Томас не успел сообразить, что к чему — яркая вспышка ослепила, пол ушёл из-под ног, неведомая сила подхватила и с бешеной скоростью закружила словно щепку. Томас падал в бездонную пропасть, не ощущая ни времени, ни пространства. Как долго это длилось? Секунды или часы? Но вот! — новая вспышка, новый рывок, удар… И Томас уже сидел на жёсткой земле, ничего не понимая и отплёвываясь от пыли.
Мутило. Голова всё ещё кружилась, горячий воздух не давал вздохнуть полной грудью, а звон в ушах мешал сосредоточиться хотя бы на собственных мыслях. Перед глазами плыло: мир превратился в одно неразличимое цветастое пятно.
Томас попытался встать, но стоило приподняться, и ноги снова подкосились. Ещё одного падения в пропасть… не случилось. Кто-то помог сесть и опереться спиной на что-то твёрдое. А следом звонкая пощёчина вернула способность соображать.
— Да очнись, идиот! — раздался над ухом крик Эдисон. — Посмотри, что ты натворил!
Томас открыл глаза и увидел её перед собой. Эдисон аж перекосило от гнева, а он наконец осознал случившееся и растерянно огляделся. Они сидели в узком тёмном закоулке старинной улочки. Улочки из параллельной вселенной. Над головой — ясное небо, вокруг — деревянные дома и деревья.
Так далеко от дома — не другая планета, даже не другая галактика. Другое измерение…
— Доигрался, упрямый сопляк? — Эдисон встряхнула за плечи, не дала снова забыться. — Поздравляю, мы теперь Скользящие. На семнадцать суток. На четыреста двенадцать часов и тридцать четыре минуты. До двадцать четвёртого октября. Спасибо, хоть этого года!
Она сунула ему под нос таймер. На табло светились страшные цифры: семнадцать суток!
— Доволен? Добился своего?
Упрёк отрезвил не хуже пощёчины. Сознание окончательно прояснилось. Он не хотел никакого Скольжения!
— Чего «своего»? Да, я вёл себя как придурок. Не стоило тебя дразнить…
— Конечно, не стоило.
— …но не сваливай всё на меня. Я не собирался включать таймер. И не включил бы, если бы ты не…
— А, так это я виновата?!
Эдисон выпрямилась, стиснула в кулаках таймер, едва не смяв металлический корпус. Сильная и вспыльчивая — пугающее сочетание. Но промолчать нельзя — пускай учится слушать.
— Мы оба. Ничего бы не случилось, если бы ты не стала выхватывать таймер. А ты бы не стала выхватывать таймер, если бы я не дразнил тебя. Итог — мы оба идиоты.
— То есть, ты уже забыл, как выкрутил мощность на полную? — Эдисон скрестила руки на груди. — А, между прочим, мы попали сюда именно поэтому. Если бы ты не играл с таймером, портал не потянул бы нас с такой силой. И я бы закрыла его. И всё, не было бы никаких семнадцати суток!
Томас устало вздохнул. Нет, её не переспоришь. Всё равно останется при своём мнении.
— Окей, если тебе так легче — обвиняй меня.
Эдисон презрительно фыркнула, но угомонилась. Убрала таймер в карман брюк, прислонилась к стене и уставилась на землю.
— А что насчёт нашей вселенной? — уточнил Томас. — Это время…
— Будет идти параллельно. — Эдисон смерила его суровым взглядом. — Они на то и параллельные вселенные. Семнадцать суток здесь — равно семнадцать суток у нас.
Прозвучало, как приговор. Гораздо жёстче обвинений и оскорблений. Их не будет в родной вселенной целых семнадцать суток, и главное — никто не знает о Скольжении!
— Нас же будут искать… А как же мистер Спок, Тесс, родители…
— О них надо было думать раньше.
Воображение подкинуло стрёмную картину. Он не придёт на сегодняшнюю игру, подставит парней, которые рассчитывали на него, а хуже всего — Тесс будет переживать. В понедельник не вернётся в архив, подведёт мистера Спока. За семнадцать суток ни разу не отчитается Академии, не позвонит родителям. Ни он, ни Эдисон ни с кем не выйдут на связь, и их объявят пропавшими. Родители второй раз получат страшную новость, «похоронят» единственного сына. Мама будет много плакать, припоминать, как была против ранних полётов, как уговаривала вернуться на Землю. Отец станет винить себя за то, что поддержал решение продолжить практику, после скандала с «Форвардом» помог всё уладить и остаться на «Энтерпрайзе», за то, что всегда потакал жажде приключений, за то, что не предостерёг, не проявил строгость там, где должен был…
Опробовать таймер и увидеть параллельные миры — круто. Но семнадцать суток в статусе пропавших без вести — слишком высокая цена.
