Лай был дружелюбен, время от времени срывался на нетерпеливый скулёж, когда рука пыталась оттолкнуть от лица мокрый и шершавый язык. О дурном запахе из пасти, что норовила то ли откусить лицо, то ли зализать до смерти, упоминать и вовсе не стоило.

Вдруг — совсем недалеко и неожиданно — прогремел взрыв: дрогнули старые стены, а сверху из трещин-паутин на голову посыпалось каменное крошево — мальчишка тотчас воспрянул ото сна, распахнул глаза и подскочил на лаиче*. Мохнатое чудовище, видимо, решив, что Кайден принял его игру, заскочило на мальчишку, пройдясь острыми когтями по животу, бёдрам и уже было ухватило парня за тёмные волосы, как дверь, что держалась в петлях на известном одним норнам* слове, с треском встретилась со стеной. Тотчас из проёма медленно повалили клубы чёрного, местами искрящегося медными проростями, дыма. Сопровождался этот беспорядок отчётливым звоном лопнувшего стекла, хаотичным всплеском веществ и последующим шипением (реагентным или человеческим — Кайден так и не разобрал). Проклятия, осыпаемые на челны всего небесного пантеона, утихли столь же быстро, как и зазвучали, не оставляя после себя и эха. Лишь прогорклый запах коррозии лез в нос.

[*Лаич — простая шотландская кровать: низкая, без балдахинов и стоек.

*Скандинавские богини судьбы. Урд (дряхлая старуха) — воплощала собой прошлое, Вердани (цветущая женщина) — настоящее, а Скульд (молодая девушка) — будущее.]

Поднявшийся переполох обратил к себе настороженный взор не только мальчишки, но и пса, что по-свойски растянулся своим большим и лохматым туловищем на ногах Кайдена, тем самым отрезая любые пути к побегу. Он не был уверен, что ему бы удалось пробраться дальше четырёх футов, не свернув себе шею, поскольку небольшая комната («свалка» — мысленно поправил он себя) казалась ядром кер-иской се́чи*, взорвавшейся сотней драгоценных изразцов, янтарными и жемчужными пронизями, вплетёнными в нити оберегов и в древки вард*, что были расставлены по периметру комнаты, завешенной пучками сухих трав и с начертанными поверх потолочных балок и книжных полок соль-рунирами*.

[*Кер-Ис (фр. Ker-Ys) — мифический остров, расположенный на побережье моря Ируаз. Ориентировочно рядом с нынешним городом Дуарнене, в бухте Дуарнен.

*Варды - защитные артефакты.

*Соль-руниры - солнечные руны.]

Пёс обратился во слух, тревожно вытянул свою длинную и заострённую, словно тупой клин, морду в направлении шума и не мигаючи уставился на низкий дверной проём голубыми бусинами глаз, ожидая чего-либо. Кайден знал, что ничего хорошего ожидать не стоит. Особенно, когда память начала подкидывать картины давешнего дня.

Дым, припавший тонкой печатью сажи на жёлтых щербатых стенах, как по велению чар, стал постепенно рассеиваться, а на входе появилась тёмная и измазанная в копоти фигура, неся в руках наполненный землёй горшок — тот не пережил внезапную встречу с полом. Потому как пёс, радостно сорвавшись с кровати, и отбивая пушистым хвостом свои бока, стал кружить вокруг чародея (мальчишка не сомневался в личности угвазданной, но узнаваемой фигуры), сбив того с ног на обшитое пушниной кресло.

— Фран, всё хорошо, остановись, — у мужчины не было шансов отбиться от напора, с какими наседал чёрно-белый пёс, взобравшись всеми своими тонкими и длинными конечностями на колени хозяина. Один лишь взор чистых и честных глаз передавал, сколь особенную роль занимает этот человек в его жизни. — Ну, вот, всё, теперь ты довольна?

Звучный клац пастью и мах хвостом из стороны в стороны были ответом, что Фран всё устраивает, пускай кресло не было достаточно велико для её размеров, а случайное движение могло стать роковым и опрокинуть их двоих. Кайден молча наблюдал, как чародей ласково провёл вниз по устроившейся на его плече голове и чуть выдохнул, когда собака сместила лапу, вонзившись когтями в ногу. Пас рукой — и остатки дыма стеклись в стенные прорези, а дверь затворилась, щёлкнув засовом с обратной стороны.

Где-то снаружи каркнул ворон, схлопнув крыльями плетущую свой узор тишину.

Кайден знал, что сейчас последует, поэтому решил опередить мужчину, который казался не таким опасным и даже забавным в своём положении. Фран довольно выдохнула и тут же чихнула.

