perfect blue





Вокруг шумно, мерзко, у Рензо болит голова, болят плечи, почти всё, на самом деле, что может болеть и затечь, у них в кабинете низкие парты, у них такие же низкие стулья около некоторых низких парт, это неудобно, ещё неудобнее то, что вокруг ещё более шумно, чем было секунду назад.


Если закрыть глаза - чувствует, понимает Рензо - то станет ещё хуже, то в голове помутится, то сознание растает, то он упадёт ебалом в низкую парту - то есть, падать будет в теории долго.


То есть, у него такое состояние каждое утро.


Эйнс-чан его в этом понимает, Эйнс-чан спит с открытыми глазами, ещё у неё есть наушники, можно было бы послушать музыку, у них всё равно есть много схожестей в плейлистах, но они сидят и тупят, тупят и сдыхают, потому что это всё как-то не для них.


Они не друзья, не товарищи, не приятели, они просто ходят вместе домой, потому что живут рядом, они просто болтают, потому что больше не с кем, они не друзья, они _просто_, после "просто" должно быть ещё что-то, но его нет, Рензо читал много книжек про такую странную связь, которая не любовь не дружба, а что-то выше, у них же, кажется, диагноз гораздо проще, звать "долбоёбство", подвид "подростковое".


И на этом - всё должно закончиться.


И на этом всё должно оборваться, но они сидят вместе, они ходят домой вместе, они ходят в шарагу вместе, они едят в столовке вместе, они стоят на физре, пока идут секунды отдыха, вместе, Эйнс-чан бедная одинокая девочка без друзей, Рензо не бедная не одинокая мразь, Рензо просто мразь с кучей "не", ему нравится стоять с ней, нравится болтать с ней, потому что Эйнс-чан девушка, потому что Эйнс-чан обращает на него внимание дольше пары секунд.


И Рензо - выдыхает.


Эйнс-чан со всей дури тычет его с локтя под рёбра, чтобы разбудить, привести в себя, вернуть в реальность и заставить, всё-таки, ответить на вопрос препода.



***



Начать следовало с того, что...


Блять.


У Рензо ощущение, что он повторяется.


У Рензо ощущение, что в каждой вселенной, в которой он существует, существовал или существовать только будет, он говорит одинаковыми фразами, одними и теми же, не то чтобы Рензо вообще верил в то, что жил раньше или будет жить дальше, или живёт сейчас где-то ещё, но ночью он начитался всякой херни про реинкарнацию, сейчас его прёт, он в своём познании настолько преисполнился, и всё в таком духе, и он рассказывает об этом Эйнс-чан, пока они идут прям по проезжей части до остановки, тут нет тротуара, тут нет дорожек, куда можно отойти, тут есть только проезжая часть и машины, и Рензо говорит, что бросится под машину с криком "паркур!", и добрая вселенная его реинкарнирует.


Эйнс-чан закатывает глаза, говорит "хуйня полная", ну, тут ещё вопрос, на самом деле, потому что Эйнс-чан верит во что-то со сложным названием, Рензо ловит от этого флешбеки на физику, Эйнс-чан ему почти ничего не объясняет, ну, или Рензо не вникает, а потом Эйнс-чан говорит:


- Мы верим в одно и то же.


Рензо пытается понять, о чём она, одновременно с этим - утянуть поближе к краю дороги, за которым поле, пожухлая трава и репьи, потому что на Эйнс-чан несётся машина, а Эйнс-чан, как обычно, готова распиздеться.


У Эйнс-чан плохо с завалиться, с держать язык за зубами, с социализацией, и много с чем ещё, и Рензо в их паре с успешной периодичностью подрабатывает мозгом, метафорически натягивает такие же метафорические поводья, когда они в шараге, но сейчас рядом никого нет, есть только дорога, лес вокруг, машины и Рензо - вот ему-то Эйнс-чан, блять, поминутно и распишет.



Эйнс-чан верит в теорию квантового бессмертия, Рензо ловит флешбеки на физику ещё раз, и ещё раз, и каждый ёбаный раз, когда вообще слышит слово "квантовый", и сосредоточиться на словах Эйнс-чан сложно, она говорит дохуя сложно, умные девочки обожают выёбываться своими знаниями, спасибо, блять, конечно, что она ему просто википедию не зачитывает, ещё Эйнс-чан тараторит, забывает некоторые слова, ей простительно, потому что у неё в башке французский, английский и японский, Рензо бы не смог даже выражаться всё время на одном только языке, будь у него в башке столько всего, поэтому Эйнс-чан всё ещё простительно.