— Мы не можем вернуться домой раньше? Ты ведь наладила всё…
— Нет, не всё. Попытаемся скользить сейчас — собьём к чёртовой матери настройки, и уже никогда не вернёмся домой, с вероятностью в девяносто девять и девять процентов. Готов рискнуть, придурок?
Последняя надежда рухнула, вместе с ней — и гора с плеч. Раз случившееся точно не исправить, чего себя грызть? Лучше учиться играть по новым правилам.
— Что ни говори, но мы вместе вляпались в это дерьмо. Значит, и выбираться из него будем вместе. Хочешь или нет, а придётся сработаться.
Эдисон наклонилась и строго посмотрела в глаза.
— И мы сработаемся. При одном условии: на эти семнадцать суток ты засунешь куда подальше своё упрямство и всю свою дурь и будешь делать то, что я скажу.
Справедливо: Эдисон вредина, но она — не враг. Скорее подруга по несчастью. И лейтенант Звёздного Флота: взрослая, более опытная, умная, имеющая право требовать от кадета подчинения.
Хочешь стать настоящим офицером — умей находить общий язык с разными командирами. Даже с самыми заносчивыми — вам бороться за общее дело, за общее благо.
— Как прикажете, мэм.
Эдисон высунулась из проулка, подозвала кивком. Пора вставать! Только слабость не пустила: придавила к земле, словно сковала ноги неподъёмными цепями. Всё ещё мутило. Томас уткнулся лбом в согнутые колени, зажмурился.
— Совсем херово?
Разлепил глаза: Эдисон стояла рядом. Смотрела встревоженно, спрашивала — привычно грубо. Что это, забота по-иллионски?
Томас усмехнулся:
— Мне уже лучше. Спасибо, что поинтересовалась. Мило с твоей стороны.
Эдисон раздражённо цокнула.
— Это научный интерес. Мне надо сделать выводы, как процесс Скольжения влияет на организм. Проанализировать разные реакции, вывести закономерности, учесть, как предотвратить такое вот… — Похоже, уже предвкушая возвращение к записям, она перешла на рассуждения вслух: — Раньше, кстати, ни у кого не было такой реакции. Наверное, дело в энергии. Мелори заменил аккумулятор с первоначального на новенький дилитиевый. У таймера поменялись свойства и мощности. Странно только, он ничего не написал об этом в дневнике. Почему, не учёл возможные изменения, то же влияние на хрупкий человеческий организм? — она окинула Томаса оценивающим взглядом. — Ты очень бледный. Голова кружится? Тошнит? Идти вообще сможешь? Нам нельзя засиживаться на одном месте. Попадёмся местным в таком виде — будут проблемы.
Конечно нельзя. Но Томас не рискнул резко вскакивать: не хотелось блевать, особенно на Эдисон. Она же сразу добьёт, чтобы не мучился. Рановато как-то, пожить бы ещё.
— Дай пару минут, и я буду в норме.
Эдисон развела руками.
— Да пожалуйста. Ты только подумай, как всё это на самом деле глупо. У нас даже нет с собой аптечки или элементарно воды! Ладно, ты просто отключился. А если бы случилось что серьёзнее?
Зачем накручивать себя, если всё обошлось? А вот за глоток воды сейчас Томас бы отдал многое.
Впрочем, тишина на пару с покоем и так сделали своё дело. Выждал несколько минут — стало легче.
Томас встал, отряхнул брюки от пыли, выглянул из переулка. И тут же юркнул обратно. Прогуливавшиеся по улице люди будто сошли со страниц учебников по истории: женщины в длинных платьях со множеством юбок и мужчины, одетые в рубашки и камзолы. В форме Звёздного Флота к ним в тусовку не впишешься!
— Таймер — не машина времени, — опережая вопросы, пояснила Эдисон. — У нас тут просто вселенная с альтернативным летоисчислением, Мелори и компания попадали в подобные истории. Конкретно по этому миру: у нас сейчас двадцать третий век, а у них развитие где-то на уровне…
Она замешкалась, вроде как даже смутилась. Не шарит в земной истории хотя бы по верхам? Да ладно, не страшно. Зато она в физике разбирается, считай, почти волшебница.
