Вэнь Лису мог этого не осознавать в себе и не признавать хоть открыто, хоть внутренне, но временами проскальзывало в нём что-то, из-за чего в голову лезли мысли, далёкие от приличия. Причём в мыслях этих не его, привычно мягкого и отзывчивого, вжимали в постель, а он сам наваливался сверху, обжигал своим взглядом из-под ресниц, в котором сияли отсветы духовного огня, и захватывал в плен — своих губ, своих рук, своих объятий и требовательных прикосновений.

В ножнах внешней нежности и уступчивости скрывалась острая сталь властности и силы — и именно её отблески Вэнь Чжулю и Вэнь Нин ловили с жадностью, едва подавляя дрожь от резких интонаций тринадцатого главы Цишань Вэнь, отдающего приказы. Вот только в постели Вэнь Лису не позволял себе и толики жёсткости, всегда принимая, подаваясь навстречу, но не делая никаких попыток перехватить инициативу и взять своих возлюбленных так, как им втайне хотелось. В те же редкие моменты, когда на него накатывало желание побыть сверху, принимающим оказывался Вэнь Нин — и это было даже закономерно, но.

Вэнь Чжулю завидовал. Не настолько, чтобы это повлияло на его отношение хоть к кому-то из своих любимых, однако иногда он не мог не думать о том, почему же никто не решается забрать инициативу у него. Он не ощущал себя обделённым их вниманием, вовсе нет, но всё же задавался вопросами, на которые не мог найти внятного ответа.

Всё дело в его возрасте? Силе? Характере? Вэнь Чжулю не понимал. А-Лису говорил, что в этих отношениях они все равны, но почему-то никто и никогда не думал дать Вэнь Чжулю роль ведомого, а не ведущего. Будто им не могло прийти в голову, что и он тоже желает принимать. Словно это настолько не сочеталось с его образом сильнейшего воина клана, что подобной мысли не могло и возникнуть.

Вэнь Чжулю долго не решался признаться в собственных мыслях, находя их немного даже нелепыми. Да и они никогда особо не обсуждали то, что хотели бы делать в постели: обычно им хватало понимания уже в процессе, что именно можно было попробовать на этот раз. Он надеялся, что в какой-то момент всё случится само, и желания его возлюбленных совпадут с его собственными, но время шло, они изучали тела и предпочтения друг друга, а до воплощения одной конкретной мысли дело так и не дошло. Поэтому пришлось признать, что без разговора обойтись не получится — и ещё бы найти в себе смелость об этом сказать!

Однако Вэнь Лису, каким бы слепцом он временами ни казался, обладал потрясающим чутьём на «заморочки», грызущие небезразличных ему людей, а в отношении членов его семьи это чутьё обострялось стократно. Поэтому прежде чем Вэнь Чжулю успел довести себя до нужного состояния, чтобы всё-таки сказать о своих постыдных желаниях, он прижал его к стенке — к сожалению, фигурально, а не буквально — и поинтересовался этим своим вкрадчивым и требовательным тоном, от которого желание упасть перед ним на колени становилось практически невыносимым:

— Что именно тебя тревожит, Лю-эр?

В ответ на прямой вопрос, да ещё и заданный подобным голосом, с раскатистой и слишком твёрдой «р», проскальзывающей в речи Вэнь Лису не так уж часто, Вэнь Чжулю юлить не стал и сказал, честно глядя прямо в чуть прищуренные золотистые глаза:

— Хочу, чтобы вы меня взяли.

Удивление главы Вэнь оказалось настолько велико, что он даже забыл привычно прищёлкнуть языком, услышав намёк на формальное обращение. Он даже рассеянно потёр указательным пальцем свой шрам, выдавая охватившее его смятение, но довольно быстро справился со своим шоком.

— Я правильно тебя понял? — чуть понизив голос, уточнил Вэнь Лису, бросив осторожный взгляд куда-то в сторону. В конце концов, они стояли посреди коридора, а в Знойном дворце накануне празднования дня рождения Вэнь Юаня находилось слишком много вездесущих детей, которые могли бы стать невольными свидетелями разыгравшейся сцены. — Ты хочешь…

— Вас. В себе, — открыто признал Вэнь Чжулю, нисколько не смутившись откровенности своих слов. А затем склонил голову набок, чуть расстроившись пришедшей в голову мыслью. — Или вы не желаете?