Но Рензо - всё-таки просит:


- Блять, давай пример.


И Эйнс-чан вздыхает.


- Мы с тобой жили в других вселенных, мы с тобой не живём сейчас в других вселенных, но мы с тобой будем жить в других вселенных, когда сдохнем, и мы сдохли кучу раз, и сдохнем ещё столько же, и ты меня вспомнишь в одной из них, когда, хз, будешь делать чай, живя в совсем другой эпохе.


Рензо закатывает глаза, у него снова начинается мигрень, он жалеет, что не натянул поводья раньше, с начала самого, но тогда бы они шли в тишине, а это ещё хуже, а сейчас, похоже, Эйнс-чан хочет разлиться своей душой во всём её необъятном объёме - это если говорить всё так же метафорически, в реальности же Эйнс-чан бессовестно ссыт ему в уши.


И так же бессовестно - называет его слова хуйнёй, хотя, объективно, верят они реально в одно и то же, ну, блять, логично, она ж сама об этом говорила.


- В прошлой жизни, Эйнс-чан, ты явно была немой, раз сейчас пиздишь без умолку.


- Ты в прошлой жизни явно был сукой той ещё.


Вообще-то, это даже обидно звучит.


Во-первых, что значит "был"?


Рензо сейчас сука та ещё, Рензо в прошлой жизни своей был сукой той ещё, "сука та ещё" ему поставили в свидетельство о рождении даже до того, как мамочка с папочкой придумали ему имя, сукой той ещё он стал - он был - даже до того, как получил смачного леща по жопе сразу после рождения, сукой той ещё Рензо был даже до того, как мамочка с папочкой решили, что их в семье до обидного мало, а, значит, надо сделать ещё больше людей.


И, конечно, сукой той ещё Рензо будет в будущем, в других вселенных будущего, в прошлом, в других вселенных прошлого, в настоящем и в других вселенных настоящего, даже если он родится, хз, в Японии до первой мировой, или, например, в мире, что является одной сплошной библейской отсылкой.


Ещё вероятнее то, что Рензо после смерти просто сгниёт в земле.


Дальнейший поток только-только разошедшейся мысли Рензо прерывает рёв автомобилей, и он понимает, что они с Эйнс-чан дошли до трассы - и это во-вторых.


- Место нашей будущей работы, - шутит та в который раз, это её любимая шутка, начиная с апреля месяца, и Рензо согласно кивает.


Рензо думает, что они с Эйнс-чан определённо не были знакомы - потому сейчас у них в общении хуйня полнейшая.


И с этой мыслью он смотрит, как сучка Эйнс-чан запрыгивает в автобус, оставляя его на холодной остановке - и это в-третьих.



***



Эйнс-чан говорит "мы не друзья", Эйнс-чан говорит "в прошлой жизни мы не были друзьями", Эйнс-чан постоянно говорит, что они не друзья, у Рензо вообще есть ощущение, что это его слова, в одной из других вселенных точно, но ему пофиг, ему пофиг катастрофически, охуически, неебически, и так далее, у Рензо снова мигрень, а Эйнс-чан продолжает говорить, что они не друзья.


Но одновременно с этим Эйнс-чан заливает ему про их психо-эмоциональную связь, Рензо не знает, что это, пытается понять смысл из названия, выходит плохо, поэтому он смотрит на Эйнс-чан, смотрит в глаза, видит своё отражение в её очках, и Эйнс-чан вздыхает, и говорит, что, если бы они пили вместе, то ей было бы даже не очень стрёмно.


Само слово "стрёмно" всё ещё есть, но это уже не вина Эйнс-чан, это уже Рензо, это уже его ебанутый стиль жизни, это уже тот факт, что каждая девочка так или иначе боится, что парень подсыпет ей что-то в коктейль.


Рензо бы так не сделал, потому что они не будут вместе пить, потому что Эйнс-чан за зож, у неё ебучка кривится, если в её сторону выдохнуть дым, у неё отвращение к спиртовой горечи, у неё уёбанная эмаль, по которой нельзя ебашить сахаром, а у Рензо самый вменяемый образ жизни - кошелёк говорит "давай не надо".


И Рензо - его слушает, потому что деньги Рензо любит, потому что свои кровно нажитые финансы Рензо жалеет, и потому что на хуету всякую деньги тратить Рензо не привык.