— Земли века так восемнадцатого, да? — подхватил Томас.
— Возможно, — сухо согласилась Эдисон. — А вообще это не важно. Сейчас, главное, разобраться, где мы. Это Джи-Эм-Ви-девяносто шесть, Земля или какая другая планета? Пока не ясно. Могу сказать одно — где-то здесь поблизости есть море, — сделав глубокий вдох, она расплылась в улыбке. Хищные черты её лица на мгновение смягчились.
Оснований не доверять иллионскому нюху не было: в горячем, влажном воздухе пахло солью.
— Поймём, куда попали — решим, что делать и как нам быть, — подытожила Эдисон. — Тем более, у меня уже есть кое-какие мысли. Давай чётко установим — нам не нужны приключения. Только протянуть эти грёбаные семнадцать суток. И для начала — принарядимся.
Где она собралась искать одежду? «Одолжит» у неосторожных местных? Как-то неэтично, что ли.
— Ты предлагаешь…
— Да, предлагаю. А что ты предлагаешь? — Эдисон сбила с толку своим напором. И проницательностью. Мысли, что ли, научилась читать? Желание спорить с ней пропало. — Мелори и компания таскали шмотки, значит, и мы стащим. Для здешних людей это — всего лишь тряпки. А для нас вообще-то вопрос безопасности.
Оправдание слабое. Но, в принципе, оправдание.
Они нашли одежду в одном из соседних двориков.
Чужие шмотки сидели ужасно, смешно повисли на угловатых плечах. Сколько бы Томас не заправлял, не выпускал свободную рубашку из еле державшихся на костлявой заднице штанов, всё было бестолку. Как ни крути — точь-в-точь оборванец, запрыгнувший в одежду с широкого плеча старшего братца или отца. Да уж… Но выбора не было — пора возвращать в моду оверсайз!
Посмотрев на Эдисон, Томас прыснул от смеха: у неё другая беда — высоченная и крепкая, она со скрипом протискивалась в узковатое для подкаченной спины и рельефных плеч платье. Взгляд невольно скользнул по её телу и задержался на ногах. Офигенно длинные, сильные, с брутальным шрамом на левом бедре. Просто фантастика…
Чёрт, он же пялился на Эдисон, это так неправильно, некрасиво, подло! И потенциально опасно — заметит ещё и офигенно зарядит офигенной ногой по шее. Томас отвернулся, чувствуя, что вот-вот сгорит от стыда.
Но от усмешки не удержался — поддался соблазну пощекотать нервишки:
— Помощь нужна?
— Отвали!
Когда Эдисон предстала в новом образе, захотелось заорать в голос. Вместе они смотрелись «гармонично»: он, утонувший в гигантской одежде, и она — нелепо обтянутая платьем, которое не прикрывало даже икры. Контрастно, один круче другого!
Скорчив недовольное лицо, Эдисон проворчала что-то под нос. Наверное, послала к морскому чёрту. Жаль: умей она хоть иногда посмеяться над собой, жить стало бы проще — и окружающим, и в первую очередь ей самой.
Форму спрятали в ближайшем тёмном проулке, зарыв поглубже в небрежно наваленное у погреба сено. Но прежде Томас отцепил со свитера дельту, убрал в карман на штанах.
Это совсем не по-офицерски — предать символ Звёздного Флота. И плевать, что офицером Томас пока не был — он уже часть большой команды исследователей, ведущих Федерацию в светлое будущее. Предать символ — значит предать идею, предать доверие. Непростительно.
— Нафиг она тебе нужна? Мы должны слиться с толпой! — возмутилась Эдисон. — Про первую директиву и невмешательство забыл?
— Ты чего взъелась? Я не собираюсь ни во что вмешиваться. Она просто будет лежать у меня, никто про неё не узнает.
— Тогда зачем оставил?
Сказать правду? Так ведь она не поймёт, иначе бы не спросила.
— Отвечу, если расскажешь, как такой шрам получила. — Томас весело подмигнул.
Впалые щёки Эдисон вспыхнули.
— Ты что, подглядывал?!
— Не льсти себе, случайно увидел.
— Да пошёл ты!
Эдисон ускорилась. Не хотела иметь ничего общего с умалишённым мальчишкой, который держал при себе странную брошь и смущал приличных дам непристойностями? А сама чем лучше? Свой кулончик оставила, гордо нацепила прикольную безделушку поверх платья. И выражаться не стеснялась — того гляди, вот-вот пошлёт по конкретному непристойному адресу. Но, конечно, это другое.