На редко краснеющем лице его возлюбленного вспыхнули очаровательные пятна румянца; Вэнь Лису нервно лизнул свои губы, в очередной раз пропустив уважительное обращение мимо ушей. И что-то в его взгляде, том, как он снова провёл языком по губам, но медленнее, будто в крайней задумчивости, дало понять: мысль о том, чтобы овладеть Вэнь Чжулю, он нашёл крайне, крайне интересной.

Наконец придя к какому-то решению, Вэнь Лису воровато огляделся, чуть фыркнул, заметив, как неясная тень кого-то из слуг, едва показавшись в арочном проёме, тут же исчезла прочь под его взглядом, и обхватил пальцами запястье Вэнь Чжулю, требовательно потянув его на себя.

— Идём, — он мотнул головой в направлении своих покоев.

— Сейчас? — несколько удивился Вэнь Чжулю, пытаясь напомнить своим вопросом о том, что ещё даже утро не успело толком начаться, а главу Вэнь впереди ожидала встреча с советниками.

Тот лишь издал забавный звук, бросив на него насмешливый взгляд и дёрнув уголками губ.

— А ты заставишь меня целый день мучиться воображаемыми картинами? Совсем не щадишь хрупкое душевное равновесие главы своего клана, Лю-эр, — протянул он игриво, особым тоном выделив собственный титул. Значит, прозвучавшая формальность мимо внимания пропущена не была, но оказалась воспринята немного своеобразно.

Вэнь Чжулю обманул бы себя, не признав, что это вызвало в нём какое-то новое, волнительное ощущение в коленях и кончиках пальцев. Поглощённый этим чувством, он издал какой-то малоразборчивый звук и позволил тянуть себя сквозь коридоры Знойного дворца, благо, что до их комнат было близко, и никто не стал свидетелем этой нелепой сцены. После того же, как за ними захлопнулась дверь спальни, о чём-то постороннем думать не вышло бы и вовсе: Вэнь Лису мгновенно прижал его к стене, оперевшись руками по обе стороны от широких плеч, и пытливо заглянул ему в глаза.

А затем на его губах зазмеилась такая улыбка, что у Вэнь Чжулю мгновенно пересохло во рту. Вот оно. Проблеск стали, сверкнувший над ножнами, всполох жадного пламени в безмятежном золоте. То, от чего так предательски слабели колени, и то, чего глава Вэнь никогда не позволял себе в отношении возлюбленных — пока его об этом не попросили.

Если только так оно и пробуждалось, Вэнь Чжулю готов был умолять об этом хоть каждый день.

— Ты правда этого хочешь, — с глубочайшим удовлетворением заключил Вэнь Лису, заметив тень его размышлений по изменившемуся взгляду. И подался ближе, потеревшись щекой о его плечо.

— Да, — выдохнул Вэнь Чжулю, с толикой неуверенности положив ладони на чужую талию: привычно хватать и вжимать в себя наверняка было против правил игры, и он не имел ни малейшего представления, что ему следовало делать. Как будто они вернулись в ту самую первую ночь, полную безграничной нежности и неловкости, от которой получилось избавиться далеко не сразу.

— М-м… — довольно промычали ему куда-то в ключицу. — Но ты ведь понимаешь, что без подготовки не будет ничего такого? Я не позволю тебе рисковать своим здоровьем, даже если смогу исцелить всё сразу. И уж тем более я не хочу, чтобы твой первый опыт оказался испорчен.

Вэнь Чжулю выслушал этот мягкий, но непреклонный отказ спокойно, не дрогнув ни единым мускулом. А затем, глубоко вдохнув, как перед прыжком в ледяное озеро, сказал:

— Я подготовился.

И всё. Это стало последним аргументом, завершающим ударом, сломавшим остатки благоразумия — это было видно по глазам, сначала расширившимся от осознания услышанного, а затем… Затем вспыхнувших так, что Вэнь Чжулю испугался на миг, что этот огонь поглотит и его.

