Когда тебе становится страшно за свою жизнь, мозг очень быстро отключается, наверное, насовсем. это, кажется, называют ударившим в кровь адреналином? Тэхён не уверен, что вообще способен почувствовать сейчас хоть что-то, кроме ужаса.
Он делает резкий рывок вперёд, царапает лапы об упавшие ветки, о кочки, кусты и шишки, продираясь сквозь ветви и пытаясь не зацепиться хвостом. Дождь нещадно слепил глаза, белая шерсть липла неприятно к бокам, а кровоточащий шрам не давал забыться, потеряв сознание на очередном крутом повороте, когда сердце подскакивает к горлу и где-то там же застревает.
Всё, что понимает Тэхён — он, с его белой шкурой, живая мишень и он, кажется, умрёт, если прямо сейчас не остановится. Легкие жгут, их раздирает от быстрого бега и морозного воздуха, который, кажется, навечно застыл в землях северных волков. Он же сейчас там, правильно? Чёрт знает. В голове белый шум, а шерсть на загривке встаёт дыбом, когда он, буквально, ощущает на нём смрадное дыхание приследователей. Точно, живая мишень. Тэхён стискивает зубы, но не замедляется. Остановится — умрёт, не остановится — возможно тоже. Когда выпадает шанс бежать — он бежит. От себя, от других, даже от жизни.
Он вообще-то, не планировал убегать. Но родители продали его, отдали как никчёмную игрушку какому-то напыщенному самоуверенному волку, который очень много о себе думает и слишком больно делает. А Тэхён не любит так, когда больно — особенно. Потому что ему не нужен Туан, напыщённый грубый альфа, ему не нужен этот лес и дуратская свадьба, ему не нужны волки, золото, деньги, его южная стая. Тэхёну нужны горы и его море, море, которое баюкает омегу, как дитя. Тэхёна душит обида, на родителей, за то, что поступили так.
За то, что оставили.
Впереди маячат яркие оранжевые огни и Тэхён на секунду чуть было не скулит громко от разочарования, но в глазах темнеет быстрее. Ему кажется, что он сделал круг, вернулся туда откуда начал бежать, но тут хорошо, тут лучше. Тут от домиков пахнет чем-то родным, знакомым, тёплым. Пахнет молоком, пахнет зеленью и лёгкой прохладой, мятой, другими травами.
Пахнет мёдом и цикорием. И Тэхён ведь. совсем не любит мёд, кажется? Он падает в обморок от усталости и изнеможения рядом с каким-то из ближайших к нему домиков, даже не находя в себе силы, чтобы обернуться обратно в человеком. Сердце бешено колотит грудную клетку, намереваясь всё же разорвать белого лиса на части.
***
— А давай сегодня пойдём дальше обычного? Знаешь, я слышал, что в глубинах нашего леса водится весьма и очень даже… — мечтательно тянет Хосок, оглядывая комнату, в которой выучил уже всё вдоль да поперёк, а после обрывается на полуслове, поймав на себе недобрый взгляд друга, который поудобнее волосы прятал, — ну что ты так снова на меня глазеешь? Почему нет?
— Сегодня может быть дождь. Ты не слышал, как с утра торочил Чимин о том, что у половины стаи разнылись кости? Мы никуда не сунемся, пока есть шанс утонуть в грязи, Хосок, — спокойно отвечает Чонгук, не скрывая лёгкой раздражительности от поведения друга, каждый раз искренне поражаясь его растерянности в моментах, которые пропускать очень нежелательно.
— Ворчун, — под громкий вздох Гука из разряда «господи, только не опять».
Так и живут обычно: один предлагает свои глупые идеи, моментами сам себе доказывает, что эти идеи глупы, но продолжает тянуть своё, другой тяжко вздыхает, держит на месте неугомонного и полагается на него во многом. Чонгук знает, что Хосок не идеален, но кандидата лучше на роль правой руки — днём с огнём не отыскать, и кому попало свои дела вверять — дело гиблое. Потому что вожак. Потому что своих должен защитить ценой своей жизни.
Северные волки всегда держали в страхе другие деревни, хотя не сказать, что прикладывали для этого хоть какие-то усилия. Это, знаете, такое себе воплощение сельской поговорки «ты тут лягушку увидишь, а к завтрашнему утру по селу скажут что ты развёл у себя дома лягушиный пруд», но не сказать, что кого-то из жителей это пугало или настораживало. Вожак у стаи был сильный, безопасность всегда гарантировал, покой и устои каждой семьи никто не нарушал. Жили мирно, спокойно и ходили на охоту, обеспечивая себя провизией. Хотя есть и такие среди стаи, которые пытались что-то выращивать, облагораживать, развивать и менять, потому что знали: природа-мать, но она не бесконечна и не всесильна.
Вот и сегодня ночью их вожак вышел на охоту, только скорее для развлечения, нежели с целью поимки чего-то серьёзного. Он уже по обычаю взял с собой нескольких альф, что грубо говоря были ему одногодками, и ближе к ночи они двинулись, Постаравшись успеть до начала дождя. Они рассредоточились по лесу, разойдясь в свои стороны, и стали легко на лапах бежать, когда запах дичи в нос ударял. Неудача, вторая, третья. Гук смеялся, уже особо не рассчитывая на улов, но в глазах внезапно мелькнуло что-то до одури яркое и белое, с чётко выраженным запахом страха, что слышен волкам за миль. Чон откинул мысли на сотый план, сразу же кинулся следом, стараясь нагнать, чувствуя, что совсем близко и в нужный момент прыгнул, поймав в свои лапы… зайца. Жирного зайца, которого испугал и гнал кто-то из соратников. Он довольно взял добычу, решив что на сегодня хватит, и взвыл громко, оповещая парней о том, что пора домой. Они встретились на месте, в котором и разошлись, Гук увидел ещё одного зайца в руках у одного из них и спокойно поплёлся домой.
Чимин сидит какое-то время на ступеньках своего домика, под карнизом, уперев локти в колени и устроив на них подбородок. Он, вообще-то, должен спать, но как-то не спится, когда Чонгук забирает некоторых волков из стаи на ночную охоту. Особенно не спится сейчас, когда по крыше чересчур громко барабанят капли дождя и это, вообще-то, очень нервирует.
