Ночной кошмар

Тэхёну жарко, очень жарко. он не знает сколько времени проходит с того момента как он отключился. По ощущениям — уже целая вечность. Он мечется по постели, чуть не сбрасывает подушку и даже на какой-то момент просыпается от звука своего собственного скулежа и, не в силах даже сфокусироваться на противоположной стене, вновь в темноту проваливается, немного поуспокоившись.


Когда до Чонгука наконец-то доходит что у лиса, вообще-то, жар, он громко чертыхается, бегло проведя рукой по голове Тэхёна и быстрым шагом уходит, оставляя дверь приоткрытой, опять строго нахмурив брови. Он не специально, честное слово, но глядеть за больным стоило внимательнее. Вот и винит теперь себя, чертыхаясь ещё больше. Он приходит к дому Чимина, преодолевая небольшое расстояние ещё быстрее, чем раньше, быстро взбегая по ступенькам, часто и много стуча в деревянную дверь, не прекращая ровно до тех пор, пока та не была открыта.


— Послушай, Чимин, — начинает, стараясь меньше хмурится и не думать много лишнего, — я не соображаю вообще ничего в этих ваших вопросах лечебных, но ей богу, этот лис горит живьём, а я ведь просто коснулся его лба, — тараторит, оглядывая сонный вид друга и вздыхая устало, — ты спал, да? Извини, но у меня чувство, словно он правда сгорает и тебе стоит глянуть на него, пока не стало хуже.


Чимин, когда вернулся домой, ещё долго успокоится не мог, слова Хосока в голове прокручивая и щеку с силой кусая, чтобы не разрыдаться. "Из уважения поухаживать", "не смущает моя компания". И как же объяснить большому серому волку, что вот! Вот он я!! Пак Чимин, влюблённый в тебя по самые кончики ушей!! Как меня вообще может твоя компания смущать?


Но Чимин молчит, фальшиво улыбается все тому же Хосоку. Хосока отношения не интересуют, да? А Чимин не навязывается, потому что это совсем уже бессмысленно и с этими же мыслями падает в сон.


Когда на утро кто-то начинает громко тарабанить в дверь, Чимин резво подскакивает с дивана, на котором ночью случайно уснул, потирает ушибленый бок, хмуря брови. Кого вообще принесло в такую рань? Нос щекочет мёд и цикорий, омега больше злится.


— Чон Чонг..! — он замолкает, тираду выслушивая, да глаза с силой потирая и после, ни слова не говоря, ныряет обратно в глубь домика, в свою кладовую. И почему он вообще подумал, что если температура не поднялась сразу — не поднимется потом? Ну как же так? Он же целитель, должен был понять!!


Омега хватает с полки два настоя, один лечебный, второй снижающий жар и, на секунду подвисает, всё же хватая с нижней полки недавно наведённую мазь, чтобы намазать ими синяки, о которых говорил ранее, на кухне, Чонгук.


Дорога до дома альфы занимает меньше времени, чем когда Пак впервые учуял запах потеряшки сквозь толщу дождя. В лагерь уже возвращались первые ночные дозорные, которые должны были смениться с дневными и целитель на секунду замирает, чтобы обернуться через плечо и повести носом. Все были целы.


Он вбегает на верхний этаж, сразу же прося Чонгука принести тазик с холодной водой и тряпку. А сам, не сколько интуитивно, сколько по запаху болезни, находя комнату альфы. Он присаживается на край кровати, вздыхая. И правда горячий. Он кладет все принесённое на тумбочку возле и закатывает рукава своего серого свитера.


Чонгук шлёпает ногами едва слышно позади Пака, когда тот вернулся со всякими баночками и травками, молчит, не возникая и даже не пытается завести разговор, чувствуя, что его понемногу начинает разбирать усталость. Он подымается следом в свою комнату, не говоря вслух как сильно его бесит сам факт присутствия кого-то там, не считая самого Гука. Он знает, что мог бы оставить потеряшку внизу, разложить диван и не беспокоить. Но мысль о том, что тот со своими ранами будет лежать в "проходном двору", даже если там никто не проходит, всё равно почему-то вывела из себя.


Первым в ход идет жаропонижающе. Чимин успевает только прикрыть рот омеги, прежде чем он выплюнет не самое приятное на вкус лекарство. Потом Чонгук приносит тряпку, которую целитель, смочив в тазике, кладёт на лоб Тэхёна.


Вожак хмуро смотрел на настойки и мазь, запоминая что и когда давать, а потом внезапно вскинул взгляд на целителя, недоумевая. Он? Лиса? Сам? Да у него же понятия осторожности нету, сломает случайно. Это полбеды.. что стае сказать? Что стал сиделкой у капризного лиса, который не умеет держать язык за зубами, и теперь угодил туда, где находится? Абсурд. Театр одного абсурдного героя.


— Это, жаропонижающее и лекарство от простуды, — негромко произносит Чимин, обернувшись. — Первое даешь по необходимости, второе три раза в день, желательно после еды. А это мазь... ей будешь синяки мазать. И нет, Чон Чонгук, не смотри на меня такими серьёзными глазами!


Чимин хмурит брови, говорит быстро, но тихо.


— Сам знаешь, что спорить со мной нельзя! Это бесполезно. Мы нашли его под твоим домом, значит ухаживать за ним — тебе, а моя задача следить за волками в стае!


— Какие вы шумные... — хрипит Тэхён, слабо глаза приоткрывая и пытаясь восстановить дыхание. Во рту неприятное послевкусие и все звуки какие-то слишком громкие.


— Это предательство, липучка, и нечего на меня кричать, когда я ни слова не сказал, — шипит в ответ, дёргая плечами и обходя комнату, подойдя в итоге к подножью кровати, — А тебе доброе утро, потеряшка, — хмыкает, хватая пака за локоть и уходя из комнаты вниз, — Ладно, пусть будет так. если что, то не удивляйся моему стуку и словам "я его, кажется, сломал", — договаривает уже спокойно, провожая друга за дверь и возвращаясь в комнату.


Чимин нарочито шумно вздыхает с его злобной тирады, в ответ ничего не говорит, лишь хмыкает. Как же, сломает. Чимин уверен, что Чонгук к Тэхёну будет бережен и аккуратен, предчувствие такое.


Он снова стоит в дверях, глядит на макушку, которая то глубже в одеяло, то наоборот вылезти пытается, вздыхает шумно и идёт к шкафу, находя там вещи, что могли бы быть по размеру его "сожителю". Достаёт оттуда тёплые штаны и кофту с длинным рукавом, кидая их после парню на колени.


— Тэхён, — зовёт, проверяя реакцию. вроде живой, — когда немного отпустит жар, то оденься, иначе толку от лечения будет мало. Ты всё равно пока не сможешь толково использовать животную форму, а голым ходить как-то... бескультурно, — с заминкой, пытаясь подобрать слово, — а я сейчас схожу к Хосоку, вверю ему парочку вещей, найду еды, чтобы ты мог пить лекарства и приду назад. Постарайся не натворить дел и не сбежать, я как раз настроюсь на то, чтобы намазать твои ссадины. Внизу ещё оставался чай, вроде. Если хочешь, — с привычным строгим спокойствием, глядя на него и после действительно выходя за дверь, прикрыв её.


Тэхён внимательно за ними следит, хмурится и ощущает влажность на лбу, на пробу касается пальцами. Мокрая тряпка, а по ощущениям будто целый океан. Он то сесть пытается, то голова начинает кружиться и он вновь под одеяло лезет, кряхтя и пыхтя злобно.


— Господин очевидность, — фыркнул омега, сцапав одежду ближе к себе, всё ещё не в силах дышать нормально. В лёгких будто пламя от каждого вдоха разгоралось. Он боялся, что в какой-то момент просто сгорит заживо. Если бы не рана на боку, он бы мог попытаться перекинуться, навскидку, в животной форме все болезни протекали проще, но сейчас омега просто скошен.