Семнадцать суток в компании «иллионской поганки» — целая вечность!
Они покинули лабиринт тёмных двориков и переулков.
Вместо привычных летающих автомобилей и шаттлов по улице рассекали экипажи, запряженные лошадьми. Не было никаких высоток — только двухэтажные домишки, никаких манящих в бары и клубы неоновых подсветок — только приглашающие в трактиры кованные вывески. Ноги топтали не высокотехнологичное покрытие, а мощённую неровными булыжниками дорогу. Подумать только, альтернативная реальность: всё вокруг — в целом знакомое, а по факту — далёкое от родного. Восторг и страх в чистом виде!
Вдоль улицы тянулись торговые лавки. Недостатка в еде не было: лотки ломились под тяжестью спелых фруктов и овощей, специй, свежей рыбы, ещё блестевшей на солнце капельками воды. Смесь разных запахов — обострившихся в раскалённом воздухе — кружила голову. Рынок пестрил людьми. Купцы наперебой зазывали глянуть их товар, покупатели спорили о последних новостях и сплетнях, из трактиров доносились ругань и смех. Джентльмены в накрахмаленных рубашках с важным видом осматривали прилавки сквозь линзы очков и моноклей. Простые мужики торговались. Прячась от солнца под белоснежными зонтиками, неспешно прогуливались леди. Некоторые из них — и совсем юные и те, что постарше — были красотками: нежными, миловидными, грациозными и плавными. Зачаровывали! За ними семенили скромные служанки в широких соломенных шляпках. Тоже хорошенькие девчонки, просто не такие утончённые и нарядные, как их госпожи. Но такие же кокетливые, готовые обменяться игривыми улыбками и взглядами с симпатичным незнакомцем, не обращая внимания на его стрёмные шмотки.
Жгучее солнце, далёкий шум моря и английская речь фрагментами мозаики сложились в цельную картину — Скольжение забросило их в британскую колонию где-то в тёплых морях. Название города — Порт-Ройал — узнали из объявления о щедром вознаграждении за поимку пирата Джеймса Уолла, обещанном губернатором Ямайки, Александром Маркусом.
«Форвард» призраком прошлого потревожил память. Томас прогнал жуткое видение, сосредоточившись на настоящем.
— Порт-Ройал — британская колония на Карибах. Это я так, на всякий случай, не знаю, как у тебя с земной географией, — пояснил он, когда Эдисон закончила читать. — Жди пиратов на проклятых кораблях!
— Между прочим, Мелори много писал о встречах с двойниками. — Эдисон буравила объявление задумчивым взглядом. — Не исключено, что этот Александр Маркус — наш покойный адмирал. Почему бы и нет. И имя Джеймс Уолл мне знакомо, только откуда…
— Новости о мятеже на «Форварде», — Томас ответил с непривычной резкостью. — Второй помощник капитана и правая рука Шандона.
Эдисон ухмыльнулась. Так, будто оскалилась.
— А, твои старые друзья! Соскучился? Не переживай: кто знает, может, вы ещё встретитесь.
Ну зачем давить на больное?! Посмотрела ещё так насмешливо. Нифига не весело вообще-то, из-за Шандона и его прихвостней погибли люди!
— Нет, не надо мне такого счастья.
Руки и ноги похолодели, в и без того спёртом воздухе дышать стало совсем нечем, когда позабытый кошмар предстал перед глазами в деталях. Транспортаторная «Форварда». Лицо Шандона — грубое, тронутое морщинами, изуродованное злобным оскалом. Не ехидным, как у лающей, но не кусающей Эдисон — настоящим, животным. Заряженный, приведённый в боевой режим фазер. Выстрел, следом — разряд, пронзающий тело. А дальше только тьма, холод и страх…
Из оцепенения вывел крик. Громкий, командный голос пронёсся по рынку, за ним — послышался стук колёс и копыт. Народ бросился врассыпную, Эдисон отскочила с дороги.
— Чего завис?!
Томас не успел и дёрнуться, как она схватила за одежду, притянула и, опалив шею горячим дыханием, прижала к себе — вплотную, крепко-крепко, до мурашек. Где же хвалёное иллионское пуританство? Лучше не спрашивать — ещё психанёт и толкнёт под колёса. Эдисон может: разгоняется от ненависти до заботы и обратно в считанные секунды. Отставить хи-хи и ха-ха, стоять тихо, не рыпаться! Хоть это и тяжело, когда она стоит так близко. Так близко, что чувствуется напряжение в каждой мышце её окаменевшего тела. А ещё бешеное биение сердца. Неужели оно у неё есть?
