Маленькие злобные гремлины, вырастая, перестают быть маленькими, но злобными гремлинами продолжают оставаться. К такому неутешительному выводу пришёл Вэнь Лису, когда его сонное, полное ленивой неги и ласковых объятий Чжулю и А-Нина утро было прервано звуком резко распахнувшейся двери и возмущённым криком:

— Лису-ифу, и что это значит?!

Ломкий подростковый голос мог бы показаться трогательным, звучи он звонко, а не с пугающей хрипотцой, как будто человеческая речь вот-вот прервётся демоническим рычанием. Учитывая то, что голос этот принадлежал всклокоченному тощему нескладному юнцу в чёрных одеждах, небрежно подпоясанных кроваво-алой тканью, демонический рык вплёлся бы в образ начинающего некроманта донельзя органично, особенно в сочетании с оскалом, в котором явственно выделялись острые клычки. Но сейчас Сюэ Ян, первый ученик Вэй Усяня и предмет его наставнической гордости, не скалился, а всего лишь пылал праведным возмущением, и только верхняя губа его слегка дрожала, готовая приподняться, будто у дикого зверя. Всё же некоторые особенности поведения и внешнего вида не способны изменить ни сытая жизнь во дворце, ни крайне жёсткие методы обучения Фань Сяомин, ещё не отчаявшейся в своих попытках сотворить из найдёныша достойного члена высшего общества.

Лису лениво глянул на своего застывшего в дверях воспитанника из-под полуопущенных век, зевнул и снова уткнулся лицом в замечательную твёрдую грудь Вэнь Чжулю. Разумеется, он догадывался, что заставило А-Яна примчаться из своего обиталища на Луаньцзан в Знойный дворец, но боги милостивые, неужели ему нельзя было насладиться редким утром в объятиях возлюбленных, когда не надо мчаться ни по каким безумно важным и срочным делам? Он для этого специально целую неделю пахал как не в себя, между прочим!

— Ты уже слишком большой мальчик, чтобы врываться в родительскую спальню в столь ранний час, — пробормотал глава Вэнь, надеясь воззвать если не к совести, то к чувству стыда юноши.

Не тут-то было. А-Ян только выразительно фыркнул, скрестил руки на груди и демонстративно прислонился плечом к косяку, намекая на то, что не сдвинется с места, пока не получит внятного развёрнутого ответа на поставленный вопрос. Вот и в кого он такой вырос, интересно?

— Что этот цзиньский выкормыш забыл на Луаньцзан? — Сюэ Ян всё-таки решил высказаться более конкретным образом, но смущением в его интонации даже не пахло, как и в злобно мерцающих глазах.

Как будто он настолько часто заставал своих опекунов в одной постели, что это давно перестало производить на него впечатление. Ах да…

— Цзиньского выкормыша зовут Мо Сюаньюй, — отрезал Вэнь Лису, пропустив в голос немного строгости. — И я решил, что ему будет полезно понаблюдать за вскрытием трупов, чтобы выучить анатомию не только по атласам. Хочешь оспорить мои методы обучения?

Кто угодно трижды обдумал бы своё поведение, уловив опасные нотки в тоне главы Цишань Вэнь, но только не его пока ещё неофициально приёмный сын. А-Ян раздражённо закатил глаза и громко прищёлкнул языком, выражая своё отношение к ситуации, и только потяжелевший взгляд Вэнь Чжулю заставил его немного поумерить пыл.

— Ты же знаешь, что он шпионит, — пробурчал подросток, в кои-то веки отведя глаза в сторону. И дело было не в том, что его наконец-то смутил вид едва прикрытого тонким одеялом обнажённого опекуна, разлёгшегося на груди своего не менее обнажённого партнёра, просто из-за плеча Вэнь Лису показалась встрёпанная макушка сонного Вэнь Нина, которого разбудил творящийся в спальне шум. Беспокоить его сон Сюэ Ян не любил, хотя на Лису такое трепетное отношение не распространялось.

— М-м, что тут… Ох, А-Ян? — трогательно потерянное лицо Цюнлиня тут же вспыхнуло ярким румянцем, стоило ему осознать, в каком положении они находились.

— Всё в порядке, Нин-эр, я с ним поговорю, можешь спать дальше, — улыбнулся Лису, разворачиваясь и целуя возлюбленного в горящую смущением скулу. А затем с тихим ворчанием приподнялся на локтях и принялся выпутываться из одеяла и сплетённых конечностей, за чем его невыносимый воспитанник, к счастью, наблюдать уже не стал, выскользнув из спальни.

