Чангюн стоит на платформе и докуривает сигарету. На нем форма охранника, которая велика на несколько размеров, нелепая меховая шапка и высокие кожаные ботинки. Холодный ветер с каждым порывом заставляет содрогаться, поэтому тот сильнее кутается в свою объемную куртку, зарывается носом в шарф и топчется на месте. Белая пелена падающего снега застилает собой все вокруг так, что не видно ничего дальше собственного носа. Ноги увязли почти по щиколотку, перед лицом грузно пролетают крупные снежинки, приземляясь на щеки и обдавая их холодом. Руки дрожат, и парень несколько раз чуть не роняет такую драгоценную последнюю сигарету прямиком в сугроб.

Внезапно раздается гудок подъезжающего поезда и после него звучит приятный женский голос.

– Уважаемые встречающие, поезд из Москвы прибывает в 22:11 на первый путь.

– Какие встречающие в этом богом забытом месте могут быть? – Бормочет себе под нос Чангюн, оглядываясь по сторонам и усмехаясь.

Действительно, из небольшого павильона местного вокзала никто не выходит встречать прибывший поезд, только ветер продолжает грозно завывать между платформами. Парень спешит докурить и сбежать в свою каморку, лишь бы никто из «этих противных москвичей» не занимал его время бестолковыми вопросами.

Большинство гостей этого крошечного города в Сибири – отчаянные туристы экстремалы, ищущие себе приключений, или дети, приезжающие раз в год навестить своих родителей. Вторых Чангюн всех знает в лицо и хотя не испытывает никогда особенного удовольствия от общения с ними, но, все равно, здоровается, дежурно улыбается и поддерживает минимальный диалог. Туристов же парень недолюбливает, они шумные и им постоянно что-то нужно, это действует на нервы. К тому же, обычно такие гости располагают неприлично большими суммами денег, а потому считают, что им все вокруг что-то должны.

На Чангюна часто обрушивается шквал их недовольств условиями на вокзале. И снег не убран, и поезда старые, и вообще не вокзал, а сарай какой-то. Чангюн не скандальный, но и не терпила, поэтому лишь фыркает на эти заявления:

– Все претензии к руководству. Вам дать номер отдела по работе с клиентами?

Денежные мешки не могут потерпеть крах своего самомнения, а потому после такого предложения всегда тактично сливаются.

***

Поезд окончательно останавливается, ветер немного стихает, и с гулким звуком открываются двери вагонов. Пожилая проводница с трудом ставит трап, по которому уже через несколько секунд высыпают ненавистные Чангюном туристы. Двое взрослых мужчин, одетые с ног до головы в брендированную спортивную одежду, громко переговариваясь и восхищаясь суровостью местной погоды, проходят мимо судорожно докуривающего Чангюна, не требуя к себе его внимания, и тот облегченно выдыхает.

Он выбрасывает, наконец, бычок, и собирается бежать в свое укрытие, но в последний раз бросает взгляд на открытые двери вагона и замирает в исступлении. Осторожно вышагивая по трапу, выходит парень примерно его возраста. На нем длинное строгое пальто, скинни джинсы и высокие кеды известной фирмы. В одной руке он держит чехол для ноутбука, в другой только смартфон. Через плечо перекинута небольшая сумка причудливой формы. Завершает образ ярко-рыжая копна волос, не прикрытая даже шапкой. В тусклом свете старых разбитых фонарей он выглядит так, будто снизошел из другого мира, когда дрожащими пальцами, но с улыбкой на лице что-то печатает в своем телефоне. Чангюн поднимает одну бровь, завороженно глядит на то, как черное пальто незнакомца постепенно становится белым. Рыжеволосый поднимает взгляд от телефона и встречается им с Чангюном, который вот-вот поймет, что бежать уже поздно. В несколько шагов тот подходит к охраннику и приветливо улыбается, оказавшись рядом.

– Здравствуйте, – голос у парня дрожит, а зубы стучат от холода, но улыбается тот так ярко, что становится физически тепло смотреть на него, – Вы не подскажете, как выйти с платформы? Я ничего не вижу за этим снегом, – смотрит Чангюну прямо в душу, изучая взглядом ту небольшую часть лица, которая выглядывает из-под шапки и объемного шарфа. Руку держит козырьком над глазами, чтобы хоть немного прикрыть лицо от снега, отчего выглядит еще меньше, чем есть на самом деле.

