Этот кошмар никак не желал заканчиваться.
У Лису болело всё, и ноющая тупая тяжесть нарастала с каждым новым вдохом. Глаза невыносимо жгло, горло стягивало невидимой железной проволокой, а запястья выкручивало так, что их хотелось отрубить, чтобы не ощущать больше ничего, кроме фантомных отголосков ощущений. Горячая пульсация прогрызала себе путь по кровеносным сосудам, ввинчивалась куда-то вглубь живота и сворачивалась в плотный обжигающий комок, который то сжимался до размеров горошины, то вдруг раскрывался лепестками острейших лезвий — странно, что они не прорывались наружу, выпуская на волю кровавое месиво, некогда бывшее его внутренностями.
Он задыхался в душной затхлости воздуха, прижимался щекой к шершавой поверхности камня и чувствовал, как мерно под ним бьётся вулканический пульс. И с каждым гулким ударом смертельный жар становился всё ближе, наполняя темноту гарью, копотью, вихрем серого пепла — вдохни поглубже, и уже никогда не очнёшься. По левой стороне лица текла кровь, расплывалась по полу, но камень был по-прежнему сух, словно впитывал её в себя без остатка, жадно, как дорвавшийся до чистой воды путник.
У этого кошмара не было сюжета и наполнения — Лису просто лежал? Сидел? Находился и существовал в этом месте, сжимаясь от боли, но не имея сил издать даже слабейший звук. Ни крика о помощи, ни даже стона, чтобы хоть как-то облегчить невыносимую тяжесть в каждой клеточке тела.
И тяжесть эта прижимала его плотнее к жадному камню, давила, давила, давила — до тех пор, пока по глазам не ударило ядовито-оранжевым светом, а лицо не лизнуло жаром — прямо по шраму, сжигая плоть до самой кости, до взрыва, до беззвучного крика в толщу земли.
Но даже сжигая его заживо, кошмар не спешил отпускать Вэнь Лису. Он видел перед собой фигуру — сгорбленную, изломанную, меняющую свои очертания в отблесках магмы. Фигура тонула вместе с ним, недвижимая и будто бы уже не живая. Лишь глаза на неразличимом лице смотрели пристально, жадно — и в рубиновой радужке отражались то всполохи огня, то армии мертвецов, то мёртвая, выжженная пустошь.
Фигура не говорила ничего, только хриплое дыхание раздавалось всё громче, смешиваясь с пронзительными отзвуками призрачной флейты. В какой-то момент в черноте лица сверкнули белоснежные клыки — и все звуки затихли, ударив по ушам неестественной, мёртвой тишиной. Рубиновые глаза полыхнули ярче, горячий выдох, пахнущий гарью и разложением, коснулся того, что осталось от его щеки…
Лису проснулся рывком и сел, слепо обшаривая своё лицо взмокшими ладонями. Гладкая кожа справа, слева — знакомая бугристость шрама. Никаких рассыпающихся костей, лишь упругость живой плоти и холодная влажность: во сне он весь покрылся потом, хорошо ещё, что не метался по кровати и не издавал никаких странных звуков. На этот раз рядом не обреталось А-Нина или Чжулю, чтобы успокоить его, да и на кровати А-Юаня они бы даже не уместились, но в комнате было свежо, и этого оказалось достаточно, чтобы задышать глубже. Его мелко трясло, и в носу будто бы до сих пор стоял плотный запах гари, однако тяжесть сновидения постепенно отступала, с неохотой выпуская его из своей власти.
«Система, который час?» — он коротко надавил на глазные яблоки, пытаясь избавиться от липкой дурноты — вечной спутницы его пробуждений после кошмаров.
[03:12:43 по привычному Вам исчислению. Не желаете изменить метод определения даты и времени в соответствии с условиями внешнего мира?] — услужливо отозвалась система, поприветствовав его ядовито-синим диалоговым окном.
Лису страдальчески поморщился: в ночной темноте любой яркий свет был подобен гвоздю, который немилосердно вбивали в его и без того исстрадавшийся череп. Отмахнувшись от предложения явно издевавшейся над ним машины, он устало потёр лицо и рухнул обратно на постель, раскинув руки в стороны. Спать хотелось немилосердно, но после такого красочного приключения он обречён только на дремоту, которая не принесёт ничего, кроме чувства разбитости и жалости к себе.
Тяжело вздохнув, он буквально сполз с кровати и вышел из комнаты, поёжившись от холода: несмотря на закрытые окна, температура во внешних покоях мало отличалась от уличной, и Лису хорошенько продрог, прежде чем добрался до оставленного на диване плаща. Август не успел отцвести до конца, а погода стояла такая, словно вот-вот должен был выпасть снег, и такой контраст с недавней иссушающей жарой совсем не радовал. Впрочем, на воду в семейной купальне это никак не влияло, и Вэнь Лису чуть ли не бегом направился по знакомому до каждого поворота коридору, предвкушая, как окунётся в уютное тепло.
С тех пор, как его спальня превратилась в одиночную палату для особо важной персоны, он старался лишний раз туда не заходить, за исключением тех моментов, когда его помощь требовалась Вэнь Цин. Не то чтобы его до сих пор пожирал страх — какая угодно боязнь исчезнет за практически десять дней непрерывных попыток буквально собрать чужую систему циркуляции энергии заново, однако он просто не мог находиться там долго. Ему было тошно. Смотреть на всё ещё бессознательного Вэнь Жоханя, на мрачнеющего с каждым днём Чжулю, на уставшую и даже будто бы исхудавшую Цин-цзе, на нервного, вновь начавшего заикаться от явного истощения А-Нина было выше его сил. Легко было отговориться кучей дел, зарыться в опостылевшие бумаги, вяло погрызться с парочкой обнаглевших подчинённых, разыграть маленькое представление перед слугами, чтобы отвадить их от покоев, — куда тяжелее оказалось смотреть на то, как его семья пытается оживить человека, которого было намного проще считать мёртвым.
Впервые за многие годы Лису вновь ощутил себя лишним среди близких людей, и он был противен самому себе за это чувство. Никто из них ведь не виноват, что он не испытывал к Вэнь Жоханю ни толики положительных эмоций и не мог разделить всеобщее беспокойство, по-настоящему пожелать его возвращения. С этим ничего нельзя было поделать, как и с тем жгучим зудом, который одолевал его при взгляде на то, какой тоской сквозило от Чжулю, с каким трепетом он ухаживал за своим господином, словно в том заключался смысл его жизни.
Вэнь Лису беспричинно злился — и это было смешно. Его глупая ревность ему самому казалась сущей нелепицей, ведь, в самом деле, к кому ревновать? К пока ещё не ожившему мертвецу? Да и унизительно это по отношению к Чжулю, который никогда не давал повода усомниться в себе и своих чувствах. И всё же то, как упорно он закрывался от Лису, но тянулся при этом к Вэнь Жоханю, не могло не заставить его задаться вопросом, вновь вернувшим свою актуальность.