Омега непроизвольно подскакивает на своем месте и взглядывается в темноту, когда чувствует родные запахи, пробивающиеся сквозь лесные, когда видит бредущего Чонгука, который несёт двух зайцев, так глупо попавшихся охотникам. Целитель тянет губы в слабой улыбке и медленно скользит взглядом по вожаку.
Волки в стае любят трепаться, что Чонгук с Чимином вместе, ну или хотя бы просто трахаются по нужде, просто потому что, ну вот она такая вот природа! Но Чимин лишь смеётся, да взгляд на Хосока всегда уводит. Потому что для Чонгука Чимин лишь близкий друг, а для него это не интересно. Но вот Хосок! Хосок это да. Вот только он сам в сторону Пака редко смотрит, особенно когда они все вместе время проводят.
Чимин накидывает на голову капюшон от плаща резво сбегает вниз, прыгая через одну ступеньку. Чимин ребёнок, но его именно за это и любят. А ещё за то, что он хорош в своём деле, хоть иногда и шумит ни к месту.
Скачет к вернувшимся, а потом вдруг замирает перед альфами, потому что _что-то_ не так, потому что нос внезапно щекочет нечто чужое. Пряность, непривычная пряность, бергамот, корица. Чимин сначала недоверчиво обнюхивает Чонгука, под непонимающий хмурый взгляд.
Становилось морознее, от чего шаг Хосока немного ускорился, чтобы случаем кто-то из ребят не простыл, и все были расслаблены хорошей разминкой, видя на горизонте Чимина и улыбаясь ему, пока Чонгук упёрто игнорировал очередные смешки и толчки локтями слабые, мол, вон он, дружбан твой. Парни затормозили, когда омежья макушка засверкала совсем рядом, и Чон внезапно сощурился, недоверчиво глядя Чимину в глаза, выжидая, пока тот его обнюхает, а после и вовсе впадая в ступор от вопроса, глядя с явным «а что не так?» на лице и лишь после начиная принюхиваться в попытках понять, что же так насторожило пака.
— Не смотри на меня так, — бормочет лекарь, явно отличая кислотный запах болезни. — Что-то не так, ты совсем не чувствуешь ничего?
— Что-то случилось за время, пока нас не было? — Серьёзно интересуется встрявший Хосок, который увидел обеспокоенность обоих и уже успел выпроводить остальных ребят по домам, чтобы лишний раз уши не развешивали и не лезли туда, куда, скорее всего, лезть им было не нужно.
— Вы что не чувствуете? Совсем? — Чимин ещё сильнее хмурится и вновь бросает взгляд на Хосока. Нет, не то, этот запах принесли не альфы с охоты, он шел как-будто из… самого их лагеря.
Парни синхронно в ответ отрицательно замотали головами, потому что правда не чувствовали ничего из-за дождя.
Со стороны омега, возможно, напоминал сумасшедшего, совсем слетевшего с катушек. И он привык к тому, что волчата иногда распускают слухи подобного рода о нём. Но ведь и не объяснишь же, что это уже не разыгравшееся воображение! Целитель сильнее запахивается в свой плащ и, отвернувшись от Чонгука и Хосока, в любом случае зная, что они пойдут за ним, быстрым шагом, насколько это вообще позволяля погода, направился в сторону предполагаемого источника запаха. Они молча наблюдали за Чимином, который сорвался с места, в чьих глазах бегущей строкой было "нетакнетакнетак", и быстро стали его нагонять следом, потому что поведение омеги правда внушило беспокойство.
Вообще, Чимин слабо уже сам себе доверял, но проверить было необходимо. дождь наоборот должен был заглушить запахи, как это обычно и бывало, но… но тут все иначе. Да, омега очень хорошо чувствует запахи стаи, прекрасно Чонгука и Хосока, но потому что это семья, волки в северных землях… да и в любых других рождаются с тем, что своих они чувствуют куда лучше, чем всё остальное.
Но этот запах кислотный, болезни и боли, пряности и корицы, будто кто-то забрался в целительскую кладовую и обмазался травами. И Чимин очень хотел бы, чтобы это было именно так. Потому что если это чужак, раненый чужак, им нужно выдворить его, но сначала помочь с раной. Да, нужно.
Северные волки всегда про себя смеялись, если слышали новые сказы и легенды о том, какие альфы с их земель сильные, жестокие и неправильные. И держались от смеха за животы, когда кто-то искренне верил, что сильнее нет никого, когда буквально рядом с ними сидели их омеги. Никто бы не поверил, услышав из чужих уст, что эти парни зачастую боятся свои пар, но это и впрямь так: омеги превалируют над альфами хотя бы потому, что более чувствительны. Они всегда за миль чуют, видят и слышат то, что другие могли бы списать на маленьких зверьков, ломающих ветки, покотившегося медведя и прочую лабудень. Тонкое чутье, суровый взгляд, острые когти и умение задурманить своих "глупых волчар" — их личный рецепт почёта, в котором пребывал каждый омега стаи.
Не считая этого, у Чонгука и Хосока были свои личные причины безукоризненно доверять Чимину — начиная от того, что они вместе выросли, продолжая тем, что парень не умеет обманывать (он просто умеет делать так, чтобы правда всегда была на его стороне), и заканчивая его мимикой, которая, как заметили оба Чона, раньше самого пака сдаёт его с поличным.
Чимин трясёт головой и быстрыми шагами приближается к дому Чонгука, оглядываясь и непроизвольно чихая. Он знал, что оба альфы следуют за ним, не понимая, что вбрело в голову их младшему другу. Наконец и они чувствуют пряности почти у самого дома вожака, но понять — всё равно ничего не понимают. Чимину бы и самому понять, что происходит и почему внутри всё так холодеет, когда он отодвигает ветки куста и прижимает к себе маленький белый комок. Бережно накрывает краем плаща, шумно вдыхая и подходя к альфам.
— Невероятно... — еле слышно шепчет он, не поднимая глаз. — Лис... да ещё и белый. Откуда? В наших лесах их отродясь не водилось... никогда, кто угодно, но не лис, и не белый!