— Кто Вы? — произнёс мальчишка, готовый встретить взгляд инеевых глаз, в которых мгновением ранее можно было разглядеть тень улыбки.

— Чародей. В отличие от тебя, маленький пират, — хмыкнул мужчина, перебирая пальцами длинную шерсть. На ощупь та была жёсткой, слегка спутанной кольцами и очевидно щедрой на тепло. — И сразу отвечая на твой последующий вопрос: ты на Ульфре, в самых её берегах седого моря, во владениях клана МакГуайр и гильдии Гончих. О причинах же можешь сам мне поведать, — Кайден напрягся его словам. Видимо, заметив настроение мальчишки, чародей добавил: — Впрочем, это не столь важно.

Слова мужчины не были лишены последовательности, однако кое-что всё же наводило на вопросы.

— Но Ваши глаза… — серые и прозрачные; словно вскрытые крестоносцами столетиями назад вены туманной Альбы.

— Большие? — нарочно распахнул глаза чародей. — Это чтобы лучше видеть, как маленькие пираты совершают большие глупости.

Кайден стушевался. Смял в кулаке одеяло со вшитыми вставками, смутно напоминающими магические янтры. Если на мгновение закрыть глаза, забыть о безумстве, что наполняло собой каждый самоцвет, пронзённый робкими лучами дневного солнца, то этот человек прав. По меньшей мере, в том, о чём сейчас говорил.

— Спасибо, — тихо, как если бы прикусил себе язык, поблагодарил его Кайден. Спустя один тяжёлый вдох добавил: — За плащ.

Сейчас он был закинут на торчащий из двери тогол.

— Помощь, — начал речь чародей, бросив пустой взгляд на припорошенный пылью плащ, — независимо от её важности и характера, имеет глубокие и тем невидимые твоему взору помыслы. Поэтому не стоит расточать благодарность, не зная даже части причин, — сказав это, мужчина обернулся лицом к Кайдену. Мальчишка встретил его взгляд, а слова, произнесённые с холодной уверенностью, тяжестью опустились на плечи. — Но сейчас не беспокойся об этом. Твои меридианы целы, нади не задеты, манипура восстанавливается. Ещё пара дней и сможешь брать штурмом лойвы и шнеки, досаждающие в Аустмарре*.

[*Аустмарр - скандинавское название Балтийского моря.]

Кайден, что цеплялся за логическую цепочку слов, некоторое время так и не мог понять, как туманные слова о цене помощи чародея перешли во взятие на абордаж норманнских суден. На самом деле, у него и не было на это время, так как мужчина продолжил:

— Тебе есть куда сейчас пойти?

Кайден был уверен, что этот человек и так знал ответ на свой вопрос. Однако всё же осторожно качнул головой из стороны в сторону. Нет. Сейчас у него не было дома.

— Я не буду злоупотреблять Вашим госте…

— Голод пишет историю, не стоит списывать его со счетов, — резко оборвал его чародей. Кайден не знал: разозлиться ему или попытаться понять слова, брошенные в его сторону. — А ты, — продолжил он, переметнув взгляд к противоположной и, очевидно, служащей выходом двери. Мужчина сделал замысловатый жест рукой — ворох книг, стопка исчерченных линиями листов рассыпались в сторону от входа, подняли облако пыли и запах горькой полыни, который подхватил залетевший в ставни морской ветер. Кайден и не заметил бы её за стеной начертанных поверх пергаментов карт и деревянных клише с выжженными на них очертаниями неизвестных ландшафтов. Невзначай мальчишка отметил про себя, что на первый взгляд петли держали дверь прочнее, нежели предыдущую, — я уверен, не ел ничего со вчерашнего вечера, — подытожил чародей.

— Если только под едой Вы подразумеваете то пойло, которое всучили мне, — недовольно высказал Кайден, поймав взглядом рыжепёрого зяблика, что рыхлил снаружи землю в соломенном кашпо. Мальчишка был почти уверен, что некоторое время назад в него было посажено вьючное растение, от которого ныне остались лишь сухие нити стеблей.

— Я не настолько стар, чтобы ко мне обращались на «Вы», — насмешливо ответил чародей. Похлопав Фран по её чёрно-белому боку, он указал рукой на дверь, завешанную полотнами карт. Собака словно бы поняла его жест, потому что тут же повернулась к молодому мужчине боком и соскочила на пол. Половицы скрипнули под её изящным прыжком, а чародей удобнее устроился в кресле, принявшись, казалось, увлечённо плести шнурок, наполовину увешанный резными деревянными бусинами и разноцветными камнями. Нечто похожее он заметил и в светлых волосах человека напротив — свободно ниспадающая на правое плечо нить, увенчанная чёрным янтарём.