Томас отвёл взгляд: шутки-шутками, но смущать Эдисон правда не стоило. Она вообще-то доброе дело сделала, считай, спасла. Спасибо!
Мимо промчался экипаж — четвёрка вороных коней стремительно тянула за собой резную карету. Сопровождали их шесть прекрасных белых жеребцов с наездниками, одетыми в красные солдатские мундиры. Точь-в-точь личный звездолёт какого босса, с кортежем боевых шаттлов — версия Ямайки восемнадцатого века!
Экипаж исчез из виду, и гул рыночной улицы заглушил далёкий стук копыт. Эдисон оттолкнула Томаса, продолжила путь.
Томас замешкался. Взгляд зацепился за лоток яблок — крупных, зелёных и спелых. Попробовать бы их: наверное, жёсткие, сладкие, с лёгкой кислинкой. Такие, что едва надкусишь — и сразу побежит сок. Самое то…
— Напоминаю: по твоей милости мы оказались в Скольжении неподготовленными. У нас нет ни еды, ни денег, ни драгоценностей, которые мы могли бы продать или обменять, — раздавшийся над ухом строгий голос вернул в суровую реальность. — Так что фиг тебе, а не яблоко.
Висевший у Эдисон на шее компас заманчиво сверкнул в лучах карибского солнца. Томас ухмыльнулся.
— Почему это «нет драгоценностей»? Ты можешь продать свой…
Она вцепилась в кулон так, что её костяшки аж побелели.
— Ни за что, это не обсуждается!
Такая бурная реакция — перебор, даже для Эдисон. Интригует.
— А в чём дело?
Казалось, вопрос разозлил её ещё сильнее.
— Решил, раз нам теперь тусоваться вместе семнадцать суток, значит, надо влезть ко мне в душу? То шрам, то компас… А не хочешь рассказать про мятеж на «Форварде»?
Специально, что ли? Решила ужалить побольнее? Стерва!
— А что про него рассказывать? Я ничего не видел. В меня выстрелили, я потерял сознание и ударился головой о транспортатор. И всё.
Томас плотно поджал губы. Больно, обидно, но если он ненароком задел триггер Эдисон — всё по-честному, один-один. Окей, никаких больше разговоров про шрам, про компас и про «Форвард» — пусть будут запретными темами.
— Так это тогда тебе мозги отшибло? — Эдисон не унималась. — Что ж, это многое объясняет.
О да, давай, продолжай, это же так весело — давить на больное! Огромным усилием Томас промолчал. Отвечать нельзя, иначе перепалка будет бесконечной — упрямства ведь обоим хватит хоть все семнадцать суток кидаться дерьмом. Кто-то должен капитулировать. Не хочешь ссоры — первым поднимай белый флаг.
Сработало — игнор смягчил Эдисон.
— А вообще… Нечего нам привлекать лишнее внимание. — Раздражение в её голосе исчезло. Она как будто даже повеселела. — Хорош таращиться, пойдём, заценим товар. Иди, поговори с мужиком, спроси что-нибудь. Только ненавязчиво.
Эдисон подтолкнула к лавке. Подтолкнула слишком решительно, ясно дала понять: назад дороги нет. Томас подошёл к торговцу.
Немолодой, тучный мужчина аккуратно раскладывал яблоки. Вблизи — не только красивые, но и ароматные до помутнения в глазах… Пустой живот жалобно заурчал. Знал бы Томас, чего ждать от сегодняшнего дня, на завтрак бы не ограничился кофе. Если б не голод, сосредоточился бы на поручении, не на еде.
Он с трудом оторвал взгляд от прилавка.
Торговец хмуро посмотрел на него из-под густых бровей. Так хмуро, что Томас растерялся. Робко улыбнулся, взял яблоко, повертел в руках, задал первый пришедший на ум вопрос:
— Сэр, не подскажете, как пройти к морю? Нет никаких указателей…
— Малахольный, что ли? Прямо иди, не прогадаешь! — Торговец недоверчиво покосился на яблоко. — Чего смотришь голодными глазами? Есть деньги — покупай, нет — проваливай!
