Пять
Их последний, пятый, поцелуй случился в Водной тюрьме проклятого Цветочного дворца.
Сплошная беспросветная мгла, в которой терялся счёт времени. Холод и сырость, пробирающие вплоть до костей. Капли воды, тихо стекающие с потолка. И горький поцелуй, растворившийся в стенах тюрьмы.
Юэ Цинъюань каким-то образом явился к нему, наверняка подняв на уши весь Цветочный дворец. С удивительно спокойным лицом, ставшим, однако, на два оттенка бледнее, передавал шиди духовную энергию, сидя на коленях пред ним, как будто так и должно быть.
Шэнь Цинцю воротило от одного его спокойного вида, на слово он отвечал десятью, метко коля в самое сердце.
— Тебе не удастся спасти всех.
— Я жалею только о том, что не добил этого ублюдка ещё тогда.
— В своём сердце я храню лишь ненависть.
Он надеялся, что этого будет достаточно, чтобы заставить Юэ Цинъюаня уйти. В конце концов, так было всегда: Шэнь Цинцю каждый раз находил слова, способные ранить его, вывести из душевного спокойствия.
Однако этот человек никогда не действовал так, как хотелось Шэнь Цинцю. Когда-то давно, стоя на коленях в особняке Цю, избитый до полусмерти, он просил, умолял Ци-гэ вернуться и забрать его. Сейчас всё, чего он хочет, — чтобы этот человек покинул Водную тюрьму и больше никогда не связывался с подобными ему. Но Юэ Цинъюань не уходит, он продолжает спрашивать его о смерти Лю Цингэ, о том, что было бы, обращайся он с ублюдком Ло по-другому.
Тогда Шэнь Цинцю, желая лишь о том, чтобы он заткнулся, хватает ворот черных одежд и изо всех оставшихся сил прижимает к себе, касаясь губами чужих губ. Свой пятый поцелуй Шэнь Цинцю тоже дарит Юэ Цинъюаню, как и все поцелуи до этого.
Его, Шэнь Цинцю, губы холодные, обмерзшие, потрескавшиеся, совсем не такие мягкие и теплые, как у Юэ Цинъюаня. Он тут же отвечает на поцелуй, прижимаясь ближе, будто опасаясь, что Шэнь Цинцю исчезнет в любой момент. Отчаянно, но осторожно кусая чужие губы, Юэ Цинъюань вместе с тем вливает в него колоссальное количество духовной энергии.
Шэнь Цинцю может оторваться лишь на мгновение, чтобы сказать:
— Прошу тебя, уходи.
— Я не брошу тебя, — шепчет Юэ Цинъюань в ответ. — Только не снова. Пожалуйста, позволь мне… ещё немного… — он тяжело дышит, оставляя короткие поцелуи в уголке губ.
— Не заставляй меня повторять. Хотя бы раз сделай так, как я прошу.
Их последний поцелуй был со вкусом горьких слёз.
Четыре
После кончины Лю Цингэ школа Цанцюн погрузилась в самый настоящий кошмар.
Никто не осмеливался говорить прямо. Лишь смотрели — с осуждением, ненавистью, злостью, свято веря в собственную правоту. Никто не требовал продолжить расследование, найти настоящего убийцу, потому что знали: убийца был прямо перед ними. Шэнь Цинцю не оправдывал себя. На слово отвечал десятью, отмахивался от лордов веером, словно от надоедливых мух, закрывал глаза в ответ на очередное завуалированное обвинение. А после, устав, запирался в Бамбуковой хижине.
Шэнь Цинцю наловчился сбегать от своих проблем легко и виртуозно, прячась в стенах возведенной им «крепости», но от одного человека он сбежать был не в силах. Юэ Цинъюань. Его взгляд, тяжелый, уставший, повсюду следовал за ним, не давая покоя. Его голос, спокойный до тошноты, звучал в ушах после каждого собрания. Он не винил Шэнь Цинцю. Но что-то в нем переменилось. Что-то переменилось в отношениях, и без того натянутых и хрупких.