Если Чжулю придётся выбирать между ними, чью сторону он примет?
К своему стыду и сожалению, Лису не мог избавиться от мерзкого ощущения, что выбор этот будет сделан далеко не в его пользу. И то, какими неуместными были его размышления, какими унизительными для тех, кого он считал своей семьёй, лишь усиливало отвращение к самому себе.
Да ради небес, Вэнь Жохань ещё даже не очнулся, а он уже успел накрутить себя до такой степени, что идея лечь на каменное дно источника и остаться там навеки показалась ему привлекательной. Что за дурная привычка, в самом деле?
«Мой мозг — мой худший враг», — мрачно вздохнул Лису, быстро стягивая с себя одежду и погружаясь в тёплую воду самой мелкой части источника.
В семейной купальне ему нравилось, несмотря на то, что в холодное время года здесь могли мыться только самые отчаянные любители острых ощущений. Когда-то это была небольшая полость внутри вулкана, но затем её внешняя стена обвалилась, и не такие уж далёкие предки Вэнь Чао решили, что это отличное место для купания. Всё дело было в природном источнике, который образовался на дне пещеры: вода пологой его части, которая находилась ближе ко входу, из-за близости к прогретому каменному дну была практически горячей, а дальше дно резко уходило вниз, и там было достаточно прохладно, чтобы остудиться даже в самый жаркий день. И пусть эту пещеру обустроили так, что в неё было не стыдно пригласить даже императора, зимой Лису сюда не совался. Зато практически всё лето отмокал в самой дальней части источника, спасаясь от невыносимой жары.
На этот раз далеко он заплывать не стал, устроившись практически у самого бортика. Тёплая вода успокаивала его, позволяя избавиться от липкого пота и противной слабости, и некоторое время Лису просто лежал, позволяя себе раствориться в мягкой неге. Поймав себя на том, что его вот-вот сморит сон, он с неохотой выбрался наружу и тут же покрылся мурашками: после практически горячей ванны предрассветная прохлада обжигала не хуже льда. Но теперь, по крайней мере, он снова был готов к очередным подвигам во славу Цишань Вэнь.
Кое-как вытеревшись и закутавшись в сухую одежду, Лису чуть ли не бегом вернулся в свои покои. И столкнулся с весьма занимательной картиной: мрачный Вэнь Чжулю, выставленный во внешнюю комнату, буквально сверлил убийственным взглядом абсолютно невозмутимую Цин-цзе, закрывающую собой проход в спальню.
— Ваше упорство достойно уважения, но я вам обещаю: если вы не возьмёте хотя бы один день перерыва, то остаток недели проведёте под моими иглами, — целительница говорила довольно спокойно, но было предельно ясно, что свою угрозу она исполнит без лишних промедлений.
— Я в полном порядке, — голос Чжулю же, напротив, гудел едва сдерживаемым раздражением.
— Физически — безусловно, — кивнула Вэнь Цин, нисколько не изменившись в лице. — Иного и не ожидается от заклинателя вашего уровня. Но голове, видите ли, тоже иногда лучше отключаться, и человечество ещё не придумало более подходящего для этого способа, чем полноценный сон. О, глава Вэнь, доброе утро. Вам тоже стоит напомнить о важности нормального отдыха?
Лису неловко перебросил мокрые волосы через плечо и подошёл ближе. Чжулю при его появлении не сдвинулся с места, только взгляд его неуловимо смягчился, стоило ему заметить взъерошенного и немного раскрасневшегося после бодрой пробежки главу Вэнь.
— Не хочу слышать ничего поучительного раньше пяти утра, — бросил Лису вместо приветствия, закутавшись в плащ поплотнее. — И вообще, что за внезапный сбор в предрассветный час? У нас резкая смена планов?
— Нет, — отозвался Чжулю.
— Почти, — хмыкнула Вэнь Цин.
Напряжение между ними усилилось вновь: ни один не хотел уступать другому, как будто решался крайне принципиальный вопрос, от которого зависела чья-то жизнь, не меньше. Вэнь Лису мысленно вздохнул и немного пожалел о том, что не задержался в купальне подольше, чтобы пропустить все баталии и прийти уже к самой развязке. Но, увы, его чересчур раннее утро решило сложиться иначе.
— Глава Вэнь, — сказала Цин-цзе раньше, чем Лису успел сформулировать правильный вопрос, — у меня будет к вам одна просьба, раз уж вы так вовремя здесь показались. Не хочу тратить время на пустые препирательства, так что поручаю вам убедить Сжигающего Ядра в том, что катастрофы не случится, если он позволит себе на несколько часов расслабиться и нормально выспаться. Мне всё равно, какие методы вы используете, но чтобы вас обоих не было видно в моём поле зрения до самого вечера.
— В этом нет нужды, — в голосе Чжулю послышался лёд. — Моя энергия стабильна, и у меня нет необходимости во сне.
Вэнь Цин посмотрела на него так, словно он был капризным ребёнком, не желающим есть суп.
— Вашему разуму нужен отдых, — медленно, на грани раздражения ответила она. — Медитации, духовные практики — это чудесно, но ваша голова работала все десять дней, и я сомневаюсь, что вы достигли высшей точки просветления и не изводили себя тяжёлыми размышлениями. Впрочем… Глава Вэнь, теперь это твоя проблема. Мне нужно сменить А-Нина, так что разбирайтесь сами.
С этими словами целительница скрылась во внутренних покоях, ставя в переговорах окончательную точку. Вэнь Чжулю шумно выдохнул и напрягся всем телом — в нём внезапно сыграло столько нехарактерного для него детского упрямства, что Лису на мгновение растерялся, но успел схватить его за рукав до того, как он сделал шаг вперёд.
— Постой, — как можно мягче попросил Лису, судорожно соображая, что сказать. Чжулю настолько редко проявлял яркие эмоции, что он вечно терялся и понятия не имел, как стоило себя вести.
Пристальный взгляд прошёлся по нему отнюдь не ласково, но руку Чжулю вырывать не стал, что уже можно было посчитать хорошим знаком. По крайней мере, можно было попытаться наладить контакт, а не решить всё внезапной атакой, как сделала Цин-цзе в прошлый раз. Но, во-первых, Лису точно не смог бы превзойти по скорости рефлексы тренированного воина, а во-вторых, эпизод с насильным усыплением сказался на отношениях между Вэнь Чжулю и Вэнь Цин не лучшим способом, и ссориться из-за подобной мелочи совсем не хотелось.
— Постой, — повторил Лису, нервно облизнув губы. — Почему ты не хочешь отдохнуть? Тебе и в самом деле не помешает хотя бы несколько часов полноценного сна.
Чжулю вновь шумно выдохнул, и Вэнь Лису невольно поёжился в ответ на этот звук, переполненный едва сдерживаемым раздражением. Вся эта ситуация остро напомнило ему то, что происходило после осады Безночного Города, и видят небеса, ему было до безумия страшно вновь оказаться отодвинутым в сторону на почтительное расстояние. Но тогда между ними хотя бы практически не было близости — сейчас потерять завоёванное доверие казалось сродни лишению конечности.