То ли на севере всегда так холодно, то ли это его морозит.


— Очень смешно, умник, я даже при большом желании не могу сбежать, если ты не заметил.


Когда дверь за альфой закрывается, Тэхён сразу же раскрывается, болезнено шипя, ну как он мог упустить такую возможность обследовать комнату Чонгука? Он быстро натягивает свитер и штаны, не смотря на то, что все движения отдаются пульсацией и болью в висках, а глаза нещадно слезятся.


Комната оказалась достаточно небольшой и... пустой. Ничего кроме кровати, тумбочки, двух шкафов и рабочего стола в ней не было. Придерживая одной рукой тряпку на лбу и опираясь и встречающиеся предметы, омега подходит к столу, открывает ящики, перебирает какие-то бумажки, книги, вздыхает. Ничего интересного.


Странный этот Чонгук. Весь какой-то напыщенный из себя, злой, хмурый. Но ведь принёс в свою комнату, целителя позвал, одежду дал, хоть и немного великоватую. Тэхён хочет воскликнуть, мол, чего печёшься? Ты сам дал понять, что я проблема. Так зачем ближе подпускаешь?


Хосок в это время уже твёрдо стоял на ногах и доедал завтрак, на скорую руку прибираясь, как вдруг на пороге кухни увидел Чона-бесячего, вздрогнув от неожиданности.


— Ты бы ещё ближе подошёл, волчара! — возмущённо, вовремя остановив себя от того, чтобы тряпкой швырнуть в Гука, — мне так до смерти недалеко. Думаешь головой? И вообще ты чего так внезапно? — тараторит всё подряд, делая два шага навстречу.


— Я оставляю на тебя стаю и пропадаю на пару дней, — спокойно, с ходу, лоб в лоб. Типичный чонгук, ничего не скажешь.


— Что? Почему? Заболел? — с нотой беспокойства бормочет Хосок, кладя ладонь на лоб Гука. Да нет. Вроде как обычно.


— Нет. Чимин сказал что опека над лисом целиком и полностью моя. Иду за едой и выпадаю из дел, иначе он точно что-то натворит. По нему видно, что не будет на месте сидеть.


Хосок ещё долго торочил Чонгуку, как и что лучше делать, ведь "я всё когда-то слышал от бабули, она мне врать не станет", на что Чонгук понятливо кивал, удовлетворяя любопытство младшего Чона и уходя от него на поиски еды уже с небольшим её запасом. Ну, потому что Хосок всегда такой. Сделает всё, чтобы быть уверенным в безопасности друга, да и стаи в целом, которую в итоге охотно взял под опеку на это время.


Следующие добрых три часа Чонгук ходил по поселению, покупал продукты и вежливо общался с каждым из стаи, покорно выслушивая их комплименты, претензии, пожелания, указания, наставления и даже ворчание "почему вожак до сих пор без пары ходит". Кивал болванчиком, редко что-то отвечая и отмахиваясь в большинстве случаев от всего, что в свой адрес слышал, а про себя просил, чтобы это поскорее закончилось. Потому что не любит шум. Потому что дома его ждёт ручной пациент на ближайшие пару дней.


Наконец закончив, Чон быстрым шагом рванул домой по переулкам, чтобы встречать как можно меньше знакомых, которых тут, между прочем, все и каждый, и быстро нырнул в берлогу свою, громко и облегчённо вздыхая. Оставив корзины на кухне, он поднялся в комнату, найдя лежащего на одеяле лиса, со скучающим взглядом, видимо, в сотый раз оббегая "владения". Хмыкает, привлекая к себе внимание и кивает головой, приглашая без слов следом, взглядом указывая взять с собой настойку и мазь.


Тэхён и правда падает на кровать уже после первого часа, проведённого в круглом одиночестве. Дома (смешно), омега любил выбирать в детские домики, где обычно находились беременные и уже с маленькими лисятами, чтобы поиграть с меховыми комочками под негромкие успокаивающие разговоры старших. В детских домиках тепло, пахнет молоком и хвоей, морским бризом и шерстью. Тэхён тоскливо косится на окно. Здесь ему светит разве что эта комната и общество ворчливого волка.


Когда возвращается Чонгук, жар уже понемногу спадает, но слабость в теле всё ещё остается. Он, шумно дыша, поднимается, подцепляет мазь и настойку с тумбочки, крепко в пальцах стискивает, чтобы не выронить, и медленно с мягкой кровати поднимается.


— Готовить я не мастер, да и не знаю что ты вообще ешь, но поесть тебе нужно, — бормочет, прислушиваясь к не быстрым шагам позади себя и сам замедляется, чтобы поймать в случае чего, — ходить если тяжело, можешь ухватиться. Глаза только не выцарапай, а то мне кажется ты можешь, — уже громче, добравшись до кухни и доставая продукты на стол.


— Я тебе не только глаза могу выцарапать, волчара, — сведя брови к переносице, попытался немного поуспокоиться, но мало получалось с этим альфой, который постоянно пытался поддеть, задеть его. — Сам дойду.


Не говоря больше ничего, Чон развернулся, не убавляя слуха от шороха позади себя и стал торопливо доставать всё что ему нужно, намереваясь на скорую руку сварить суп. Ставит воду, подсаливая, режет овощи помельче, параллельно кидая немного мяса в уже тёплую воду и не отвлекаясь, чтобы ненароком что-то не забыть. Он для себя готовит крайне редко, и то, если у него планируют засесть Хосок или Чимин, которые вечно дают нравоучения за такой образ жизни. Толку пытаться его поменять? Хочет есть — жуёт что-то, не хочет — не заставляет. А хочет крайне редко. Поэтому и всего дома крайне мало. Чон не видит смысла в переводе продуктов, которые могут быть полезны кому-то из жителей стаи, поэтому спокойно живёт, лишь кивая на наставления друзей.


До кухни омега доходит позже Чонгука, с облегчением падает на стул, устраивает на столе руки и на них же подбородок, с интересом следя за действиями альфы.


— Из того, что я увидел — твой дом не выглядит особо обитаемым, где ты живешь вообще? — Если уж ему светило сожительство с этим волком, нужно было немного идти на компромисс и узнавать что-то новое. Потому что вопросы омегу мучили нереальные. Он прикинул для себя какую-то краткую информацию, что Чонгук одинок, у него нет пары, он вожак, а значит старше.


— Тут и живу, а где ещё могу? — С наигранным удивлением в голосе, не отвлекаясь от работы и игнорируя мелкие оплошности в виде царапин на пальцах от ножа, который разучился в руках держать, — меня дома не бывает. Я утром ухожу, оглядываю территорию, чтобы проверить, всё ли хорошо, слушаю каждый день какие-то новые-у-каждого-свои квартальные отчёты, работаю, вечерами хожу на охоту и поздно ночью прихожу спать. С утра, думаю, ты понимаешь где я снова, — расслабленно продолжает, достав из закипевшей воды мясо, быстро измельчая его с помощью ножа и вилки, а после отправляя обратно уже с частью овощей, наполовину крышкой закрыв, — настолько пусто, а?


Чон даже не удивляется таким выпадам со стороны омеги, чей взгляд на себе чувствует ярко, кажется, даже слишком. Сколько раз он уже слышал ворчание Чимина касаемо того, как живёт? Касаемо того, что сам живёт? Касаемо того, что "живёт" это всё назвать язык не поворачивается? Слишком. Много, часто, грузно, смешно и грешно. Поэтому и старается не зацикливаться, пока его всё устраивает.


— Я не вижу смысла в трате времени на обустраивание помещения, куда приходит один-единственный волк переночевать, не считая редких встреч с друзьями, — уже тише, но всё так же уверенно, отправляя последние ингредиенты кипеть и поворачиваясь к юноше, изнутри губы кусая, — я предупреждаю тебя сразу: нежно не умею. Так что лишиться глаз за ссадины не планирую, сделаю всё, что могу, однако всё ещё не гарантирую.