Его однокашники думают, что это круто, что это круто, когда ты вдыхаешь дым, когда ты вдыхаешь пар, когда ты вдыхаешь какое-то вонево, держишь его в лёгких и выдыхаешь спустя какое-то время, когда ты идёшь на учёбу, выпив что-то около-крепкое, называя это лимонадом, когда ты после учёбы выпьешь что-то такое же, что это круто, когда все выходные проводишь в таком странном веселье.


Рензо говорит себе сначала "ты душнила", потом Рензо вспоминает, сколько стоит лечение почек, и печени, и лёгких, и зубов, и глотки, и всего остального, и говорит себе "правильно, умница", и ласково хлопает себя по плечику, приглаживая ткань пиджака, и Эйнс-чан говорит ему "я душнила", и Рензо вторит ей:


- Ты взрослеешь.


У них с Эйнс-чан как-то интересно идёт стадия взросления, у них как-то интересно идёт процесс отпочковывания от своего максимализма, от своего твёрдого жизненного устоя, от своих мыслей в духе "я тут сука", Рензо вспоминает свои четырнадцать, он уже тогда был ебланом, Эйнс-чан вспоминает свои четырнадцать и говорит "ну и хуйня".


Единогласно.



***



Эйнс-чан протягивает ему в столовке термос, у неё всегда с собой что-то вкусное, у неё всегда с собой что-то съедобное, что-то тёплое, Эйнс-чан очень и очень сильно не любит мёрзнуть, и быть голодной, и вообще - у неё с собой дохуя всего, это, наверное, ещё одна причина, по которой Рензо с ней общается, это выгодно, а Рензо любит, когда ему за не очень сложные действия прилетает от вселенной какая-никакая, а плюшка, иногда буквально, но чаще всего ему прилетает от Эйнс-чан - не по роже, конечно, но по руке, по локтю, по рёбрам, по ногам, Эйнс-чан кидает в него тычки локтями, пинки лёгкие носком кроссовка, это тоже часть их общения, а Рензо не распускает руки, потому что бить девушек это плохо, потому что бить девушек это плохо, потому что лапать девушек называется харассмент, но Эйнс-чан не пишет на него заяву, когда Рензо легко хлопает её по бёдрам, и это не жест похоти, (хотя и он тоже, боже, Рензо, себе хотя бы не пизди, а), просто он пассивно показывает, что не расслабляется, и что Эйнс-чан тоже расслабляться не надо.



У русского классика есть произведение "идиот", Рензо его не читал, но уверен сейчас на все сто сорок шесть процентов - про них с Эйнс-чан тоже написали бы книгу, назвали бы её "два конченых еблана", и книжка, как и любое другое бездарное писево, быстро стала бы популярной, и нет, это не камень в огород русской классики.


Рензо прикрывает глаза, растворяясь в столовском шуме, уже представляет, как их с Эйнс-чан еблеты светят с книжных витрин, и как книгу сметают с полок, и как Эйнс-чан начинает ныть, что у неё на этой ёбаной обложке нос не такой, как в жизни, потому что это типичные девочковые штуки, Эйнс-чан и так жалуется ему на внешность, но с парнями, вроде, такое не обсуждают, но ей пофиг, и Рензо пофиг, он со всем соглашается, и Эйнс-чан пиздит его пеналом, пока сам Рензо слушает, как забавно гремит канцелярка.


Когда Эйнс-чан спрашивает "у меня мейк не потёк?", Рензо сдерживает тупые шутки и отвечает с максимально серьёзной миной, вопросом на вопрос:


- А ты сегодня накрашенная?


Эйнс-чан всегда на это закатывает глаза, Эйнс-чан всегда за это стукает его кулаком по плечу, Рензо всегда именно на это и рассчитывает, потому что девушки и макияж - тема всегда, абсолютно и стопроцентно нужная, верная, и вниманием он будет окружён, пока Эйнс-чан не надоест, у Эйнс-чан нет ноготочков, за которые надо волноваться, поэтому разойтись она может хоть до его синяков, но ей этого не надо, она устаёт быстро, поэтому шутливая экзекуция не продолжается долго.