Как грубо… Что дальше? Смыться пободрее, сгорая от стыда? Включить дурачка, расспросить о городе? Томас повернулся к Эдисон: она разглядывала товар. Демонстративно, даже надменно. С лицом «у-меня-хватит-денег-купить-все-яблоки-мира». На него не обратила внимания — прикинулась, будто не знает жалкого оборванца.
Томас положил яблоко на место. Уходя, услышал брошенный вслед наиграно-возмущённый — о, он хорошо знает, как звучит её реальное возмущение! — возглас Эдисон:
— Да уж, какая молодёжь пошла!
— И не говорите, — торговец охотно поддержал её. — Эти оборванцы давно не дают мне покоя!
Ну ты и крыса, Эдисон! И, видать, не такая уж и отшельница — сумела ведь найти общий язык с торговцем. Язык негатива, но всё же — главное, контакт налажен, верно?
Надолго Эдисон не задержалась. Догнала, едва фруктовая лавка скрылась за поворотом улицы. И сразу подразнила:
— Ты чего смотрел так, голодными глазами? Надо было поплакаться, может, мужик пожалел бы тебя, бедняжку. — Она добавила с особой язвительностью: — Или пофлиртовать, раз ты всё равно успел состроить глазки половине города.
Завидно, что ли? У самой не получилось устроить гляделки с кем-нибудь симпотным? Надо научить её. Пускай тратит энергию на любовь, не на разборки.
Словно прочитав мысли — а может гении квантовой физики и на такое способны? Чем вообще можно удивить, после Скольжения! — Эдисон сказала нечто здравое:
— На крайний случай мог бы узнать насчёт работы.
Томас кивнул. Точно, работа! И как он сам не додумался? Идеальный способ решить проблему с деньгами и едой: надёжный, честный, реалистичный.
— Давай вернёмся…
Эдисон хмыкнула, махнула рукой.
— К чёрту яблоки, у меня есть идея получше. Мы должны наняться на какой-нибудь корабль и выйти в море! — Её глаза заблестели, как тогда, когда она говорила о Скольжении у себя в 228М. Почаще бы так: Эдисон-энтузиастка куда приятнее Эдисон-стервы, вдохновляет! — Там у нас будет и ночлег, и еда, и досуг на ближайшие семнадцать суток.
Море? Отлично! Тоже вариант надёжный и честный, но гораздо более романтичный, нежели перспектива таскать ящики с фруктами. Надо только узнать о нём побольше, о всех нюансах — это Эдисон прирождённый моряк, с солёной водой, бегущей по венам заместо крови, а Томас о морских экспедициях знал лишь из старых приключенческих книг и фильмов. Хотя, главный недостаток он и сам мог озвучить: семнадцать суток на корабле — семнадцать суток без единой хорошенькой девчонки поблизости.
Томас не успел задать ни одного вопроса. Вихрем, чуть не сбив с ног, к ним выскочили дети: три мальчишки и две девчонки. Малые, все не старше десяти лет, в потёртой одежде, загорелые, непричёсанные. Они путались под ногами, тянули грязные ручки, хватались за одежду. И наперебой лепетали что-то про монеты, больную маму и маленьких братиков-сестричек. Бедняги, лишённые детства. Как быть? Нужно остановится, нужно узнать как им помочь, если не монетой!
Томас наклонился к детям, но Эдисон взяла под руку, потащила за собой.
— Нашёлся сердобольный! Идём!
Дети обступили, ещё настойчивее цепляясь за одежду, ещё громче, слёзно причитая — теперь не про монеты, а еду. Как жаль, что у них нет ничего — совсем ничего!
Неожиданно Эдисон достала из кармана платья крупное зелёное яблоко — то самое, красивое, сочное яблоко! — и кинула его ребятам.
— Всё, у нас больше ничего нет, пошли вон!
Откуда взяла? Стащила? Так вот зачем она велела поговорить с торговцем — нужен был отвлекающий манёвр. Вот же хитрюга!
Самый высокий мальчишка поймал яблоко. Дети весело заверещали:
— Спасибо! Спасибо, мэм!
И за секунду скрылись в толпе — так же внезапно, как и появились. Все, кроме самой маленькой девчушки. Едва доставая Эдисон до пояса, малышка обняла её, звонко засмеялась и убежала следом за товарищами. Так мило!
Эдисон замерла. Растерянная, беспомощная. Впервые познала обнимашки?