Разумеется, он даже не стал пытаться приводить себя в нормальный вид, надев штаны и завязав пояс нижней рубашки так, что небрежно распахнутый ворот почти не скрывал начинающих бледнеть пятен засосов на изгибе шеи и плечах. В конце концов, это были его личные покои, и никто не заставлял Сюэ Яна врываться сюда ранним утром, к тому же ещё и в долгожданный выходной. Да и чего он не успел разглядеть до этого, царапин на спине и парочки синяков на бёдрах? Невелика потеря. Смущаться подобных неловких ситуаций Лису перестал уже тогда, когда ему пришлось объяснять шестилетнему А-Юаню, почему нельзя заходить в чужие спальни без предупреждения и полученного приглашения.

А-Ян ждал его в гостиной, уже успевший немного успокоиться и привести в порядок одежду и волосы, растрёпанные после стремительного полёта. Он всегда был одарённым ребёнком, и вовремя начатое самосовершенствование поспособствовало тому, что уже в свои тринадцать лет он считался одним из лучших учеников Цишань Вэнь. Лису с помощью А-Нина и Вэнь Цин даже обучил его основам полевой медицины и манипуляциям, не требующим использования духовной энергии, так что теперь этот ребёнок сам мог сводить себе синяки и царапины, а также вправлять своим спарринг-партнёрам сломанные носы и исцелять прочие мелкие травмы, оставленные благодаря грязным приёмчикам. Следы, нанесённые в честном бою, Сюэ Ян не лечил принципиально, даже довольно глубокие раны, считая, что в этом случае неумехи были виноваты сами.

Заклинательская школа Цишань Вэнь, которую в своё время Вэнь Лису прошерстил очень и очень тщательно, постепенно становилась лучше, и вклад А-Яна играл не последнюю роль в этой трансформации. Он любил заявляться к группам тренирующихся учеников и вызывать кого-нибудь на поединок. Пропасть между почти гениальным юношей, которого обучали лучшие воины и целители клана, и обычными молодыми заклинателями была внушительной, так что Сюэ Ян почти всегда выигрывал всухую, а если не побеждал, то сводил спарринг в ничью. Разумеется, гордые заклинатели, буквально размазанные по тренировочному полю демонстративно ленивыми усилиями уличного мальчишки, не желали повторного унижения и начинали тренироваться с большим упорством — ну, по крайней мере, большинство. Некоторые пытались бороться бесчестными методами, но и в этом А-Ян им не уступал, каждый тычок возвращая в десятикратном размере.

В общем, ничего удивительного, что с друзьями у воспитанника Вэнь Лису не сложилось, а ученичество у Вэй Усяня и вовсе поставило крест на его социализации. Пришлось смириться и просто следить за тем, чтобы этот ребёнок не натворил непоправимых дел, а уж его гораздо большую симпатию к существам мёртвым, а не живым пережить было можно.

Мо Сюаньюя Лису отправил на Луаньцзан, впрочем, совсем не с целью подружить мальчишек, а действительно ради обучения. А-Юй был старательным мальчиком, способным выдержать даже бешеную нагрузку ускоренного медицинского образования в рамках древнекитайских реалий, но вот теория ему давалась из рук вон плохо. Так что Вэнь Лису решил попробовать зайти с другой стороны и заставить его немного попрактиковаться, а заодно и устроил небольшую проверку. Ни для кого не было огромным секретом то, что Вэнь Цин практикует «демонические техники» на мертвецах, однако подробности манипуляций обывателям не раскрывались, что порождало настоящую лавину досужих домыслов. На Луаньцзан за Мо Сюаньюем уже не будет установлен настолько жёсткий контроль, как в Знойном дворце, да и свободного времени освободится побольше, так что начинающий шпион получит отличную возможность передать информацию своему отцу — и Лису желал отследить если не само послание, то хотя бы факт его отправки. Тогда он сможет со спокойной совестью обращаться с ним именно как с противником, и крохи симпатии и сочувствия, благодаря которым он уже начал привязываться к мальчишке и позволять себе заботливые жесты и неформальное общение, окончательно перестанут его беспокоить.

И вот это всё надо объяснить Сюэ Яну, да ещё так, чтобы не мотивировать его к сотворению хаоса и дополнительных испытаний для Мо Сюаньюя. Всё же мальчику, заброшенному собственным отцом в самое сердце вражеского клана, наверняка приходилось непросто и без пристального внимания воспитанника главы Вэнь.