— Я не могу, — сдавленно, будто заставляя себя выдавливать каждый звук, ответил Чжулю.
Лису растерянно моргнул и уже готов был предложить заварить снотворное, но тут же прикусил язык, поняв, о чём именно говорил Чжулю. Дело не в физической потребности — быть может, Лю-эр и впрямь ощущал необходимость отдыха, ведь то состояние, в котором он пребывал обычно, нельзя было назвать даже полноценной медитацией, а десять дней бодрствования подкосят кого угодно. Он просто не мог выпустить Вэнь Жоханя из поля зрения, потому что боялся, что всё это окажется сном, или же за то время, пока его не будет рядом, с бывшим главой Вэнь что-то случится, а он не сможет помочь. Что ж, Лису это понимал, действительно понимал, но внутренности всё равно будто облили кипятком, а в горле встал колючий ком — ни вдохнуть, ни выдохнуть.
«Не время», — он мысленно отвесил себе смачный подзатыльник. — «Если Лю-эр подумает, что я давлю на жалость, то всё станет ещё хуже».
— Мы уже почти декаду лечим его, — голос позорно хрипнул, но Вэнь Лису заставил себя говорить дальше. — Ты сам видел, что его нынешнее состояние стабильно, и Цин-цзе сейчас, в сущности, просто проверяет, насколько хорошо работают восстановленные меридианы. Мы уже не вытягиваем лишнюю энергию, ему ничего не угрожает, осталось только дождаться, когда он придёт в сознание, и можно будет начать полноценное лечение. Ничего не изменится за то время, пока ты будешь отдыхать, по крайней мере, в худшую сторону точно. Я могу в этом поклясться.
На некоторое время между ними повисла тишина, и Лису даже дышать мог едва-едва, ощущая себя так, будто его придавливает к земле всей громадой Знойного дворца. Он всё ещё держался за рукав Чжулю, но его пальцы начали позорно дрожать, и от попыток эту дрожь унять становилось только хуже. Но Вэнь Чжулю молчал, то ли не замечая ничего вокруг себя, то ли просто игнорируя проявление чужой слабости. Ну, или же он разозлился только сильнее и пытался взять себя в руки — Лису не имел ни малейшего представления, трусливо уставившись на собственную взмокшую и трясущуюся ладонь вместо того, чтобы смело встретить тяжёлый взгляд, сверлящий его макушку.
Если он откажет, то останется только смириться с поражением и сбежать в собственный кабинет, топить ненависть к себе в бесконечных бумажках.
Наконец Чжулю отмер и неуловимым движением перехватил руку Вэнь Лису, обхватив холодное запястье своими тёплыми и чуть грубоватыми пальцами.
— Хорошо, — произнёс он с явным усилием. — Если ты этого хочешь — хорошо.
Лису растерянно моргнул. На самом деле, он был готов к тому, что его всё-таки оттолкнут, а потому оказался совсем не готов к согласию. С одной стороны, прекрасно, что ему не пришлось сбегать или портить отношения с Чжулю лишним давлением, но с другой, его ответ был сплошь неправильным. Его вынуждали поступиться собственными желаниями — снова, а ведь они столько работали над тем, чтобы Лю-эр прислушивался к себе и открыто говорил о том, чего хочет! И сейчас всё, чего они добились, могло пойти насмарку.
«Я не хочу тебя заставлять», — Лису не имел никакого права так говорить, потому что именно так всё и выглядело. А потому он лишь рвано кивнул и предложил совсем тихо:
— Не хочешь пойти в купальню? Вода может помочь тебе немного расслабиться.
Чжулю в ответ неопределённо повёл плечом, не отказываясь, но и не выражая большого восторга от этой идеи; всем своим видом он выражал покорность чужой воле, и от этой усталой обречённости горчило во рту. Но Лису ничем не показал своего состояния, кривовато и совершенно неуместно улыбнувшись и потянув Чжулю за собой.
Странно, но на улице будто бы стало холоднее: Лису за короткий переход от покоев до семейных купален замёрз ещё сильнее, чем в первые секунды после того, как вылез из тёплой воды. Лёгкие и гортань скребло так, словно он всё-таки умудрился подхватить простуду, и приходилось старательно сглатывать, чтобы смочить резко пересохшее и судорожно сжимающееся горло. Вэнь Лису нервничал, почти паниковал от повисшего между ним и Чжулю напряжения, но не имел ни малейшего представления, как развеять его. Единственное, что могло бы помочь, так это возвращение во внутренние покои, но Лису не мог повернуть назад — в точности как и Вэнь Чжулю не мог спокойно спать, пока Вэнь Жохань находился в беспамятстве.
Патовая ситуация.
— Помочь тебе с волосами? — спросил Лису, когда они достигли купален.
Чжулю мазнул по нему невидящим взглядом, снимая с себя одежду рублеными, скупыми движениями, явно находясь мыслями далеко от этого места.
— Нет нужды, — наконец ответил он после продолжительной паузы.
Вэнь Лису ничем не показал своего разочарования, только кивнул и ушёл за резную ширму, в зону, отведённую для отдыха. Нервное возбуждение, из-за которого едва ощутимо припекало глаза, не позволило бы ему сосредоточиться на вэйци, каллиграфии или любимом сборнике поэм, однако и уйти, оставив Чжулю в полном одиночестве, он не мог. Так что ему оставалось только усесться на диван, прижав ледяные ладони к животу, и прислушиваться к каждому тихому всплеску воды, ожидая, пока Лю-эр будет готов выйти из купален.
Неизвестно, сколько продлилась эта тягостная тишина, но в какой-то момент Лису вздрогнул, услышав негромкий оклик, эхом отразившийся от сводов пещеры:
— А-Лису.
Он медленно обернулся, не уверенный, что ему не показалось, и нервно улыбнулся, встретившись глазами с Чжулю. Он подобрался к самому краю источника и опёрся локтями на каменный бортик, частично выйдя из воды; мокрые волосы облепили широкие плечи тёмными разводами, и взгляд помимо воли прикипел к ним. Хотелось зарыться пальцами в густые тяжёлые пряди и слабо потянуть на себя, но Лису знал, что сейчас ему это вряд ли будет позволено.
— Да? — всё-таки отозвался он, осознав, что пауза слишком затянулась.
Взгляд Чжулю неуловимо изменился — будто солнечный блик сверкнул в тёмной радужке, и он положил подбородок на скрещенные предплечья. Болезненная усталость ушла из его движений, вернув телу привычную пластичность, и Вэнь Лису позволил себе немного порадоваться, стараясь, правда, чтобы его облегчение не было слишком явным: неизвестно, как на это мог отреагировать Лю-эр.
— Ты снова начал бояться меня? — внезапно спросил Чжулю, и неясная эмоция в его глазах проступила отчётливее.
