Утро следующего дня началось для Вэнь Лису на удивление рано. Едва сумев заснуть только ближе к полуночи, проснулся он задолго до рассвета, однако в постели оставаться не стал. Вместо этого он накинул одежды, кое-как завязал растрепавшиеся из-за бесконечных ворочаний в кровати волосы и вышел на террасу, всё ещё окутанную непривычно плотным мраком.

Небо оставалось непроглядно-чёрным, и дождь всё ещё накрапывал, оседая моросью на лице и волосах. Садиться на мокрые доски явно было не самой лучшей затеей, поэтому Лису, запахнув одежды плотнее, прислонился плечом к стене и закрыл глаза, вслушиваясь в монотонный шелест воды. На мгновение послышался посторонний звук — судорожный вздох в нескольких шагах от него, — и тут же загорелся слабый синеватый огонёк активированного талисмана.

— Глава Вэнь? — чуть хрипловатый, но достаточно молодой голос показался незнакомым.

Лису с любопытством покосился на своего нынешнего надсмотрщика, но света было слишком мало, чтобы толком разглядеть черты лица. Впрочем, методом исключения можно было допустить, что ночью за ним присматривал господин Юморист: из всех адептов Гусу Лань он, пожалуй, оставался единственным, кто мог бы с ним заговорить.

— Ну, не его призрак уж точно, — негромко фыркнул Вэнь Лису, так и не став отлепляться от стены. — Я потревожил вас, господин?..

— Этого недостойного зовут Лань Минши, глава Вэнь, — даже в скудном освещении был заметен весёлый прищур, с которым заклинатель посмотрел на него. Точно Юморист. — Нет, ни в коем случае. Просто за всё это время я не видел вас бодрствующим в столь ранний час.

Талисман тихо зашипел, и синеватые отсветы беспокойно заплясали; видимо, на бумагу попала вода. Лису пожал плечами, переведя взгляд куда-то в темноту, откуда слышалось мягкое бульканье водоёма.

— Сегодня особенный день, — отозвался он без какого-либо выражения. — И, судя по всему, не для меня одного, раз вы решили заговорить со мной.

Господин Юморист, подтверждая своё прозвище, негромко засмеялся и переместил талисман так, чтобы на него больше не капал дождь. Теперь остались видны только его силуэт да белоснежные ножны меча, украшенные серебряной вязью, черты лица же окончательно утонули во тьме. Правда, даже если Лису не мог рассмотреть, с каким выражением на него глядели, враждебности от этого человека он не чувствовал, и только поэтому он продолжил стоять на месте, а не скрылся в сухом тепле павильона.

Было в этом разговоре что-то… как будто бы не совсем настоящее. Словно Лису всё ещё дремал, а негромкий диалог с Лань Минши, приглушённый шелестом постепенно набирающего силу дождя, ему только снился.

— И впрямь, — ответил адепт Гусу Лань с почти дружеской интонацией, словно они не впервые заговорили друг с другом, а были как минимум приятелями. — Мне подумалось, что было бы большим упущением так и не переброситься с вами парой слов.

Вэнь Лису покачал головой, издав тихий смешок. Что Мэн Яо, что господин Юморист по какой-то причине захотели с ним поболтать. Интересно, что именно могло вызвать у них такое любопытство?

— Считаете меня хорошим собеседником? — поинтересовался он с лёгкой иронией.

— А разве это не так? — даже по голосу было слышно, что в этот момент Лань Минши широко улыбнулся. — Вы интересный человек, глава Вэнь, и я только убедился в этом, пока наблюдал за вами.

— Вам показались интересными мои страдания над бумажками? — не удержался Лису. — Или то, как я у вас на глазах нарушал с десяток правил вашего ордена за неполный час своей жизни?

Господин Юморист снова рассмеялся.

— Не только это. Но, пожалуй, если я пущусь в объяснения, то это будет слишком неловким что для меня, что для вас. Поэтому, если позволите, я оставлю свои наблюдения при себе, — он едва слышно вздохнул и слегка изменил позу, сев немного прямее.

— Сначала заявляете, что хотели бы поговорить, а теперь делаете десять шагов назад, — фыркнул Вэнь Лису, скрестив руки на груди. — У вас в Гусу все такие противоречивые, или только те, кто даёт себе хотя бы немного свободы?

Голубоватый огонёк мигнул и погас, погружая террасу в прежнюю тьму. Лису невольно поёжился, ощутив себя не слишком комфортно в такой близи к незнакомцу, но всё же решил, что уходить на такой ноте было бы слишком некрасиво. Лань Минши, то ли чувствуя его нервозность, то ли просто продолжая выполнять свою функцию условного человека-невидимки, не стал даже шевелиться — по крайней мере, не послышалось ни единого звука с его стороны. Только негромкий выдох, потонувший в шелесте дождя.

— Как грубо, глава Вэнь, — со смешком отозвался заклинатель. — Но в чём-то вы правы. В стремлении к совершенству мы отказываем себе во многом, и только при наблюдении за людьми, подобным вам, эти ограничения почему-то ощущаются… Тяжелее, чем это должно. Однако, если позволите, я не хотел бы развивать эту мысль.

Лису понимающе кивнул, а затем, спохватившись, что этого жеста в темноте точно не разглядят, издал согласный звук. Больше никто из них не произнёс ни слова, так и оставшись каждый на своём месте, поглощённые шумом разгорающегося ливня.

В какой-то момент непроглядная тьма начала постепенно наполняться оттенками серости, что могло означать лишь одно: приближалось время суда. И Лису обманул бы сам себя, заяви он, будто эта мысль не вызвала в нём тошноту. Однако почему-то его волнение оказалось слабее, чем он ожидал, по крайней мере, его не раздирала на части нарастающая паника, и ему не хотелось нарезать круги по покоям до тех пор, пока его не позовут на слушание.

