и, закрыв глаза, стала растирать виски, чтобы немного прийти в себя. И вдруг в сознании всплыла наша с доктором Реддл вчерашняя ссора, и я усмехнулась про себя, вспомнив, что же именно ему сказала.

Если мне не изменяла память, то сегодня на моём столе должно было лежать его прошение об увольнении по собственному желанию, поскольку вчера мой бывший ординатор допустил весьма весомый промах, за который я его хорошенько отпесочила. Если честно, я очень сомневалась, что этот упрямый баран, так долго добивавшийся этого места, вот так добровольно покинет его, но всё же открыла глаза и взглянула на рабочий стол в поисках заветной бумажки.

Но вместо заявления на моём столе были истории болезни, папки с административными документами на подпись, а на всём этом безобразии лежал маленький чёрный бархатный футляр для ювелирных украшений. Удивившись своей находке, я взяла коробочку в левую руку и приоткрыла её. Внутри было кольцо из жёлтого золота с массивным чёрным бриллиантом, на котором был изображён неизвестный мне знак, а именно треугольник, разделённый вертикальной линией пополам, а в него был вписан ещё и круг. Хоть я и не сомневалась, что камень был именно бриллиантом, но он был каким-то… странным. И я прекрасно знала, что настолько странный предмет мог принадлежать только одному человеку, который сейчас был где-то неподалёку в отделении.

Не знаю, сколько времени я так задумчиво смотрела на камень, но вырвало меня из оцепенения отчётливое ощущение чьего-то внимательного взгляда. Оторвавшись от кольца, я повернула голову и вопросительно уставилась на молодого черноволосого парня в зелёном хиркостюме и расстёгнутом белом халате, прислонившегося к косяку двери и с интересом наблюдавшего за моими действиями.

 — Доктор Реддл, если вы надеетесь, что мой сейф надёжнее ячейки в банке, то вы сильно заблуждаетесь, — язвительно заметила я, закрыв футляр и пододвинув его к краю стола. — Так что заберите обратно свою драгоценность, пока её не украли прямо из-под вашего носа.

 — Нет, профессор Д’Лионкур, я вовсе так не считаю, — усмехнувшись моей реплике, произнёс он приятным глубоким голосом, а потом добавил, подойдя ближе к моему столу: — Впрочем, банковская ячейка — тоже не совсем подходящее место для этого украшения. Мне кажется, что больше всего этому кольцу будет комфортно на вашей левой руке, профессор.

 — Доктор Реддл, если вы считаете, что подобного рода взятка поможет вам избежать увольнения из этого отделения, то вы очень ошибаетесь, — уже более строгим тоном проговорила я, возмутившись тому, что этот мальчишка хотел задобрить меня настолько дорогим подарком.

Красавец, а того молодого хирурга с аристократической внешностью и глубокими чёрными глазами по-другому просто нельзя было назвать, уже в открытую рассмеялся моим словам и, взяв футляр в руку, насмешливо спросил:

 — Профессор Д’Лионкур, вы же такая умная женщина, лекции читаете, отделением заведуете, неужели вы ещё не поняли, зачем я положил это кольцо на ваш стол?

Я недоуменно уставилась на него в ответ, действительно не понимая, что он хотел всем этим сказать, и мой бывший ученик, сразу догадавшись об этом, картинно вздохнул и, открыв футляр, подошёл ко мне на расстояние одного шага, опустился на одно колено и, уверенно смотря прямо мне в глаза, произнёс:

 — Профессор Тиана Клодетта Д’Лионкур, вы согласны стать моей супругой, отныне идти со мной по жизни рука об руку, в горе и радости, в болезни и здравии?

Услышав это, я открыла рот от удивления, а потом на меня начала накатывать волна раздражения, поскольку я догадалась, что этот наглец всего лишь решил таким образом отыграться на мне за вчерашнюю ссору. Но он, увидев перемены в моём лице, сразу же дополнил:

 — Профессор, это не шутка. Я делаю вам официальное предложение руки и сердца, и отныне ни за что не откажусь от своих слов. Вы согласны?

Я растерянно поморгала пару раз, судорожно думая, что всё это могло значить, ведь от такого человека, как доктор Реддл, можно было ожидать что угодно.

«Ни за что не откажусь от своих слов, — повторила я про себя его последнюю фразу. — Это мы ещё посмотрим… Если ты думаешь, что сможешь отомстить мне за вчерашнее, то сильно ошибаешься!»

 — Я согласна, — коротко ответила я, решив про себя, что таким образом смогу ещё сильнее испортить ему жизнь, что он даже ещё пожалеет, что решился на такую наглость.

 — Чудесно, — улыбнулся доктор Реддл и, достав из футляра кольцо, надел его мне на безымянный палец левой руки. — С этого момента я самый счастливый человек на свете.

 — Я очень рада за вас, доктор Реддл, — язвительно ответила я и, повернувшись к столу, начала невозмутимо разбирать бумаги на нём.

 — Когда вы хотите провести церемонию? — вежливо поинтересовался мой… жених, присев на стул для посетителей прямо напротив меня.

 — Доктор Реддл, я очень занятой человек, и у меня куча других проблем в голове, которые нужно решить, причём в ближайшем будущем, — безразлично заметила я, начав разбирать документы на подпись. — Поэтому я предоставляю вам полную свободу действий в этом вопросе. Только если вы будете заниматься им в ущерб своей основной деятельности, то можете даже не рассчитывать на какие-то послабления с моей стороны.

 — Я даже не надеялся на это, профессор Д’лионкур, — рассмеялся он в ответ, но я не подняла на него взгляда. — Что ж, я думаю, на подготовку потребуется какое-то время, скажем, месяца два…

Мой бывший ученик взглянул на календарь, висевший за моей спиной, и продолжил развивать свою мысль:

 — Сегодня десятое марта. Значит, церемония будет десятого мая. Вы согласны?

 — Да, — задумчиво протянула я, вчитываясь в один из приказов, — напомните только, чтобы я отметила этот день в своём ежедневнике, а то сами знаете, я легко могу забыть о чём угодно, если не запишу.

 — Профессор Д’Лионкур, можете не сомневаться, я не дам вам забыть про это событие, — рассмеялся моим словам доктор Реддл, вставая со своего места. — Я загляну к вам послезавтра, чтобы поподробнее обсудить этот вопрос. Я надеюсь, вы сможете выделить этой незначительной беседе час своего драгоценного времени ближе к вечеру?

 — Да, думаю, смогу, — всё же посмотрев на наглеца, ответила я. — Жду вас в среду в четыре часа и ни минутой позже, вы меня поняли?

 — Благодарю за такую немыслимую щедрость, — вежливо поклонившись, с улыбкой проговорил на прощание он и вышел прочь из моего кабинета. Я же растерянно посмотрела на левую руку, на которой красовалось то самое кольцо, и усмехнулась про себя, подумав, что это будет самый короткий брак в моей жизни.

«Десятое мая, — повторила я, вернувшись к реальности. — Северус, ну почему ты оставил меня одну именно в этот день?»

Я достала из ящика стола свою ручку, которую заранее оставила там на всякий случай, и, подойдя к календарю, зачеркнула это число.

«Будем считать, что он уже прошёл», — решила я, идя по малолюдным коридорам в сторону обеденного зала. Но я даже не представляла, как же ошибалась в тот самый момент: этот несчастный день только-только начался.