— А-Ян, — негромко произнёс Лису, усаживаясь за низкий столик напротив приёмного сына.

Всё уже было накрыто к небольшому чаепитию на двоих — причём, судя по наличию перчёных конфет, стараниями Пао Мэй, которая единственная из слуг знала об этой маленькой слабости А-Яна. Оставалось только удивляться её расторопности, ведь несносный мальчишка ворвался в Знойный дворец без всякого предупреждения.

— Я не буду извиняться, — буркнул Сюэ Ян, отправляя в рот одну конфету.

— Никто и не настаивает, — пожал плечами Вэнь Лису, разливая чай по белоснежным чашечкам с растительным узором. — Лю-эр прогонит тебя по основным элементам цуаньшу, и на этом инцидент будет исчерпан.

А-Ян заметно скис: тренировки с Чжулю в кулачных боях были больше похоже на пытки, чем на собственно тренировки. И если в поединках на мечах Лю-эр ещё проявлял некоторое снисхождение к своим ученикам, то в рукопашной не давал спуска даже А-Юаню, пусть тот и едва начал постигать основы боевых искусств. Смутно Лису подозревал, что путь духовного самосовершенствования должен бы делать меньший акцент на элементах гунфу, но то ли система отправила его в поломанный вариант новеллы, то ли изначально у канона были довольно расплывчатые границы заклинательских заморочек, однако всё каким-то образом сочеталось и даже не взрывалось, если соблюдать определённый баланс. Иначе будет как у адептов Цинхэ Не с их явным перекосом в физическую составляющую, которая только усугублялась после получения собственной кровожадной сабли, но то было скорее исключением из правил, чем закономерностью.

Впрочем, речь не об этом.

— Что же тебя не устраивает в А-Юе настолько, что ты прилетел аж сюда, да ещё и не проведя толком процедуру очищения? — поинтересовался Лису, отпивая глоток восхитительного персикового чая.

А-Ян нахмурился и отправил в рот следующую перчёную конфету, незаметно приложив пальцы к прозрачному камню на наплечнике; внутри крохотной стекляшки, как любил именовать её Вэнь Лису, заклубился сероватый туман, свидетельствуя о присутствии тёмной энергии в теле заклинателя. Перед тем, как выйти за пределы защитного контура вокруг погребальных холмов, каждый должен был проходить ритуалы очищения, и вшитый в рабочие одежды определитель при прямом контакте с кожей должен оставаться прозрачным. Любые оттенки серого демонстрировали приемлемый уровень тёмной энергии, а вот если горный хрусталь чернел, то тогда следовало немедленно покинуть Луаньцзан.

Лису заставил Вэй Ина сделать этот артефакт, когда обнаружил своего друга чуть ли не в обморочном состоянии из-за отравления энергией инь — то был единственный раз, когда Вэнь Цин вынуждена была оставить свои исследования и срочно улететь домой, и именно тогда это средоточие хаоса решило, что выдалась идеальная возможность для рискованного эксперимента. Всё ожидаемо пошло по не самому приличному месту, печать взорвалась и высвободила целую массу тёмной энергии, которая вся впиталась в тело незадачливого заклинателя и чуть ли не довела его до превращения в Старейшину Илина, и только благодаря тому, что Вэнь Лису поверил своему чутью на неприятности и решил проверить его мастерскую, этого безнадёжного искателя приключений удалось спасти. Даже его золотое ядро не пострадало, хоть Вэй Усяню и пришлось провести едва ли не месяц в медитации, чтобы наладить течение ци и дождаться, пока гнев Вэнь Цин стихнет до того уровня, когда она не захочет прибить его в первое мгновение встречи.

С тех пор миновало года три точно, но Лису до сих пор строго следил за тем, чтобы обитатели Луаньцзан проходили все положенные ритуалы, и даже вытянул из системы специальный навык, который позволял ему на глаз определять концентрацию тёмной энергии в теле заклинателя. Это стоило ему четырёх месяцев выполнения ежедневных заданий по типу «заполните энное количество бумаг» и «убейте столько-то монстров», так что он считал полученный чит вполне справедливой ценой за все перенесённые страдания. Почти полторы сотни совершенно одинаковых дней всё ещё всплывали в его кошмарах особенно неудачными ночами.

— Так что же? — протянул Лису, напоминая А-Яну о своём вопросе.