Вэнь Лису выдохнул — прерывисто, с усилием, сжав руки в кулаки и коротко проскребя ногтями по стене — и резко подался вперёд, наваливаясь всем весом, прижался губами к шее, нащупывая судорожное биение пульса. Вэнь Чжулю был вовсе не так спокоен, каким выглядел, и понимание того, что он теряет контроль уже сейчас, когда они ещё даже ничего не начали, будоражило кровь.

— Чжулю, Лю-эр, — сбивчиво зашептал Вэнь Лису, оставляя жалящий поцелуй на остром кадыке, горячо выдыхая на тут же покрывшуюся мурашками шею. — Ты такой… И почему А-Нин уехал, когда… Такое сокровище…

Вэнь Чжулю зажмурился от щекотки и сжал руки чуть крепче, тут же себя одёрнув: нет, он не должен перехватывать инициативу, сейчас у него другая роль, сейчас…

— Что такое? — тихий низкий смешок, опаливший уголок его губ, пустил вдоль позвоночника слабую дрожь. — Коснись же меня толком, Лю-эр, чего ты боишься? Это я бояться должен, а… Ах!..

Вэнь Чжулю сделал так, как ему повелели: крепко стиснул талию Вэнь Лису и вжал его в себя, припадая к его губам жадным, иссушающим поцелуем. Вибрация чужого смеха отдалась на языке, а затем потонула в собственном потрясённом выдохе: его самого прижали ближе к стене, толкнувшись пахом в пах, и запустили пальцы в волосы, оттягивая их на затылке и за ухом. А затем царапнули сзади и чуть ниже мочки ногтями, вырывая из горла непроизвольный стон — и усмехнулись довольно прямо в поцелуй.

И вдруг сжигающая до пепла страсть сменилась нежностью, дав возможность сделать вдох и унять бешеное сердцебиение, вновь почувствовать своё тело толком; Вэнь Лису отстранился с влажным звуком, но совсем немного, так, что их губы и языки ещё едва-едва соприкасались. Вэнь Чжулю был благодарен тому, что за его спиной находилась стена: ноги совершенно отказывались его держать, а при взгляде на раскрасневшиеся, влажные губы возлюбленного в мыслях поселилась восхитительная пустота. Он и без того с лёгкостью терял самоконтроль, когда дело доходило до поцелуев — бесстыдных, влажных, откровенных, но в этот раз потерял голову намного быстрее.

Это ему внезапно понравилось — куда больше, чем он мог от себя ожидать. И, судя по жадному взгляду Вэнь Лису, короткое мгновение его открытости, почти уязвимости пришлось ему по вкусу.

— Лю-эр, — он прижался губами к щеке Вэнь Чжулю, а затем мягко потёрся носом. — Лю-эр, ты такой… — невесомый поцелуй достался нижней челюсти, подбородку, чувствительному местечку за ухом.

— Какой? — тихо отозвался Вэнь Чжулю, наслаждаясь нежной лаской и постепенно восстанавливая дыхание.

— Потрясающий, — Вэнь Лису коротко и крепко прижался губами к его шее. — Красивый, — под подбородком. — Чудесный, — у самого уголка губ. — Самый-самый драгоценный, лучший…

— Ваш.

— Да, наш, — изгиба шеи коснулся тихий смешок. — Наш с А-Нином. Правда, в этот раз счастье обладать тобой досталось лишь мне.

Вэнь Чжулю невесомо скользнул пальцами вдоль чужой спины, по памяти находя места наибольшего напряжения и привычно проминая их, вызывая довольное мычание, тонущее где-то в области его ключиц.

— Это проблема? — чуть помолчав, спросил он.

Не то чтобы им было впервой заниматься любовью не втроём, ведь в последнее время выдавалось слишком много дел, из-за которых то Вэнь Нин, то Вэнь Чжулю были вынуждены покидать Знойный дворец, и всё же этот раз был действительно в чём-то новым — ничего удивительного, что Вэнь Лису могло желаться разделить его на всех. Мысль не разозлила и не уязвила, но оставила в животе лёгкую толику неудовлетворённости: ему уже довелось увидеть столь страстно желаемые проблески властности, и останавливаться в самом начале пути совершенно не хотелось. Но если ему скажут, Вэнь Чжулю, разумеется, уступит.