Чангюн теряется. Этот парень ощущается не настоящим, словно иллюзией. Каким надо быть идиотом, чтобы приехать в забытый город Сибири в легком пальто и с ноутбуком, зимой в минус сорок? А еще эта улыбка. Здесь так не улыбаются. Тут улыбки либо нахальные, либо вымученные, из вежливости. Он выглядит как наконец-то вышедшее солнце среди затянутого на протяжении долгих месяцев тучами неба, а Чангюн чувствует себя жалкой мошкой, летящей к свету, который может ее убить.

– Молодой человек? Вы меня слышите?

Чангюн выходит из транса и кивает, указывая рукой на небольшое здание, которое еле видно из-за плотной снежной стены. Парень благодарит и собирается уже уйти, когда Чангюн неожиданно даже для самого себя хватает того за локоть.

– Возьми, – он дожидается, когда незнакомец обернется, быстро стягивает с себя куртку и протягивает ее парню, – будешь уезжать – вернешь. У меня вторая есть, – он буквально впихивает пуховик тому в руки и спешно ретируется к своей будке, тихо матерясь под нос.

– Спасибо,– парень провожает Чангюна удивленным взглядом, пока его спина не скрывается из виду за суровыми порывами вьюги, накидывает куртку на плечи и спешно направляется к зданию.

***

Оставшись, наконец, в одиночестве, Чангюн падает на старый стул, жалобно скрипящий под его небольшим весом, и хватается за голову.

– Ну и что это было, Им Чангюн, – кричит он сам на себя, надеясь, что никто не будет проходить мимо и не решит, что он сумасшедший. – Отдал свою куртку какому-то непонятному хрену из Москвы! И ради чего?

Парень поднимает голову и облегченно выдыхает, увидев висящую на крючке сменную форму. Хорошо, что она действительно здесь, иначе пришлось бы жить на вокзале пока тот «хрен из Москвы» не поедет обратно.

Отложив разбор полетов на потом, Чангюн включает чайник, работающий на последнем издыхании, и надеется быстро разделаться с отчетами на сегодня и уйти уже спокойно домой, ведь скоро должен прийти его сменщик.

Хосок был единственным человеком в их захолустье, с кем Чангюн мог поддерживать диалог дольше двух минут. Все остальные казались ему слишком узколобыми, ведь только и могут, что перемывать кости своим соседям. Хосок же очень жизнерадостный парень и часто травит байки о своей студенческой жизни в культурной столице. Он выучился там на кондитера, но был вынужден вернуться домой, чтобы помогать больной матери. Несмотря на тяжелую ситуацию, в его глазах всегда была жажда к жизни, и хотя эта самая жизнь постоянно подкидывала ему трудности, казалось, он их вовсе не замечал. Он умел со всем справляться с улыбкой на лице, и его жизнестойкость была очень заразительной, даже Чангюн в состоянии ежегодной «великой зимней депрессии» рядом с ним становился чуть менее угрюмым и уставшим.

За Хосоком также закрепилось звание местного мастера на все руки, поэтому в городе его знали и любили буквально все, ведь не было работы, которую он не смог бы выполнить. По правде сказать, за эту работу он брался только ради денег, которые всегда были нужны на лекарства и терапию для мамы, и его бы воля, он бы с радостью продавал красивые тортики где-нибудь в не самой плохой кондитерской Москвы, вместо всей этой грязной работы. Но никто никогда не видел его бездельничающим или праздно шатающимся по городу. В его глазах всегда была та искра жизни, которой так не хватает этому городу, однако вместе с этим, он был, наверное, самым несчастным человеком этого города.

***

Время тянется медленно, минуты словно превращаются в часы, когда немногочисленные отчеты уже заполнены, все сигаретные нычки проверены, а в небо все билеты проданы. Поездов не ожидается до утра, поэтому можно спокойно дожидаться Хосока, допивая уже давно остывший чай, и копаться у себя в голове. Чангюну думается, что этот его поступок был актом альтруизма, и хотя раньше он такого за собой не замечал, так считать было проще всего. Но тот парень определенно его чем-то зацепил. Еще бы, как не зацепить дураку, который притащился в сорокаградусный мороз в одном пальто и даже без шапки. Он просто выделялся среди одинаковых туристов, вот брюнет его и заметил, ничего более. А помог только потому, что жалко его стало, околел бы ведь насмерть.