Сюэ Ян нахмурился и потянулся за третьей конфетой; похоже, эмоциональная вспышка окончательно угасла, и он осознал, насколько глупым выглядело его поведение. Такие срывы случались довольно часто, и его приёмные родители относились к этому с пониманием — ещё бы подростки в самом расцвете пубертата не были вспыльчивыми, в самом деле, однако самого юношу собственная несдержанность злила.

— Он наверняка доложит своему папаше, и у нас снова будут неприятности, особенно с этими ленточниками, — буркнул А-Ян, громко хрустнув любимым угощением. — Они только перестали нудить насчёт моего ученичества, и тут этот Мо-как-его-там снова поднимет тему «неприемлемых, отвратительных самой сути мироздания практик», — он сделал постное лицо и понизил голос, явно пародируя речь Лань Цижэня на последнем собрании кланов.

Вэнь Лису кивнул, показывая, что понял, к чему вёл его сын.

— Я решил устроить ему проверку, — произнёс он, лениво потянувшись к миндальному печенью. — На Луаньцзан создаётся обманчивое впечатление отсутствия какого-либо надзора, так что если А-Юй действительно собирал информацию всё это время, то он непременно воспользуется возможностью передать её. Сомневаюсь, что господин Верховный заклинатель доволен тем, что содержат его официальные письма, которые проверяются перед отправкой.

Сюэ Ян поморщился с явной досадой, но она была направлена не на Лису, а на себя самого — разумеется, его приёмный отец был не настолько глуп, чтобы отправлять ненадёжного человека в одно из самых стратегически важных мест Цишаня просто так. Его возмущения выглядели всё больше похожими на истерику избалованного ребёнка, что постепенно начало угнетать юношу, пусть он и показывал это максимум через преувеличенную страсть к громкому раскусыванию перчёных конфет.

Лису мягко улыбнулся ему и с удобством откинулся на спинку диванчика, вытянув ноги и в последний момент поборов желание закинуть ступни на столик или подлокотник: он не был уверен в том, что у него на щиколотке не осталось следов недавних укусов, и уж подобное явно не стоило откровенно демонстрировать собственному ребёнку.

— Что ты о нём думаешь? — поинтересовался он, переключая внимание юноши на куда более интересную задачу, чем переваривание собственной оплошности.

А-Ян чуть сощурился, разгадав и манёвр, и смысл заданного вопроса, а затем честно задумался, перекатывая конфету на языке. Вэнь Лису довольно часто интересовался его мнением относительно людей, их поступков, характеров, взглядов на жизнь — это тоже было частью его обучения, но не заклинательским фокусам, а банальным человеческим эмоциям и взаимоотношениям. Это неплохо помогало ему адаптироваться в обществе, однако делало Сюэ Яна отчасти ещё более опасным человеком, который познал преимущества психологии и учился читать окружающих, как открытую книгу.

— Он наивный и простой, как Уя после первого поднятия, — заключил юноша, насмешливо фыркнув. — Любимый ребёнок, не знавший лишений и проблем. Явно белоручка, потому что даже не умеет толком отряхивать одежду и не думает о сохранении её чистоты.

— Ты сравнил А-Юя с мёртвой вороной, — вздохнул Лису, потерев пальцами внезапно занывший висок.

— Уя — чучело вороны, — тут же возразил А-Ян, клыкасто усмехнувшись. — Я ещё польстил этому Мо, сравнив его с моим шедевром. Уя сейчас явно умнее и полезнее него.

Вэнь Лису вздохнул ещё тяжелее, но жестом позволил ему продолжить анализ. Всё-таки к своеобразной логике своего воспитанника он привык уже давно и смирился с тем, что общепринятыми категориями он мыслить не будет. Именно поэтому, кстати, он и нашёл с Вэй Ином общий язык с такой пугающей лёгкостью: эти двое явно были на одной волне, и дело далеко не только в интересе к Тёмному Пути, ведь А-Ян принимал его наставления и в классическом самосовершенствовании. Они просто понимали друг друга на том инстинктивном уровне, на каком могут общаться только люди, выросшие в примерно одинаковых условиях — как сказал сам Вэй Усянь, посмеиваясь с долей грусти, босяк босяка всегда разглядит даже в дорогих клановых одеждах.

— Ну, если не считать его цзиньства, — тут Сюэ Ян выразительно поморщился, явно вспоминая всех адептов Ланьлин Цзинь, с кем уже успел подраться на приграничных территориях, — то он… Ну, у него есть потенциал. Совершенно точно не целительский — видел я, как он пытался по просьбе тёти Цин залечить ссадину и сделал только хуже. Но… Его Цзиянь приняла, представляешь? Она на даочжана Сяо набросилась, а к этому ластиться начала! Учитель Вэй даже причитать начал, что его предала единственная любившая его женщина в этом мире, а ты знаешь, на что это похоже.