Однако Вэнь Лису не спешил с ответом, принявшись задумчиво перебирать пальцами волосы своего возлюбленного, совсем незаметно оттягивая в сторону ворот клановых одеяний и постепенно обнажая всё больше участков загорелой кожи, которые так и хотелось немедленно покрыть поцелуями. И в этом удовольствии он не стал себе отказывать, прижавшись губами к открывшейся ключице — и слегка прикусив её, вырвав из чужого рта чувственный выдох.

Он обожал ключицы Вэнь Чжулю — и Вэнь Чжулю прекрасно об этом знал.

— Нет, — буквально промурлыкал Вэнь Лису, с явным удовольствием обводя место слабого укуса кончиком языка. — Просто с ним мне было бы проще держать себя под контролем.

Вэнь Чжулю прикрыл глаза, запрокидывая голову назад и открывая шею больше, чтобы его любимому было удобнее зацеловывать его ключицы, постепенно стягивая с плеч совершенно лишние сейчас ткани. И произнёс едва слышно, но крепко стиснув пальцами чужие бока, чтобы на его слова точно обратили внимание:

— Мне казалось, я попросил вас не держать себя под контролем.

На мгновение Вэнь Лису замер, обдав горячим дыханием чуть влажную после поцелуев кожу, — а затем вдруг слабо застонал, прижавшись лбом к его плечу.

— Ты… Лю-эр, ты… — он прикусил губу, заодно царапнув зубами ставшую почти до боли чувствительной кожу. — Ты просто невероятен, ты знаешь об этом? Иди сюда.

Вэнь Чжулю мог бы уточнить, куда именно, ведь он и без того уже находился в жарком плену чужих рук, но в следующий момент его потянули к постели, и вопрос решился сам. Он позволил вести себя, усилием воли заставляя напрягшееся было тело расслабиться, послушно опуститься на упругий матрац и принять на себя вес партнёра, пусть в нём внезапно вскипел протест. Не то неудобство, из-за которого терялось всё удовольствие, а что-то немного раздражающее, скребущее на самом краю сознания.

Вэнь Чжулю действительно желал быть ведомым — и в то же время боялся, совсем немного, но достаточно для того, чтобы в его душу закрались сомнения. Вернее, эти сомнения могли бы закрасться, не уничтожь их Вэнь Лису одним своим поцелуем, в котором было столько откровенного обожания, любви, чистейшего восторга, что становилось совершенно очевидно: смена ролей приносила его возлюбленному ровно то же удовольствие, что и Вэнь Чжулю. Если даже не большее.

И это было правильно.

Они самозабвенно целовались, и Вэнь Лису скользил горячими ладонями по его груди, мял твёрдые мышцы, сжимал крепкие бока, оглаживал подрагивающий от касаний живот — и оказалось неожиданно сложно не перехватить его ладони, не подмять изящное тело под себя, следуя давно устоявшейся привычке, не начать заласкивать самому, заставляя теряться в удовольствии. Лежать под партнёром было не впервой — куда сложнее давалось то, что это его пытались довести до умопомрачения ласками, а не он заставлял мычать и коротко вскрикивать в поцелуи или как и куда придётся. И то, что Вэнь Лису привычно устроился на его бёдрах, потираясь промежностью о налитый кровью член, совсем не означало, что он будет принимать, а совсем даже наоборот.

И всё же Вэнь Чжулю отвечал — не мог не отвечать — на чужие касания своими, гладил спину, плечи, невесомо задевал соски, вырывая чувственные выдохи, стискивал ладонями тонкую талию, большими пальцами с нажимом проводя по тазовым косточкам. Это было привычно и знакомо, это ему нравилось, как нравилось и его партнёру, который сквозь поцелуй шептал ему неразборчивые, но явно поощрительные слова.