Вся тревога ощущалась будто бы придавленной тяжёлым пуховым одеялом не спокойствия, но какой-то неясной пустоты. Возможно, в нём так говорил недосып, и паника ещё успеет показать себя в самый неподходящий момент. Но, наблюдая за тем, как сад Павильона Красных Карпов медленно, но неотвратимо наполнялся приглушённым светом дождливого утра, Лису чувствовал себя практически умиротворённым.

Нет, не совсем так. Он ощущал себя так, будто бы снова перенёсся в день инаугурации, вот только сейчас ему предстояло не взвалить на себя практически неподъёмную ношу чуждого титула, а добиться справедливости и предотвратить войну. Что тогда, что нынче это была черта — черта, за которой начиналась совсем другая дорога. Новая ступень к чему-то неизведанному, над которой он уже практически занёс свою ногу.

Оставалось буквально одно движение, последний рывок — и Лису чувствовал, что он был к этому готов. И поэтому, когда в главную дверь постучали слуги, принесшие ему завтрак и чистую одежду, он ощутил не панику, но упрямое желание довести это дело до конца.

Довести — а потом устроить себе разгульный выходной, и пусть хоть весь мир покатится к гуям.

Вежливый стук раздался ещё раз, и Лису с неохотой отлепился от стены, готовясь уйти с террасы. Однако голос Лань Минши, донёсшийся ему вслед, заставил его ненадолго остановиться.

— Я хотел бы поблагодарить вас, глава Вэнь, — интонация казалась на удивление серьёзной для этого человека, хотя на губах господина Юмориста угадывалась мягкая улыбка.

— За что?

Заклинатель Гусу Лань улыбнулся чуть шире, а затем уважительно поклонился ему, сложив руки перед собой.

— За то, что позволили А-Ши остаться в Знойном дворце.

— А-Ши?..

— Лань Ши, Лань Цзинъи, мой племянник, — Лань Минши выпрямился, но на его лице больше не виднелось улыбки, только выверенная безмятежность, за которой могло скрываться что угодно. — Вы имели полное право вернуть его в Облачные Глубины, однако разрешили ему остаться в Цишане. Благодарю вас за то, что присмотрели за ним.

Лису вгляделся в молодого человека внимательнее, однако выискивать в нём черты подростка, которого он помнил только по рисованной анимации, было заведомо провальной затеей. Ребёнок, мёртвой хваткой вцепившийся в Лань Ванцзи и отказывавшийся возвращаться домой, был похож на господина Юмориста, возможно, цветом глаз и улыбкой — шкодливой, ребяческой, совсем не свойственной детям из Гусу Лань. Видимо, именно этот человек и стал заниматься воспитанием Лань Цзинъи после того, как мальчик в одночасье лишился обоих родителей, но нельзя было сказать наверняка. В любом случае, он достаточно тепло относился к А-И, раз решил поблагодарить Вэнь Лису за такую мелочь, как присмотр за этим маленьким средоточием хаоса.

— А-И замечательный ребёнок, и я уже сообщил главе Лань, что он может гостить в Знойном дворце, если ему вдруг захочется провести у нас немного времени. Правда, я ещё не знаю, чем закончится сегодняшний день, но моё приглашение всё ещё в силе, — ответил Лису, невольно улыбнувшись при мысли о непоследливом мальчишке, который одним своим присутствием умудрился поставить на уши весь Знойный дворец.

Правда, улыбка тут же померкла, ведь мысль с очаровательного в своих детских шалостях Лань Цзинъи переместилась на Цзинь Лина, с которым они сцепились буквально с первой минуты знакомства. Интересно, как там А-Лин сейчас? Находится рядом с матерью? Лису искренне надеялся, что нет, и ребёнка всё-таки оградили от такого ужасного зрелища, как постепенно угасающая мать. Однако что-то подсказывало ему, что в полном неведении Цзинь Лин остаться не мог, и на душе от этого становилось совсем паршиво.

Лань Минши, заметив, как помрачнело лицо Вэнь Лису, больше не стал его задерживать, лишь с вежливым поклоном поблагодарил ещё раз и попрощался, улыбаясь будто бы с сожалением.

Слуги уже приготовили воду для умывания и накрыли стол к завтраку, а потому ему не пришлось ждать слишком долго. Отказавшись от предложения помочь ему с одеждой, Лису вежливо выставил всех лишних людей за дверь и, поглядев пару минут на аппетитные сладости и исходящий паром чайник, принялся приводить себя в порядок. Аппетита у него не было совсем, но, между делом буквально затолкав в себя пару османтусовых пирожных и медовых конфет, он почувствовал, что точно сможет пережить это утро.

После недели условно добровольного уединения, когда никто не обращал внимания на то, сколько на нём было слоёв ткани, возвращение к полному комплекту торжественных одеяний далось не слишком-то легко. К тому же, верхние одежды казались слишком жёсткими и тяжёлыми из-за богатой вышивки, и Лису на несколько мгновений подвис, пытаясь вспомнить, а брал ли он с собой настолько вычурный наряд. Нет, это точно была вэньская форма с правильными опознавательными знаками, но на вороте всегда были эти драгоценные камни? А золотые нити, повторяющие пламенный узор на рукавах? К тому же, слуги принесли ему новый золотой венец, к которому ещё прикреплялись цепочки с гранатовыми капельками драгоценных камней, а ведь эту вещь Вэнь Лису не носил вообще никогда. Видел нечто подобное в сокровищнице Знойного дворца, но, как и многие чересчур помпезные побрякушки, так и оставил пылиться на полках и в сундуках, не видя смысла в том, чтобы нагружать свою голову лишним металлом.

«Система, это вообще моё?» — с подозрением прищурился он, потянув корону за одну из цепочек.

[Данный предмет входит в коллекцию «Сокровища Цишань Вэнь»], — любезно ответили ему.