Лису даже дрожать от холода перестал. Что значит — бояться? И, к тому же, что это за «снова»? Он не помнил, чтобы когда-либо чувствовал к Чжулю страх, разве что только в самом начале, когда опасался вообще всего и всех на свете из-за проклятого уровня подозрения, который мог лишить его жизни в любой момент. Но не может же быть, чтобы сейчас он вёл себя в точности, как тогда, чтобы Лю-эр невольно провёл такую ассоциацию.
— Вовсе нет, — Лису покачал головой. — Почему у тебя вообще возникла такая мысль?
Вэнь Чжулю ненадолго замолчал, и от его пристального взгляда по спине пробежали мурашки — но не от азартного предвкушения, а смутного ощущения опасности.
— Ты стал тихим и слишком осторожным, — наконец сказал он, слегка прищурившись.
О, так вот в чём дело. Видимо, непреднамеренная отстранённость показалась ему странной, и он тоже вспомнил о тех днях траура, когда Вэнь Лису не решался и слова лишнего сказать, лишь бы не разрушить хрупкий мостик неустойчивой связи между ними. Забавно, что они оба вернулись к прежней линии поведения, стоило Вэнь Жоханю вновь оказаться рядом, словно и не было всех проведённых вместе лет. Словно на самом деле та пропасть никуда не делась, а оказалась всего лишь прикрыта тонкими листами бумаги, которые разлетелись при первых порывах ветра.
Лису криво усмехнулся, прикрыв глаза. Сейчас бы А-Нина сюда, чтобы он снова смог подобрать правильные слова и заставить их говорить на одном языке, но, увы, нельзя было вечно рассчитывать на него, когда дело касалось болезненных тем. Пять лет они жили, ловко игнорируя проблемы прошлого, — стало быть, настала пора вскрывать старые нарывы, раз уж это прошлое им буквально бросили в руки.
Что ж, раз у него не осталось выбора, придётся взять скальпель в руки и сделать первый надрез самому.
— Я не хочу на тебя давить, — произнёс Лису, сцепив пальцы в замок. — Ненавижу, когда мне приходится лишать тебя права выбора, пусть даже и во имя твоего же блага. Это не страх… То есть, ладно, страх, но не перед тобой. Я боюсь не тебя, а того, что если перегну палку, то… Всё снова вернётся к слуге и господину. И я всё ещё…
«Боюсь, что ты со мной из-за долга», — он так и не смог заставить себя сказать это вслух, а лишь крепче сжал пальцы и прикрыл глаза. Признаваться в подобном было ещё хуже, чем спрашивать напрямую, кого бы Чжулю выбрал, Лису или Вэнь Жоханя, да и выглядели эти сомнения странно. Они ведь были счастливы столько лет, чего ему вдруг стало не хватать? Вэнь Лису не понимал и сам. Но сваливать ещё и эти вопросы на чужие плечи не собирался: Вэнь Чжулю и без того было достаточно моральных терзаний.
Тишина, повисшая после его слов, казалась оглушительной — а потому низкий голос Чжулю, разрушивший её, прозвучал подобно выкрику.
— А-Лису, — его зов полнился не дрожью, но чем-то странным, неуловимо-тягучим, почти гипнотизирующим. — А-Лису, подойди ко мне.
Лису тихо выдохнул и открыл глаза; Лю-эр по-прежнему находился в источнике, и что-то в выражении его лица вызывало противную слабость в коленях. В холодных сумерках запаздывающего рассвета его тёмные глаза казались бездонным омутом — и Вэнь Лису попал в их ловушку. Не находя в себе сил разорвать зрительный контакт, он послушно подошёл к каменному бортику и опустился вниз, почти что касаясь одеждами тёплой воды.
В глазах Чжулю на мгновение мелькнуло что-то хищное, а затем он вдруг перехватил руку Лису и переплёл их пальцы совершенно естественным, привычным жестом.
— Для господина ты слишком охотно подчиняешься воле слуги, А-Лису, — неожиданно тепло улыбнулся он и притянул их переплетённые руки ближе к себе, прижавшись лбом к запястью Вэнь Лису и прикрыв глаза.
У Лису перехватило дыхание. А затем из его горла вырвался хриплый, совсем какой-то жалкий смешок.
— Для слуги ты слишком ловко подчиняешь своего господина, — прошептал он, едва находя в себе силы шевелить словно бы онемевшими губами.
Чжулю тихо хмыкнул и поднял на него взгляд — тяжёлый, пристальный, прошивающий до самого естества.
— Именно так, — кивнул он так, словно давал какую-то клятву. — Ты глава клана, а я — твой клинок, и этого не изменить. Но до тех пор, пока ты позволяешь называть себя А-Лису, пока я имею право касаться тебя, как своего возлюбленного, пока ты позволяешь сопровождать тебя на пути самосовершенствования — я буду рядом как спутник, а не слуга. Для меня ты А-Лису, а не тринадцатый глава клана Цишань Вэнь — до тех пор, пока ты сам позволяешь мне так считать. И этого не изменить тоже.
Лису ощутил себя уничтоженным. Его сердце билось чаще от этих слов — и всё же в груди растекался жгучий яд, забивающий лёгкие затхлой вязкостью. Потому что это снова звучало так, словно он вынуждал.
Одно его желание — и они разделяют отношения на троих. Одно его слово — и они снова становятся всего лишь господином и слугами. Что придёт ему в голову, тому они и подчинятся. Неужели это всегда было так? Вдруг ему лишь казалось, что они счастливы втроём, а на самом деле Вэнь Нин и Чжулю хотели чего-то иного? Лису ведь не спрашивал их об этом. Лису не знал ничего. Ему дали в руки нити и ножницы: хочешь — держи связи крепко, хочешь — режь, и никто слова против не скажет, потому что власть у тебя, ответственность на тебе, а чужие желания значения не имеют.
В один момент всё, что Вэнь Лису считал своей тихой гаванью, вдруг обернулось грязной лужей, окружённой картонками с нарисованным на них живописным пейзажем.
— А-Лису?..
Растерянность и почти страх в голосе Чжулю заставили его очнуться — и, моргнув, Лису вдруг ощутил, что его ресницы слиплись от влаги. Отлично, в довершение ко всему он ещё и разревелся. Лучшая реакция на слова, призванные утешить и вселить уверенность, ничего не скажешь.
— Всё в порядке, — он улыбнулся дрожащими губами, почти физически ощущая, словно эту улыбку вырезает на своём лице ножом. А затем наклонился вперёд, касаясь поцелуем мокрой макушки Чжулю. — Спасибо тебе, Лю-эр. Я… рад был это услышать.
Вэнь Чжулю замер, настороженный его слезами, совершенно не вяжущимися со словами, и явно растерянный ими же. А Лису и не знал, как объяснить, что именно в его клятве ударило наотмашь: какие бы слова он ни подобрал, его просто не поймут. Даже А-Нин не поймёт. Да что уж там, даже сам Лису не мог разобраться до конца, что это была за болевая точка, на которую ему не просто надавили — которую прижгли калёным железом, заставляя корчиться на полу, давя рвущийся наружу вой.