Он вскидывает глаза на Чонгука, но тот сам молчит, опустив взгляд на белое существо в его руках. Чонгук, вообще-то, был хорошим лидером. Таким, каким другие стаи и совет хотели видеть нового вожака северных волков, таким, какой соответствовал общепризнанному мнению о тех, кто чувствует себя прекрасно даже при низких температурах.
Чонгук был молчаливый, суровый местами, немногословный. Чимин попытался вспомнить каким он был, когда только вступил на этот пост. Но ничего. Омега был слишком мал, а Чонгук уже тогда слишком одинок, чтобы с кем-то делиться. А потом он неожиданно выбрал Пака новым целителем, его, шумного и взбаламошного, который прекрасно выполнял свою работу.
Да, Чонгук определённо был хорошим лидером.
— Чужак.. раненый чужак, — спустя несколько минут прошептал Хосок, чертыхаясь про себя и забегая первым в дом, чтобы включить свет и кинуться к камину, пытаясь обогреть домину. Им, может, тепло и не так нужно, привыкли, но белому комочку сейчас кажется без него никуда. К тому же, он теперь никуда не денется, пока не прояснит ситуацию и элементарно не придёт в себя в первую очередь.
Чонгук ещё немного кусал изнутри щёки, осознавая происходящее, а потом всё так же без лишних слов взял лиса из рук Чимина, кивнув тому тоже идти в дом. Чимин поджимает губы, осторожно передавая лисёнка в руки Чонгука. Вообще-то страшно очень, вообще-то ему, наверное, больно, он, вероятно, простудится, потому что вряд-ли кто-то кроме волков может справиться с такой холодиной и погодой. Нет, они не сумасшедшие и не всесильные, они просто приспособились, вот и всё. А этот чудаковатый какой-то, странный, не понятно откуда взялся, ведь лисов тут — и правда никогда не бывало. особенно таких. Чонгук старался как можно аккуратнее нести "потеряшку", укладывая на диван в гостиной и сильно нахмурился, визуально ища тяжёлые раны. А после отошёл немного, давая место целителю и стал наблюдать, краем уха слыша, как Хосок затопил.
Забегая в дом следом за вожаком, омега первым делом спешит на кухню, там он набирает в небольшой тазик воду, хватает тряпку и относит в гостинную, там уже не так холодно, как было. На секунду Чимин мешкается, не сводя взгляда с белого комочка, который на фоне дивана казался совсем уж крошечным. как-то всё это странно. Он тоже человек, эту мысль Пак хранит трепетно и осторожно, потому что обычные звери так не пахнут, они вообще ничем кроме леса и страха не пахнут. Омега присаживается на колени возле дивана и принимается аккуратно промывать рану и шерсть от запекшейся крови.
— Расскажи мне, что с этой потеряшкой, и как скоро он сможет прийти в себя. Мне крайне непонятно, во-первых, как он прошёл сюда живой, потому что я точно знаю, что на границах города я оставлял волков для дозора, а, во-вторых, почему он забрёл именно сюда. Да и вообще.. он живой? — Только в конце додумался спросить Чон, замечая, что не видит вздыманий грудной клетки, от чего беспокойства стало ещё больше.
— Ты странные вопросы задаешь мне, Гук, — Чимин на альфу не смотрит, только на след от когтей на нежной лисьей шкуре. Задели не сильно, не так, чтобы убить, но очевидно, чтобы ослабить и задержать. Но правда ведь, откуда этот потеряшка такой?
— Рана не сильно глубокая, но ощутимая, след... от когтей, такие дичи оставляют, когда ослабить хотят. У него обморок, очевидно... переутомление и болевой шок, бежал долго, кажется, убегал от кого-то, в шерсти куча листьев и грязь между когтями застряла, — он бережно очищает потеряшку от красных брызг, вычищает листики и веточки, всю грязь, прилипшую не от хорошей жизни, очевидно, а после на Хосока косится, который до сих пор у камина стоит.
— У меня в домике, на кухне, в самом крайнем левом ящике есть пучок с травами, принеси его, пожалуйста, у Гука наверняка как обычно нет ничего дома, — он припадает ухом к груди лисёнка. Сердце бьётся, только очень слабо.
Чимин не может представить что ему пришлось пережить, не может понять от кого тот убегал и как вообще оказался на территории северных волков. Он ногой подталкивает тазик к вожаку.
— Воду нужно поменять. И не смотри так на него так, пожалуйста, он живой.
Чонгук слушает внимательно, взгляд на юркие ладони Пака опускает, вздыхает шумно, видя, сколько всего запуталось в белой шерсти и не говорит ничего, уйдя в мысли и зависнув взглядом на мордочке лиса. Хосок же понятливо кивает на просьбу, довольно быстро реагируя и начинает мешкаться, явно растерявшись и не зная куда себя приткнуть.
— Ящик, травы, камин... — торочит себе под нос, начиная злиться и наконец находя себя, подойдя к Чонгуку и всучив тому в руки кочергу, — не забывай подкидывать дровишек, чтобы не померзло всё. Я сейчас всё найду, Чимин-и, не волнуйся, — заверяет скорее самого себя, нервно улыбнувшись и быстро ретируясь из дому.
Идти, конечно, недолго, но Чон понимал, что сейчас любая секунда на счету, поэтому основательно ускорился, перейдя практически на бег. Он влетел в дом, забежав на кухню и сразу же кинулся к тумбочкам, проверяя на всякий случай каждую, ибо "вдруг он ошибся, вдруг", а после наткнулся на пучок именно там, где ему и было сказано. Он шумно вздохнул, закрывая все дверки обратно, стараясь скрыть свой приход "ураганчиком" и так же торопливо двинулся назад, пытаясь представить недовольную рожу Гука, чтобы отвлечься от плохих мыслей и слабо улыбнуться. Вообще-то плохо, когда тот зол или недоволен, но ей-волку так смешно, что даже сейчас улыбка сама на лицо полезла.
Сам вожак в это время чихнул, продолжая под нос недовольно фыркать. потому что, вообще-то, любит чистоту. Потому что, вообще-то, терпеть не может когда в доме топят. Потому что, вообще-то, жутко злят ситуации, которые рушат привычный устав жизни. Но он благополучно запихивает недовольство в себя, спокойно помогая Чимину, поменяв воду на более тёплую и принеся таз обратно, а после отошёл к камину, чтобы больше не глазеть на это всё и стал растапливать больше, чувствуя, как дом прогревается.