Хмыкнув, Лису повертел в руках чересчур сложную, с его точки зрения, конструкцию и отложил её в сторону, скрепив волосы своей хоть и практически до неприличия простой, но весьма удобной заколкой. Венец отправился к стопке вещей, которые кто-нибудь из его подчинённых заберёт во время или уже после слушания, правда, так и не получилось до конца избавиться от ощущения, что ему всё-таки стоило попытаться надеть эту штуку. Быть может, её принесли не просто так? Но представив, сколько времени ему придётся потратить на то, чтобы хоть как-то совладать со своими волосами и водрузить это богатство на голову, Вэнь Лису уже более уверенно отказался от глупой затеи. Хватит и того, что он упаковался в расшитые драгоценностями тряпки, большего для поддержания образа главы Цишань Вэнь и не требовалось.

Его рука невольно потянулась к маске, но Лису оборвал это движение на середине. У него не было духовных сил для того, чтобы закрепить её, так что пришлось и давний подарок Лю-эра оставить в павильоне. То, какой контраст составляли вычурная золотая корона и простая на вид костяная полумаска с невзрачным узором, отчего-то вызвало у него тихий смешок.

А затем в двери постучали вновь, и ему стало не до веселья. На этот раз к нему пришли не слуги, но заклинатели Гусу Лань и Ланьлин Цзинь, что могло значить только одно. Настало время суда.

Знакомых лиц среди четверых достаточно внушительных мужчин не оказалось, так что путь через коридоры Башни Золотого Карпа проходил в напряжённой тишине, разбавленной шелестом продолжающегося дождя. Несмотря на то, что в этом месте на данный момент находилось великое множество людей, сама резиденция Ланьлин Цзинь казалась буквально вымершей: ни одного человека не попалось на пути, ни один посторонний звук не донёсся откуда-нибудь издалека. И даже сияющее великолепие этого места несколько померкло, лишившись живого блеска и будто бы замерев в ожидании того, что произойдёт в следующие несколько часов.

Когда они вышли к саду, в котором даже сейчас горели сотни стеклянных фонариков, Лису невольно поёжился. В туманной дымке дождливого утра золотистые искорки плыли, искажались, вместо живого поблёскивания распространяя вокруг тусклое мерцание погребальных огней. Он ощутил себя так, словно вернулся в удушающе знакомое место, будто под его ногами уже простирались тысячи блёклых звёзд, а его лицо обнимали липкие влажные пальцы наполненного водной пылью застывшего воздуха. Но ни в прошлой жизни, ни в новой Вэнь Лису не приходилось видеть ничего подобного, так что, подавив непреднамеренную дрожь, он ступил на влажно хрустнувшие под сапогами камни и расправил плечи, чтобы не выглядеть совсем уж жалко в окружении рослых сопровождающих.

Зал Тысячи Цветов за прошедшую неделю изменился мало, разве что столов поубавилось, да изменилась схема их размещения. На помост, где прежде находились места для глав сильнейших кланов, воздвигли три массивных кресла, на каждом из которых уже восседали их временные хозяева. По центру ожидаемо расположился Лань Цижэнь, который, увидев направленный на него взгляд Вэнь Лису, едва заметно поморщился и отвёл взгляд в сторону. По левую и правую сторону от него сидели Не Минцзюэ и Цзян Фэнмянь, и вот это уже выглядело довольно-таки любопытно. Разве не Лань Сичэнь должен находиться на месте одного из судей? Но нет, по какой-то причине глава Гусу Лань занимал место на ступень ниже, где также находился Мэн Яо; на вошедшую процессию они не обратили внимания, склонившись над какими-то свитками и тихо переговариваясь. Рядом со старшим братом, но всё же чуть в стороне стоял Лань Ванцзи, который с ничего не выражающим лицом наблюдал за тем, как осматривался Лису.

Для обвиняемых, очевидно, предназначалась довольно просторная площадка перед помостом, где не то что стола, даже простой табуретки не было видно. И уже ближе к дальней стене полукругом разместились свидетели. Хотя Лису предполагал, что только главы кланов будут присутствовать на суде, народу было куда больше, правда, большинство стояло на ногах. Те же, чьи голоса будут учитываться при вынесении приговора, занимали положенные им сидячие места.

Десятки враждебных, напряжённых и задумчивых взглядов скрестились на Вэнь Лису, но тот даже не сбился с шага, направляясь к предназначенному для него месту. Лёгкий гул разговоров на мгновение стих при его появлении, но затем зазвучал вновь, — и всё же ни единой разборчивой фразы из него выделить не получилось.

Лису подошёл к помосту, и сопровождающие его заклинатели расступились, отойдя назад, но всё же не слишком далеко. Мысленно фыркнув над совершенно излишними предосторожностями, он сложил перед собой руки и слегка поклонился в дань вежливости.

— Глава Цишань Вэнь приветствует уважаемых господ, — произнёс Лису, обратившись сразу ко всем. Перечислять с полдесятка имён и разводить неуместные церемонии ему совершенно не хотелось, а для соблюдения формальностей хватало и этих слов.

Шепотки, идущие со стороны свидетелей, приобрели оттенок недовольства, но главные действующие лица никак не отреагировали на его вольность. Цзян Фэнмянь, казалось, и вовсе улыбнулся, но тут же вернул себе прежнюю нейтральную доброжелательность. Не Минцзюэ нахмурился, однако поприветствовал его без прежней враждебности, зато взгляд Лань Цижэня стал заметно холоднее. Что ж, Лису и не пытался произвести на него благоприятное впечатление: если уважаемый наставник и раньше считал его не более чем тёмным пятном в мире заклинателей, то вся эта катавасия только поспособствовала укреплению его нелестного мнения.

Вэнь Лису хотел обернуться, чтобы повнимательнее вглядеться в ряды свидетелей и попытаться выцепить хотя бы одно знакомое лицо, но тут двери Зала Тысячи Цветов распахнулись вновь, и он замер, прикипев взглядом к вошедшим людям.