Кайден не до конца понял неожиданную смену настроения. Кажется, он единственный в комнате, кто был в неведении этого утра, поскольку даже Фран целенаправленно остановилась около свободного от книг входа, радостно обмахивая себя пушистым хвостом с белой кисточкой на конце. Вопросы, которые он хотел озвучить до того, как ситуация окончательно провалится в бессмыслицу, оказались прерваны коротким стуком в дверь. Спустя мгновение в образовавшейся расщелине возникла рыжая голова молодого мужчины, который подозрительно оглядел комнату, а после показалась и остальная часть его тела. Фран, казалось, только и ожидала этого момента, чтобы взять его штурмом, издавая восторженный лай, когда тот опустился на одно колено и ласково потрепал её по голове.

Краем глаза Кайден заметил движение справа от себя — там, где чародей всё ещё усердно занимался плетением и делал вид, что не является частью происходящих событий. В частности, причиной тяжёлого вздоха мужчины, который поднялся в полный рост и стряхнул с коленей толстый слой пыли — та, видимо, лежала здесь со времён основания комнаты. За рыжими курчавящимися волосами, стянутыми в низкий короткий хвост, и выразительными карими глазами, которые уныло оглядели комнату, мальчишка узнал вчерашнего мужчину, разливающего выпивку гостям таверны. Даже без слов Кайден понимал, какие мысли посетили мужчину в данный момент. «Хаос». Возможно, не без сопутствующей брани.

— Сколько бы времени ни прошло, а это место всегда нуждается в уборке. Если не хочешь получить метлой, снова, — мужчина красноречиво выделил последнее слово, — то тебе стоит закрывать дверь на засов, а не подпирать её книгами, чтобы Эстер не увидела беспорядок.

Узелок за узелком, как если вплетая в вязь все те невысказанные слова, что остались на поджатых губах, светловолосый мужчина всё же глянул в сторону гостя, в ногах которого примостилась Фран, довольно высунув язык.

— После предыдущего раза она зареклась переступать порог комнаты.

Кайден не был уверен, хотел ли он знать больше подробностей этой истории или же ему на самом деле лучше сперва разобраться с тем, что происходит рядом с ним. Краем интуиции он понимал: ничего грозящего его жизни не случится, но в то же время он не знал причин этому, что лишь спутывало мысли юноши подобно литерам на корешках книг из воловьей кожи.

На ответ чародея рыжеволосый мужчина укоризненно покачал головой, после чего развернулся к доселе хранящему молчание пареньку. Ворох вопросов отражался в глазах, недоверчиво озирающих каждый дюйм того, что нормальный человек счёл бы хламом, не стоящим и двух пунндов* — приемлемая цена за пинту крепкой малютки*.

[*Пуннд - шотландский фунт (Punnd na h-Alba). Чеканка началась в XII веке и закончилась в XVIII.

*Крепкая малютка («Wee Heavy») — историческое название крепких шотландских элей.]

Отмахнувшись от свисающих ловцов солнца, креплённых к матице, грозящей вот-вот приземлиться на головы незваных гостей, Аскольд вспомнил о причине своего визита и вкрадчиво улыбнулся юноше, потеряв всякий интерес к драматичной картине, развернувшейся в кресле напротив:

— Ты как, в порядке, малец? Рад видеть, что утренний взрыв не задел тебя и не унёс за собою добрую половину дома*. На этот раз отстройка вызвала бы дюжину проблем, — невзирая на зычность голоса, в словах этого высокого мужчины Кайден слышал мягкость и заботу, которые не могли не сбивать с толку.

[Здесь подразумевается «маяк», который в гэльском звучит как «дом солнца (taigh-solais)».]

— Я… да, — сухость, поселившаяся на языке, путала мысли. Была ли причина в клубах недавнего дыма, что по неосторожности вдохнул Кайден, либо же дело в чародейской атрибутике, многообразие которой могло создать негативно сказывающуюся на живом энергию. Взять хотя бы в пример горшки на книжных полках — всё растительное и когда-либо живущее в них обратилось в тени самих себя.

— Видимо, моё благополучие мало кого волнует в этом доме, — между перезвоном кварцевых стеклярусов и музыки ветра*, прозвучал голос чародея. Ответом ему стал невпечатлённый взгляд кареглазого мужчины. Фран же всё это время постукивала хвостом по слегка потёртым куаранам* рыжеволосого человека и внимательно следила за зябликом, над которым небо из серого стало чугунным, скрывая те редкие для этих краёв лучи светоча.

[*Музыка ветра - комнатная/уличная подвеска-талисман.

*Английское название — «гилли», гэльское — «куараны». Традиционная шотландская и ирландская кожаная обувь. ]

Ветра сменили направление, венчая вершины гор мрачными облаками.