— Я вернулся, вернулся! — Взволнованным вскриком доложил Хосок, который как раз поспел и подошёл к Чимину, протягивая найденные травы целителю, — Надеюсь, я ничего не перепутал, но нигде в других местах трав замечено не было, — бормочет, оставляя всё рядом с лисом, а после тоже отходит к Чонгуку, положив ладонь на спину и глядя на хмурое лицо, решая ничего не говорить.
Когда Чимин, забрав травы у, буквально, прилетевшего обратно Хосока, аккуратно разминает их в ладонях и втирает в до сих пор немного кровоточившую рану, лисёнок под его руками слабо дёргается. Или ему это только кажется? Омега хранит молчание, лишь слабо хмурится и дом на какое-то время погружается почти в абсолютную тишину, нарушаемую лишь тиканьем часов на стене над камином.
Лисы в их лесах не водятся, целитель повторяет это себе как мантру, убирая остатки зелёной смеси в сторону, на бумагу, в которую травы, собранные и засушенные ранее, были любовно завёрнуты. Этот явно не отсюда, непонятно только, откуда вообще взялся.
Он вновь наклоняется к груди потеряшки, чтобы проверить стучил ли сердце, пока не получает дёрнувшейся лапой по носу. Пак отскакивает, а лисёнок то и правдв живой, правда шевелится, видимо согрелся, пофыркивает тихо, но так старательно не открывает глаз, будто боится в реальность возвращаться.
А Тэхён ведь правда боится. Чужие голоса звучат где-то далеко, почти не тревожат своей назойливостью. В его темноте хорошо, тепло и никто не трогает, никто не зовёт и не обижает. Тэхён ведь боль не любит совсем. Вот только всё ещё медом пахнет, и цикорием, и много-много чем другим, от чего чихать хочется, да и только. Омега по крупицам следует к свету, нехотя, еле переставляя ноги. Лапы.
Чимин вновь подсаживается к дивану, проводя пальчиками между ушек лисёнка. тот вошкается не сильно, скулит, от раны очевидно, лапами шкрябает.
— В голове не укладывается...
Тэхён в своей голове войну двух ипостасей ведет, не хочет оборачиваться, ведь так рана быстрее заживёт, обещает обязательно проехать по ушам тому волку, что сделал это с ним. А в итоге... в итоге всё равно обратно перекидывается.
Чимин снова удивлён, ловит губами свой же задушеный вскрик.
— Я так и думал, что он тоже такой.. как мы!
Хосок слушает тишину и почему-то боится её нарушить, в итоге руку убирая от гука и оставляя его одного, уйдя на кухню и начиная нервно пить воду. В голове не укладывается! Лис, белый лис сейчас греется на диванчике. Комочек шерсти, который так знатно потрепали, и который невесть как оказался в итоге там, где сейчас находится. И кто только мог умудриться? Почему ему никто не помог? Вопросов всегда было значительно больше, чем едва ли находилось ответов, но сейчас они особенно сильно волновали волчью душу.
Земли не славились гостеприимством, теплом и уютом, и Чонгук всё больше уходил в хмурые думы, решаясь обернуться лишь тогда, когда услышал шкрябанье лап, делая шаги навстречу дивану и снова замирая, когда лис внезапно стал.. человеком. Выходит, и правда не просто лис. Выходит, ситуация ещё необычнее, чем изначально. Гук впервые за долгое время громко чертыхается, срываясь в комнату, проносясь точно мимо Хосока, что услышал уже Чимина. Он открыл шкаф, копаясь, и достал оттуда тёплое покрывало, которым в итоге накрыл пострадавшего, особо стараясь не вглядываться. Из принципов не имеет права глазеть на голых... потеряшек.
В это время Хосок уже во всю крутился вокруг дивана, стараясь Чимина не отвлекать и лишь изредка касаясь того как-бы невзначай рукой, чтобы понять, в норме ли целитель.
— Мне нужно спросить у волков, что на страже, как так вышло. Очень надеюсь, что они ответят мне и мы хоть немного начнём прояснять ситуацию. Лис остаётся с вами, старайтесь.. Не завалить его расспросами, если вдруг придёт в себя. Хочу сделать это сам, — злобно фыркает вожак, не дожидаясь ответа и выходя из своего дома, перекинувшись в волка и убежав в направлении границ. Разговор предстоит с пристрастием.
Чимин поглаживает спутанные чёрные волосы, оглаживает царапинки. никак не может привыкнуть к тому, что все шрамы из звериных ипостасей иногда перекидываются и на человечью, старается не смотреть на шрам на боку и, поднимает голову вверх, когда потеряшку накрывает пледом... Чонгук. Всё тот же вредный, суровый и молчаливый Чонгук, их вожак, любимый между прочим, которого дело этого потеряшки волнует не меньше, больше чем их с Хосоком. Хотя Чимин, вообще-то, тоже очень переживает. Этот лисёнок всё ещё ранен, всё ещё еле слышно хрипит и как бы он сильно не простудился от таких приключений. Хотя, наверное, уже, судя по тому как тот трясётся и какой у него горячий лоб.
— Ну он как всегда, не сидится на месте, молчанка ходячая, — причитает Хосок, подкинув снова дров в камин и, вернувшись, спокойно упёрся локтями о спинку дивана, подняв взгляд на Чимина, — тебе нужна помощь? Нужно ещё что-то сделать?
Омега поднимает глаза на Хосока, вздыхая.
— Ты его знаешь, он землю носом вскопает, но нас всех в обиду не даст... а этот, как снег на голову. Белый лис, белый, пушистый лис, раненый!! — Чимин старается особо не шуметь и не эмоционировать, но потеряшка под его руками всё равно шевелится.
Тело Тэхёну кажется чужим. Его знобит невероятно, но приятная тяжесть на плечах — уютная и какая-то родная. В голове всё тот же, белый шум, ставший привычным. А кости ломит, ломит так, будто они неправильно сростаются. Омега приоткрывает глаза медленно, щурясь от яркого, ударившего по нему света. Первое на чём он фокусируется — камин, железные прутья, несколько рамок над ним, мерно тикающие часы и...