С каждым днем делать вид, будто ничего не случилось, становилось все сложнее.
— Шэнь-шиди…
— Этот лорд занят, — Шэнь Цинцю не обернулся на опустевший зал, твердо намереваясь уйти. Раскрыв веер, он спрятал за ним лицо и сделал шаг, однако был остановлен тоном холодным, непреклонным. На секунду он засомневался в том, что тот исходил от этого тихого, вечно спокойного человека.
— Шиди. Стой.
Шэнь Цинцю застыл на месте, жестом прося продолжить.
— Ответь… — за спиной послышались шаги: Юэ Цинъюань поднялся со своего места и шел к нему.
— И что с того? — Шэнь Цинцю прервал его, усмехнувшись. — Это я, так что с того? Верно, умер он от моих рук, а уж каким образом — тебя не касается.
Юэ Цинъюань устало прикрыл глаза, глубоко вдохнув. Мысленно досчитал до десяти. Этот человек всегда умел вывести его из душевного равновесия и спокойствия, ловко орудуя словами словно острым мечом.
— Мне нужно знать правду. Что между вами произошло в Пещерах Линси?
— Правду?.. — он не поверит. Никогда не верил. Он оправдает. Попытается восстановить репутацию, вернуть (маломальское) уважение товарищей. Но в его глазах Шэнь Цинцю так и останется помойной крысой, с легкостью избавляющейся от незначительных помех зверскими способами. — Какая уж теперь разница, что я скажу? Ты давно для себя решил, что тогда произошло. А этого достаточно.
— Мне нужно знать, — настойчиво повторил Юэ Цинъюань, — иначе я не смогу тебя защитить.
— Защитить? Меня?! — Шэнь Цинцю в голос рассмеялся. — Как это благородно с твоей стороны! Но сдается этому ничтожному, Глава Ордена больше беспокоится о драгоценной репутации своей школы, нежели о каком-то жалком убийце! Чего же ты молчишь? Пригрел на груди змею и боишься в этом признаться?!
— Шиди, — Юэ Цинъюань отступил, на мгновение замолчав. — Знаешь же, это не так…
— Тогда чего же ты поспешил замять это дело?!
— Ответь мне. Это ты убил Лю Цингэ? Скажи только «да» или «нет».
Шэнь Цинцю вновь рассмеялся.
— А если и так, что тогда будешь делать? Отвернешься от меня? Вышвырнешь из школы? Я больше не уличная крыса, проживу и без твоей помощи. Ты мне не нужен.
Юэ Цинъюань дернулся, словно от пощечины, и одного этого замешательства хватило, чтобы Шэнь Цинцю поторопился уйти. В панике, не осознавая своих действий, он схватил шиди за запястье и развернул к себе, вынуждая взглянуть в глаза.
— Что ты творишь?! Пусти! Отп…
А затем поцеловал.
Смазано. Грубо. Так, что потом, вырвавшись, Шэнь Цинцю врезал ему со всей силы, а после, браня на чем свет стоит, ушёл.
Худший день. Худший поцелуй.
Три
Третий поцелуй запомнился терпким вкусом крепкого алкоголя и запахом ночного ветра.
Разум вторил оттолкнуть, бежать как можно скорее, покончить с этим непотребством, однако желание оказалось сильнее. Юэ Цинъюань, пьяный и ужасно неуклюжий, едва не уронил его, а после, когда ноги Шэнь Цинцю в очередной раз соскользнули, резко прижал к стене, сжав сильными руками податливые ягодицы.
— Нас могут увидеть… — тихий шёпот растворился в воздухе.
Юэ Цинъюань прервал его, вновь смяв покрасневшие пухлые губы. Дышал тяжело, прерывисто; руки бесстыдно скользили по всему телу, и Шэнь Цинцю не мог понять, где этот образец благочестия и святости этого набрался.