Он снова отворачивается, возвращаясь к готовке и запихивая все свои мысли подальше. От усталости стал менее бдительный, более болтливый и рассеянный. так на него не похоже. Что с уст невольно слетает тяжкий вздох.


Омега удивленно приподнимает брови, выслушивая небольшое объяснение такой пустоте от альфы и медленно скользит взглядом по чужой спине. Широкие плечи, осанка, сильные руки. Туан был гораздо меньше и худее, но омега всё равно уступал ему в росте. Туан и Чонгук не были друг на друга похожи, Тэхён не знал почему он вообще пытается сравнить их, выискивая плюсы из их (временного) сожительства. Этот извиняется, предупреждает сразу о проблемах, заботится.


— И у тебя никогда не было желания, чтобы просто... отдохнуть тут? Я имею ввиду не сон, — Тэхён поджимает губы, приводя кончиком языка по нижней губе. — Не знаю как выразиться правильно. Да и я не вожак, мне не понять, потому что мои родители не такие. Они всегда старались обустроить наш дом под себя, чтобы было уютно или типо того. неужели у волков не так?


Омега склоняет голову на бок, вздыхая. Ссориться как-то совсем расхотелось, расхотелось спорить и язвить. Чонгука почему-то стало жалко и Тэхён попытался представить себя в роли вожака. Но этот образ был таким же туманным, как и все остальные такие же.


— Просто не дави на синяки с такой силой, будто хочешь сломать мне кости, — негромко смеётся, приподнимаясь и медленно подходя к плите, запах стоял удивительно приятный и у омеги слюни скопились во рту. — Неплохо для того, кто почти не готовит.


Чонгук усмехается, слушая лиса и качает отрицательно головой, убавив огня и сложив руки на груди, переводя взгляд на парня.


— И у волков так, они тоже много делают для уюта своего дома, из их домов всегда свой тёплый уникальный запах, они обмениваются рецептами, собираются вечерами чтобы просто поговорить, общаются, дружат, помогают и развиваются так, как могут. Просто я... ну, скажем, немного выпал из этого всего ещё пока был ребёнком. Мне никогда это не было интересно и в этом никогда не было нужды, Понимаешь? Мне комфортно пока у меня в радиусе доступности есть всё, чтобы удовлетворить стандартные потребности. Это не касается вопросов постели, потому что пользоваться омегами могут мрази вроде Туана, которые не понимают, что те тоже живые существа со своими чувствами и эмоциями, а не игрушки ручные, которых можно посадить на поводок. У меня были попытки отношений, но это было кучу лет назад, и в итоге каждый из них оказывался сволочью, которая просто хотела от меня что-то. Не меня. От меня. Смешные, — снова качает головой, держа абсолютно спокойный тон и возвращаясь к своему "кулинарному чуду", спокойно выдыхая, потому что вроде как вышло, — теперь сон и есть мой отдых. Что ещё может быть нужно?


Уже тише договаривает, наблюдая за тем, как тот неспешно подходит к плите. Не трогает, не отвлекает и старается не смотреть слишком пристально, спокойно наблюдая за его копошением.


Омега приподнимает крышку немного, вдыхает и еле успевает вцепиться пальцами в столешницу и локоть Чонгука от резко закружившеся головы. Дуратское подвешенное состояние.


— Я не чувствую силы в руках, когда что-то делаю, поэтому всё равно может быть больно. К тому же, я слышал лисы куда чувствительнее волков, поэтому всё ещё гарантий нет, — тараторит, продолжая следить за его движениями, и только собирается ответить на последнюю фразу, как чувствует внезапную хватку на локте, машинально рукой дёргая и хватая омегу поперёк талии, — ты чего?, — нахмурившись, осторожно спрашивает, помогая дойти обратно до стула и сесть на место, склоняясь и заглядывая в глаза, — нормально всё?


Чонгук чертыхается под нос, отходя к окну и приоткрывая немного, чтобы свежий воздух помог в себя прийти, а потом поворачивается обратно к лису, глядя на него с секундной лёгкой ухмылкой, — ты как лисёнок в башне, знаешь? Невольно асоциирую себя с ужасным драконом, но моя с ним разница лишь в том, что я держать не стану в случае побега. и огнём не дышу, ладно, — бормочет, выключая суп и наливая порцию в тарелку, которую ставит перед парнем вместе с ложкой, — правда что у вас нюх куда круче нашего?


Когда в кухню приникает свежий воздух, Тэхён немного приходит в себя и даже умудряется выпрямиться с достаточной легкостью. Ему грустно было слышать, что Чонгук всегда натыкался не на тех, кто готов быть рядом с ним.


— Не только нюх, но и слух, — усмехнулся омега, подпирая голову рукой и следя за поведением альфы, подмечая привычки, малейшие повадки. — Не сильно, но... к примеру, я слышу, что сейчас Чимин бранит маленьких волчат за то, что они наелись непонятных ягод возле детских домиков. Я прав?


Чимин действительно, не далеко от домика альфы, сидел на корточках перед двумя маленькими волчатами и их родителем, ругая и негромко броня их.


Слыша слова о Чимине, Чон выглядывает в окно и слабо улыбается, действительно находя там целителя, согласно кивая и садясь напротив парня.


Тэхёну было приятно, что не смотря на то, что волки почти не знакомы с лисами, Чонгук кое-что знает о них. даже такую мелочь как особая чувствительность и хороший нюх.


— А ещё я слышу... — Тэхён замер над тарелкой с супом, чувствуя, как внутри всё холодеет от осознания прострелившей голову мысли. Он знает этот запах лимона и лайма, эту кислотную смесь, щекотавшую нос и пробуждающую самые отвратительные воспоминания. Все синяки болезнено ноют, как напоминание о волке что оставил их. Тэхён подлетает к окну на трясущихся ногах и видит Туана во всей красе.


Чон оперся лицом о руку, глядя на макушку лиса и намереваясь дальше его слушать, снова настраивая себя на то, что уже совсем скоро будет мазать раны этому сорванцу. Вздохнул тихо и улыбка тут же сползла с его лица, когда он увидел резкую перемену эмоций на лице у омеги. Страх. Он эту гадость за миль чувствует и видит, о, а как сильно он её терпеть не может. Обеспокоенно глядит вслед, когда он к окну летит, и видит, как тот мелко дрожать начинает.


Паника. Лиса забирает паника.


— Что ещё слышишь, Тэхён? — не слыша ответ, задаёт вопрос громче и сдаётся, подымаясь и шагая к парню, из-за его спины выглядывая и ища глазами то, что могло так напугать, — кто там? — полушепотом, видя совсем близко силуэты.. чужаков. Чон вмиг мрачнеет, издавая утробный рык и руки в кулаки жмёт, потому что эти идут явно не от хорошей жизни сюда, — Тэхён, ты их знаешь?


Туан был ниже Чонгука и возможно куда худее у него были чёрные волосы, слегка волнистые от природы, тяжёлый карий взгляд и светлая кожа. Он шел в окружении дневных дозорных севера, а за его спиной шел Ким Сокджин. Его правая рука.


Тэхён знал зачем пришли Туан и Сокджин. Он медленно оседает на пол и крепко обхватывает голову руками. Он не хочет возвращаться. Никогда.


Вожак пытается взять себя в руки, чтобы тут же не выйти и не вынести этих ребят отсюда подальше, потому что злят неимоверно своим высокомерным взглядом и кладёт всё же одну руку на плече омеги, слабо тормоша, чтобы расшевелить, — говори со мной, иначе я за себя не ручаюсь, потеряшка.


— Я... — слова даются с трудом, Тэхён шумно проглатывает слёзы, пытаясь по кусочкам разваливающуюся маску собрать, но как, как, когда всё, что он видит, Туан и Сокджин, которые пришли за ним. — Я.. Чонгук, это... это Туан.