Чародей отвёл от лица непослушную прядь, что из светлой стала смоляной — и причиной этому было вовсе не колдовство, — достал из сумки, креплённой ремешками к поясу, перламутровую ракушку и продел её через отверстие на нить, наполовину обмотанную вокруг светлой полоски запястья, и снова заговорил:

— Здесь, — он обвёл взглядом комнату, остановившись где-то за границей окна — белоснежными сопками, — стык магических полей, которые мы облекли в понятие времени. Они властвуют над нашим миром, возвышаясь семью защитными стенами. Три уже давно разбиты: хрупкие, как талые льды уходящих за Моримару* ледников. Четвёртая отделяет реальность от иллюзий, но она не надёжна. Пятая граница: жизнь и смерть. Шестая же защищает пустоту, её лиги выжженной земли. Седьмая стена…

[*Моримару - согласно историческим данным, таким названием окрестили ныне Северное море кельты, жившие на его побережье.]

Прежде чем окончательно потеряться, Кайден услышал звонкий хлопок, прервавший монолог чародея. Рука рыжеволосого мужчины встретилась с его лицом. Под частое дыхание пса, скрип оконных створок — косых, словно накрапывающий за ними дождь, он показался последней соломинкой. Мальчишка не понимал, что ему стоит понимать и какие из слов были адресованы ему, а какие нарочито тревожили дыхание взрослого мужчины, что устало потёр переносицу, одарив при этом Кайдена извиняющейся улыбкой.

Мол, «такой вот он».

— Боюсь, ни одна из этих стен не выдержит твоих опытов, — покачал головой мужчина, а после продолжил, обратившись уже к Кайдену: — Можешь звать меня Аскольдом. С Эстер ты познакомился чуть раньше, а этого молодого человека, которому стоит смыть с себя всю грязь, прежде чем спуститься на обед, зовут Валь.

Упомянутый молодой человек неразборчиво проворчал себе под нос. Мальчишка был уверен, что за его словами не стояло ничего общего с «рад знакомству».

— Кайден, — произнёс он, когда понял, чего от него ждут в затянувшемся молчании.

—… Копья в щиты вгоняли, оборонялись храбро, сшибались щитов ободья, битва* страшную пела песнь доспехов. Успел ударить Оффа морескитальца — враг скатился наземь, но и родичу Гадда могила досталась, — поймав на себе пару невпечатлённых взглядов и один восторженный лай, чародей вопросительно изогнул бровь: — Что? Это строки из достопамятной поэмы «Смерть Бюрхтнота». Анлаф, известный как «Кровавый», прибыл с флотом в Фолькестан и разграбил близлежащие поселения, после чего двинулся в Мэлдон. В это время алдерман Брихтнот собрал свою армию и выступил против них, да там же и погиб, увековечив своё имя в опусе конца десятого века.

[*Прямая отсылка к имени «Кайден», которое также идёт от протокельтского «katus», означающего «битва».

*Алдерман - старейшина английской общины, после — глава графства.]

— Да, я помню твои рассказы, — улыбнулся Аскольд чему-то мимолётному, что растянулось тонкой паутинкой на ветру. И схлопнулось. — Но не сейчас, Валь. Когда приведёшь в порядок себя и желательно этот «магический стык», — мужчина обвёл взглядом каждый дюйм комнаты, — спускайся к нам на обед. Кайден, — обратился он к мальчишке, толкая дверь, в которую тут же протиснулась Фран, мелькнув напоследок пушистым хвостом, — ты как, есть силы подняться и спуститься вниз?

— Думаю, да, — кивнул мальчишка, откинув цветастое одеяло, и поймал короткий, но пронизывающий взгляд неправильных в своей бесцветности глаз.

— Это хорошая новость, — мягко улыбнулся Аскольд. — Сперва, думаю, тебе бы хотелось омыться, поэтому проведу тебя в умывальню, а затем ты сможешь наконец поесть.

«И ответить на вопросы», — мрачно заключил про себя Кайден, коснувшись босыми ногами холодного пола. Надел ботинки, аккурат сложенные рядом с лаичем, — что выбивалось из общей картины беспорядка. В сознании мелькнула мысль, что он не помнит, как снимал их с себя, не говоря уже о том, каким образом оказался здесь. Кажется, постепенно события происходящего стали собираться в единое целое с образами вчерашнего вечера, отчего некоторые вещи не могли не вогнать в краску. Поэтому, наспех завязав обувь, Кайден кивнул, говоря тем самым, что готов.

— Следуй за мной.