— Небеса… — стон сорвался с губ прежде, чем он успел что-то понять. Юэ Цинъюань скользнул ниже, слабо куснув кадык, оставляя дорожку поцелуев по всей шее. Шэнь Цинцю откинул голову, крепче схватившись за сильную спину шисюна, чтобы не упасть. — Прекращай, кто-то может- ах!
— Ты действительно хочешь, чтобы я прекратил?
Нет. Не хотел. Ибо именно он был инициатором их третьего поцелуя.
Изначально это было любопытство. В ночь, когда старое поколение лордов отошло на покой и поколение «Цин» по случаю устроили пиршество со всевозможными яствами и винами, он напился слишком сильно, чтобы отдавать себе отчет в действиях. Губы Юэ Цинъюаня казались такими мягкими, слегка влажными от испитого алкоголя, и Шэнь Цинцю невольно захотелось узнать, каковы они на вкус.
Это ничего не значило.
Однако сердце билось так, словно вот-вот готовилось выпрыгнуть из груди.
Его одежда была в том же беспорядке, в каком были его мысли. Весь растрепанный, ничего не осознающий и до смерти пьяный, Шэнь Цинцю продолжал обхватывать ногами талию этого человека, чтобы не упасть, и позволять увлекать себя в один поцелуй за другим.
— Сяо Цзю… Мой Сяо Цзю…
— Ци-гэ, — прошептал Шэнь Цинцю ему прямо в губы, окончательно потеряв разум.
Их третий поцелуй был со вкусом вина.
Два
Резкий запах косметики и дешевого алкоголя, от которого кружилась голова. Бранные песни, гомон девичьих голосов, какофония приторных ароматов; яркие цвета убранства дома, рябящих глаза. И Шэнь Цинцю, удобно расположившийся на коленях черновласой красавицы.
— Мы идём домой, шиди.
Строгий голос Юэ Цинъюаня тут же разнесся по помещению, невольно напугав куртизанок. Шэнь Цинцю лениво поднялся с чужих колен и жестом велел девушке покинуть комнату. Недовольно нахмурил брови, сверля грозным взглядом тех, кто посмел прервать его покой.
— Лю Цингэ, сволочь, — процедил сквозь стиснутые зубы. — Когда-нибудь я тебя точно убью.
Лю Цингэ, стоящий чуть поодаль со скрещенными на груди руками, только фыркнул, бросив короткое «Попробуй», чем сильнее разозлил Шэнь Цинцю.
— Цинцю-шиди, тебе нельзя здесь находиться.
— Кто сказал? — Шэнь Цинцю усмехнулся, откинувшись на подушки. — Насколько мне известно, нет такого правила, которое запрещало бы мне посещать бордель.
Он знал, что прав. Знал, что Юэ Цинъюаню нечего ему сказать. Знал, что, что бы он ни делал, Юэ Цинъюань терпеливо вдохнет и закроет на все глаза.
— Твоя репутация, шиди…
Шэнь Цинцю вскочил.
— Какое тебе дело до моей репутации?! Хочешь сказать, я очерняю тебя?!
— Шэнь Цинцю, ты… — Лю Цингэ сделал шаг, обнажив клинок на несколько цуней, однако Юэ Цинъюань его остановил и жестом велел уйти. Вслед за ним из комнаты вышла и девушка, на чьих коленях мгновение назад лежал Шэнь Цинцю.
— Я этого не говорил.
— Так скажи! Признайся, что я позорю тебя!
Юэ Цинъюань дернулся, словно от пощёчины, и тихо промолвил:
— Знаешь же, это не так.
— В том-то и дело, — усмехнулся Шэнь Цинцю, — что знаю. Куда уж мне, уличной крысе, до тебя? Весь такой величественный, благородный, ходишь за шиди по пятам, следя, чтобы тот не наделал глупостей, и всё по доброте душевной.