Цзинь Гуаншань за эту неделю не изменился нисколько — хотя глупо было бы ожидать, что будет иначе. Высокомерного снисхождения в его взгляде, казалось, только прибавилось, а уж когда их с Лису глаза встретились, выражение его лица стало совсем невыносимым. Он смотрел так, словно уже выиграл это дело, и только выполнял раздражающие, но всё ещё необходимые формальности. При виде такой самоуверенности у Вэнь Лису не могли не возникнуть сомнения, и всё же он чудом удержался от того, чтобы покоситься в сторону Мэн Яо.

При появлении главы Ланьлин Цзинь шепотки стихли окончательно, и Зал Тысячи Цветов погрузился в гробовую тишину. Мягкий перезвон золотых украшений, которыми изобиловали одежды Верховного заклинателя, послышался отчётливее — и при каждом шаге этот звук отдавался в висках резким звяком.

У Лису мгновенно разболелась голова.

Как и в его случае, стоило Цзинь Гуаншаню добраться до помоста, как сопровождавшие его заклинатели расступились и отошли на пару шагов назад. Приглядевшись к предплечьям главы Цзинь, Вэнь Лису с некоторым облегчением заметил красные верёвки, завязанные точно такими же узлами, что и у него самого. Значит, они и впрямь находились всё это время в равных условиях. И хотя самодовольная уверенность этого человека до сих пор внушала вполне справедливые опасения, Лису всё равно смог перевести дух.

— Глава Цинхэ Не, глава Юньмэн Цзян, уважаемый учитель Лань… — Цзинь Гуаншань пошёл по более сложному пути и принялся приветствовать всех поимённо, чего, конечно же, от него и стоило ожидать.

Не желая вслушиваться в вежливые расшаркивания, которые не вызывали у него ничего, кроме глухого раздражения, Вэнь Лису постарался незаметно осмотреться в поисках хоть кого-то из своих людей. Но посмотреть за спину, не вызывая при этом ничьих подозрений, оказалось весьма затруднительно, и в конце концов он сдался.

— Глава Цишань Вэнь, — медовый голос Верховного заклинателя заставил его вздрогнуть и переключить внимание на людей, находящихся прямо перед ним.

— Глава Ланьлин Цзинь, — прохладно отозвался Лису, но всё-таки выразил полагающееся почтение.

Не было ничего приятного в том, чтобы кланяться человеку, от вида которого к горлу совсем не метафорически подступала тошнота, но пришлось проглотить собственное омерзение и вести себя вежливо. В конце концов, ему предстояло не только пережить этот суд, но и после победы в одном поединке тут же начать следующий, куда более важный.

Лису не мог подвести ни свой клан, ни доверившегося ему Цзинь Цзысюаня. И, сосредоточившись на этой мысли, он совсем перестал волноваться — правда, на смену переживаниям пришло раздражение из-за бездарно тратящегося времени. Мысленно он уже рвался в комнаты Цзян Яньли и пытался определиться с её лечением, и находиться в этом месте, ощущая себя цирковой обезьянкой, ему совсем не хотелось.

Казалось, его нетерпение передалось и всем остальным, потому что слишком растягивать время никто не стал.

— Пожалуй, начнём? — губ главы Юньмэн Цзян коснулась мягкая улыбка, и он выпрямился в своём кресле.

Лань Цижэнь, нахмурившись, кивнул и погладил пальцами бородку. Цзинь Гуаншань же с наигранным недоумением огляделся, с щелчком раскрыв веер и слегка обмахнув им своё лицо. Рукав золотых одеяний сполз вниз, обнажив опутанное вервием бессмертных предплечье, но Верховного заклинателя это нисколько не смутило.

— Разве уже все собрались? — поинтересовался он, обведя внимательным взглядом толпу свидетелей. — Мне кажется, что нам недостаёт некоторых весьма важных лиц.

— Все, кто должен был присутствовать сейчас, уже занял своё место, — вежливо улыбнулся ему Лань Сичэнь, поднявшись на ноги и взяв в руки один из белоснежных свитков. — Не стоит беспокойства, Владыка Бессмертных.

Глава Цзинь слегка склонил голову набок, но выражение его лица нисколько не изменилось.

— Раз вы так говорите, глава Лань, — кивнул он и будто бы невзначай покосился на Вэнь Лису.

Тот спокойно выдержал его взор. При первом взгляде на всех присутствующих ему показалось, что здесь не было заклинателей Цишань Вэнь, но сейчас вряд ли стоило поднимать этот вопрос. Но даже не показывая этого внешне, Лису не мог не задуматься, с чем их отсутствие было связано.

Разве сюда не должны были привести Вэнь Жоханя? Или всё же что-то случилось, и он остался в Знойном дворце? Но даже в таком случае здесь всё ещё должны были находиться как минимум Лю-эр и Мин Юйлун, однако же в Зале Тысячи Цветов Вэнь Лису оставался единственным человеком из Цишаня. Так и должно быть? Или же он всё-таки угодил в ловушку, и его люди оказались в опасности по его же глупости и наивности?

Впрочем, если бы его на самом деле поджидала западня, Цзян Фэнмянь не вёл бы себя так спокойно. Пускай относительно остальных Лису не мог быть настолько уверен, по крайней мере, глава Цзян всегда был настроен к нему дружелюбно, и от него подвоха точно нельзя было ожидать. Значит, ему нужно было расслабиться и просто следовать собственному плану, который был до безобразия прост.

Рассказать всё, что было ему известно, а потом уж как пойдёт.

— Уважаемые главы кланов, братья и сёстры по оружию, — неожиданно громкий голос Лань Сичэня, эхом отразившийся от стен зала, заставил Лису поднять взгляд на него. — Сегодня мы собрались в Зале Тысячи Цветов, чтобы пролить свет истины на историю, которая положила начало самым крупным изменениям устройства всего мира совершенствующихся за последние десятки лет. Вашему суду будут представлены все сведения, которые смогли собрать мои люди за этот срок, и ваши голоса определят дальнейшую судьбу участников процесса. Пускай же суд будет непредвзят, а приговор — справедлив.