Чуть пригнувшись, дабы не задеть головой дверную распорку, Аскольд вышел в короткий коридор, обрывающийся металлической лестницей — та вела в помещение, откуда слуха касались тихие разговоры и доносился подгоняемый сквозняком запах свежеиспечённого хлеба. Удержав себя от желания обернуться, взглянуть на кресло, в котором продолжал оставаться чародей, Кайден переступил невысокий порог, скользнув глазами по глиняным стенам, испещрённым руническими прорезями. Названный Валем, видимо, не собирался спешить и оставлять им вслед слова, которые если и были произнесены, то оказались заглушены лёгким хлопком затворившейся двери.

⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯

Помещение, в которое Аскольд сопроводил мальчишку, представляло из себя небольшую комнатку, белённую известью со всех четырёх сторон, но даже под ней можно было уловить колдовскую вязь, вероятно, служившую оберегом для жителей этого дома. Применять магические письмена за основу декоративно-прикладного искусства решится разве что на медные деньги учёный. Заприметив вдоль противоположной входу стены невысокую кадку, наполненную прозрачной водой, Кайден наскоро умылся, приведя себя и некоторую часть своих мыслей в порядок. Там, в сознании, всё ещё копошились разрозненные фрагменты воспоминаний, но сейчас они были неважны, а потому отброшены. Насухо вытершись, он уже было хотел покинуть умывальню, как заприметил одежду, аккуратной стопкой сложенную на лавке у входа. Ни посланий, ни какой-либо инструкции оставлено не было, но Кайден смутился, когда, оглядев свои одеяния: подранные, завоженные во многих местах и с корочкой тёмно-бордовых пятен, о причине которых не хотелось думать, — понял, что выглядит слишком подходяще, чтобы испортить аппетит тем, кто заскочил умять пару свежих овсяных булок.

Отмахнувшись от омрачающих мыслей, когда на груди не ощущалось привычной тяжести, Кайден переодел себя в великоватую рубаху, ставшую туникой с его бросающимися в глаза птичьими костьми, и закрепил одежду плетённым поясом; слегка поморщился, когда бронзовые бляхи коснулись потемневших участков кожи шеи и запястий. Сложные орнаменты, вышитые на тесьме, напоминали эттиры — сообразный тайнописям ряд утхарка, рождённый из упавших наземь ветвей Мирового Древа. Льняные мешковатые штаны с небольшими заплатками пришлось затягивать натуго и оборачивать шнурком вокруг живота. Шерстяной айнар, обшитый кожей, тяжестью и чужим теплом опустился на плечи. Кайден облегчённо выдохнул, когда вместо преследующего его смрада, лёгкие наполнились разнотравьем, которым пахла одежда, и свежестью мороза, что принёс с собою ветер, дразнящий затаившихся в тенях пауков. Не зная, что делать со старой одеждой, Кайден застыл на некоторое время, вглядываясь в рваные полосы на тонкой ткани, не предназначенной для земель холодов, и решил аккуратной кучкой оставить их на лавке. Это смущало, но даже так, за вечер, волной врезающийся в скалистые берега, и утро, взметающееся клубами пыли из-под чёрно-белого хвоста, произошло достаточно того, что вытеснит мгновение неловкости.

Глубокий вдох, короткий дверной скрип, казалось, представляющий собою дыхание этого дома, — и первое, что замечается, это чёрная бестия, сонно развалившаяся поверх крышки клавесина и методично раскачивающая хвостом из стороны в строну, за которым внимательно следила Фран и поворачивала головой в такт его движениям.

При дневном свете, насколько позволяла пасмурная погода, помещение выглядело немного иначе. Быть может, благодаря тому, что число посетителей не переходило допустимую грань, за которой количество людей пропорционально пинтам алкоголя, воодушевляющего устроить не один мордобой. Сейчас же опохмеляющихся было в разы меньше — тройка рассевшихся по периметру таверны гостей с выражениями лиц глубочайшей скорби. Оторвав взгляд от несчастных пьяниц, философски взирающих перед собой, Кайден дёрнул головой в сторону, там словно из-под земли вырос Аскольд, опустив широкую ладонь на плечо мальчишки. Сейчас Кайден не собирался сбегать в заманчиво приоткрытую дверь, с которой играл сквозняк, поэтому просто сделал шаг в направлении приветливо махнувшей ему полотенцем Эстер, отчего рука мужчины соскользнула со слегка ноющего плеча.

Мягкие слегка раскосые глаза молодой женщины оценивающе оглядели его с ног до головы, после чего, удовлетворившись увиденным, она склонилась над прилавком и заговорила:

— Аллергии на пикшу* нет? Потому что в ближайшие дни Илар, наш труженик голубой нивы, — Эстер бросила недовольный взгляд на мужчину за дальним столиком у стены, который тут же подобрался и цветом лица попытался слиться с йольским венком за спиной, — вряд ли выйдет за берега кальвадоса*. Финнан хэдди* будет преследовать во снах местных прохиндеев ещё несколько лун после «святого месяца».