Юэ Цинъюань сделал шаг ему навстречу.
— Я просто беспокоюсь о тебе как твой шисюн.
Шэнь Цинцю в голос засмеялся.
— «Как шисюн»?.. Что ж, шисюн. По твоей милости она сбежала. Как прикажешь мне быть? Может, займешь ее место?
Юэ Цинъюань сжал рукоять меча, слегка нахмурил брови и ответил:
— Займу. Если такова воля Цинцю, займу.
Слабая усмешка Шэнь Цинцю невольно дрогнула. Он вглядывался в черные глаза, надеясь найти хоть малейший намек на шутку. Однако Юэ Цинъюань не шутил.
— Хах… Хорошо. — Что ж. Шэнь Цинцю ведь тоже не из тех, кто бросает слова на ветер. — Ты сам это сказал.
Схватив ворот черных одеяний, он наклонил шисюна ближе и прижался губами к чужим губам в грубом поцелуе. Тот застыл на месте, подобно каменной статуе, затаил дыхание, боясь сделать лишний вдох. Он не отвечал, не размыкал губы, как бы Шэнь Цинцю ни старался.
Противно? Гадко? Отчего же тогда ты молчишь! Останови, оттолкни! Сотри дурацкое выражение извечного терпилы со своего лица!
Шэнь Цинцю закрыл глаза. Сделал вдох.
И отстранился, стоило Лю Цингэ ворваться в комнату.
Один
— Ци-гэ! Ци-гэ!
Маленький мальчик взволнованно кружил над старшим братом, пытаясь привести того в чувство.
Его столкнули в реку. В этом никто не признается, но Шэнь Цзю готов поклясться собственной жизнью: беспризорники постарше, отобрав зачерствевшую булочку из рук, столкнули Ци-гэ с моста. Течение было слишком сильным, Шэнь Цзю, едва не утонув сам, в последнюю секунду ухватился за ветку старого дерева на берегу реки и чудом выбрался на сушу.
Ци-гэ не дышал.
Шэнь Цзю бил его по щекам, надеясь на то, что тот очнется, однако всё было тщетно.
Он наглотался воды, и единственный выход — сделать искусственное дыхание.
Шэнь Цзю не был уверен, что делает всё правильно: ранее доводилось видеть, как это делают рыбаки, и даже тогда это показалось сложным.
Но делать нечего.
Шэнь Цзю сложил руки крест-накрест и с силой надавил на нижнюю часть грудной клетки Ци-гэ. Затем повторил так несколько раз. Потом, вспомнив что-то, опрокинул его голову, приподнял подбородок, зажал нос пальцами и накрыл своими губами посиневшие губы.
Сделал два вдоха.
Ци-гэ зашелся в кашле, и Шэнь Цзю помог ему перевернуться, чтобы полностью удалить воду.
— Ци-гэ! Ци-гэ, ты как?
Юэ Ци принял сидячее положение и наконец смог вдохнуть полной грудью.
— Всё… хо…рошо, Сяо Цзю… — прохрипел он. — Прос… ти. Та бу…лочка…
Шэнь Цзю стиснул зубы и ударил его в плечо.
— Глупый Ци-гэ! Плевать я хотел на твою булочку! Угх! Попадись мне та шпана — отпинаю так, что вовек не забудут! — он показушно пригрозил кому-то кулаком, но стоило Ци-гэ вновь закашляться, обеспокоенно над ним закружил, чем-то напоминая курицу-наседку. — Что с тобой?
— Ни…чего, — улыбнулся Юэ Ци, откинувшись на землю. — Просто… Сяо Цзю та…кой милый…
— Чего?! Кто это тут милый?! Думаешь, я тебя не отпинаю?! Отпинаю!
Юэ Ци засмеялся и прикрыл ладонью лицо, когда Шэнь Цзю замахнулся.