Чангюн смотрит на маленькое окно, полностью залепленное снегом, и тяжело вздыхает, прислушиваясь к леденящим душу завываниям ветра. Дорога домой предстоит нелегкая, раз так метет. Радует только осознание, что его сутки, наконец, закончились и впереди целых два выходных, которые можно благополучно проспать.

Чангюн, на самом деле, далеко не домосед, он обожает прогуливаться между свай заброшенных домов на окраине своего города, однажды даже добыл баллончики с краской и пытался рисовать там граффити. Но в такой мороз он старается носа из дома не высовывать лишний раз, хоть и привык с рождения к таким условиям, холод ненавидит больше всего на свете. Ему всю жизнь не хватало тепла, как физически, так и душевно. С виду нелюдимый и замкнутый парень на самом деле был очень чувствительным и ранимым. Летом он выбирался в поле и подолгу разглядывал крохотные цветы, пытался их зарисовать и радовался как маленький ребенок, когда появлялись майские жуки. Когда приходило первое тепло, он сам словно расцветал, угрюмость с его лица пропадала даже на работе, душа пела и тянулась к новым свершениям. Он мог часами валяться в поле, глядя на небо и рассматривая облака. Иногда даже бегал с детским сачком за бабочками, а когда ловил, долго переживал потом, не навредил ли ей. Собирал полевые цветы в букеты и оставлял их в разных местах: на сиденье в автобусе, на крыльце детского сада, в почтовом ящике, а иногда, в приступы особенно хорошего настроения, в руках случайного прохожего. Некоторые отказывались, девушки порой воспринимали слишком серьезно и пугались, поэтому Чангюну казалось, что цветы и насекомые гораздо лучше людей, ведь они ничего не усложняют.

Однажды он нашел в поле фиолетовый цветок, похожий на одуванчик, и влюбился в него с первого взгляда. Он стащил у старушки соседки справочник по садоводству и атлас определитель, и отчаянно старался узнать, что это за растение. Цветок оказался луком, но это парня не остановило, он собрал семена, нашел в подъезде никому не нужный горшок с давно умершим гибискусом и вот уже несколько лет тщетно старался вырастить на своем подоконнике. Чангюн изучил справочник от корки до корки и вроде бы делал все правильно, но растение наотрез отказывалось цвести. Конечно, зеленый цвет его листьев тоже грел душу холодными зимами, но парень больше всего хотел снова увидеть те цветки, которые покорили его сердце.

– А вот и я, – дверь туго открывается, издавая жуткий скрип, чем вырывает Чангюна из размышлений о цветах. Хосок с трудом протискивается в узкий проход, ведь из-за навалившего снега дверь до конца открыть не получается, – извини, что опоздал.

Чангюн смотрит на часы, время действительно немного перевалило за полночь. Он только зевает и отмахивается, мол, ничего страшного.

– Это, кажется, твое, – Хосок протягивает старенький смартфон, в котором брюнет узнает свой гаджет, – какой-то парень по дороге встретился, в нашей форме был, я даже сначала подумал, что это ты меня не дождался. Пристал ко мне, я думал, развести хочет. Я так и не понял, как у него твоя куртка оказалась, но, в общем, вот телефон.

У сонного младшего загрузочный экран перед глазами, Хосок говорит слишком быстро и слишком много.

– Подожди, а как он понял, что ты ко мне идешь? Первому встречному, что ли, мой телефон впарил...

– Ну, парень сообразительнее тебя оказался, – Хосок смеется по-доброму, – я ведь в такой же куртке. Он два и два сложил.

– Отстань, – Чангюн забирает телефон из рук своего сменщика и сразу убирает в карман. Чувствует себя при этом неловко, словно его поймали за постыдным действом.

– Ладно, спасибо, я пойду. Ноги не держат уже.

– Доброй ночи, – блондин улыбается заботливо, – осторожнее там, снега по колено навалило.

– Легкой смены, – бросает Чангюн и захлопывает за собой надрывающуюся скрипом дверь, едва справляясь с сильным порывом ветра.