Вэнь Лису не стал оборачиваться, чтобы посмотреть, какую реакцию вызвало вступительное слово главы Гусу Лань, но он живо представил, как гордо приосанились все лидеры мелких школ, в чьих руках наконец-то оказалась совсем не призрачная власть. Многие годы они находились в тени сильнейших орденов, мечтая однажды выгрызть собственное местечко под солнцем, — и сейчас от их мнения зависели судьбы аж двух крупнейших кланов из пяти. И, как бы смешно это ни звучало, они с Цзинь Гуаншанем были одинаково уязвимы перед судом этой толпы.

Раньше все они дрожали под пламенным знаменем, нынче — под золотым. От смены Верховного заклинателя в жизни мелких школ мало что изменилось, разве что они вздохнули с облегчением, когда пропала опасность быть уничтоженными палящим солнцем. Но это совсем не значило, что их устраивало главенство Цзинь Гуаншаня. За пять лет Ланьлин Цзинь расцвёл — а все остальные остались на прежнем месте, ведь урвать лакомый кусочек у главы Цзинь оказалось так же сложно, как ухватить лучик славы в тени Вэнь Жоханя.

Стоящего на вершине ползающие у подножия презирают одинаково. Именно поэтому Лису рассчитывал, что откровенно благоволить Цзинь Гуаншаню станут лишь преданные лично ему единицы, а остальные выскажутся так, чтобы соблюсти общие интересы. И это позволит ему не проиграть.

Для того чтобы добиться большего, придётся немного постараться.

— Для начала, позвольте снять с вас вервие бессмертных, — произнёс глава Лань, дав своим подчинённым условный знак. — Эта мера потребовалась для того, чтобы исключить ваше прямое вмешательство в расследование, и сейчас в ней больше нет необходимости.

Лису с нескрываемым облегчением выдохнул, когда с него узел за узлом сняли блокирующие ци верёвки. Тут же по всему телу поползло неприятное покалывание, как будто у него затекли все мышцы сразу, но, по крайней мере, теперь он перестал ощущать себя совершенно беззащитным. Да и Инхуа, прежде мёртвым весом оттягивавший пояс, наконец-то полегчал и стал казаться не такой уж неподъёмной ношей.

Вервие бессмертных — вещь, конечно, интересная, но Лису слишком пугали связанные с ней побочные эффекты. Оставалось надеяться, что в ближайшее время ему больше не придётся испытать на себе пугающую слабость и тяжесть, которые преследовали его все эти дни.

— Прежде чем мы выслушаем главу Цишань Вэнь, у кого-то имеются вопросы или возражения насчёт процедуры слушания? — спросил Лань Сичэнь, посмотрев сначала в сторону толпы свидетелей, а затем обернувшись к трём главным, но не единственным судьям.

Послышался негромкий ропот, но никто не стал высказываться против. Для многих такой формат суда был в новинку, и поэтому нельзя было сказать, что всех всё полностью устраивало. Раньше, насколько знал Лису, было достаточно лишь решения вышестоящего лица, а обвинителям и защищающимся даже необязательно было представлять доказательства своих слов, ведь всё зависело от единственного судьи. Предложение Вэнь Лису и творческий подход Мэн Яо позволили сотворить нечто совершенно новое из привычной системы, и пока ещё никто не мог сказать, насколько хорошо она будет работать. Однако если раньше все эти закостенелые консерваторы, стоящие во главе кланов, без сомнений отринули бы рискованную затею, сейчас многие оказались заинтересованы в том, во что эта авантюра выльется.

Да уж, что для некоторых — решение жизненно важных вопросов, для других — увлекательное представление. И последних, как подозревал Лису, в этом зале набралось подавляющее большинство.

— Никаких возражений, глава Лань, — протянул Цзинь Гуаншань, плавным движением сложив свой веер и раскрыв его вновь. — Быть может, выслушаем главу Вэнь? Мне действительно интересно, в чём именно меня обвиняют, ведь за эти дни у меня не появилось ни единого достойного предположения по этому поводу.

Ни единого достойного предположения? Действительно, откуда бы им взяться, если Цзинь Гуаншань и само понятие достоинства — вещи совершенно противоположные? Лису уже готов был сказать что-нибудь едкое, но прежде чем он успел открыть рот, слово взял Лань Сичэнь.

— Разумеется, Владыка Бессмертных, — ни по его мягкой интонации, ни по привычно вежливой улыбке нельзя было понять, какие эмоции глава Гусу Лань испытывал в этот момент на самом деле. — Для начала, мы выслушаем главу Цишань Вэнь и вас, а затем я дополню рассказанное вами той информацией, которая была обнаружена во время следствия. Устроит ли вас такой порядок?

Глава Цзинь с ленивым снисхождением обмахнулся веером.

— Устроит.

Вэнь Лису на мгновение прикрыл глаза, пережидая внезапный всплеск раздражения, и кивнул, когда Лань Сичэнь перевёл взгляд на него.

— Да, меня тоже устроит.

— Замечательно, — глава Лань с лёгкой улыбкой кивнул ему и вернулся на своё место. — Тогда прошу вас начинать.

Все взгляды тут же скрестились на Лису — и почему-то именно в этот момент он понял, что суд действительно начался. Что он стоял среди Зала Тысячи Цветов, готовясь поведать историю, в правдивость которой и сам мог бы поверить с большим трудом, произойди она с кем-нибудь другим. Что от того, как именно он подберёт слова, зависело слишком многое, и у него не было права даже на малейшую ошибку. Что остался здесь один и не имел ни малейшего представления о том, где находились его люди.