Томас не удержался от сарказма:
— Яблоко? Очень интересно. А ты, оказывается, не такая уж и стерва. Благородная воровка, прям Робин Гуд в платье. И какая щедрая, ничего для детей не жаль.
Эдисон покрутила пальцем у виска. Ага, конечно, тронут её обнимашки, смешно!
— О’Коннор, ты хоть иногда включаешь голову? Ты видел, какие они настырные? Ещё чуть-чуть, и они стащили бы таймер! — она похлопала по карманам платья. А вот это было опасно, без шуток. Как он сам не сообразил? — Считай, отдали яблоко — отделались малой кровью… — Эдисон умолкла, будто решая, стоит ли договорить мысль до конца. Похоже, решила, что стоит: — Всё равно оно для тебя было.
Вот как? Томас хитро прищурился.
— Ты украла для меня яблоко?
— Да, что с того?
Да ничего, собственно. Просто как-то… приятно. Пускай воровать плохо, пускай яблоко он так и не попробовал.
Эдисон недаром любила квантовую физику. Запутанную, парадоксальную, не поддающуюся здравому смыслу, не вписывающуюся в рамки привычного — сама такая же. Сложная, многоуровневая загадка. Стерва или нет? Раз способна на заботу, хоть и своеобразную, выходит, что нет. Тогда зачем играет такую роль двадцать четыре на семь? Зачем оскорбляет, вместо того, чтобы вдохновлять своими знаниями, теориями, энтузиазмом, огнём в глазах? Зачем постоянно перебивает, если на самом деле умеет не только слушать, но и чувствовать чужое настроение? Зачем сводит всё к холодному расчёту, не признаёт за собой ни жалости, ни сострадания?
Эх, и ведь не спросишь её напрямую! Остаётся одно — отшучиваться:
— Ты ещё милее, чем я думал. Спасибо.
Казалось, на слове «милее» Эдисон стошнит.
Они остановились, впереди — развилка. Дорога налево продолжала шумную улицу, направо — вела к пристани. Сквозь проулки уже виднелось море.
Наспех осмотревшись, Эдисон распорядилась:
— Сделаем так: ты пойдёшь в порт искать нам корабль. Я пока поищу себе мужскую одежду, как найду — присоединюсь. Говори всем, что ты и твой приятель хотите наняться матросами, и вы готовы к любой работе за минимальное жалование. Главное, чтобы нас взяли двоих. Понял? Договаривайся о двоих! — закончив с указаниями, она похлопала Томаса по плечу. — И не ввяжись ни в какую историю. Проблем у нас и так хватает, — и отправилась в сторону рынка.
Томас едва осмыслил последние слова, как её и след простыл. И хорошо: они обязательно найдут общий язык и сработаются, но при одном условии — если периодически будут отдыхать друг от друга. Стерва-не стерва, но Томас не технарь — от тяжёлых задачек закипает мозг.
Выйдя на пристань, он наконец — впервые с момента Скольжения — вздохнул полной грудью. У самой воды царила свежесть — бодрящая и вместе с тем пьянящая до головокружения. Приятного, несравнимого с тошниловкой безумной встряски Скольжения.
В безоблачном высоком небе ярко светило солнце. В его лучах весело сверкали разбивавшиеся о берег лёгкие волны. Томас улыбнулся: когда солнечно на улице, и на душе становится светлее. Морской бриз, обдавая прохладными брызгами, сдувал тревоги, сомнения и страхи.
Внимание привлёк корабль, на полном ходу покидавший Порт-Ройал. В шелесте его парусов Томас услышал призыв к плаванью по полным опасностей водам Карибского моря. Какая романтика! Величественное судно, гордо расправив белоснежные паруса-крылья, отплывает от берега — спешит на встречу приключениям, открытиям, подвигам. На край света, заполнять белые пятна на картах. Смело идти туда, где не ступала нога человека. На своём пути отважная команда встретит много врагов: шторма, ветра, других людей. Но из всех передряг они выйдут победителями и вернутся домой. В родную гавань, к тем, кто любит и ждёт. Иначе быть не может — только счастливый конец.
Должно быть, родись Томас в восемнадцатом веке, мечтал бы о море так же, как с детства мечтал о космосе — о чём-то далёком, неизведанном, таинственном и потому таком привлекательном!