Ощутив, как его горло словно бы в самом деле смяли невидимые пальцы, Лису прижался к макушке Чжулю плотнее, крепко зажмурив глаза.
— Пожалуйста, отдохни, — выдохнул он, изо всех сил пытаясь контролировать голос. — Я приду вечером, и мы вернёмся туда вместе.
И, глубоко вдохнув запах мокрых волос Вэнь Чжулю, он попросту сбежал, спасаясь от вопросов, которые наверняка порвали бы его в клочья окончательно.
Возвращаться в покои Лису не стал, справедливо опасаясь, что пересечётся там с А-Нином и расклеится совсем, поэтому он поспешил прямиком в рабочий кабинет, лихорадочно составляя планы на день. Работа всегда помогала утихомирить хаос в голове, и он надеялся, что проверенное средство поможет и сейчас, а заодно позволит настроиться на нужную волну для самокопания. В конце концов, он хотел помочь Чжулю, а затем ещё и как-то взаимодействовать с Вэнь Жоханем, когда он придёт в себя, а в нынешнем состоянии он только наломает дров и окончательно сорвётся. Этого ни в коем случае нельзя было допустить. К тому же, стоило навестить А-Юаня, ведь с тех пор, как Лису отдал его родителям Вэнь Нина, они совсем не виделись, и он успел соскучиться по своему непоседливому племяннику.
Выстроив план дальнейших действий, он смог взять себя в руки, а мысль о скорой встрече с А-Юанем и вовсе прогнала остатки болезненной тревожности, сгрызающей его нутро. Поэтому к своему кабинету Вэнь Лису подходил уже спокойным размеренным шагом, не пугая попадающуюся по пути прислугу своим растрёпанным видом и диким взглядом.
Дел, на самом деле, набиралось не так чтобы много: большую часть вопросов решили на недавнем клановом собрании, а мелкие неприятности ещё не успели накопиться в достаточной степени, чтобы перерасти в средней паршивости проблемы. Так что с работой получилось справиться ещё до полудня, и Лису решил не тратить времени зря, сразу же направившись в Безночный Город.
Дома у Вэнь Нина он бывал не так уж редко: это было едва ли не единственное место, куда он мог отправиться без сопровождения и не рисковать напороться на сомнительное приключение. Так что когда стены Знойного дворца давили на него слишком сильно, Лису сбегал к родителям А-Нина и Вэнь Цин, благо, что ему всегда были рады, и не приходилось судорожно искать предлог для очередного визита. Правда, в своё время по совету Цишань Вэнь гуляли напряжённые настроения в связи с тем, что глава клана подозрительно часто чаёвничал у господина третьего советника, но со временем на это перестали обращать пристальное внимание, и всё вернулось к обычной вялой грызне.
А-Юань любил бывать в гостях у родителей Вэнь Нина по двум причинам. Во-первых, с возрастом ему становилось слишком тесно в пределах Знойного дворца, и душа просилась к новым горизонтам, так что любую вылазку за внешние стены он встречал с радостью. Во-вторых, юный наследник Цишань Вэнь успел сдружиться с местными детьми и целыми днями пропадал с ними. Тётушка Фань не одобряла бессмысленных игр, а Лису, напротив, считал, что ребёнку пойдёт только на пользу общение со сверстниками, а тренировки никуда не денутся, тем более, А-Юань делал большие успехи и обещал сформировать золотое ядро уже к началу подросткового возраста. Смысла запрещать ему дурачества с друзьями не было никакого.
Приземлившись у главных ворот, Лису терпеливо дождался, пока к нему выйдут слуги и проводят к хозяевам. Конечно, он мог и сам войти в дом, но без предупреждения это выглядело бы некрасиво, да и мало ли, от чего он мог отвлечь старших господ Вэнь. Тихая, почти совсем незаметная служанка отвела его в сад, что могло значить одно: Вэнь Мина не было, значит, ему предстояло вести беседу с матерью А-Нина. А учитывая то, что в последний раз они тесно общались приблизительно тогда, когда Лису, краснея от стыда, клялся в том, что ни в коем случае не опорочит честь Вэнь Нина и защитит его от всех возможных неприятностей, связанных с их отношениями, встреча эта обещала окончательно уничтожить его морально.
Госпожа Вэнь Ланьхуа перебирала лекарственные травы для сушки, когда Лису зашёл в беседку, утопающую в зелени. Она совсем не была похожа на жену третьего советника клана Цишань Вэнь: в ней было слишком много простоты и плавных, мягких линий. Густые каштановые волосы, скреплённые заколкой из тёмного дерева, округлое лицо с едва заметными морщинками в уголках лучистых светло-карих глаз, крохотные пятна веснушек на обласканной загаром коже, маленькие пухлые ладони, буквально созданные дарить нежность, а не держать меч. А-Нин взял от неё очень многое, и даже улыбка, обращённая к любимым людям, у них была практически одинаковой. Для всех прочих она была спокойной, но доброжелательной и вызывающей смутное желание расслабиться и улыбнуться в ответ — только у матери она выходила чуть менее напряжённой, чем у сына.
— Глава Вэнь, — Вэнь Ланьхуа поднялась и поклонилась ему, скромно сложив руки спереди. Несмотря на то, что её внешний облик был бесконечно далёк от образа благородной госпожи, каждое её движение полнилось сдержанной грацией, не позволяющей усомниться в её высоком происхождении.
— Госпожа Вэнь, — неловко отозвался Лису, изобразив нечто вроде ответного приветствия. — Как у вас дела? Надеюсь, моя просьба присмотреть за А-Юанем не доставила вам лишних хлопот.
— Присаживайтесь, — мама А-Нина указала на свободное место, куда Вэнь Лису без промедления опустился. — Всё мирно и спокойно, глава Вэнь, не стоит переживаний. И я всегда рада видеть А-Юаня: одно его присутствие избавляет от тишины, которая, признаться честно, иногда начинает меня тяготить. Не желаете попробовать чай из листьев смородины?
— Буду рад, спасибо.
Пока Вэнь Ланьхуа разливала чай, они не сказали друг другу ни слова, однако неловкости, как ни странно, не ощущалось. Лису опасался, что ему будет неуютно в её присутствии, но, как ни удивительно, ему стало только спокойнее, и даже утренние тревоги отступили на второй план. Всё же своё умение наполнить уютом даже молчание Вэнь Нину досталось от матери, в этом не осталось никаких сомнений. Интересно, какие качества могла перенять Вэнь Цин?
— А-Юань сейчас в городе? — Лису осторожно отпил глоток чая и невольно улыбнулся, ощутив приятную кислинку. Видимо, напиток заваривали с добавлением свежих ягод, уж слишком ярким оказался вкус.
— Да, — кивнула Вэнь Ланьхуа, явно довольная его реакцией. — Не стоит беспокоиться о безопасности: за детьми присматривают, и будьте уверены, наследнику клана не грозит никакая опасность.