Произнести имя вожака южных волков оказывается очень тяжело, оно пеплом оседает на языке, скрипит неприятной крошкой на зубах и невидимыми нитями горло сжимая.


Он чувствует на своём плече руку альфы, его давящую ауру и это больно. Чонгук зол, оно очевидно, он себя не контролирует. А Тэхён боится, когда больно. Шрамы ещё свежие, всё ещё дурно пахнут. Тэхён сильнее голову сжимает, инстинктивно пытаясь отсесть от альфы.


— Чонгук, мне больно, прекрати... Чонгук, я не хочу возвращаться, — он всхлипывает, всхлип этот получается каким-то сорваным на жалобный скулеж Тэхён боится, что прямо сейчас вновь потеряет сознание.


Чимин, почуяв незнакомцев, мгновенно ищёт взглядом хосока и рядом с ним становится. Ничем хорошим от них не веет, а сложить один плюс один не является чем-то сложным.


— Неужели они пришли за... — шепчет он, но не успевает до конца мысль озвучить. слово берёт Туан.


— Эй, Чон Чонгук, не вежливо заставлять гостей ждать, ты не знал? Или ты занят тем, что обхаживаешь мою игрушку? Ну и как тебе моя принцесса, нравится? — Тэхён слышит его, слышит прекрасно, даже не смотря на стиснутые на ушах руки, будто он хочет голову сломать. Страх и отвращение липкими слоем расползаются по коже. Омега сам себе за это принцесса противен.


— Но знаешь, я бы хотел, чтобы ты вернул мне моего лиса...


— Умоляю... — Тэхён поднимает затравленный взгляд на стоящего у окна альфу. — Я не хочу возвращаться.


Туан видит, как по лицам собравшихся проходит волна удивления и не может сдержать довольной полуухмылки.


— О, ты что, не сказал своим людям кого прикрываешь у себя?


— Наверх в дальнюю комнату и чтобы я ни звука не слышал. Сейчас отправлю Чимина к тебе, марш, — строго, приказным тоном и одёргивая руку от омеги рычит Чон, даже не глядя на него и выходя резко из дому, шагая навстречу к Туану и не скрывая злости.


Тэхён послушно подлетает с полу и не переставая всхлипывать, летит наверх в ту самую дальнюю комнату. Кажется, что нечто было комнатой отдыха. Небольшой диванчик, ещё один камин, телевизор, кресла, много цветов. Омега сжимается в самом углу дивана, обхватывая колени руками, словно мантру повторяя себе "я не хочу возвращаться". Он заранее сделал свой выбор. Лис внутри вновь как и в многие другие разы просится к Чонгуку и Тэхён впервые не противится этому чувству.


Бесит. Ему хочется сломать лицо, его хочется разорвать в клочья, его хочется стереть к чертям, чтобы как о страшном сне забыть.


Вожак северных становится около своей правой руки, взглядом кидая на Чимина, чтобы тот шёл в дом. Чтобы оба с лисом были в безопасности. А после складывает руки на груди, чтобы случайно не промахнуться и не попасть по роже выродка, вздыхая и настраиваясь на разговор.


Чимин, почувствовав присутствие Чонгука, несильно кивнул и, развернувшись, помчался в дом альфы, находя Тэхёна по запаху и ощущению страха, что волнами расползался по всей территории дома.


— Чимин-а..


— Тш... — целитель аккуратно рядом с ним садится, позволяет на себя опереться и проверяет, чтобы у Тэхёна не поднялась температура.


— Туан не остановится, пока я не вернусь к нему... Чонгуку придётся отдать меня, да? Он никогда не пожертвует стаей ради одного единственного ворчливого лиса.


Чимин ничего не отвечает. Лишь просит всех лесных богов решить конфликт без крайностей.


— Во-первых, какое ты имел право войти на мои земли без моего разрешения? Не помнишь, что в моих владениях это могут счесть объявлением войны? Во-вторых, с какой стати я должен возвращать тебе то, что вовсе тебе и не принадлежит? Поубавь гонор, ты не у себя дома. Ты на севере. И я не побрезгую выдрать тебе ногти с пальцев без анальгетика, если ты ещё хоть раз попытаешься угрожать тем, кто под моей опекой. Кем бы они ни были. Я принял полумёртвого лиса в своей стае, потому что моя стая это всегда забота о тех, кто нуждается и никогда унижение тех, кто слабее. закончим на этом?


Хосок кидает мельком взгляд на юношу, что сопровождал Туана и хмыкнул самодовольно, с пренебрежением оглядывая. Такая же правая рука вожака, и вроде все волки, только от этого веет мразотством за милю. В нём читается слабоволие, лицемерие и подлизывание жопы хозяину. Ручная псина, скорее, а такие вызывают у Чона-младшего лишь отвращение. Он тихо делает шаг назад, оглядывая стаю и шагает к ним, вполголоса говоря, чтобы не лезли и успокоились. Чоны разберутся. Иначе и быть не может.


Юг и Север не сказать что не ладили, они в открытую друг друга презрением покрывали. Южные за то, что волки севера такие все из себя правильные и спокойные, вселяющие страх одним существованием, а северные крыли южных за то, какие они безвольные, рассеянные, непонимающие даже друг к другу и неоправданно жестокие.


Туану нравится раздражать людей, нравится чувствовать волнами исходящий от них гнев, вот только тяжелая аура северного волка его нисколько не тревожит.


— Чонгук, если бы я правда хотел объявить тебе войну, то привёл бы с собой всю рабочую силу моей стаи, а не только свою правую руку.


Сокджин чувствует на себе оценивающий пренебрежительный взгляд, но ему от него не горячо не холодно, ровным счётом плевать. Сокджин давно привык давать волкам других стай то, что они хотят видеть. Они считают, что правая рука юга далеко от своего вожака не ушла. Хотят? Пускай считают. Но никто не знает, что с некоторых пор всеми делами стаи управляет именно Сокджин.


— А вот тут ты не прав, Чонгук-щи, — Туан прячет руки за спиной, приподнимая уголки губ. — Этот лис мой и ты это знаешь, он наверняка успел растрепать тебе о договоре между мной и его родителями... кажется, мне не нужно было быть таким мягким, что думаешь? Побойся богов, северный вожак, ты не будешь ставить под угрозу свою стаю, не играй в героя. Твоя великая заботливая семья даже не была в курсе того, что в их лагере чужак.


Чонгук молча слушает бредни южного вожака, хмыкает про себя и выдыхает, беря себя в руки и возвращая привычное спокойствие. Такие люди не стоят его эмоций. Такие волки не стоят уважения. Такие создания не заслуживают самого факта существования. Значит, и нервничать лишний раз не стоит.


— Туан, — начинает размеренно, опустив руки и упершись ими в бока, — отбросив всю политику, ты сволочь. Но я не стану в это лезть, потому что это не моё дело и меня оно не касается. Однако ты должен понимать, что живём мы уже совсем не так, как наши предки, и омеги больше не собственности. Они такие же, как мы. Со своими чувствами, эмоциями, со своей жизнью и моралью. Ты не имеешь права гоняться за лисом, что сбежал от твоей жестокости. Ты не имеешь права предъявлять на него права только потому, что у вас там какой-то договор. Его легко можно расторгнуть. И я спокойно могу заключить такой же, если будет нужно, потому что и мои земли способны дать не меньше, чем твои. Я, вроде, уже внятно сказал, что Тэхён сейчас под моей опекой, и тебя не должно волновать, как именно я её осуществляю. Я принял его в стаю, если тебе угодно. А ты знаешь, что я за своих делаю, — проговаривает, не уводя взгляда, — я отдам его, если после своего выздоровления он к тебе попросится, и не стану препятствовать, ты меня знаешь. А пока, будь любезен, уйди с земель моих.