Чимин, наклонившись над юношей, кажется, его ровестником, хочет уже открыть рот, но потеряшка вдруг резко подскакивает, хоть это и стоит ему адской боли в потревоженом боку. Он испуганным, но злым взглядом смотрит на двух незнакомцев, кутаясь и цепляясь за плед так, будто он мог его хоть как-то спасти. Голова болела так, будто по ней кулаками ударяли через каждое равное количество секунд.
— Эй-эй, тише! — Чимин сразу вскидывает брови, приковывая к себе внимание серых глаз. — Мы не причиним тебе вреда, тише. Мы хотим помочь мы... мы нашли тебя на улице.
А Тэхён в не причиним вреда не верит, хоть и очень хочется. Скулит от боли от того, что потревоженая рана ноет, но не верит. Хотя эти совсем не выглядят как волки Туана, совсем.
***
Земля пропахла дождём, вязкой сыростью, холодным сухим воздухом и свежестью после дождя. Хорошее время для рыбалки, которой почти никто не занимается, но ещё лучше время для пробежки, чтобы скинуть с себя лишний груз, который копится в голове часами, если не днями, неделями. Об этом думает Чонгук, пока с остервенелым рвением спешит к своим границам, он бежит, бежит и надеется, чтобы появление лиса не стало чем-то, что внесёт ему в жизни негативных красок. Нет, Чон их не боится, но вообще-то и без того своей густой тьмы хватает.
На горизонте виднеется лес, и рядом мелькают знакомые альфьи макушки, на что вожак громко воет, оповещая о своём прибытии. Уши волков дёргаются, слышен ответный вой, который, как отметил Чонгук, абсолютно спокойный и обыденный. Ещё около двадцати секунд, и грузный чёрный волк на месте, рычит, оглядывая и отмечая наличие всех, кто ему нужен, после чего перекидывается назад, становясь ровно на своих двух и грозно складывая руки на бёдрах своих.
— Я пришёл к вам узнать, как обстоят ваши дела, — спокойно интересуется, стараясь сдерживать свои эмоции, которые не держал в присутствии Хосока или Чимина, не уводя взгляда от волков.
— Дела спокойно, Чон. Выглядишь напряжно, что так резко привело тебя сюда? Помнится мне, ты говорил что у нас всецелое доверие в стае, и ты придёшь только если случится что-то из ряда вон выходящее, — торочит один из них, внимая эмоции на лице вожака. Строго. Так всегда выглядело его лицо. Всегда, только сегодня к строгости добавилось ещё что-то едва отличимое, что заставляет поджать хвост от интереса. А Гук зависает ненадолго, раздумывая, нужно ли им всем знать то, что случилось. Потому что да, доверие всецелое, и нет, не обманывают.
Он отрицательно помотал головой, кинув что-то в духе "решил глянуть, не помешал ли кому из вас дождь", выдавил из себя относительно убедительную улыбку, а после кивком позвал за собой того, кого назначал там за старшего.
— Ты уверен, что всё в норме? — Интересуется тёмноволосый, глядя на голубоглазого старшего, замечая у того проблеск беспокойства и, кажется, понимания?
— Случилось, — констатирует, хмыкая, и делает шаг навстречу вожаку, — но нет, конкретно у нас не случалось. Тихо, как в погожий зимний сибирский день в лесу, только дождь по ушам бил да зайцы прыгали. А у тебя?
— А у меня лис. Белый. Под домом валялся в едва живом состоянии, — фыркает вожак, снова складывая руки на бёдра и сверля взглядом собеседника, — а я, помнится, говорил, что на наших землях чужаков быть не должно. Так мало того, что он в наших лесах, он под моим домом, Рич! под моим, мать его, домом, где я сплю каждую ночь. А мог быть под твоим, где спит твоя семья, под домом Чимина, который лечит твою семью или под домом Хосока, которому вверено расчёт провизии сделать на всю нашу стаю. И мог быть далеко не безобидный, несчастный потеряшка. смекаешь? — С тихим рыком, явно выказывая свою злость и неосознанно начиная своей аурой давить на парнишку, что готов был хвост поджать да заскулить тихо, не подавая этого видом и кивая в ответ.
— Чонгук.. я понимаю, что ты имеешь ввиду, но я искренне не знаю, откуда он, и уж тем более, каким образом он там, где он есть. Лисов не было никогда тут, не видали и видать, честно говоря, желанием не горим. Проморгали, ладно? Больше не будем, — хотел было продолжить, но получил звонкую пощёчину, понимая, что ничего не "ладно" и не "больше не будем", молча закусывая губу.
— Я надеюсь ты меня понял. Эта ночь могла стоить жизней целой стаи. В следующий раз я раздеру тебя в клочья, хоть и буду потом жалеть и грызть себя ничуть не меньше.
Не слушая ответов, Гук зашагал немного медленнее в сторону своего дома, стараясь окончательно взять себя в руки и выдохнуть, иначе в противном случае придётся сложно. Так же, как обычно было сложно раньше. тогда, когда он только учился держать себя в руках.
***
В это время Хосок продолжал наблюдать за Чимином, что возился над макушкой парня, а после интуитивно вздрогнул, когда потеряшка внезапно вскочил, и стал глазами моргать, обойдя и встав перед целителем.
— Попридержи коней в любом случае, потеряшка, и не вздумай творить глупостей, — с настороженностью в голосе, окидывая юношу строгим взглядом, — я лично тебя съем, если попробуешь криво дёрнуться или тем более причинить вред тому, что сейчас у меня за спиной. Он тебя отмыл, мы тебя обогрели и укрыли, хотя спокойно могли вышвырнуть в лес и забыть, ладно? Успокойся, малой.
— Да сдался мне твой волк, — Тэхён сам свой голос не узнает. Он тоже какой-то чужой и не родной, как и тело, которое сильно болит от каждого движения. Он и дёргаться то не собирался, но всё равно на всякий случай мельком оглядывается. Единственный выход был за спиной этого большого и страшного (не то, чтобы омега слишком сильно боялся его, терять ему особо нечего) волка. Перекидываться обратно в лиса не вариант, его всего трясёт и рана на боку чертовски ноет хоть и, к счастью, не кровоточит.