— Если только этот наследник не перенял от своего названного брата пару дурных привычек и не навострился скрываться от любого присмотра, — пробурчал Лису, но тут же спохватился, что мог сказать лишнего. — Извините.
Госпожа Вэнь только негромко рассмеялась, покачав головой. О проказах А-Юаня, как и его привычке прятаться так, что потом его днём с огнём не сыщешь, она знала уж точно не меньше самого главы Вэнь.
— Не сомневайтесь, он в надёжных руках. У Вэнь Хо было пятеро младших братьев и сестёр, так что он прекрасно знает все эти детские хитрости, — она говорила с такой теплотой, что Лису сам невольно улыбнулся в ответ.
Не то чтобы он всерьёз переживал за своего племянника, ведь в Безночном Городе ему навредит только последний идиот и, к тому же, самоубийца, однако никогда не стоило исключать неожиданностей. Особенно если у Вэнь Юаня, так и не попавшего в Гусу Лань, не имелось перед глазами примера адекватного для наследника клана поведения — серьёзно, не на Лису же ему равняться? А уж о Сюэ Яне и вовсе следовало просто промолчать. Достойной фигурой для подражания считался Чжулю, но единственного нормального человека в ближайшем окружении было слишком мало для того, чтобы А-Юань хотя бы частично напоминал Лань Сычжуя из оригинальной истории.
В общем, спокойствие великому клану Цишань Вэнь могло только сниться с такими представителями правящей семьи. Но не то чтобы Лису ощущал хотя бы капельку вины за отсутствие у себя способностей к воспитанию благочестивых молодых господ: в конце концов, для него всегда на первом месте стояло счастье его детей, а всё остальное было важным, но не смертельно необходимым. И ему казалось, что уж с этой-то задачей он вполне себе успешно справлялся.
Тень утренних размышлений заставила его нахмуриться, но Лису успешно вернул себе самообладание. Сюда вот-вот придёт А-Юань, а уж перед ним точно не стоило показывать, что его дядя в очередной раз сбежал, чтобы искать утешения в детских объятиях и искреннем обожании. Должно быть, Вэнь Ланьхуа что-то заметила, но ничем этого не показала, принявшись негромко рассказывать о том, чем занимался юный наследник клана, когда его выпустили из тесноты Знойного дворца.
Где-то на середине повествования о том, как Вэнь Юань поймал сына кузнеца на воровстве соседской курицы и принялся гонять его по мелким поручениям в качестве наказания за неслучившееся преступление, со стороны дома послышалась шумная возня, а затем на весь сад раздался радостный звонкий вопль:
— Дядя Лису!!!
Вышеупомянутый дядя даже толком встать не успел, как в него буквально влетел маленький ураганчик и обнял так, что аж слёзы на глаза навернулись, а едва проглоченный чай срочно попросился обратно.
— Ты пришёл! А тут такое было, ты даже не представляешь!!! — ребёнок, захлёбываясь восторгом, даже подпрыгнул немного, чем заставил желудок Вэнь Лису взмолиться о пощаде.
— А-Юань, — он неловко обнял мальчика в ответ, похлопав ладонью по всклокоченной макушке, в которой застряли какие-то мелкие веточки и листья. — А-Юань, пощади своего старого дядю, он совсем не может дышать.
Мальчик, ойкнув, тут же ослабил захват и окинул и впрямь немного помятого дядюшку обеспокоенным взглядом. На его лице, немного потемневшем от загара, виднелись грязные разводы: слишком обрадованный новостью о визите Лису, он даже умываться не стал, а примчался с улицы прямо так, вспотевший и задыхающийся от бега. Наверное, ему следовало бы напомнить о подобающем поведении, но Вэнь Лису был так счастлив его видеть, что совсем об этом забыл.
— Ты говорил, что будешь отдыхать, а сам выглядишь ещё хуже Цинхуа-гэгэ, — А-Юань выразительно провёл пальцами у себя под глазами, явно обрисовывая тёмные круги.
— И кто же это за Цинхуа-гэгэ? — слабо улыбнулся Лису, поправляя сбившиеся одежды племянника. На нём было совершенно обычное тёмное ханьфу, в котором удобно лазить по всем закоулкам Безночного Города, и сейчас он больше всего напоминал обычного хулиганистого мальчишку, а не наследника великого клана. Что ж, отрицать влияние А-Яна конкретно на это растущее дарование было бы просто глупо.
Вэнь Юань устроился на скамейке, терпеливо позволяя приводить себя в порядок; госпожа Ланьхуа продолжала пить чай, и только смеющиеся глаза выдавали её веселье.
— Цинхуа-гэгэ — старший брат А-Мэна и А-Лин, — ответил А-Юань так, словно это всё объясняло. — Он часто катал нас на лошади, но в этом году у него были какие-то экзамены, и он выглядел, как… Как мертвецы дяди Вэя! Он даже врезался в стены и запинался о свои ноги. Мы с А-Мэном даже подумали, что в него кто-то вселился, но его мама сказала, что он просто очень усердно учится. Странный он какой-то: Ян-гэгэ тоже учится, а на мертвеца никогда не был похож.
Лису усмехнулся, вспомнив бесконечно далёкие времена сессии. Да уж, если он сам тогда напоминал свежего мертвеца, то всё шло вполне себе неплохо, иногда бывало намного хуже. Так что этому неведомому Цинхуа он мысленно посочувствовал, на короткий миг ощутив с ним духовное родство, которое бывает только у студентов, переживших испытание сложным экзаменом.
— Ян-гэгэ просто умеет правильно распределять силы и грамотно хитрить, — сказал Вэнь Лису, выпутывая из волос племянника пожухлый лист. — Тебе же стоит проявить больше усердия.
— Если усердие делает из людей ходячих мертвецов, то лучше я буду как Ян-гэгэ, — надул губы А-Юань.
Что ж, крыть тут было нечем.
— Как тебе отдыхается? Не хочешь вернуться во дворец? — поинтересовался Лису.
Вэнь Ланьхуа налила чай для А-Юаня, и он выпил чашку залпом, тут же умыкнув с принесённой слугами тарелки миндальное печенье. Вид у него сделался задумчивым.
— Всё хорошо, — ответил мальчик, проглотив два печенья кряду. — Мы сражаемся на палках, смотрим, как учатся шисюны, я вот недавно видел, как господин Му делал стеклянную баночку, которые у нас в лазарете стоят. Я хотел сам попробовать, но господин Му мне разрешил только смотреть. Вот… Ещё А-Цину исправиться помогал, они с А-Мэном чуть не подрались, когда они пытались решить, кто будет моим помощником, когда мы вырастем.
А-Цин — это, должно быть, тот самый попавшийся на воровстве сын кузнеца. А-Мэн уже мелькал в его рассказах раньше, и Лису почти вспомнил круглощёкого мальчишку с любопытными глазами, которого А-Юань однажды провёл в Знойный дворец, чтобы показать кошачий двор. Правда, в памяти не всплывало ничего, кроме этого эпизода, и не получалось даже предположить, выходцем из какой семьи был этот ребёнок.