А затем всё вдруг резко изменилось — когда Вэнь Лису вдруг схватил запястья Вэнь Чжулю и плотно прижал их к постели, не давая пошевелиться, когда навис сверху и куснул ключицу, а потом широко и мокро провёл языком от груди до самого кадыка, прикусив и его. И выдохнул хрипло, заставив пальцы на ногах непроизвольно поджаться:

— Хочу тебя, Лю-эр.

Вэнь Чжулю, с усилием сглотнув, медленно, словно бы в беспамятстве, провёл языком по своим враз пересохшим губам.

— Так берите, — ответил чуть дрогнувшим голосом.

И Вэнь Лису взял. Обласкал сначала шею, зацеловал-искусал ключицы, обхватил ртом и пальцами соски — и пусть Вэнь Чжулю не выгнуло от этого, как его партнёров, дыхание сорвало всё равно и вынудило вцепиться в тонкое одеяло до хруста. Его запястья больше не удерживали, но немому приказу он следовал всё равно, без труда различив его в пламенных взглядах из-под ресниц, в отрывистых поцелуях, оставляющих влажную дорожку на его животе, в тонких пальцах, с силой смявших его бёдра. Принимать и получать удовольствие — вот всё, что от него требовалось сейчас. И Вэнь Чжулю подчинялся этому требованию без остатка.

Потому что не подчиниться было попросту невозможно. Вэнь Лису действительно дал себе волю — и жадно брал всё, что ему с таким пылом отдавали. Пока ещё сдержанные, едва различимые, но набирающие силу и громкость стоны и жаркие выдохи. Чувственную дрожь сильного, восхитительного тела под его руками и губами. Твёрдость члена, привычно давящую на язык, и упругую мягкость ануса, легко принявшую проникновение сразу двух пальцев.

Что ж, Вэнь Чжулю не обманул: он и впрямь подготовился. И, как и к любому другому делу, к этому он подошёл со всей своей безграничной ответственностью.

Вэнь Лису был покорён, абсолютно повержен этим мужчиной — в очередной раз. И он собирался сделать так, чтобы это оказалось взаимно.

Вэнь Чжулю гнулся, тянулся навстречу будто бы даже чуть лениво, буквально пожирая тёмными, чёрными совсем глазами; вес его ноги на плече ощутимо тянул вниз, но Вэнь Лису ни за что бы не сменил позы. Потому что так ему открывались полностью — и без всякого смущения, даже чуть изогнувшись в пояснице, чтобы оказаться ближе, получить новую порцию жалящих поцелуев на раскрасневшихся ключицах. И проникновение далось легко, вырвав из горла Вэнь Чжулю низкий стон, от которого пальцы вцепились в сильное бедро до боли, наверняка оставив на нежной внутренней стороне несколько синяков. Но сейчас это было неважно. Сейчас всё было неважно.

То, что имело значение, происходило лишь между ними. Сильные, глубокие, отрывистые толчки — так, как хотелось Вэнь Чжулю, так, как сносило голову им обоим, заставляя тонуть друг в друге. Поцелуи, короткие покусывания лодыжки, местечка под коленом, внутренней стороны бедра — чтобы немного отвлечь, не дать закончиться всему слишком рано, заставить смотреть себе прямо в глаза, не разрывать зрительного контакта. Пара движений по напряжённому члену — и резкая жаркая узость, изогнувшаяся под невероятным углом спина, сорвавшийся с губ несдержанный стон, капли спермы на подрагивающем загорелом животе, светлом покрывале, изящной кисти.

Этот секс был восхитителен. Его Лю-эр был восхитителен. И Вэнь Лису чувствовал себя невероятно жадным, зная, что хочет ещё — этой отдачи, этого отклика, этого бесконечного доверия и сокрушительного удовольствия.

Попробовав Вэнь Чжулю всего однажды, начинаешь желать его только больше — в этом ему пришлось убедиться ещё раз. И зацеловывая такого мягкого, лениво и удовлетворённо щурящегося возлюбленного, буквально растекаясь на нём, позволяя наконец гладить и ласкать себя, Вэнь Лису уже дрожал в предвкушении следующего раза, но уже с Вэнь Нином, чтобы и он тоже утонул окончательно и с не меньшим наслаждением. А в том, что это непременно произойдёт, сомневаться даже не стоило.