— Да и какие глупости по твоему может натворить раненый и больной омега против двух взрослых волков? — Они не выглядят как волки туана. Точнее нет, не так. Это очевидно не волки Туана. Если бы он случайно заплутал в огромном лесу и случайно вернулся туда откуда начал, то названный жених от него места живого не оставил, причем сразу же, не медля. А Чимин удивлён, он цепляется одной рукой за плечо Хосока, оглядывая юношу. Кудрявые чёрные волосы, большие серые глаза, <i>лисьи</i>, аккуратные черты лица и несколько синяков на плечах, которые он сразу же пытается прикрыть краём пледа, когда замечает к себе такое внимание. И движения, движения то все скованные.
Чимин хлопает Хосока по плечу, поднимая на него злобный взгляд.
— Нет не могли! Он ранен, а моя работа помогать всем раненым кем бы они ни были!!
— Я не просил мне помогать. Всегда мечтал сбежать от одной стаи волков в другую, где меня ещё и обвинят в моем соответствующем страхе, — отзывается потеряшка и Чимин еле слышно вздыхает. но напрягает только это "от одной стаи в другую". Из какой стаи он пришел и, другой вопрос, как вообще там оказался?
Хосок расслабился, видя, как у этих двух правдами-неправдами завязывается диалог и сам в сторону отступает, пропуская Чимина вперёд. Он ещё недолго наблюдает за ними, видя, как потеряшка сильнее кутается в покрывало, и слабо хмыкает, без лишних слов уходя на кухню. Копошится, про себя ворча на Чонгука, у которого опять пусто, словно только вчера дом построен был. Его беспокоит не то, что тут пусто, а то, что вожак так живёт. В пустоте, холоде и одиночестве, даже здесь проявляя характер. как он только с голоду не помер? Вопрос весьма занятный. И так, не прекращая мыслей, он всё же находит немного ромашки, ягоды шиповника и, о чудо, даже немного мёда. Отлично, значит чаю быть. Хосок решает не спешить, даёт время на обсуждения двум, уже очевидно, омегам, но краем уха всё равно слушает. На всякий случай.
Но Чонгук запретил задавать ему вопросы, потому что сам хотел распросить его. И не важно ведь, что потеряшка совсем не хочет говорить с ними. Он язвительный и довольно грубый. Хотя их вожак такой же? Они должны найти общий язык. Чимину почему-то кажется, что этот лис перевернет всю их привычную жизнь.
— Послушай, мы правда не причиним тебе вреда, пока ты не попытешься причинить вред нам, Хосок не со зла, — Чимин аккуратно выступает из-за плеча альфы, видя, как внимательно за ним следят серые глаза лисёнка.
Хосок значит. а этот?
— Меня вот Чимин зовут...
Чимин.
—...А ты... нет, ты конечно можешь не отвечать, но наш вожак, Чонгук всё равно попросит и было бы про...
— Тэхён, — внезапно перебивает его омега, поджимая ноги к себе и сильнее кутаясь в свою маленькую защитную крепость. Этот шумный черноволосый волк, от которого сильно пахнет травами и шоколадом, растягивает губы в улыбке. Странный. Но забавный.
Нос вновь щекочет смесь мёда с цикорием и Тэхён бросает взгляд на дверь, сталкиваясь взглядом, очевидно, с тем самым вожаком.
Сам вожак в это время наконец доходит до своей "берлоги", которую так в шутку зовут остальные. А что? Не топится, не светится, не шумит, не пахнет едой, вообще ничем кроме мёда и цикория не пахнет. Точно берлога для спячки. Он переступает порог как раз на моменте, когда слышит "Тэхён" и от чего-то крупно вздрагивает, когда слух улавливает его голос. И ни слова не говорит, когда ловит взгляд серых глазёнок на себе. Шагает ближе, поправляя волосы и становится около Чимина, сложив руки на груди. Закрывается. Взгляд становится тяжелее, брови ползут к переносице, и сам он внимательно изучает лицо "новоприбывшего", про себя выдыхая оттого, что тот жив, а значит узнать что происходит всё же можно.
Вообще, по-хорошему, надо дать этой находке века ещё суток эдак трое, чтобы он там в себя окончательно пришёл, раны стали заживать, он спокойно вспомнил всё, что было.. а с другой стороны вдруг случилось что-то, что отлагательств не терпит? Вдруг эти трое суток будут стоить очень и очень много? Чона, очевидно, распирало изнутри от этой борьбы, но он всё так же не подавал виду, грузно глядя на юношу и отвлекаясь лишь тогда, когда услышал хосока из-за спины.
— Эй, Чимин-а, думаю, мне нужна твоя помощь! — Кричит тот с кухни, поняв что вожак вернулся и на эмоциях, кажется, переборщив с чем-то из ингредиентов, Потому что вышел не чай, а бурда. Благо хоть не всё сразу сыпанул, — целитель, без вашей помощи никак! Ситуация срочная, — со слабой улыбкой в голосе, чтобы не перепугать лишний раз больше никого, потому что и так все на взводе. К тому же, Чону-старшему точно нужно пару минут, чтобы поговорить.
Чимин успевает только подскочить с колен, когда рядом с ним останавливается Гук и Хосок зовёт его на кухню, выражаясь так, что омегу на весёлый смех пробирает.
Он незаметно кивает, переводит взгляд на потеряшку, чтобы удостовериться в его состоянии и быстрыми шагами пересекает комнату.
— И что ты думаешь об этом? — сразу спрашивает Чимин у Хосока, понизив голос.
— А что я могу думать? Потеряшка тот ещё грубословец, — бормочет, выливая неудавшуюся попытку готовки и ополаскивая чашки, — Гук его либо задавит злостью от этого, либо стоически выдержит и будет спокойнее мёртвого моря, так же как оно отталкивая от себя. только море от своей солёности, а он.. а кто его знает, что там в голове, — грустно немного улыбаясь и поворачиваясь к Паку, — А ты что думаешь?