— И кто же в итоге победил? — спросил Вэнь Лису, с благодарной улыбкой принимая от госпожи Ланьхуа новую порцию чая.
— Никто, — громко фыркнул А-Юань и проказливо улыбнулся. — Я сказал, что моим помощником станет только тот, кто победит меня, — чтобы как было у тебя с дядей Чжулю. Они сразу и успокоились.
Лису рассмеялся, едва представив кислые лица детей, выслушавших такой ответ. Из местной детворы Вэнь Юаня не мог победить никто, если только не брать в расчёт кого-то из старших, а поэтому он пользовался непререкаемым авторитетом среди своих товарищей по играм.
— Совсем как у нас с дядей Чжулю не получится, — вдоволь отсмеявшись, сказал Лису.
— Почему это? — тут же нахмурился А-Юань.
У Вэнь Ланьхуа сделалось странное выражение лица, и она, казалось, готова была вмешаться в их разговор, но тут же успокоилась, услышав чуть насмешливый ответ:
— Потому что я не воин, А-Юань, и дядя Чжулю сильнее меня настолько, что у меня никогда не получится достичь и половины его уровня. К тому же, он старше меня. И он был моим телохранителем задолго до того, как я назначил его своим помощником.
Юный наследник Вэнь тяжело вздохнул, поняв, что в его окружении нет никого похожего, если не считать скучных взрослых охранников, от которых он наловчился скрываться. Впрочем, его грусть длилась недолго, и в следующий момент А-Юань уже принялся рассказывать следующую историю.
За всеми их разговорами, к которым в какой-то момент подключилась и Вэнь Ланьхуа, время прошло совсем незаметно, и Лису невероятно удивился, обнаружив, что умудрился провести в гостях практически целый день. Время приближалось к вечеру, и ему следовало поторопиться, чтобы успеть исполнить данное Чжулю обещание, поэтому он поспешил откланяться, клятвенно заверив А-Юаня, что навестит его через пару дней. Госпожа Ланьхуа наблюдала за их трогательным прощанием с тёплой улыбкой, которая уже не казалась настолько подчёркнуто вежливой, как в самом начале.
— Надеюсь, вам стало немного легче, глава Вэнь, — поклонилась она всё тем же изящным жестом.
Лису невольно вздрогнул, но его ответная улыбка совсем не убавила в искренности.
— Благодарю вас, госпожа Вэнь. И я обязательно передам А-Нину привет от вас. Возможно, в следующий раз мы прилетим вместе, но я ничего не могу обещать.
Вэнь Ланьхуа мягко кивнула ему, и Лису со спокойной душой покинул гостеприимный дом, в котором он некогда провёл далеко не самые лучшие дни в своей жизни. Что ж, по крайней мере, на этот раз он оставил о себе куда более адекватное впечатление, чем можно было по праву гордиться.
На обратном пути он не стал слишком торопиться, а часть дороги и вовсе решил преодолеть пешком: так усталость, накопленная за бесконечно долгий день, давала знать о себе меньше всего. К тому же, ему редко выдавалась возможность прогуляться по вымощенной камнем дороге и высокой лестнице, ведущей к Знойному дворцу: в последний раз Лису проходил здесь… Должно быть, во время инаугурации? После неё он если и покидал дом, то только на мече, а уж никак не на собственных ногах, да ещё и без окружения охраны.
Если подумать, то было в этом что-то тревожащее. В прошлый раз он шёл, не зная, выдержит ли ответственность титула, которого совершенно не желал. Нынче он преодолевал тот же путь, уже свыкнувшись с ролью главы клана, но внезапно ввязавшись в ситуацию, когда его право на ношение этого титула могло подвергнуться сомнению. И тогда, и сейчас он не имел ни малейшего представления о том, каким станет его будущее уже через считанные дни или даже часы.
От всех этих размышлений голова разболелась вновь, и Лису, не выдержав, всё-таки вскочил на меч, стремительно преодолевая оставшееся расстояние. Он приземлился в саду своих покоев: тащиться по всему Знойному дворцу ему хотелось меньше всего. На горы понемногу опускалась вечерняя прохлада, но солнце ещё не начало клониться к закату, и будить Чжулю было рановато. Чтобы скоротать оставшееся время, Лису решил немного передохнуть и устроился в беседке, где буквально растёкся по скамейке и уткнулся лицом в приятную твёрдую прохладу стола.
Хоть он и надеялся, что после разгребания бумажных завалов и разговора с А-Юанем ему станет проще разобраться со своими тревогами, реальность оказалась такова, что он слишком устал для того, чтобы думать хоть о чём-то. И всё же этого утомления оказалось недостаточно для того, чтобы он смог хотя бы подремать, чтобы избавиться от головной боли. Вэнь Лису ворочался, пытаясь устроиться поудобнее, размеренно дышал, подражая медитативному ритму, а затем, сдавшись, и вовсе прокрался во внешние комнаты, где улёгся на ставший почти родным уже диванчик. Но даже тогда расслабиться не получилось. Зудящая тревожность, от которой он едва избавился благодаря А-Юаню, вернулась вновь и принялась грызть его с новой силой.
Бесплодные попытки очистить сознание вымотали его ещё больше, но сон так и не пришёл. Тогда Лису, смирившись с неизбежным, всё-таки поднялся на ноги и поправил свои порядком помявшиеся одежды. Ему абсолютно нечем было заняться, об отдыхе пришлось забыть, так каким образом следовало скоротать оставшееся время до пробуждения Чжулю? Если только…
При взгляде на двери спальни желудок скрутило спазмом, и Лису досадливо поморщился, потерев ладонью под рёбрами. Идти туда жутко не хотелось, но, возможно, эту непонятную тревожность получится выбить ещё менее приятными впечатлениями? К тому же, он давно уже не помогал Вэнь Цин, следовало это исправить. И пусть он обещал прийти туда вместе с Чжулю, ничего ведь страшного не случится, если он сделает это сейчас?
По крайней мере, так он себя успокаивал, тщательно прислушиваясь к тишине, окутавшей его комнаты, и осторожно пробираясь в спальню. Всё-таки попасться перед Чжулю на нарушении обещания было бы довольно неловко.
Во внутренних покоях было непривычно светло: обычно Лису приходил поздним вечером, когда единственными источниками освещения оставались фонарики. Вэнь Жохань выглядел заметно лучше и, казалось, даже немного поправился — или же его подводило зрение. В любом случае, пугающая бледность и сухость кожи ушли окончательно, дыхание стало ровным и спокойным, словно бывший Бессмертный Владыка спал, а не находился без сознания. Цин-цзе как раз убирала с его живота крохотный шарик, в который она вытягивала излишки духовной энергии, когда Вэнь Лису коротко кашлянул, обозначая своё присутствие.
— О, глава Вэнь, — целительница кивнула ему практически миролюбиво. — Смотрю, ты так и не последовал своему же совету.