***

Чангюн, наконец, доходит до дома, преодолев порывистый ветер и глубокие сугробы, переступает порог квартиры и отряхивает одежду от снега. Он достает из карманов куртки телефон и зажигалку и лениво ползет в сторону кухни, в надежде найти там хоть что-то съедобное. Длительное гипнотизирование холодильника не приносит результатов, поэтому парень берет со стола несколько крекеров, отправляет их в рот и бредет в комнату, рассчитывая упасть в теплую кровать и проспать примерно двое суток. По пути он разблокирует телефон и первое что он там видит – список контактов, в котором раньше было всего три имени: мама, Хосок и начальник, но сегодня к ним добавился новый номер. Первый по алфавиту контакт называется теперь «Кихен (парень, что одолжил твою куртку)». Чангюн прыскает от такой наглости и уже тянется к кнопке «удалить контакт», но в последний момент что-то его останавливает. Он тяжело вздыхает, ударяет себя по щекам, бросает телефон на кровать, а сам уходит переодеваться.

Мысль о том, что этот странный парень мог узнать его номер, витает в воздухе, но Чангюн отгоняет ее как назойливую муху. Даже если и так, зачем ему звонить? Если чтобы вернуть куртку, так было же ясно сказано занести на пост охраны. Чангюн ненавидит разговоры по телефону, а уж тем более с незнакомцами, он даже маме звонит раз в неделю, предпочитая писать смс. Он думает, что надо бы уже поставить пароль на телефон, когда слышит из-за спины звук уведомления и его глаза закатываются так далеко, что становится больно.

00:30

– Привет! Извини, что похозяйничал в твоем телефоне. Просто хотел убедиться, что смогу вернуть тебе куртку! И спасибо огромное за помощь, если бы не ты, я бы, наверное, замерз насмерть.

Чангюн не знает, что ему на это ответить. Вроде бы и отвечать не стоит вовсе, пусть думает что ошибся, когда записывал номер. Он, было, откладывает уже телефон в сторону, падает на кровать и отворачивается к нему спиной, но уже через минуту заводит руку назад, хватает телефон и спешно строчит ответ.

00:34

– угу

– оставишь на посту

Сообщение не прочитано, но Чангюн, по непонятным даже ему самому причинам, продолжает гипнотизировать диалог, думает, может написать еще что-то. Так ничего и не решив, психует, бросает телефон с такой силой, что тот чуть не падает на пол, заворачивается в одеяло, недовольно ворчит, а затем моментально проваливается в сон.

***

Время два часа ночи, вьюга немного стихла, но в маленьком номере старой гостиницы все еще прохладно и свистит сквозняк. Кихен ежится в кресле, пряча ноги под одеяло. В руках у него фотоаппарат, а на кофейном столике открытый ноутбук с уже начатой статьей. Фотографии, в большинстве своем, не удались, поэтому тот с недовольством удаляет почти все.

Отправляя стажера в такое место, компания не позаботилась о том, чтобы подготовить неопытного специалиста к работе в суровых условиях, фотоаппарат разрядился за десять минут пребывания на морозе, а смартфон и того быстрее. Оборудование, предназначенное для работы на холоде, парню никто не выдал, да и нет его даже в таком маленьком издательстве. Кихен не из тех, кого подобная ситуация заставит отчаяться, но что делать со всем этим он пока что не знает, потому тянется за телефоном, который лежит рядом на полу и заряжается, в надежде найти решение своей проблемы в интернете. В строке уведомлений он видит ответ от контакта «милашка».

– Никогда бы не подумал, что охранники могут быть такими милыми, – произносит он вслух и усмехается, прикрывая рот рукой. Очень хочется еще что-нибудь написать, но ничего не приходит в голову и сообщения так и остаются без ответа.

Гугл подводит, ведь никаких народных методов по спасению техники от настолько сурового холода, кажется, просто не существует в природе. Парень устало потягивается в кресле, откладывает телефон и, закутавшись в одеяло, как в кокон, отправляется спать, надеясь, что утром ситуация как-нибудь решится сама собой.