— Знаешь, говорят же вот, что у целителей есть какой-то особый дар предчувствовать будущее, — Чимин никогда ещё не был таким тихим, как сейчас. Он принял чашку из рук Хосока, поджав губы принялся намешивать чай, все движения были четкими, отточенными, такими, какими омега всегда подлечивал раны других состайников. Привычка.
— И я думаю, что наш грозный чёрный волк немного оттает. Не знаю почему, но мне так кажется, это знаешь, как навязчивая мысль? Он ведь мог прибежать в любую стаю, к западным или восточным волкам, мог упасть на священной поляне, но ведь он тут? Наверное, именно так нужно было.
Дождавшись, пока Чимин ретируется, Чонгук наконец подходит к дивану, где парень снова свернулся комочком, садится на край и опускает на мебель ладони, всё ещё неотрывно глядя.
— Ну что, потеряшка-Тэён, — нарочно делая ошибку в имени, которое прекрасно запомнил, чтобы с ходу понять очертания характера, — расскажешь, как умудрился очутиться под моим окном в ливень, да ещё и в таком плачевном состоянии?
Тэхён молчит, поджав губы, неотрывно за очевидным вожаком следит. Сомнений не было, аура тяжелая, давящая, от такой защититься бы, спрятаться в свой кокон и не вылезать из него до конца своих прекрасных дней. Но лис внутри беснует, царапает воздух, громко тяфкает, что у омеги уши закладывает от этого, во всех смыслах. Но Тэхён лишь шикает на него и хмурится, когда альфа рядом с ним садится.
Вообще-то, Ким не был настроен на разговоры. С ним — особенно. Живот неприятно урчит, напоминая о том, что ел он только утром и то это было ещё мягко сказано. Какая-то полутухлая обглоданная ранее кем-то тушка какого-то зверька. Большего омега не мог в себя впихнуть, его выворачивало от одного вида еды.
— Я Тэхён, Тэхён, Т э х ё н, — чеканя по буквам, с упором, хмурится сильнее и злобно на альфу (Чонгук вроде?) глядит. — Я расскажу только потому, что у меня есть единственное основание доверять вам — вы не волки из стаи Туана, а потому вроде как не должны меня убить. В противном случае я был бы уже мёртв.
Тэхён фыркнул раздражённо, после — несколько раз несдержанно чихнул. Дуратский ливень, будь он совсем неладен. Мог бы — прижал бы свои невидимые уши к голове.
— Я не из этих лесов, — омега прикрыл глаза, пытаясь в мыслях представить маршрут, которым оказался тут. — За горами, на юге, есть море, там же живёт моя стая. Не думаю правда, что честно будет назвать их стаей, не то, что семьей...
Тэхён ожидаемо запнулся, лизнул нижнюю губу кончиком языка и перевел взгляд серых глаз на огонь, куда угодно, лишь бы не альфу, не на волка, сидящего рядом с ним.
— В один день меня просто поставили перед фактом, что я выхожу замуж за альфу. Я не знал, что это будет волк, <i>такой</i> волк. Они притащили меня на свою территорию, перед этим, кажется, накачали какой-то дрянью. Я пробыл там два дня... и сбежал за день до свадьбы.
Лис криво усмехается, вновь чихает, виня себя за такую слабость перед чужим человеком. Но, что он мог? Что мог сделать, чтобы обезопасить себя?
— Мою попытку удрать незаметно сразу просекли и оставили памятный подарок.
Он просунул пальцы под пледом, касаясь подушечками бока, тот не кровоточил, но было что-то зелёное и неприятное на ощупь, кажется, какие-то травы.
— Наверное, вот так?
Вожак тем временем внимательно слушает юношу, изучая эмоции, реакции и подмечая мелочи, делая лично для себя в голове пометки, чтобы понимать, можно ли этому человеку верить. Вроде, пока лжи не учуял. Значит, немного всё же выдохнуть можно.
"Туантуантуан" словно маленьким молоточком стучало по голове, Чон напрягал мозг в попытке вспомнить: что из себя представляет этот волк? Хотя, очевидно, раз он позволил себе вольность поступить так низко и грязно с омегой, то ничего он из себя и не представляет. Волк бы себе такого не позволил. Это просто клоун, который ищет авторитета и самоутверждения за счёт других, тех, что слабее и, возможно, глупее. Такие злили, раздражали и заставляли скулы напрячься, а желваки на лице заиграть. Вожак понятливо закивал, опустив наконец глаза в пол и стал думать, что теперь делать. Как лучше поступить?
— Значит, теперь слушай меня... — начинает, прокашлявшись пару раз, — для начала: не фыркай на меня, изволь держать свою нервозность при себе. Дальше.. жить остаёшься здесь до полного выздоровления. Мы нашли тебя таким, но это не значит, что таким же мы тебя и отпустим. Однако это не значит и то, что о тебе должны знать, — уверенно и строго, как всегда, держа взгляд глаза в глаза, — моей стае не нужны лишние нервы и сказы, мне не нужны проблемы, а тебе, думаю, не нужна здешняя слава. Лисов тут никто отродясь не видел, даже самых обычных, понимаешь? Будешь в моём доме, тут никого кроме Хосока и Чимина, которых ты уже знаешь, не бывает. Как раз время тебе подумать, что будешь делать дальше. Как выздоровеешь — скажешь, окажу помощь, если будет надобность. Взамен ничего, кроме тишины и покладистости не прошу. Идёт?
Тэхён молчит, больно губы прикусывает, переводя взгляд на волка, когда он заговаривает. Не боится его ауры больше, не ёрничает, не кусается. Тэхён устал. Безмерно устал, потому что весь этот побег забрал из него последние силы, оставив на поверхности только худую костлявую безвольную оболочку. Лис внутри воет, омега вновь вынужден шипеть на него со злости.
— Да, остаёшься здесь, как пленник, — бормочет себе под нос, глотая подступающую к горлу истерику. Сбежать из одной стаи пленником, чтобы попасть в другую стаю всё тем ж пленником. Быть украденым из семьи, где он так же был пленником, до этого момента не понимая сего.