И после этого Эйнс-чан всегда достаёт карманное зеркало из рюкзака, который Рензо иногда, аки джентльмен, ей держит, всё-таки, это правильно, ему несложно, ей приятно, в светском обществе такое считается нормой, их шарага светским обществом не будет никогда, но Рензо пофиг, он просто держит рюкзак своей однокашницы, пока она любуется своим отражением, это редкие секунды, когда Эйнс-чан свою рожу даже не ненавидит, тяжело жить с заёбами, но Рензо не осуждает.



Иногда Эйнс-чан рассказывает ему о косметике, на самом деле, всё началось с того, что он испортил как-то её новенький карандаш для глаз, с тех пор Эйнс-чан иногда рассказывает ему что-то, но рассказывает всегда осторожно, чтобы захватить внимание и чтобы не заебать, но заёбывать людей Эйнс-чан нравится, парадокс забавный, но был бы ещё Рензо человеком.


- Я думал, что девушки носят только красную помаду, как у роковых красоток, - выдыхает Рензо, и снова держит рюкзак, а Эйнс-чан рядом красит губы, держа футляр с бежевым наполнением.


- Это называется "нюд", - говорит ему Эйнс-чан, не сводя взгляда с зеркала и стараясь не смыкать губы.


- Хороша жизнь, нюдсы у всех свои, - не сдерживает Рензо шутку.


Эйнс-чан на это закатывает свои глаза, хлопает своими накрашенными ресницами и накрашенными веками, и Рензо, кривя рот, кидает новую наживку:


- Утром не было времени привести себя в порядок?


И Эйнс-чан снова на него замахивается, потому что Эйнс-чан думает, что без косметики выглядит, как пожёванная тряпка, и Эйнс-чан никогда не бьёт его посерьёзке, наверное, Рензо бы смог заломить ей руку, если бы такое случилось, но такого не случается, поэтому из шараги они идут, рассказывая тупые анекдоты, потому что это лучше, чем тишина, и точно, определённо, стопроцентно - чем их разговоры о прошлом, будущем, настоящем, вечном и ином.



***



Когда староста оставляет их дежурными, Рензо не удивляется.


Они с Эйнс-чан всегда вместе, всегда, постоянно, перманентно, если нет одного члена их бракованного дуэта, то за это обязательно спрашивают второго, ещё, наверное, их коллективчик просто их шипперит, сводит, Рензо не знает, он просто после занятий смотрит на Эйнс-чан, и она выдыхает привычное:


- Я подметаю, а ты - моешь пол.


Они в пустом кабинете, гоняют грязь из угла в угол, это надо сделать, это надо сделать, это общее благо, ну и ещё, конечно, за это время толпа в раздевалке рассосётся, перестанет быть похожей на спарту, или круг ада, или всё вместе, поэтому Рензо напевает всякую ерунду, чтобы Эйнс-чан снова начала раздражаться, и она реагирует, и она носится за ним по кабинету, и угрожает своей шваброй, и Рензо, если честно, больше боится за саму Эйнс-чан, которую может ебануть приступом отвращения.


Эйнс-чан не нравится иметь контакт с мокрым, и грязным, и обниматься со шваброй, которая вся в волосьях их и не только не очень дорогих однокашниц, ей, наверное, так же противно, но на это, вероятно, Эйнс-чан себя уговаривает.


Потом Эйнс-чан закидывает свой инвентарь в шкаф, откуда и взяла, и несётся в раздевалку, и Рензо в темпе вальса выливает воду и выжимает тряпку, и несётся следом, и они снова идут вместе, забив на студенческий автобус.


И Эйнс-чан - легко действует ему на нервы, говорит что-то за всю её канцелярку, которую Рензо проебал, и за всю ту мелочь, которую Рензо не вернул, и Рензо флешбекает на своего не очень бест и не очень френда, но точно очень - бывшего.


Тот, когда Рензо его бесил, поднимал самого Рензо на руки, легко, без каких-то трудностей, это было круто, Рензо колотил его по плечам, рукам, и просто, куда дотягивался.


Сейчас Рензо оглядывается, смотрит на поле за шаражным забором и хмыкает.


- Сейчас полетишь.


- А не слабоват?


Эйнс-чан хмыкает, они отходят подальше, Рензо присаживается рядом, обнимает её за ноги, поднимает, сажая себе на плечо, и он чувствует, как Эйнс-чан напрягается, и слышит, как Эйнс-чан тихо смеётся, и чувствует, как Эйнс-чан пытается найти опору - сначала в его голове, зарывшись пальцами в его волосы, после - во втором плече, и Эйнс-чан мелко трясётся, но не от страха, скорее, она просто не ожидала, а Рензо, ну, даже готов пронести её немного, что он и делает, а потом ему говорят "опускай", и он опускает, и они идут дальше.