[*Пикша - основная рыба, которую выбирают в Шотландии для рыбных рецептов.

*Кальвадос - яблочный или грушевый бренди.

*Финнан хэдди - традиционное шотландское блюдо — пикша, приготовленная с использованием сырой древесины и торфа. ]

Кайден пожал плечами. Рыба есть рыба. Кот, с прищуром следящий за чашей, поставленной Эстер на прилавок — за ним впритык к стене возвышалось нагромождение из бочек, — понимал это лучше, чем кто бы то ни было.

— Вот и отлично, — Эстер с вызовом глянула в сторону, где за углом начиналась лестница и вела к обманчиво-неприметной двери. — В последнее время только и слышу эти новоприходские «Par-Is» словесы, будто здесь не таверна, а «cabaret»*, — с ломанным ойльским акцентом произнесла женщина, словно лимон с кожурой съела.

[*Сabaret - «кабарэ́»; то же самое, что таверна/паб.]

— Это длится уже больше четырёх месяцев, — видимо, решил пояснить Аскольд, сев на бочку напротив, когда Кайден принял гостеприимство и некоторое время рассматривал золотистые бока пикши, — воды калас Сасаннах* вновь спокойны, поэтому на горизонте зачастили французские и ирландские торговые корабли. Если гайэль всё ещё пытаются разменять пинту пива* на «Сон Мак-Кон-Глин»*, то франсах, помимо мечей, — мужчина сделал короткий глоток из невидаль откуда взявшейся кружки, — привезли «jargon». И шоссы*. Последнее, конечно, обсмеяли, но вот молодняк язык подхватил. У тебя ведь тоже не местная молвь, — ещё один глоток.

[*Калас Сасаннах - «Caolas Sasannach»; гэльско-шотландское название Ла-Манша; дословно звучит как «английский залив».

*В Ирландии пиво не имело широкого распространения, как, например, медб (meadhbh — традиционный ирландский напиток, готовящийся из мёда, воды и ягод) и брага (производится из мёда, воды и дрожжей; крепче, чем медовуха).

*«Сон Мак-Кон-Глин». Здесь речь об ирландском дане (стихотворении) 12го века, который описывает визию поэта о женщине, которая является символом Ирландии. То есть Аскольд подразумевает не один дан, а ссылается на самобытность гайэль (так скотты называли ирландцев, то есть «говорящие на гэльском») в плане творчества.

*Шоссы - прапрапрапрапрадеды современных лосин.]

Светлые карие глаза с едва заметными зелёными вкраплениями испытующе взглянули туда, где начиналась синева и тонули вопросы, охватываемые волнами подозрений. Тщательно пережёвывая копчёный кусок рыбы, вовремя закинутый в рот до того, как полувопрос оказался наконец озвучен, Кайден не отвёл взгляд. Он ожидал продолжения и воспринимал допрос как само собой разумеющееся. Что сбивало с толку, так это брошенное временем назад чародеево «неважно». Приютить под своей крышей незнакомца, дать ему свою постель и вместо того, чтобы выпытывать из него деньги или ответы, это — «неважно». Не тогда, когда мир по крупицам собирает доверие.

Эстер, которая, казалось, имела магическую способность к неожиданным появлениям и исчезновениям, остановилась рядом со столом упомянутого Илара, тот не ожидал этого и заметно сбледнул. Женщина отвесила мужчине подзатыльник за пьяные комментарии в сторону её юбки и за ворот выпроводила его за дверь. Это отвлекло Аскольда, поэтому, воспользовавшись моментом, Кайден избавил себя от ответа, закинув ещё несколько кусочков рыбы себе в рот и бросил обладателям примостившейся у его ног паре голубых и янтарных глаз. Кайден мысленно усмехнулся, чьё-то доверие он уже завоевал.

— С самого утра сидит и ворчит: «солода недостаточно», «вереск слишком горчит», «Сондра опять пожалела эля для пирога», — взяв из рук Аскольда деревянную кружку, Эстер сделала глубокий глоток, — пускай проспится, образумится, после заката снова не вытащишь его из-за стола, протёр все стулья своими штанами, — Кайден молча вслушивался в слова женщины, отсев немного подальше, когда поймал испуганный взгляд длиннобородого мужчины за ближайшим к пивной стойке столом.