У Тэхёна в груди клокочет злость с негодованием. Его прямо сейчас так скрыто назвали проблемой? Прямо так? Глядя в глаза? Тэхён хочет рявкнуть что-то, но выходит лишь немного скатиться ниже, зарываясь носом в край тёплого пледа. Перед глазами играли огненые всполохи от камина и дождь за окном уже не так сильно напрягал его.
Даже смешно.
Куда он пойдёт после? Домой — никогда. Дома тоже больно, там его никто не ждёт.
— Уж лучше бы в клетку уже посадил, да показывал, как зверушку диковиную, раз лисов тут никто никогда не видел, — ехидно хмыкает омега, не смотря на альфу и на мгновение прикрывая глаза. Красная кнопка благим матом перед глазами орёт, что НЕЛЬЗЯ!! НЕЛЬЗЯ!! но он устал. И плевать уже, что волки. Они не притрагиваются к нему, не лезут, соблюдают границы, не домогаются и не бьют.
— За покладистостью и тишиной ты обратился не к тому лису, волчара.
Что будешь делать, когда я совсем не захочу уходить?
Чонгук, видит Один, изо всех сил старается не разозлиться. Каждое фырканье, каждая фраза и этот злобный взгляд не на шутку выводили вожака из себя. Даже забавно, ведь раньше он более равнодушно относился к таким особям. спишем всё на то, что он под впечатлением от встречи с лисом. Он хрустел пальцами, медленно, каждым в двух местах, а после покачал устало головой, размяв шею и опустив взгляд в пол.
— Как ты не поймёшь, что если бы я хотел над тобой издеваться или сделать плохо, то правда бы посадил в клетку всем на потеху? "Чучело-потеряшка", так бы и назвали тебя в стае, а после ещё несколько поколений использовали бы в качестве смешных историй на застолья. Тебе этого хочется? Тебе так нравится? Если да, так чего же бежал оттуда? Над тобой, видно, там знатно насмехались, — рычит, не скрывая недовольства и быстро пытается взять себя в руки, потерев силой переносицу и шумно выдохнув, — меня не меньше твоего злит ситуация, которая сложилась, но ни я, ни кто-либо ещё из моей стаи к этому не причастен. и раз уж меня в это всё втянули по счастливой случайности, то остальным в этом нет необходимости. понимаешь? Ты не пленник, я просто предложил тебе так пережить этот период. Не нравится? Предлагай, а не фыркай на меня. Я не ребёнок и не идиот, я вожак, у которого куча своих забот, у которого круглосуточный шум и который этот шум терпеть не может, но который обязан его слушать, чтобы слышать всех. Говори спокойно и обсуждай, а не сразу раскидывайся своими язвительными фразочками, — заканчивая, подымается с дивана и снова переводит взгляд на омегу, абсолютно спокойно продолжая, — так что либо предлагай, либо я пошёл наверх спать и оставляю тебя на эту ночь в руках Чимина и Хосока. У тебя пять минут, чтобы меня остановить.
— Знаешь, как они издевались? — Вдруг у Тэхёна пропадает всякое желание спорить, когда он уже одной ногой в морфеевом царстве. Он нехотя садится, спуская плед с плеч, там — нездоровые тёмные багровые синяки, мелкие красные царапины, следы пальцев с задней стороны шеи. Омега не показывает эмоций Чонгуку, но внутри смешиваются обида, тупая боль и ярость. Тэхён собственную панику глотает, что это когда-нибудь повторится.
— Меня не злит ситуация, — голос становится ниже, а взгляд серых глаз более усталым. Тэхёна утомляет всё это, он снова скатывается ниже, с силой кусая внутреннюю сторону щеки. — Мне больно. А я не люблю когда больно, Чон Чонгук, грозный вожак с севера.
Омега отключается, прежде чем успевает сообразить иное решение этой проблемы.
Чон осмеливается опустить глаза лишь тогда, когда омега внезапно засыпает. Он осторожно смотрит на все увечья, хмурится, выдыхает болезненно, пытаясь понять, за что так можно было вообще. Он решает пока не показывать всё Паку, кусает губы изнутри недолго, а после молча подходит, укутывает Тэхёна поплотнее в покрывало и осторожно берет на руки его, шагая в свою комнату. Укладывает на подушки, накрывает одеялом поверх покрывала и стоит недолго, глядя на спящего потеряшку. А после так же тихо уходит, закрыв за собой дверь в комнату и шагает на кухню, привлекая внимание ребят к себе.
— Ну что, Гук? Что там? — осторожно интересуется Хосок, оставив на время все дела и глядя на вожака с явным беспокойством.
— Там.. в общем, он останется тут, поможем ему встать на ноги, а дальше разберёмся. Никому не говорите о нём, ладно? Чимин, ссадин и побоев много, предупреждаю, он уснул, можешь зайти завтра, он в моей комнате, — и глядит на них спокойно, сжимая руки в кулаках.
— В твоей комнате? Но ты же обычно... — обрывает себя на полуслове, ловя взгляд вожака, — понял. Ещё что-то?
— Нет, у меня всё. А вы что тут копались? — С интересом, видя нехилый беспорядок и вздыхая тяжко. — Хосок, твоих лап дело? Или твоих, Чимин?
Чимин оборачивается на Чонгуков голос, губы поджимает. Слышал краем уха разговор Тэхёна с альфой, имя Туана не укрылось.
— я... Да, хорошо, я посмотрю в запасах, что можно использовать, чтобы синяки быстрее сошли.
Он удивлённо приподнимает брови. Чонгук никогда никого в комнату свою не пускал, даже на порог, а тут? Потеряшку? Сам отнёс?
Разобравшись со всем и выпровадив всех по домам, Чонгук стал бродить по первому этажу. Допил чай, который ребята всё же приготовили, отметив, что по его вкусу мёда многовато. А что? он сам один огромный бродячий мёд, и вообще, Чон не понимает как эта сладость оказалась у него припрятана. Его долго мучали мысли, и в итоге он решил уже не ложиться, ведь время близилось к утру. На рассвете, переборов себя и свои принципы "к чужому не входить", юноша всё же решается подняться в свою комнату, осторожно выглядывая на спящего лиса. Подходит, принюхиваясь к приторно сладким запахам и кладёт ладонь на лоб, проверяя температуру.
Горит.