Чонгук продолжает стоять твёрдо и уверенно, продолжает вглядываться в лицо этого выблядка и про себя чертыхается, пытаясь волка своего с концами угомонить. Хосок рядом снова становится, не скрывая наоборот своего отвращения, и едва сдерживает себя оттого, чтобы в рожи им не наплевать. Буквально. Они оба слышат шёпот стаи вокруг, они оба понимают что после придётся много рассказать, но они не сомневаются, что смогут утрясти этот конфликт. Прибегнув к хитрости, если будет нужно.


Туан слабую, довольную усмешку давит, маленькой победе радуется. Его слова северного вожака нисколько не беспокоят, не трогают и даже не раздражают так сильно, как могли бы в любой другой ситуации.


— Ах, хорошо, Чонгук, я сейчас уйду, но вернусь через время, после Ночи Воссоединения Судеб в начале лета, и не дай боги наши, мне не понравится твой ответ или я не увижу лиса рядом с тобой на границе, — он нарочито низко кланяется. — Вот только не жалуйся, если он сбежит от тебя, а я пойду войной за то, что ты не захотел вернуть его по хорошему. Лисы ведь, хитрые существа?


Туан и Сокджин покинули поселение севера в гробовой тишине, зная, что до священной ночи ждать не так долго.


Тэхён успел успокоиться, успел надумать себе всякий бред, успел подремать и снова завестись с пол оборота. Чимин несколько раз спускался вниз, чтобы навести ромашковый чай, стараясь лишний раз не смотреть в окно. боялся увидеть самое жуткое.


Отчасти Тэхён был прав, Чонгук не принимал его в стаю официально перед их богами, омега не являлся их семьей и если перед альфой встанет выбор, то его ответ в 90% будет очевиден. Он по крупицам выстраивал доверие севера столько лет не для того, чтобы сейчас всё вновь рухнуло туда откуда он его достал.


— Хватит метаться по комнате! — Ворчит целитель, возвращаясь наверх, но Тэхён в ответ лишь скулит, не объяснишь ведь, что это лис внутри бесует.


Чоны молча провожают взглядами чужаков, фыркая в след и разворачиваясь в дом, молча давая остальным понять, что объяснения следует ждать не ранее чем завтра. Сразу же шагают на второй этаж и натыкаются на открытую дверь в комнату, где по плану должны были сидеть Пак и Ким. Не ошиблись, ведь когда Чонгук в комнату заходил, то в его грудь точно врезался лис. Чон машинально его руками обхватил, руки на лопатки положив и остановился, чтобы не дать никому упасть, чертыхаясь тихо под нос.


— А если бы я слабее оказался? Сносишь с пути похуже любого альфы, — ворчит Гук, шагая в комнату и отпуская потеряшку, — что ты так по комнате метаешься? — глядит внимательно, всё ещё страх в глазах читая.


— Да я... да ты...! — Тэхён возмутиться хочет, но язык мгновенно проглатывает, когда взгляд на альфу поднимает. Не может человек, если всё хорошо, выглядеть вот так. Хотя омега сильно сомневался, что Чонгук вообще может как-то иначе выглядеть. И молится, просит, чтобы "ты уходишь", не так болезнено звучало. Он себя к этим двум словам готовил, но услышать всё равно боялся.


Глядя на всё, Хосок решает что их нужно оставить, оттого молча идёт к Паку, с осторожностью беря под локоть Чимина и уводя его обратно вниз, перехватывая вовремя пустую чашку, что тот намеревался выпустить. Заводит того на кухню, шумно вздыхая и явно готовясь к длинному монологу, глядя на Пака немного хмуро.


— Нет, ну ты видел?! Видел его рожу? А надменность его правой руки? Идиоты, натуральные идиоты. Пришли к нам, требуют что-то. И вроде на понятном языке отказываешь, а они всё продолжают и продолжают. Вернуться? Зачем? Кто ж им этого лиса добровольно вернёт, — торочит, наматывая круги по кухне и периодами взгляд вскидывая, когда эмоций было особо много, разбавляя всё нарочито громкими вздохами и охами, добавляя драматичности.


Чимин послушно за Хосоком выскальзывается из комнаты. Он надумал не меньше чем Тэхён, поэтому выслушав монолог гневный, долго молчал.


— Я правда хочу что-то сказать, но мысли путаются.


Чонгук же в это время находит покрывало, что застилало диванчик и накидывает на плечи лиса, становясь рядом, глядя на него, пока тот спокойнее не стал. Терпит, ждёт, вздыхает громко.


— Не уходишь. Не отдал. Не сегодня. спокойнее? — достаточно громко, чтобы парень точно услышал, — Тэхён, успокойся. Они ушли, я почти культурно их попросил. Сказал, что без своего желания ты не вернёшься. Сказал, что принял тебя у себя, и ты под моей опекой. Понял? они вернутся в Ночь Воссоединения Судеб, тогда и будем думать что-то другое. Завтра придётся объяснять стае кто ты и почему ты стоишь того, чтобы тебя оставить. Прекрати нервничать, всё нормально, — вздыхает, мотая головой и продолжая на лиса смотреть, — ну давай, лисёнок, бери себя в руки. Мне ещё раны тебе мазать.


Тэхён задыхается от накатывающей боли, пытается вдох сделать, но лёгкие опять раздирает. От "не уходишь" и "не отдал" становится дурно и хочется кричать, но получается лишь сиплый вздох. Почему не отдал?


— Почему в выборе я или стая ты выбрал не их? — вдруг бормочет омега, стискивая крепко пальцы на краях покрывала. — Чимин сказал, что я не часть стаи, потому что ты не принял меня перед богами, и что если Туан будет угрожать войной, а я уверен, что он угрожал... ты должен будешь выбрать их. И, что за Ночь Воссоединения Судеб? И что ты скажешь им? Чего я такого стою?


Чонгук видит то, как омегу ломает снова и снова, слушает его вопросы и молчит, тяжело вздыхая. Он ведь и сам на половину не знает ответов. Почему внезапно в лиса вцепился? Почему прятал? Почему вообще согласился оставить стаю, дабы следить за ним одним? И почему боль лиса гложет волка с каждым днём только больше? Ответов нет. Поэтому Чон не находит ничего умнее, кроме как сгрести парня в свои объятья, умостив голову у себя на плече. Обнимает слабо, чтобы на раны не давить, но пытается хотя бы так угомонить потеряшку.


— Я сказал же успокоится, Тэхён, - полушепотом над макушкой, — ты считаешь себя собственностью Туана? Или, может, хочешь вернуться к нему? Ты хочешь жить, потому что ты такой же человек, как все и такой же живой, как другие. Во мне, можешь считать, слишком много принципов и морали, но твои страдания это последнее, что я хочу. Так что прекрати ещё и сам себя ранить, словно тебе от этого хорошо, — заканчивая, выпускает из рук, чтобы снова за ним спокойно наблюдать, — Ночь Воссоединения Судеб.. у нас, волков, есть священное древо, которое в эту ночь помогает найти нам своих спутников для жизни. Традиционный праздник. Такое древо у каждой стаи есть. А что я, собственно, скажу стае... — Чон задумался, сложив руки на груди и губу закусив, — Ну.. просто так они не согласятся, так что нам поможет хитрость. Я скажу, что в ту самую ночь хочу попробовать свою судьбу с тобой у дерева спросить, тебе просто нужно будет кивнуть и не отходить от меня. Когда они поймут, что я, кажется, наконец пару нашёл, то вопросы отпадут. Идёт?


Хосок же в это время видит растерянного Чимина, махает ладошкой у его лица и глаза круглые делает, пытаясь целителя в строй вернуть. Обычно пак такой, когда много нервничает.


— Чимин-а, зачем ты опять тратил нервные клетки? Неужели засомневался в том, что мы не сможем решить всё так, чтобы удобно было всем? Ай-яй, Минн-и, — наигранно обижается Чон, даже руки на груди для правдоподобности складывает, — расстроил меня.


— Я-то? — Чимин мгновенно щетинится, возмущённо пыхтит и на Хосока палец наставляет. — Засомневался? Бред!! Просто переживаю как бы мне хватило нервов не надавать вам тумаков.