Однако, вопреки всякой логике, он не испугался и не запаниковал. Глубоко вздохнув, Вэнь Лису обернулся к разношёрстной толпе свидетелей — и убедился, что среди них и в самом деле не было ни одного человека в цветах Цишань Вэнь. Все эти знакомые незнакомцы смотрели на него, следили за каждым его движением, и не хватало только софитов, чтобы точно обозначить, где проходят границы невидимой сцены.

Что ж, если они требуют зрелища — Лису им его обеспечит.

— Уважаемые главы кланов, братья и сёстры по оружию, — медленно произнёс он, непреднамеренно повторяя обращение Лань Сичэня. — Прежде чем я расскажу вам, почему прозвучали мои обвинения в адрес главы Ланьлин Цзинь, мне хотелось бы кое-что пояснить. Моя цель — восстановление справедливости. Я понимаю, что многим из вас было бы легче, если бы эта история так и осталась покрытой мраком, а некоторые могут сказать, что все получили по заслугам, и больше нечего тут обсуждать, но мне хотелось бы, чтобы каждый из вас постарался ответить самому себе на один вопрос. Достоин ли всеобщего уважения человек, скрывающий свою подлую натуру за сладкими речами и маской доброжелательности?

Кто-то из свидетелей выразительно фыркнул, и этот звук оглушительным эхом прокатился по замершему Залу Тысячи Цветов. Когда-то Лису растерялся бы, встретив такую реакцию, но сейчас — о, сейчас его самого позабавила ироничность ситуации.

Действительно, эти слова звучали смешно в исполнении человека, который покрывал изучение Тёмного Пути, внедрял в священную медицину дичайшие практики и одним своим существованием нарушал с десяток норм и правил приличия в секунду. Но что тут сделаешь? Лису никак не мог изменить собственную репутацию по щелчку пальцев, чтобы его восприняли всерьёз, так стоило ли тогда тратить силы и нервы на переживание о том, как его речи выглядели в чужих глазах?

И он это недоверчивое фырканье проигнорировал. Правда, Цзинь Гуаншань не стал упускать удобную возможность для колкого замечания, сделав вид несправедливо обиженного праведника.

— Моя вина всё ещё не доказана, но вы продолжаете разбрасываться такими намёками. Ваша ненависть ко мне действительно настолько глубока? И как вы только могли так долго прятать своё истинное отношение, — он тяжело вздохнул и сокрушённо покачал головой.

— Ненависть? — протянул Лису с брезгливым недоумением. — Даже Вэнь Жохань в своё время не смог вызвать у меня ненависти, а вам до его уровня, извините мою непочтительность, бесконечно далеко.

Впервые за всё время их знакомства лицо главы Цзинь приняло искренне ошарашенное выражение — но Вэнь Лису даже не стал смотреть на него дольше пары секунд, повернувшись к зрителям, которые тоже поглядывали на него с нескрываемым недоверием. Однако даже малейшие шепотки стихли, и внимание всех собравшихся в зале людей сосредоточилось на нём; сделав глубокий вздох, Лису начал свой рассказ.

Эту историю — пламя, охватившее Знойный дворец, загадочные следы от барьера, которым никто не смог найти объяснение, внезапное возвращение Вэнь Жоханя спустя пять лет — он проговаривал столько раз и мысленно, и вслух, что сейчас смог воспроизвести её без малейшего труда. В глазах слушателей, не всех, но большинства, горело нескрываемое злорадство в начале его рассказа — и оно же осталось под конец, вот только на лицах многих заклинателей начало проступать сомнение. Лису и не рассчитывал, что кого-то охватит праведный гнев или жажда справедливости, и потому он оказался готов к практически полному равнодушию со стороны чужаков. Однако ему не требовалось их сопереживание.

Ему нужно было, чтобы они посмотрели на Цзинь Гуаншаня с другой стороны. И, судя по тому, как с лиц свидетелей постепенно начинало сползать насмешливое снисхождение, а некоторые и вовсе стали коситься на Верховного заклинателя с опаской, это у него выходило. Надеяться на большее было бы слишком наивно даже для Вэнь Лису, и он довольствовался первыми крошечными шагами к победе.

Его рассказ не длился долго: он выкладывал лишь известные ему факты, не пытаясь сыграть на чьих бы то ни было чувствах, и в сухом остатке выходило не так уж много. Тем не менее, его не пытались прервать, к каждому слову прислушивались внимательно, пускай многие и не скрывали скептических ухмылок. На Цзинь Гуаншаня Лису не смотрел — и к лучшему, ему нельзя было сбивать мысль, отвлекаясь на чересчур внимательный взгляд, который с него не сводили с самого начала.

— Таким образом, у меня есть все основания считать, что глава Ланьлин Цзинь виновен и должен понести заслуженное наказание, — завершил он свою мысль, обернувшись к местам главных судей.

Его не удивило каменное лицо Лань Цижэня, по которому совсем нельзя было понять, о чём он думал, но мрачный прищур Не Минцзюэ ему не понравился. Глава Не буквально выглядел так, словно готов был крикнуть: «Ну и поделом ему!» и предложить завершить то, что у Цзинь Гуаншаня не вышло, — не зря же его пальцы так многообещающе поглаживали рукоять сабли, а всё тело напружинилось словно бы в преддверии внезапного выпада. Не то чтобы Лису на слишком многое надеялся, учитывая историю взаимоотношений Не Минцзюэ и Вэнь Жоханя, но видеть такую неприкрытую враждебность от человека, которого видел если не другом, то очень хорошим приятелем, было неприятно.

Что ж, должно быть, его планы по установлению дружеских отношений с северными соседями окончательно пошли прахом. Ну и ладно. Когда Вэнь Жохань окончательно придёт в себя, Лису наверняка если и будет управлять кланом, то исключительно номинально, и вся эта политика станет не его головной болью.