И Рензо по ходу их пути занимается своим привычным - говорит Эйнс-чан уйти с дороги.


И снова.


И ещё раз.


И тянет её к обочине за локоть.


И Эйнс-чан усмехается.


- Ну, блин, понесёшь меня?


- Устроилась.


На несколько офигевшую улыбку Рензо Эйнс-чан выдаёт смешок и пожимает плечами.


- Если жизнь даёт тебе свободное место, то на него надо присесть. И не важно, где оно: в автобусе или на чужом плече.


- Я не буду шутить.


- Или на чужом лице.


Рензо делает вид, что прикола не выкупил, а Эйнс-чан, похоже, его шутку выкупает только через несколько секунд - она идёт красными пятнами по своему всегда бледному лицу.


Рензо вздыхает, Рензо игнорирует желание обернуть подъёбку Эйнс-чан против неё самой.


Рензо пытается не думать.


С подумать у Рензо в целом плохо, но сегодня - как-то не.


Блять.




На самом деле, их общение с Эйнс-чан - это действительно фарс ёбаный.


Таких, как они, ни в одном приличном или хоть сколько-нибудь адекватном коллективе не стали бы сводить, потому что они ебланы, но кто сказал, что их коллектив хоть сколько-нибудь нормальный или адекватный?


Собственно, потому они в свой же коллектив и не вливаются - они не слишком ебанутые, не слишком угашенные, они становятся старше, проходя стадию этого ёбаного взросления, и Рензо иногда даже начинает чувствовать, как его понемногу принимает в свои объятия такая вещь, как тоска, в классике всё той же русской это называется "сплин", ещё, кажется, есть такая группа, но за это Рензо не шарит, Рензо такое не слушает, он слушает чаще всего плейлист Эйнс-чан, или музыку из рекомендованного раздела, но там одно дерьмо чаще всего, но на фон, чтобы домашку спокойно делать, в целом, сойдёт.


Эйнс-чан протягивает ему наушник, левый, включает свою любимую песню, от которой ещё не затошнило, и Рензо даже не кривится.


Сейчас светит солнце, ему перепала половина чужого обеда, чужого домашнего вкусного обеда, его даже подтянули сегодня по английскому, и его даже не лишат степухи за выправленную оценку по этому самому английскому, и сейчас он слушает музыку, и он даже готов потерпеть, если Эйнс-чан вдруг приспичит снова разлиться своей душой во всём её необъятном объёме.


Эйнс-чан делает лучше.


Эйнс-чан начинает заливать ему какую-то астрологическую хуету.


Рензо вспоминает своё хобби из школы и дёргает уголком искусанных губ.


- Пожалуйте Вашу ручку, мадемуазель?


Эйнс-чан смотрит на него, как на идиота, ну, почему "как", и протягивает руку, и Рензо проводит подушечкой большого пальца по линии жизни, и Эйнс-чан едва не одёргивает руку.


- Пиздец у тебя ладони ледяные.


- Когда у тебя день рождения?


Эйнс-чан закатывает глаза, называет дату, может быть, даже не левую, и Рензо говорит зазубренные, заезженные фразы из гороскопов, что-то про неуёмную энергию, про страсть, про колкость, ну, и всё такое, куча пафоса, ноль конкретики.


И Эйнс-чан спрашивает тоже:


- Когда миру "посчастливилось"?


- Четвёртого июля.


Эйнс-чан молчит.


Эйнс-чан, наверное, думает.


И Эйнс-чан выдыхает:


- Не хочу показаться предвзятой, но даже рака нету знака, лично для меня.


- Рак - мнительное чмо, - поддакивает ей Рензо.


И Эйнс-чан долго, до конца песни, договаривается с собой же - протягивает ему перчатку на левую руку.


- Как мило. Какой-то намёк?


У Рензо в левом ухе играет песня, левая рука в относительном тепле, и Эйнс-чан сжимает его правую руку своей ладонью.


Первые шаги от девчонок - большая редкость.


Первые шаги от девчонок - Рензо зовёт манной небесной.


Рензо усмехается, сжимая чужую тёплую ладонь, и просит переключить песню.


И, наверное, этот его ёбаный взросленческий "сплин" даже понемногу сходит на нет, под песню совершенно другой группы.