Тэхён негромко пищит, носом утыкаясь в широкую грудь и глубоко носом запах мёда втягивая, всё никак не насыщаясь. Лис внутри жалобным скулежом заходится и Тэхён не уверен, что альфа испытывает и половины этих тупых чувств, что разрывают грудную клетку на две неравные части, выставляя напоказ рёбра и сердце.


— Я бы ушёл, но мне некуда, — всё так же, еле слышно, боясь в очередной раз испортить всё своей эмоциональностью. — Я не хочу возвращаться, но в то же время не хочу стать причиной разлада между тобой и твоей семьёй.


Чонгук его от себя отпускает и омежья душа заходится беззвучным воплем и Тэхён будто бы возвращается назад, в то время, день, час и минуту когда умерла его старшая сестра, оставив его один на один с родителями. Лису кажется, будто Чонгук прямо сейчас ускользает от него точно так же, как и призрачный облик дорогого человека.


Тэхён не может объяснить почему чувствует это.


— Хочешь, чтобы я прикинулся твоей парой? — бормочет омега, сильнее кутаясь. Он везде пытался найти защитный кокон, чтобы меньше нос в реальность высовывать. — Ты правда думаешь, что это спасёт меня от их ненависти? Я подставил их под факт войны. Да и...


Да и я боюсь, что случайно влюблюсь в тебя понастоящему — мысль остаётся неозвученой, потому что Тэхён сбрасывает её на больное воображение и поднимающуюся вновь температуру.


— Да и... волк и лис странный тандем.


Вожак даже усмехается на все попытки лиса спрятаться, на все попытки закрыться в своём мирке и его слова, отрицательно мотая головой.


— Тогда не уходи, — начинает, — не становись причиной разлада, ведь он будет только если они увидят, что ты мне вредишь, — с таким же спокойствием продолжает, — да, это тебя спасёт и нет, к тебе ни у кого нет ненависти. Ты провёл тут одну ночь, какая ненависть? Глупый, глупый лисёнок, — ворчит, хмурясь снова, — и никакой не странный тандем. Мы люди? Люди. Я альфа? Альфа. Ты омега? Омега. Подходит? По-моему более чем. Какая разница, какова наша вторая ипостась? Тэхён, страшно не строить новую жизнь, а строить её на лжи и неприязни, чтобы и эта попытка увенчалась крахом, — заканчивает, пятась назад, — спускайся потом вниз, я провожу ребят и буду мазать тебя.


И взаправду уходит, оставляя того один на один с думами и направляясь к волкам, которые в это время почти пришли к тому, что Хосок уже вот-вот должен был взаправду получить от Чимина парочку ласковых подзатыльников.


— Ты не умеешь врать, Минн-и, — смеётся Хосок, делая ещё шаг навстречу и шутливо язык показывая, словно они ещё дети. Чон всегда так разряжал обстановку, даже если шутил неудачно, — по глазам вижу твоё "что же делать, что же делать", — всё так же улыбаясь бормочет, слыша как к ним спускается Чонгук.


— И что вы тут заладили опять? — ворчит вожак, оглядывая свою кухню, — что за шум?


Тэхён Чонгука взглядом провожает, а потом к окну подходит, прислоняясь лбом в прохладному стеклу. Перед глазами ярким пятном "тогда не уходи" и "глупый лисёнок", а следом "я боюсь влюбиться в тебя действительно". Тэхён на это проявление тепла тянулся, как мотылёк, не боясь крылья опалить в конечном итоге. Тэхён боялся привязаться. Привяжется и будет хуже.


Чонгук прав. Тэхён омега, он альфа, вторая ипостась не имеет значение. Он новую мантру себе создаёт, боясь, что в один момент и правда будет хуже. хуже только Туан, его "принцесса", отпечатавшееся на коже и синяки, расцветающие на плечах и в иных местах. Тэхён открывает глаза.


Волки живут так, будто ничего не произошло, будто проблемы нет. Тэхён пытается представить себя рядом с Чонгуком. ничего кроме "абсурд" не ощущает.


Проходит где-то порядком минут двадцати, прежде чем омега спускается вниз на кухню.


Чимин оборачивается на голос Чонгука, сразу же переключая внимание с Хосока на старшего альфу.


— Ты успокоил его?


— Да, я его успокоил, всё нормально. Так и что за шум, — всё не унимается Гук, оглядывая парней и складывая руки на груди.


— Этот малыш, — кивает Хосок на Чимина, — пытался меня обмануть, но я обман выкупил и он в очередной раз из последних сил пытается гнуть своё, словно не я его уже столько лет знаю и не мы с ним столько времени общаемся, — с улыбкой лепечет Хосок, видя, как целитель от этого только больше злится. Заметил это и Чонгук, который за сегодня уже черт знает сколько раз вздохнул.


— Все свои вот эти вот недосемейные разборки за пределами моего дома, извольте, — почти скулит вожак, беря друзей в охапку и действительно выставляет их за дверь, не находя сил это больше терпеть. Не друзей, а в целом наличие окружения и живого общения сегодня, — спасибо за помощь, ребят, правда, но обо всём завтра, — и закрывает дверь.


Хосок с молчаливым видом пожал плечами, не удивляясь вовсе. У Чонгука часто такое мелькало, осуждать бессмысленно, просто он вот такой вот. Куда интереснее как это всё выдерживает лис, ведь их вожак точно не подарок и не сладость, которой пахнет.


Сам же вожак идёт в это время на кухню, находя там лиса, который всё ещё в "укрытии" из покрывала, но уже спустился. От чего можно в его доме вечно прятаться? Даже забавно. Чон подходит к парню, вспоминая попутно где он мазь оставил.


— Суп доесть не хочешь? Ты не выпил лекарство от простуды, которое после еды, — торочит, находя мазь и одобрительно себе же кивая, — а ещё я, конечно, понимаю что тебе может эта прятка жизненно нужна, но мне придётся снять с тебя покрывало и верхнюю одежду, дабы спокойно разобраться с ранами. Ну, я всё ещё надеюсь, что спокойно.


Тэхён находит воду, кипятит небольшой чайничек, молчаливой тенью слоняясь по кухне, пока альфа разбирается со своими друзьями. а потом оборачивается, сводя брови к переносице.


— Извини, мне было не до лекарства немного, — он дёрнул острым плечом, заваривая один из немногих найденых пакетиков чая. От слов "снять покрывало и верхнюю одежду", спина покрывается мелкой испариной.


Тэхён в очередной раз бесстыдно сходит с ума и даже не может дать внятного объяснени как и почему. Разыгравшееся воображение, ноющие синяки, и... общее состояние сводили на нет все попытки омеги сказать себе "прекратт этот цирк". Он крепко сжимает пальцами кружку с чаем, делает небольшой глоток и жмурится уже более блаженно.


— Не жизненно, просто немного помогает, — он пожал плечами. — Но вам, волчарам-альфам, не понять этого. А синяки...


...Он запнулся, нагоняя на себя максимально незаинтересованный вид, разглядывая своё отражение.


—...да пожалуйста.


— Волчарам-альфам не понять, — уже тише повторяет Гук, хмыкая едва заметно и подходит к посуде грязной, начиная на скорую руку всё убирать и складывать, не обращая пока на омегу никакого внимания.


Фраза не имела никакого подтекста или намерений оскорбить, а Чона всё равно задела. Ну что за глупости? Он отмахивается от всех мыслей, списывая всё на ту же усталость и вытирает руки, дожидаясь пока лис допьет чай, чтобы и эту кружку убрать. А потом ждёт, пока тот сядет и кладёт перед ним лекарство с ложкой и мазью.


— Пей лекарство и не вздумай плеваться, — бормочет, забирая у того покрывало и кладя совсем рядом, чтобы лишний раз на омегу не давить и снова ждать стал. Браво, Чон, у тебя официально день ожиданий, который вызывает про себя смешки тихие.