***

Утро выдалось на редкость ясным и Чангюн просыпается слишком рано для своего обычного режима, ослепленный солнечными поцелуями, проникающими через не до конца закрытые шторы. От такой погоды у парня душа поет, и хочется даже прямо сейчас собраться на утреннюю прогулку. Наспех позавтракав, он натягивает любимую толстовку и выскакивает на улицу, даже не застегнув до конца куртку. Мороз все еще щиплет щеки, но благодаря яркому солнцу ощущается не таким суровым. Все вокруг сверкает из-за навалившего за ночь снега так, что непроизвольно хочется зажмуриться, он хрустит под ногами и навевает воспоминания о беззаботном детстве. Чангюн оглядывается по сторонам, не видит в ближайшем окружении ни одной живой души и радостно, с размаху, падает спиной в сугроб, смеется сам над собой и закрывает глаза, наслаждаясь тем, как солнце согревает его сердце.

***

Все выходные Чангюна погода стояла такая же ясная и, кажется, стало немного теплее. Как минимум, на душе у него точно стало тепло, как в самый жаркий день августа. Даже идти на работу поздним вечером уже не так противно, и он улыбается случайно встреченным по дороге знакомым, отчего те, конечно, удивляются, но расплываются в таких же ярких улыбках в ответ.

Рядом с продуктовым ларьком сидит совсем маленький рыжий котенок, жалобно плачет и трясется от холода. Немногочисленные прохожие делают вид, что не замечают его, занятые куда более важными мыслями. Чангюн обращает внимание на котенка, подходит чуть ближе, присаживается рядом на корточки и медленно, чтобы не спугнуть, тянет к нему свою руку.

– Кроха, ты совсем замерз, – невесомо касается подушечками пальцев головы котенка, а тот, в свою очередь, оживает и ластится к его рукам, – где же твоя мама?

– Мяу! – Котенок встает на лапки и подходит ближе, проваливаясь в снег, чем вызывает у Чангюна добрую усмешку.

– Мяу, – отвечает парень котенку, раздумывая, что же с ним теперь делать. Он не может просто взять и оставить его тут на произвол судьбы. Времени до работы осталось совсем немного, а номер второго сменщика он так и не взял, поэтому предупредить его об опоздании не может. Остается только один вариант — спрятать его в будке до конца рабочих суток, а затем уже отнести домой. Но перед этим стоит купить ему хоть какой-нибудь еды.

Чангюн осторожно берет котенка на руки и прячет под куртку, от чего тот начинает удовлетворенно мурлыкать. Он высовывает голову и смотрит на лицо парня влюбленными глазами. Брюнет усмехается, поднимает взгляд, собираясь уже бежать в сторону магазина, когда замечает недалеко знакомый силуэт. Кихен идет к нему навстречу, с его форменной курткой, перекинутой через локоть, и радостно машет рукой, как ребенок. Снова эта солнечная улыбка в темноте, окутывающей вечерний город, и ярко-рыжие волосы, слегка растрепанные от слабого ветра. Снова тусклый свет фонарей и только этот парень освещает все вокруг одним своим появлением.

Чангюн замирает, словно увидел призрака, одной рукой придерживает котенка у груди, а другой смущенно машет в ответ, когда парень подходит совсем близко.

– Какая удачная встреча! Мой драгоценный Лучик и загадочный, но добрый молодой человек, имени которого я так и не узнал, – Кихен смеется и бесцеремонно тянет руку к маленькой мордочке, что выглядывает из воротника куртки Чангюна. Котенок его явно узнает и радостно мяукает, когда парень бережно поглаживает по голове.

– Ты нашел себе нового друга? Какой ты молодец! – Парень чешет котенка за ухом, отчего тот начинает урчать еще громче.

Кихен поднимает взгляд на Чангюна, отчего их лица оказываются слишком близко и брюнет смущенно отшатывается назад, едва не теряя равновесие. Рыжеволосый смеется и протягивает руку, заглядывая парню в глаза.

– Кихен. Мы так нормально и не познакомились, – Чангюн принимает рукопожатие, но продолжает молчать, потерявшись в своих мыслях. Все перемешалось в голове, язык совсем не хочет двигаться и создавать какие-либо звуки.

– Представишься, мать Тереза? – Кихен снова смеется, вроде подшучивает, но с такой добротой в глазах, что это совсем не задевает, только веселит.

– Чангюн... Извини, – парень, наконец, приходит в себя и отпускает руку собеседника, смущаясь своей задумчивости, – значит, Лучик? Вы уже знакомы?