Лису понимающе усмехнулся: Сянь-ди умел становиться королевой драмы, если ему того хотелось. Цзиянь была единственной живой постоянной обитательницей Луаньцзан, где её, собственно, и обнаружили умирающую и истерзанную падальщиками, а затем вылечили всеобщими усилиями. Никто не знал, из-за чего так получилось, но эта кошка, после лечения превратившаяся в наглое создание с длиннющим пушистым хвостом в собственное тело длиной, обладала тонким чутьём на заклинателей, склонных к взаимодействию с тёмной энергией. Поэтому Вэй Ина и Сюэ Яна, к величайшему их восторгу, она просто обожала, а от Вэнь Цин предпочитала держаться подальше. К Вэнь Лису она иногда могла спокойно подойти и потребовать местечка на коленях, а временами ворчала и шипела, агрессивно мотая хвостом из стороны в сторону. На заглянувшего однажды в мастерскую Вэй Усяня Цзян Чэна Цзиянь чуть ли не кинулась, и наследник Цзян под хохот своего шисюна ещё долго кричал, что вот именно поэтому собак он любит больше. С Сяо Синчэнем, решившим познакомиться с сыном своей шицзе, история оказалась в одинаковой степени смешной и жуткой: кошка на него не просто набросилась, но чуть ли не выцарапала глаза, и только вовремя среагировавший А-Ян избавил и заклинателя, и животное от печальных последствий.

То, что это привередливое создание внезапно избрало предметом своей симпатии Мо Сюаньюя, говорило о значительном потенциале — вот только на Тёмном Пути. И Лису не знал, что с этой информацией делать, ведь он и сам понимал, что у А-Юя нет особого таланта к самосовершенствованию и особенно целительству, однако надеялся, что смена методов обучения поможет ему освоиться. Сейчас он окончательно убедился в том, что дело было совсем в другом, однако… Подпустить Мо Сюаньюя к тёмной энергии — всё равно что подписать себе и всему клану смертный приговор. Но Вэнь Лису помнил печальные глаза своего ученика, когда у него в очередной раз что-то не получалось, когда он чего-то упорно не понимал, и, конечно же, ему хотелось, чтобы этот мальчик наконец-то ощутил себя на своём месте и понял, что он совсем не безнадёжен. Чтобы он наконец улыбнулся и перестал чахнуть с каждым днём всё больше, сталкиваясь лишь с неудачами и поражениями на всём своём пути самосовершенствования.

Правда заключалась в том, что Вэнь Лису питал огромную слабость к тем, кто нуждался в тепле и защите. А Мо Сюаньюй — пешка в игре собственного отца, брошенный ребёнок, канонное будущее которого помнилось слишком даже хорошо, — идеально вписывался в этот образ. И бесконечно глупый глава Цишань Вэнь просто не мог пройти мимо, особенно когда уже испытал на себе сияющий взгляд мальчика, его искреннюю улыбку от похвалы, успел разглядеть под избалованностью и неприспособленностью к самостоятельной жизни маленький клубок хаоса и ребяческую совсем веру во всё хорошее в этом мире.

— Ты уже считаешь его нашим, — на удивление спокойно произнёс Сюэ Ян, вглядевшись в лицо своего опекуна, на котором явственно проступила усталость. — Поэтому и отправил на Луаньцзан.

Лису, горько скривив губы, отпил ещё глоток заметно остывшего чая.

— Если он нас предаст, то я смогу быть более объективным, — сказал он, вновь потерев пульсирующий висок. — И относиться к нему так, как должен был изначально.

А-Ян прищурился, и в этом его выражении лица ощущалась тяжёлая, будто готовая разразиться громом и молниями грозовая туча, угроза.

— Если он предаст, то это разобьёт тебе сердце, — тихо отозвался юноша, и в его глазах на мгновение вспыхнули алые огоньки.

— Считаешь, что это действительно меня подкосит? — приподнял брови Вэнь Лису, невесело усмехнувшись.

Сюэ Ян промолчал: ответ на этот вопрос знали они оба, и не было нужды произносить его вслух. И что-то в его взгляде, том, как он раскусил очередную перчёную конфету, внушало смутную тревогу.

Однако что бы ни пообещал себе этот юноша, крайних мер не понадобилось: Мо Сюаньюй предал, но вовсе не их. И у Вэй Усяня стало на одного ученика больше.