— А теперь сними кофту, будь любезен, — со спокойствием, открывая мазь и беря немного себе на пальцы, растирая на коже и чувствуя травяной аромат, которым у Чимина пропах весь дом. Не удивительно, Пак же целитель, только вот так приятно травы могут пахнуть лишь у него, как кажется Чонгуку. Ну, или это только ему нравится такое сочетание.


Тэхён отдаёт кружку и послушно садится на пустой отодвинутый стул, с лёгким отвращением глядя на зелёную жидкость, которая ко всему прочему отвратительно пахнет. Омега поднимает больщие невинные глаза на чонгука, спрашивая, "а это точно обязательно?". Но встретившись с невозмутимой глубиной его глаз, понимает, что все вопросы должны отпасть сами собой.


Он нехотя проглатывает лекарство, которое сразу же просится наружу, но омега прикрывает рот рукой и на секунду отворачивается, откашливаясь, после, вновь взгляд на Чонгука переводит. Нужно снять кофту, нужно снять кофту, нужно снять кофту, нужно...


Нужно не выглядеть идиотом?


Тэхён чувствует, как стремительно краснеют кончики ушей и быстро стягивает кофту через голову, морщась от прострелившей боли в боку. Рана покрылась некрасивой корочкой и страшно тянула.


Чон спокойно наблюдал за копошением лиса, понимая, что в его голове очередная борьба началась, поэтому покорно стоял и никуда не торопил. А после, когда вещь оказалась рядом с покрывалом, он снова нахмурился, ничего не комментируя.


Вожак откровенно завис, разглядывая все увечья детальнее, хоть и старался этого не делать, ведь видел как омега смущен по его ушам. Но не мог. Он просто не мог. Ни взгляда оторвать, ни осознать, насколько морально нужно низко пасть, чтобы позволить себе такое обращение со своей парой, с омегой да и просто с человеком.


Он решает ничего не озвучивать, опуская взгляд на рану и понимая, что её следовало бы промыть. Делает пометку в голове, шепчет "извини" и начинает неторопливо наносить мазь на все повреждённые участки, втирая получше и местами действительно неосознанно перебарщивая с силой, шарахаясь как от огня после осознания этого. Он аккуратно, чтобы ничего не пропустить, обрабатывает все нужные места, избегая рану, и когда очередь доходит до неё, то оставляет мазь на столе, залезая в тумбу за чистым полотенцем и окуная в тёплую воду, чтобы не так больно было.


Возвращается, присаживаясь на корточки и кладёт руку лиса на свою голову, чтобы если что вцепился, а после одной своей рукой на другой бок умостился, придерживая, и другой стал рану промывать, вслушиваясь в реакцию и тяжело вздыхая, надеясь хоть тут не переборщить.


Тэхён видит взгляд, видит грусть, проскользнувшую в его глубине и не может перестать повторять то, насколько он сам себе противен. Противен из-за того, что позволил, за то, что не препятствовал, за то, что это вообще произошло, хоть вины его в этом особо и не было.


Лис негромко скулит, когда руки альфы давят неприятно сильно и инстинктивно дёргается от боли, только потом отдёргивает себя и садится обратно. Шепчет то же самое ответное "извини" и всем телом напрягается, пытаясь отвлечься хоть на что-то. Пытается вспомнить как шумит море, как пахнет воздух дома, пытается вспомнить его домик на дереве, укрытие в лесу, его комнату, побережье.


— Ты когда-нибудь был у моря? — вдруг негромко спрашивает Тэхён дрогнувшим голосом, запуская пальцы в мягкие (удивительно), волосы волка и легонько перебирая инстинктивно, успокаиваясь, потому что только это и помогает.


— Я всю жизнь, сколько себя помню, жил рядом с водой, с самого детства учился плавать, хоть с моей шерстью это было проблематично, особенно в детстве... сейчас проще, — поджимает губы, когда Чонгук чуть сильнее надавливает на рану. — Там, у меня дома, пахнет солью и на закате удивительные блики играют...


Он не дышит почти, говорит на одном дыхании, боясь шевельнуться лишний раз.


Чонгук тормозит каждый раз, когда омега дёргается, понимает, что неприятно и мечтает побыстрее с этим закончить, потому что терпеть его боль самому трудно. Жаль ли ему лиса? Затрудняется сказать, потому что жалости не испытывал никогда и ни к кому, он не видел в этом смысла. Он уверен, что не поступил бы так с потеряшкой, хоть он и язва ещё та, он уверен, что ещё немного и вмазал бы Туану, потому что злость кипит и он уверен что не позволит больше парню это ощущать. По крайней мере до тех пор, пока он не решит уйти. Или если решит?


Чувствуя руку, что в волосах играется, его волк.. вильнул хвостом? Высшие силы, да с чего бы? Чон успокаивает его про себя, заставляет сидеть спокойно и продолжает рану обрабатывать, делая сосредоточенный вид и слушая омегу, отрицательно мотнув головой.


— Не был. Я никогда не был дальше земель южных волков, и то, на границах, не доходя до водоёмов в целом. Мне было интересно слушать, пока я был волчонком, но добраться туда я пока так и не смог. может когда-то, — пожимает плечами, откладывая тряпку и снова беря мазь, осторожно вокруг раны нанося, чтобы так сильно не тянуло больше, — я бывал в горах, тут недалеко относительно. Там холодно, пусто и дико. Пахнет древесиной и, наверное, свободой? Я так зову это сочетание запахов в куче, правда оттуда совсем не видно солнца.


Тэхён сдавленно шипит, сразу же уходя в сторону, после того, как мазь на последний повреждённый участок была нанесена, но руку из волос не выпускает. Лис внутри одобрительно катается по полу, ближе просит, омега в этом танце абсурда тонет и сказать почему так происходит не может. У него не хватает слов для того, чтобы описать это чувство, ноющее где-то в районе груди.


— Я бы хотел показать тебе... — он осекается, но быстро поправляется, чтобы не выглядеть глупо. — ...Чимину и Хосоку побережье. Там очень красиво. Я люблю сидеть на скалах на рассвете или на закате. тем, кто любят думать — нравятся такие места. А вот путь через горы я совсем не помню.


Лис поджимает губы, старается вспомнить хоть один фрагмент из прошлого, но вместо них — только размытое пятно.


— Кажется, я был в отключке. Да и высоты боюсь. Но в горах всё равно хочу побывать. Наши омеги говорят, что в горах водятся большие птицы, это правда?


Чонгук, закончив, отложил мазь на стол и не препятствовал играм парня, спокойно подымая на него взгляд и слушая внимательно, слабо кивая в конце.


— Да, правда. Там много больших птиц, и мы часто ловим их как дичь, чтобы прокормиться. Может однажды свожу тебя с собой, посмотришь. как только буду уверен в том, что ты не потеряешься, — хмыкает, всё же убирая руку и подымаясь на ноги, начиная все лекарства в кучу собирать, — а теперь одевайся, замёрзнешь же.


Он убирает ложку, дожидаясь пока тот закончит и складывает руки в боки, опираясь поясницей на столешницу позади себя, — и на море твое не против посмотреть, в целом. Думаю будет интересно подумать о развитии рыбалки для стаи, она порой тоже много полезного даёт, так что да, думаю я не против, — и снова кивает, продолжая на лиса смотреть, — лучше?


— Кто ещё потеряется, я или ты меня на снегу? — Тэхён фыркнул, послушно убирая руку и потянушвись к кофте, натянув её аккуратно, чтобы не стереть мазь, он повёл плечами, проверяя. — Я очень белый, и пушистый как снег. Только кисточка на ушке черная.


Он внимательно смотрит на альфу, глотает воздух, немой вопрос "о развитии рыбалки? серьёзно?", что-то невнятно себе под нос фырчит и кивает, мол, да, легче. ничерта ведь, на самом деле.