— Рассказанная вами история действительно ужасна, глава Вэнь, — произнёс вдруг Цзинь Гуаншань таким проникновенным и серьёзным тоном, что у Лису поползли ледяные мурашки вдоль позвоночника. Он резко обернулся к главе Цзинь и напоролся на… Сочувствие? — Человек, совершивший преступления, должен ответить за свои злодеяния, однако никто не заслуживает столь жестоких и бессмысленных истязаний. Столь бесчеловечная жестокость… Тот, кто сделал это с вашим отцом, воистину не достоин называться совершенствующимся.

Вэнь Лису ошарашенно замер — зато свидетели зашептались, задумчиво кивая и нервно поглядывая на них обоих. Лицо главы Цзинь, более не скрываемое веером, выражало скорбь и едва сдерживаемый гнев — и разве он должен был реагировать так?

Где попытки оправдаться? Где беспокойство? Где, в конце концов, хотя бы какой-то признак потери самоконтроля? Разоблачение перед такой толпой должно было выбить почву из-под ног Цзинь Гуаншаня, однако он, вопреки всякой логике, стал выглядеть только увереннее — и намного убедительнее играть. Словно всё шло так, как он себе представлял.

Лису не удержался и бросил короткий взгляд на Мэн Яо. Тот ответил ему нечитаемым взором, а на лице не было даже привычной вежливой улыбки; взгляд словно соскальзывал с его черт, размывая весь образ. Он не выказывал ни поддержки, ни негодования, ни переживаний — ни каких-либо эмоций вообще. Словно его вовсе не касалось то, что происходило в этом зале.

Неужели Лису всё-таки ошибся, решив довериться ему?

— Вы выслушали меня и, тем не менее, продолжаете утверждать, будто не имеете к пленению моего отца никакого отношения, — процедил он, вновь переключая внимание на Цзинь Гуаншаня.

Верховный заклинатель страдальчески свёл брови, будто эти слова причинили ему сильную боль.

— Я надеялся, что за эту неделю вы хорошо обдумаете всю ситуацию с разных сторон и поймёте, сколько в ней нестыковок, — он тяжело вздохнул и покачал головой, прикрыв глаза. — Даже выслушав вас один раз, я увидел великое множество белых пятен. Неужели человек с таким пытливым умом, как у вас, оказался настолько сильно подчинён собственными эмоциями, что не заметил их? Или же моё предположение оказалось верно, и вашими устами говорит кто-то ещё?

Ах, вот и они, попытки выставить всё так, будто Лису напрасно обвиняет бедного главу Ланьлин Цзинь, который лишь пытается помочь запутавшемуся мальчику отыскать истину. И подавались они так, что и не прикопаешься: Цзинь Гуаншань и впрямь выглядел так, словно готов был сию минуту пуститься хоть на край света, лишь бы отыскать настоящего виновника.

Конечно же, этой игре верили.

— Да, такая жестокость и впрямь выходит за грани разумного…

— Что с того, что его пять лет держали в плену? Можно подумать, он мало людей загубил в Огненном дворце!

— Но Владыка Бессмертных прав, разве так должны поступать праведные совершенствующиеся? Сегодня это Вэнь Жохань — а завтра безумец поймёт, что он остался безнаказанным, и возьмётся за… Не таких монстров.

— Других Вэней, ты имеешь в виду? Ха!..

— Не только Вэни прославились жестокостью, тебе стоило бы помолчать.

Лису вглядывался в лица этих искренне обеспокоенных людей — и ему хотелось кричать. Но если он выйдет из себя сейчас, если снова позволит эмоциям взять верх, то это будет лишь на руку Цзинь Гуаншаню.

Что ему следовало сказать? Что нужно было добавить к своему рассказу, чтобы все вспомнили, что у них, вообще-то, имелся обвиняемый? Который сейчас скорбно качал головой и смотрел на Лису так, словно видел перед собой обманутого ребёнка, а это было неправильно, чертовски неправильно!

— Почему вы все… — Вэнь Лису крепко сжал кулаки, отчего-то до боли отчётливо ощутив на себе взгляд Цзинь Цзысюаня, который находился где-то среди разношёрстной толпы.

Он ведь тоже не верил, как и все они.

— Глава Вэнь, — вновь обратился к нему Верховный заклинатель, и что-то в его участливых интонациях вызвало совсем не метафорическую тошноту. — Я понимаю, вы желаете справедливости, и, поверьте, у меня те же цели. Мы не враги.

— Не враги? — изо рта Лису вырвался скрипучий смешок.

Да как этот человек смеет так нагло строить из себя святую невинность! Ещё и смотреть так участливо, будто и в самом деле собирался помочь, а не растоптать его в пыль при первой же удобной возможности! Тот, кто своими руками оставлял все те раны, кто выжигал чужое золотое ядро клятым клеймом, вжимая в плоть раскалённое железо даже тогда, когда в том больше не было никакого смысла. Кто наслаждался унижением, беспомощностью своего врага — и продлевал его мучения, исцелял, лишь бы нанести ещё больше увечий.

У Вэнь Лису возникло ощущение, будто он с размаху врезался в стену, покрытую толстым слоем зловонной слизи. И эта слизь испачкала всё его тело, забилась в ноздри и рот, заставляя захлёбываться, теряться в ней.

— Удивительно, как умело вы игнорируете дракона посреди двора, — процедил он, сжав кулаки так, что ногти буквально впились в кожу ладоней. — Преступник прямо перед вами, а вы продолжаете говорить о загадочном «ком-то»!

Цзинь Гуаншань терпеливо вздохнул и с укором наставил на него кончик своего веера.

— Вы упомянули о следах, оставленных на теле двенадцатого главы Вэнь, однако подумайте сами: оставить их мог кто угодно, возжелавший посеять смуту в мире заклинателей. Что заставляет вас так слепо верить словам человека, чей разум может быть повреждён? — он покачал головой и скорбно поджал губы. — И если бы я действительно держал кого-то в плену, разве это осталось бы незамеченным? Если кто и не замечает дракона, вернее, столь очевидного заговора, так это вы, глава Вэнь.