— «Здесь воды — твердь, а волны — сила, и лишь рыбак ведёт свой якорь. И в этом море, где-то в глубине, у берегов, он держит путь к себе», — ни секунды не мешкая, появившийся из-за спины чародей, уже не выглядевший как беспорядок, выхватил у Эстер кружку, после чего закончил её и чуть покривил уголками губ: — Горчит, — он виртуозно увернулся от замахнувшейся полотенцем женщины, похлопал окружившей его Фран по чёрно-белой макушке и, перекинув руку через плечо Кайдена, утянул не сопротивляющегося мальчишку к выходу, напоследок бросив разъярённой сестре и усмехнувшемуся брату: — Rencontrons-nous à Tom nam Fitheach!

[(фр.) «Ренконтрон-ну а Том нам Фиах!», то бишь «Встретимся у Холма Воронов!». «Tom nam Filtheach!» (штл-гэль) — Холм воронов, располагается на северной части острова Малл рядом с озером Фрайза.]

Кайден подумал о седьмой стене, о тонком и хрупком, словно пергамент, снеге, что покрыл собою всклоченную ветрами землю, и о том, почему мгновения, сменяя друг друга, вывели его сюда — на тонкую тропу, где среди засыпанной белым отаве угадывались чёткие следы чародея, идущего чуть впереди. Бросая короткие взгляды, видимо, оценивающие, какие мыслительные процессы отражаются на лице Кайдена, Валь вёл его вглубь двора, минуя полуразрушенные саманные флигеля, хозяйские бараки и загон для скота, где стоял старый, но всё ещё крепкий сарай — там, сорвавшись с места, скрылась Фран. Громкий лай и последующий, звучащий наперебой друг другу, хор из щенячьих голосов, привели Кайдена в чувство. Если мгновениями назад ему казалось, что мир смотрит на него сквозь лунное стекло, то сейчас он сам взирал на него с драконьего холма*. Но ни ветер, ни сменяющие друг друга дождь со снегом, старающиеся выбелить орошенные кровью сотен веков земли от домыслов людей, не богов, — никто сейчас не находил слов. А Кайден и не полагался на них.

[*«Ynys Wydryn» — «остров дракона», раннекельтское название; легенда гласит, что на острове жил дракон, охранявший святой источик, расположенный на вершине холма.]

Судя по пустым стойлам, помещение когда-то служило конюшней: кинутые сёдла и упряжь, деревянные коновязи, остовы разбитых колёс. Окна были закрыты деревянными щитами, поэтому свет попадал только через небольшие щели между досками. Воздух внутри конюшни пах соломой, пылью и… теплом. Царапающий кожу ветер не проникал внутрь стен, и Кайден догадывался, что здесь не обошлось без чародейства.

— Через пару дней им исполнится второй месяц и они будут отлучены от дома, — обратившись лицом к небольшому загону, сооружённому из невысоких перекладин, заговорил Валь. Внутри импровизированной площадки, перекатываясь через навал из сена, кусали друг другу хвосты четверо щенков: чёрно-белые и с глазами сияющей бирюзы вод Верденна*. — Есть хорошие люди — дети, — которые время от времени забегают сюда. Этому, — слегка перегнувшись через перекладину, Валь коснулся крохотной макушки с единственным белым пятном между чёрных половинок, — дали имя Нокс*, — видимо, услышав своё имя, щенок встрепенулся и, ковыляя на коротких лапах, высунул свой тёмный нос в щель, воззрившись на Кайдена.

[*Нынешнее название — река Вердон (Франция). Также известна тем, что её воды имеют глубокий оттенок голубой бирюзы.

*Нокс - ночь (гэль.)]

Глаза в глаза. Он не знал, что щенок пытался увидеть в его проигрывающей яркостью синеве зрачков. Сам же Кайден напротив мог видеть себя: крошечное отражение человека, брошенного на берег. «Волны вспенивают берега, вынося под солнце свои сокровища, колотые, окатанные, пропитавшиеся морской солью. Но приходит время и вода возвращает принадлежащее ей обратно». Тернистые слова, ведущие разум в самую бездну его существования, некстати показались на поверхности, покрывая её рябью. Требовательный лай разбил поднявшиеся волны.

Кайден перевёл вопросительный взгляд на чародея, который, как оказалось, был занят борьбой за свои волосы со вцепившимися в них щенками. Попытки убедить их, что это не забава и в следующий раз он обязательно сплетёт им шнурок, который те смогут вдоволь трепать, не венчались успехом. Не стесняясь вырвавшегося смешка, Кайден опустился на одно колено и коснулся пальцами мокрого носа. Изливаясь довольным и нетерпеливым лаем, Нокс попытался протиснуть свою голову размером с женский кулак в рубчатую прорезь, но та была значительно меньших размеров. Смирившись со своим поражением, щенок вскинул голову и душещипательно завыл.

— Перед его врождённым талантом к драматургии не устоял даже лэрд, которому он обещан.