Но это в груди ноет, от чего лис опять бесует, с ума сходит и просит ближе к волку. Тэхён сам на него рычит, свои кровоточащие раны свести пытается.


— Чонгук... могу я обнять тебя? — Вдруг, себя переборов, спрашивает.


— Я, вообще-то, не настолько слепой, — почти возмущённо, неосознанно расслабляясь и позволяя себе чувства проявлять. Чего прятаться? Один черт живут под одной крышей, — а даже если не увижу, то кто сказал, что не унюхаю? Тобой уже весь мой дом пахнет, я прекрасно запомнил твой запах, — хмыкает почесав нос.


А после замирает, внезапно удивлённо брови вскидывая. Обнять? Его? Почему? Чонгук искренне не может понять порыва чувств омеги, он в целом не может понять чувств, поэтому медлит, прежде чем неуверенно кивнуть.


— Можешь, Тэхён, — одобряет, разводя руки в сторону и молча ожидая лиса. А мыслительный процесс продолжается, как и попытки понять, что вообще происходит, потому что любые чувства выбивают вожака знатно из колеи. И он, честное слово, пытается это скрывать, но тщетно, кажется.


Тэхён соскальзывает со стула, медленно приближается к альфе и, сначала несмело, руки вокруг груди и торса обвивает, прижимаясь всем телом. Почему-то эти объятия казались сейчас чем-то жизнено необходимым, чтобы до конца почувствовать себя здоровым.


Он утыкается носом в воротник футболки альфы (как им не холодно в такой температуре жить?) и к внутренним ощущениям прислушивается. Лис рядом с волком смиреет, уши к голове жмёт и... хвостом виляет?


Омега гулкий вдох проглатывает, знает, что зверь чужого зверя видит, но чтобы так? Вот так открыто? Тэхён своего зверя понять не может и за что этот флирт принять, не знает. У них со зверем, вообще-то, разногласия бывали.


— Чонгук-а, а можешь что-нибудь ещё рассказать о лесе? — он хочет одну догадку проверить, но даже для себя в мыслях её не озвучивает.


Волк чувствует, как лис успокаивается, и сам следом на лапы укладывается, мотая хвостом по полу, от чего Чон про себя брови вскидывает, не запрещает и спокойно вздыхает, позволяя себе рукой крепче парня обнять, а другой в волосы скользнуть, чтобы успокаивающе их перебирать. в той же манере, что это недавно делал лис.


— В лесу у меня есть своё личное место, куда я люблю приходить и уединяться, когда становится совсем туго. Там нет ничего, кроме растений и гула от ветра, нет никого, кто мог бы внезапно нагрянуть и есть только я, один на один с природой. Там красиво, — бормочет, сильнее опираясь спиной на столешницу, позволяя юноше в случае чего крепче жаться, пока сам где-то глубоко внутри уже развязал борьбу с самим собой за осознание и принятие чувств. Но поймёт он это позже.


А после стоит молча, переваривая всё, что видел, всё, что слышал и всё, что сейчас происходит, едва слышно спрашивая "правда кисточка на ухе чёрная?". Это первый и единственный вопрос, который отчего-то стал волновать Чонгука, и после он тишину больше не нарушал, снова слушая Тэхёна.


Лис слушает, кажется, внимательнее Тэхёна, к волку приближается, пытается в бок носом потыкать, да рядом улечься. Омега даже не отдёргивает его, удивлённо бормочет что-то вроде "сумасшествие", но положения своего не меняя.


— Я бы хотел взглянуть, — произносит он чуть громче, вздыхая. — Но мой лис немного с ума сходит...


И потом вновь молчит, не зная, чем разбавить эту внезапную, неловко повисшую между ними звенящую тишину. Он на лиса своего смотрит, как тот под боком волка сидит, довольный.


От вопроса, почему-то, нервно смеётся, жмурясь, и ответное "правда, чёрная" шепча.


Чонгук тихо смеётся, наблюдая за реакицей своего волка, который, вообще-то, очень даже не против, но стоически пытается делать просто спокойный вид, мол вот он я, большой страшный волк, и я просто разрешаю себя трогать, и ни в коем случае этого не хочу, нет. Пытается, только не учитывает, что не получается совсем.


— Мой волк тоже поломался. А ты пару минут назад сказал, что волк и лис странный тандем... посмотри на них, словно в одну фазу луны рождённые, — и даже смеётся громче, качая головой, — мой совсем как волчонок, ей богу.


Гук прекращает гладить голову, опуская руку, чтобы обнять уже двумя, давая всем вдоволь наслушаться, насмотреться и нанюхаться, ловя себя на мысли о том, что это едва ли не третьи руки в жизни, чьи касания не принесли Чону дискомфорт. Обычно же даже дружеское "положу руку на плече" дискомфорта море приносило. Списывает всё на своего волка и слушает, улавливая шёпот и изнутри щеку свою кусая.


— Я бы хотел взглянуть, — слово в слово возвращает, прикрыв глаза и так же тихо выдохнув, — но мне кажется что если мы перекинемся, то назад уже не вернёмся. С поломанным волком и сумасшедшим лисом это будет трудно, да?


— Твой тоже? — Тэхён смеётся, "твоих лап дело?" своему лису адресует, но тот лишь хвост на морду кладёт и фырчит. Мол, ну моих, и что ты сделаешь, а?


Тэхён думает, что после объятий сестры впервые чувствует такие же, тёплые и успокаивающие. Так — всю жизнь можно провести, или больше даже, но омега особо мечтами не разбрасывается. Уходить не хочет, мысли по которым может остаться от себя гонит.


— Я мог бы попробовать перекинуться... — он выскользнул из рук альфы.


Чонгук выпускает омегу из рук, слабые мурашки от внезапного холодка чувствуя. Это один из главных минусов объятий, как он думает, ведь когда человек уходит, то первые 30 секунд неприятно и холодно, отчего хочется обратно. Волк его глаза прикрывает, ухо одно поджав, а другое наоборот навострив, продолжая слушать.


Сам вожак складывает руки на груди, осторожно окидывая взглядом лиса и пожимает плечами, явно не зная, что и думать.


— Не будет больно? Твой бок оставляет желать лучшего, непоседа-лисёнок, куда торопишься? Или совсем не в моготу? — в полголоса, чтобы не спугнуть случайно, потому что не знает, чего от этого омеги ожидать.


Тэхён гулко вздыхает, носом воздух втягивая и мысленно прося лиса вернуться. Тот нехотя от чёрного бока отлипляется, бесшумно обратно к омеге скользя и напротив него садясь, будто ожидая, когда можно будет с ним местами поменяться.


— Скажем, что-то между тороплюсь и не в моготу, — он вновь делает глубокий вдох, чтобы успокоить разбушевавшееся сердце и прикрыть глаза. Мысленно считает до десяти, как сестра учила, и наконец-то уступает место зверю.


Лис негромко скулит, крутясь на месте и пытаясь посмотреть на бок, в итоге ловит кончик своего хвоста. А кисточка на ушке и правда чёрненькая, самый кончик, так и не скажешь. Белый и белый, как снег, с одним чёрным изъяном.


Чонгук внимательно следит за юношей, что пытался в руки себя взять, а после хлопает глазами, когда перед ним оказывается лис. Белый пушистый лис, который тут же крутится на месте начинает.


Гук на корточки садится, не в силах глаз отвести и руку вперёд тянет, тараторя "эй, пушистик, иди-ка сюда". Ему нужно потрогать, внимательнее глянуть, поверить наконец в то, что перед ним не волк, а самый настоящий лис, что на снег похож, пытаясь ту самую кисточку на ухе разглядеть.


Волк же снова хвостом виляет, глаза с прищуром открывает и смотрит, продолжая Чона удивлять всё больше. Ну и чего им двоим не сидится? Нашли время.. тем не менее вожак никого не останавливает и не препятствует, изучая внимательно новые реакции своего животного.


И правда чёрная.