– Да, когда я приехал, он так же тут сидел. Купил ему корма немного и отнес к домам, чтобы под сваями спрятался от вьюги. Жаль, себе забрать не могу, – Кихен снова гладит котенка за ухом, – в поезде его спрятать будет проблематично. Это хорошо, что ты его взять решил, не пропадет теперь! Я, кстати, как раз ему корм взял, подумал, покормлю если встречу. Возьми!

Кихен рассказывает это все на одном дыхании, словно только и ждал возможности поговорить. А голос у него такой мягкий и чарующий, что хочется слушать снова и снова вместо музыки. Чангюн не мастер поддерживать диалог, но именно сейчас ему хочется приложить все усилия, чтобы этот разговор не заканчивался. Чтобы еще хоть немного послушать этот приятный голос и снова увидеть эту яркую улыбку. Он сам не до конца понимает, почему у него появилось такое желание, и разбираться в этом сейчас не собирается.

– Ты, получается, на вокзал? Уже уезжаешь? – Чангюн замечает, что Кихен сейчас со всеми теми же вещами, с которыми приехал.

– Да. Работа закончена, с горем пополам, поэтому возвращаюсь домой в теплую Москву. У вас тут холодина жуткая, как только вы тут выживаете, – Кихен показательно обнимает себя руками и дрожит, делая вид, будто ему очень холодно, – но сегодня лучше, конечно, не так, как было пару дней назад.

– Я тоже холод не люблю. Пойдем, нам по пути, – Чангюн разворачивается, прижимает котенка крепче к себе, а тот, потеряв Кихена из виду, начинает ворочаться у него в руках, – ты ему, кажется, очень нравишься.

Чангюн усмехается тому, как Лучик ищет Кихена взглядом, а рыжеволосый ловит эту ухмылку и про себя отмечает, что снежная королева все же умеет улыбаться. Путь до вокзала кажется вечностью, Кихен рассказывает о работе, о Москве, о том, как долго ему предстоит добираться домой, и Чангюн не хочет, чтобы эта вечность заканчивалась. Он ощущает себя настолько оторванным от ежедневных забот и обязанностей, хотя всего лишь слушает истории случайного человека о его жизни. Открытость Кихена заразительна, и обычно молчаливый Чангюн не только задает уточняющие вопросы, но даже рассказывает про тот самый цветок, что стоит у него на подоконнике. Он всегда думал, что его засмеют, если узнают, что взрослый парень возится с цветочками. Поэтому даже маме никогда о нем не говорил, а когда та приезжала в гости, старался прятать его подальше.

– Есть цветы, которые цветут рано, и есть цветы, которые цветут поздно. Видимо, его время еще не пришло, – они останавливаются у главного входа на вокзал. Кихен смотрит на часы, висящие над массивными деревянными дверьми,

– У меня есть еще пятнадцать минут до отправления.

– А мне через пять минут нужно заступить, – начинает было Чангюн, но его перебивает Лучик, решивший впервые за всю дорогу подать голос.

– Конечно, я с тобой попрощаюсь, малыш, ну как ты мог подумать на меня такое, – Кихен снова улыбается и тянет руки к котенку, который тут же охотно перебирается к нему на ладони, – веди себя хорошо и Чангюна не обижай.

Кихен делает серьезное лицо, давая котенку наставления, а тот вопросительно наклоняет голову, глядя на него. Чангюн над этим зрелищем смеется тихо и отводит взгляд, словно смущаясь.

– Спасибо еще раз. За куртку и за прогулку, – Кихен протягивает Чангюну обратно пушистый мурчащий комочек, снова улыбается так тепло, из-за чего кажется, что снег вокруг него вот-вот растает.

Кихен уходит к рамкам и, оборачиваясь, машет рукой на прощание, а Чангюн берет пальцами лапку котенка и осторожно машет ею в ответ.

Чангюн выходит на платформу через служебный выход, где сразу же встречает недовольного сменщика, долго извиняется перед ним за опоздание, пряча котенка, чтобы избежать лишних расспросов. Наконец добравшись до будки, находит там самое чистое блюдце и выкладывает Лучику немного корма, затем выходит и плотно закрывает дверь. Всего на секунду ему удается заметить Кихена на противоположной платформе перед тем, как подъезжает поезд. Он видит через окно, как рыжеволосый располагается на своем месте, стелет белье и раскладывает вещи. Брюнет закуривает и долго смотрит вслед уезжающему поезду. Начинается самая холодная ночь этой зимы.