Кайден поднялся с колена и смахнул с него прилипшую солому. Чародей, видимо, отлично чувствовал себя по ту сторону загона, будучи обваленный в пыли и сене щенками, которые сейчас охотно перерывали содержимое его сумки. Фран, перекинув своё туловище поперёк ног чародея, довольно взирала на щенков, подставляя голову под методичные поглаживания.

— Она, — свободной рукой мужчина попытался отобрать деревянный брусок со свежими отметинами от зубов у самого крупного из щенят, — Ах-Лейн*, — осознав, что рейка больше не принадлежит ему, чародей лишь ласково потрепал щенка за уши. — Детям нравятся сказки, верно? — кажется, от Кайдена ждали ответ, на что он лишь пожал плечами.

[*Светлая (гэль).]

Поверить в них не сложно, особенно если они связаны с волшебством.

— С возвращением магии, — Кайден почти не вздрогнул, когда рядом с ним на перекладину опустилась белоснежная птица, сотканная из искрящегося тумана, — люди не без страха, но с сочувствием вспомнили о тех, кто оказался в списках анáфемских инквизиторов. Светлая дева, дева Ах-Лейн — одна из многих решивших противостоять блеску византийских церквей. Здесь, — мужчина обвёл рукой окружающее пространство, — это сказки, лишь слова, предназначенные для детей, и тем лучше для них. Там же, за Мюр Эринн*, в балладах из-под струн захмелевших скальдов поётся и помнится. Брось им шиллинг, филигрань судьбы он не исправит, но музыка, что в их стихах, поднимет солнце над руин… Эй! Вытащи из него руку!

[*Мюр Эринн (Muir Eireann (шот.)) — Ирландское море.]

Кайден обменялся взглядами с маленькой птицей, напоминающей сокола, и одновременно с ней уставился на свою ладонь, которая легко исчезла в белом тумане. Не казалось, что это доставляло ей дискомфорт, любопытство красноречиво отражалось в сияющих глазах. Там, где дымка касалась кожи, ощущалось лёгкое снежное покалывание. В следующее мгновение птица растворилась в воздухе и действительно: пара снежинок вмиг растаяли на ладони, оставив после себя искристые капли.

— Вы...

— Не спеши с выводами. Она всего лишь вернулась к первозданной форме. Магия существует вне границ времени и пространства, она свободна в своём проявлении, будь то заклинания, символы, образы, так знакомые человеку. Ограничения лишь здесь, - чародей показательно коснулся пальцами виска. — В вечности время донельзя хрупкое, поэтому отложим знакомство с Блар и Тавишем, — нежно погладив по боку задремавшую Фран, чтобы она поднялась с его ног, чародей протянул руку. Кайден вопросительно выгнул бровь. — В слабом теле должен быть здоровый дух.

— Ранее днём Вы говорили мне, что не стары, — напомнил Кайден, однако, почти не замешкавшись, руку всё же подал. В ладонь легло что-то тёплое и до боли знакомое. — Это…?

Поймав насмешливый взгляд чародея, который оттолкнул его утяжелившуюся руку, Кайден увидел свой компас: тот самый, который он до последнего боялся потерять, и поэтому страх его воплотился в жизнь. Стоило этому произойти, как невидимая вуаль тончайшего голоса накрыла его разум, лишила одной единственной мысли и увлекла за собою, сокрушая сладким шёпотом, обещаниями и мятежными парусами.

Крепче сжимая компас, Кайден понял, что снова может дышать. Он поднял глаза на не отводящего взгляд чародея:

— Но как Вы…?

— Немного волшебства этому миру не помешает. Также на обратной стороне гравировка. Видимо, тёмным нимфам не пришёлся по вкусу твой подарок, — и, легко поднявшись на ноги так, чтобы не потревожить дрему щенков, Валь с лёгкостью перепрыгнул через перекладину и смахнул с плаща прицепившееся сено.

Справиться с волосами казалось гораздо сложнее: в них, в искусном хаосе, была вплетена солома. Поэтому чародей, видимо, решил, что некоторые вещи не стоят борьбы, и собрал слегка вьющиеся волосы в невысокий хвост, из которого всё ещё торчали золотые соломинки. Затем он указал на дверь:

— En avant, messieurs, en avant!

[*«Ан аван, месье, ан аван!» (старофр). Фраза взята из французского произведения «Le Roman de la Rose», написанного в 13 веке, авторство приписывается Гийому де Лоррису и Жану де Мейуну. В переводе означает «В путь господа, в путь!».]

Не знающий что ему чувствовать и говорить: поблагодарить чародея или попытаться скрыть свою улыбку от его нелепого вида, Кайден шагнул за дверь, прижимая к себе компас. Стрелка дрогнула. Возможно, именно здесь он и должен был оказаться.