— Кажется, в какой-то невероятный заговор всем поверить легче, чем в вашу подлость, — выплюнул Лису с нескрываемым отвращением. — Остаётся только позавидовать вашей непогрешимости!

— И всё же вы почему-то так уверены в моей виновности, — в глазах главы Цзинь на мгновение отразился недобрый огонёк. — Быть может, у вас есть более весомые доказательства? Или же вы пытаетесь под благовидным предлогом выместить на мне какие-то личные обиды? В таком случае, вы выбрали неправильное место и время, глава Вэнь. Вы дали мне почву для размышлений, однако, полагаю, этот так называемый суд пора…

— Владыка Бессмертных, — мягкий, но отчего-то внушающий смутную тревогу голос Лань Сичэня внезапно вклинился в разгорающийся спор, и Цзинь Гуаншань с видимым неудовольствием оборвал себя на середине фразы. — Пожалуйста, давайте будем придерживаться озвученных рамок. Вам есть что сказать в ответ на обвинения главы Цишань Вэнь?

Верховный заклинатель негромко хмыкнул, с видом оскорблённой невинности взмахнув веером. Его взгляд, брошенный на абсолютно спокойного с виду главу Гусу Лань, сочился вполне ощутимым раздражением.

— Эти обвинения — сплошная нелепость, — отрезал он, картинно взмахнув рукавом. — Вы наверняка опросили всех живущих в Башне Золотого Карпа и убедились, что никакого двенадцатого главы Цишань Вэнь здесь и близко не было, к тому же, я дал вам доступ к подземным комнатам, где вы могли убедиться, что никаких пыточных там нет и в помине. В конце концов, мой дом — это не Знойный дворец. Я не вижу смысла и дальше тратить наше время зря, если всё, что есть у главы Вэнь, — это сплошные пустые слова и громкие заявления.

Лису беспомощно поджал губы. Возразить ему было нечего: кроме чужих свидетельств, у него не имелось больше ни единого доказательства.

— Ваши заклинатели тайно участвовали в нападении на Знойный дворец, — выпалил он, повторяя уже озвученный факт.

Цзинь Гуаншань взглянул на него с пренебрежительным снисхождением.

— Что с того, глава Вэнь? Они действовали по своему усмотрению — и они были изгнаны из ордена, когда я узнал о содеянном ими, разве это доказывает мою причастность к исчезновению вашего отца?

Весь его вид — почти что жалость во взгляде, набирающее силу торжество — вызывал сплошную головную боль пополам с омерзением. Глава Цзинь не стал отрицать правдивость всей истории, он поступил умнее, заставив всех искать несуществующий заговор и выставляя Вэнь Лису на посмешище. Неопытный юнец, несчастная жертва чужих интриг — спасибо хоть, что не тот самый «кукловод»!

И как же из этой ловушки выбраться? Как ухватить этого скользкого змея за хвост? Разношёрстная толпа наблюдателей, забыв обо всём, с затаённым дыханием следила за их спором, как будто не существовало в мире зрелища интереснее, чем грызущиеся между собой Вэнь Лису и Цзинь Гуаншань, а все остальные отмалчивались, словно и вовсе находились здесь только физически. И почему-то не было в Зале Тысячи Цветов ни одного Вэня, словно Лису остался один против потешающегося над ним зрительного зала.

Это всё-таки западня? Ну, если так, то сигнальные талисманы всё ещё при нём, и духовные силы разблокировали весьма и весьма кстати. Лису ещё посмотрит, кто будет смеяться последним, когда…

Мысль оборвалась, стоило ему поймать на себе тревожный взгляд Цзинь Цзысюаня. На него будто вылили ведро ледяной воды — и перед глазами пронёсся их разговор, и его обещание, и куда более важная цель, чем победа над одним зарвавшимся стариком.

Эта победа являлась уже скорее промежуточным этапом, но она была важна. Он не имел права срываться — даже если зубцы невидимого капкана уже щекотали его шею, готовясь в любое мгновение схлопнуться в смертельном захвате.

— Тогда, если вам больше нечего добавить, мы приступим к следующему этапу, — произнёс вдруг Мэн Яо, и Лису невольно вздрогнул, заметив краем глаза его вежливую улыбку, совсем не вяжущуюся с мрачной торжественностью в проникновенном голосе.

Лицо Цзинь Гуаншаня застыло и скривилось, словно его заставили проглотить целый лимон, и он вцепился в свой веер до побелевших костяшек. На собственного так и не признанного сына он посмотрел лишь мимолётно, будто изо всех сил пытаясь игнорировать его присутствие, — и всё же в его прежде расслабленной позе появилась некая напряжённость.

Неужели глава Цзинь всё-таки чего-то боялся? Лису даже не успел удивиться такой перемене, когда первый помощник главы Лань повысил голос, обращаясь к заклинателям, замершим у входа в павильон:

— Прошу вас, пригласите главного свидетеля.

Эхо его слов ещё не успело отзвучать во внезапно повисшей тишине — а двери уже распахнулись, пропуская внутрь порыв холодного ветра, россыпь ледяных брызг и шум разбушевавшегося ливня. И раскатистый, глубокий голос растёкся по Залу Тысячи Цветов, заставив всех поёжиться и замереть от вкрадчивых, хищных интонаций.

— Считаешь, будто мой разум повредился, Цзинь Гуаншань? Тогда давай проверим, кто из нас на самом деле безумен.

Порыв ветра взметнул длинные рукава, расцвеченные алыми языками пламени, — и Вэнь Жохань, окружённый заклинателями Цишань Вэнь, шагнул вперёд, под золотой свет десятков магических фонарей. В его рубиновых глазах, впившихся в резко побледневшего Цзинь Гуаншаня, разгоралось пламя ревущего шторма.