Лису беспомощно пожал плечами, с некоторой опаской подходя ближе к постели.
— Никак не получается уснуть, так что я не виноват, — он замер, не зная, стоило ему самому проверять пульс пациента, или без этого можно было обойтись. — Как тут дела?
Вэнь Цин положила шарик в небольшую шкатулку, где уже находилось четыре точно таких же артефакта, и каждый из них светился разными оттенками золотого: от тёмного, практически отдающего медным, до совсем бледного, едва тронутого цветом. Это было её собственное изобретение, которое обычно использовали для лечения отравления тёмной энергией, но и светлую ци тоже можно было поглотить примерно тем же способом. На Луаньцзан без них было не обойтись, поэтому ничего удивительного, что небольшой запас у Цин-цзе всегда имелся с собой.
Лису вспомнил, как они вместе экспериментировали, пытаясь разделить тёмную энергию по видам, но у них ничего не получилось. Вэй Ин, впрочем, не выглядел огорчённым провалом своей теории, только заявил, что найдёт другой способ доказать собственную правоту. Правда, зачем он попросил Вэнь Лису присоединиться и к следующему опыту, всё ещё оставалось открытым вопросом.
— Течение энергии стабильно, и теперь можно полноценно применять целительские техники, но это всё ещё может быть болезненно, — сказала Вэнь Цин, вырывая его из мыслей. — В целом, я сделала всё, что было в моих силах, и сейчас осталось только проверить работоспособность теории на практике.
Лису кивнул, ожидая от неё приблизительно такого ответа. На самом деле, то, что Цин-цзе смогла совершить, уже можно было счесть за чудо: вряд ли кто-то до неё вообще предполагал, что разорванные меридианы можно не только восстановить, но ещё и, в сущности, создать между ними анастомозы, чтобы правильно распределить поток жизненной энергии. Она сделала невозможное — и, честно говоря, Вэнь Лису ощущал что-то сродни восхищённому трепету, когда пытался представить, на что ещё могла оказаться способна Вэнь Цин. С точки зрения всего, что он успел изучить о внутренних энергиях человека, они этой операцией умудрились уничтожить добрую половину постулатов, которые прежде не подвергались сомнению.
«Вэй Ин наверняка будет в восторге», — внезапно подумалось ему, и Лису практически наяву услышал торжествующий вопль своего названного брата. Впрочем, судя по тому, как блестели глаза Цин-цзе, она от этого состояния находилась не так уж далеко.
— Что думаешь делать дальше? — поинтересовался Лису, неуверенно покосившись на удивительно безмятежное лицо Вэнь Жоханя. В таком состоянии он был практически неузнаваем, и дело было вовсе не в седине и неглубоких морщинах.
Целительница устало потянулась и принялась разминать шею, нажимая на аккупунктурные точки.
— Для начала, дождусь пробуждения и проверю, как будет циркулировать энергия в состоянии бодрствования, — ответила она, немного подумав. — Если всё будет в порядке, то тогда вернусь на Луаньцзан, пока от этого места осталось хоть что-то.
— Как считаешь, нам ещё долго… — Вэнь Лису замялся, не зная, как правильно сформулировать вопрос.
Но Цин-цзе лишние пояснения были ни к чему, как и его обречённые на провал попытки определиться с тем, как обозначить Вэнь Жоханя.
— Не имею ни малейшего представления, — она пожала плечами почти скучающе. — Состояние его тела стабильное, энергетически пока что всё тоже выглядит неплохо, дядя сейчас находится в состоянии, приближенном ко сну, и я бы не советовала его будить. Возможно, он будет готов к полноценному разговору через пару дней, может быть, меньше или больше — я не знаю.
Лису понятливо кивнул. В целом, он получил ответы на все интересующие его вопросы, и здесь ему было нечего делать, однако что-то не давало уйти просто так. Заметив, как Вэнь Цин прикрыла ладонью губы, сцеживая зевок, он тут же понял, в чём мог пригодиться.
— Давай я сменю тебя, пока Чжулю и А-Нин не проснутся, — предложил он.
Цин-цзе окинула его насмешливым взором.
— Тебе, глава Вэнь, отдых необходим куда больше, чем мне. Но если ты настаиваешь… — она зевнула ещё раз и провела ладонью по лицу, будто бы пытаясь убрать с него невидимую паутинку. — Я схожу в купальни и сразу вернусь. А потом ты пойдёшь спать, если не хочешь, чтобы я спрашивала, почему у тебя снова такой взгляд, будто ты собираешься кого-то хоронить.
Не дожидаясь его протестов, целительница покинула внутренние покои. Что ж, видимо, ему и впрямь придётся вытерпеть небольшой допрос, но Лису думал о нём практически с радостью: сам он не мог справиться с тем, что пожирало его мысли, и ему требовался трезвый взгляд со стороны. Вэнь Цин как раз могла толкнуть его в правильном направлении — или же дать метафорический или не очень подзатыльник, который выбьет из его головы все глупости и вновь вернёт рассудку столь желанную трезвость.
Тяжело вздохнув, Вэнь Лису неловко устроился на самом краю кровати, обхватив пальцами запястье пациента и находя пульс. В отличие от самого первого раза, сейчас он практически не ощутил светлой энергии, настолько слабым оказался её поток, но это было нормально для обычного человека. А Вэнь Жохань отныне и навсегда являлся обычным человеком: любое вмешательство в едва восстановленную систему грозило ему весьма коротким и крайне мучительным существованием.
Цзян Чэн, лишившийся золотого ядра в изначальной истории, едва не сошёл с ума. Как же изменится мировоззрение и мироощущение заклинателя, практически обрётшего бессмертие? И не простого заклинателя, а Вэнь Жоханя, известного своей жестокостью и кровожадностью. Потеряет ли он рассудок окончательно? Впадёт он в ярость или же будет подобен угасающему костру? Обратится ли он к тёмной энергии, когда — если — узнает о том, что её возможно приручить? Ответ на эти вопросы могло дать только время.
Задумавшись, Лису не заметил, как невольно погладил кончиками пальцев чужое запястье. Однако этого мимолётного касания хватило, чтобы что-то вдруг изменилось.
Ровный ритм дыхания прервался, оборвавшись глубоким вдохом. Изломанная кисть в руках Вэнь Лису дрогнула, но слишком слабо, чтобы он обратил на это должное внимание. Сиплый выдох прозвучал громко, но куда громче послышалось обращение, которое уже оказалось практически позабыто.
— Чао… эр?..
Лису будто обварило кипятком — и обожгло льдом сразу же. Он застыл, замер, не смея даже пошевелиться — но взгляд помимо воли скользнул выше, от худого запястья к постаревшему лицу.
Ему захотелось закричать от ужаса — но с губ не сорвалось ни звука, будто он снова находился во власти сна.
На него пристально, жадно смотрели рубиновые глаза — словно прямиком из недавнего кошмара. И в них горело пламя, которое обещало ему смерть.