Внезапные детские воспоминания нагнали тоску. Томас нервно усмехнулся. Злая насмешка судьбы! На мечты о космосе в своё время вдохновили рассказы не столько родителей-офицеров или тёти Джо, сколько её мужа. Сперва — дяди Рика, кумира детства, живой легенды, примера для подражания. Затем — коммандера Ричарда Шандона, строгого, но справедливого наставника. По итогу — мудака-предателя, чьё имя хочется стереть из памяти.
Хватит, к чёрту эти флэшбеки! Ричард Шандон, как бы ни хихикала Эдисон — в прошлом. Мёртв, посмертно разоблачён, всеми позабыт. А Томас О’Коннор жив, и должен жить здесь и сейчас.
Здесь и сейчас — Скольжение, параллельная вселенная, будущее плаванье.
Над скрипучей пристанью возвышались пришвартованные парусники. С разными флагами, с украшенными резными фигурами носами. Как круто, настоящие старинные корабли — не привычные современные яхты и катера — и так близко! В порту, где всё и все пропитались дёгтем, солью и жаждой свободы, как и на рынке кипела жизнь. Дюжина кораблей мирно покачивалась на воде, моряки — и простые рыбаки, носившие густые бакенбарды, и гладко выбритые британские офицеры — распевали песни, бранились, спорили, драили палубы, латали паруса, загружали на борт бочки. Порох? Ром?
Но что это? В толпе суетившихся на пристани моряков мелькнуло знакомое лицо — Джеймс Уолл. Томас оторопел. Встряхнул головой: быть такого не может! Британская колония, всюду стройные ряды солдат. Никакой пират, тем более разыскиваемый, по доброй воли сюда не сунется. Это обострившееся воображение сыграло злую шутку. Подыгрывать коварным страхам нельзя. Надо сделать глубокий вдох, привести разум в порядок и…
— Эй, парень, поди сюда! — окликнул низкий мужской голос.
Томас отозвался. Кричал пожилой мужчина, выглянувший на пристань из тёмного переулка. Его внешний вид выдавал настоящего морского волка, такого, какие до сих пор встречались только на страницах старых книг: густые седые бакенбарды и борода обрамляли загорелое лицо, грубые руки были покрыты татуировками якорей, парусов и канатных узлов. Мужчина был невысок ростом, но широк в плечах и грузен. Бывалый моряк той, давно ушедшей, эпохи!
Томас подошёл к незнакомцу.
— Ты чего слоняешься тут без дела да чаек считаешь?
— Работу ищу, сэр. Мы с приятелем в море хотим пойти, матросами. Готовы взяться за любое дело!
Моряк погладил недлинную, но густую бороду.
— Вот как? Прямо за любое? Ты мне уже нравишься! Знаешь, а ведь мы можем друг другу помочь. В море я пока не собираюсь, но работёнку подкину. Есть одно дельце… Пустяковое, а плачу хорошо.
Моряк похлопал по карманам. Зазвенели монеты.
— Что от меня требуется?
— Доставить письмо.
— Доставить письмо и всё?
— И всё. Письмо, правда, очень важное. Понимаешь ли, мальчик мой, — моряк, будто они были старыми приятелями, закинул руку Томасу на плечо, — сынок мой столько хлопот семье доставил. А жена сколько перестрадала из-за него, сколько намучилась… Года два мы с ней уже считали, что там он, у Господа! Так весточка от него пришла. Порадовать жену хочу, чтоб была спокойна, чтоб знала, жив-здоров её сынок. Сам не могу, дела здесь есть. А порадовать её хочу скорее. Вот и прошу тебя, доставь ей письмо.
Безутешные родители, пропавший любимый сын, долгожданная радостная новость… Как знакомо! Вот было бы здорово, если бы и его родителям кто-то мог в своё время — да и сейчас — передать, что он жив…
— Конечно, сэр. Куда доставить?
— Спасибо Господу, что послал мне тебя! — Подняв глаза к небу, моряк перекрестился. — Письмо, отнеси в старый трактир «Адмирал Бенбоу», что на другом конце Порт-Ройал. Моя жена, миссис Пью, как раз там хозяйничает. Вот ей и отдай письмо, — он достал из-за пазухи смятый запечатанный конверт. — Держи. Вот, плата монетой. И я тебе даже больше скажу: у старика «Бенбоу» всегда полно гостей, все — бывалые моряки, бравые парни. Если и найдёшь где себе судно — то только там. Ну, ступай, ступай!
Миссис Пью — хозяйка «Адмирала Бенбоу»? Забавно!
Томас взял письмо и монеты и отправился искать трактир. Как удачно всё сложилось!
Ведь удачно же?