— Ну не трогай! — шипит Чонин, уворачиваясь от чужих загребущих лапищ, которые так и норовят пробраться к нему под рубашку.

— Я просто посмотрю, зажило или нет, — успокаивающе мурчит Чанель и попыток пробраться под одежду не прекращает. Ким вздыхает, переставая сопротивляться, и через минуту его рубашка уже расстегнута, а его парень аккуратно снимает пластырь с заклеенных сосков, в которых виднеются две маленькие штанги.

— Красота, — выдыхает Пак, — а ты боялся. Посмотри, всё же совсем хорошо.

От прикосновения к соскам Кима прошивает будто током. Он шипит, глядя на Чанеля, который, вообще-то, и уговорил его на пирсинг, и пытается его оттолкнуть. Только вот Пак объективно сильнее.

— Неужели так сильно возбуждаешься от такой простой ласки? — ухмыляется старший. Он помнит, как Чонин стонал и извивался под ним, когда он их прокалывал (из-за чего правый проколот слегка неровно) и с каким жаром младший отдавался ему прямо в том кресле, но чтобы настолько… — Ты ведь понимаешь, что я не могу это просто так оставить?

— Сделаешь с ними что-нибудь — голову нахуй откручу! — хрипловато произносит Ким, на

что Чанель только ухмыляется. Он слишком хорошо знает себя и слишком хорошо знает Чонина, чтобы допускать мысль о том, чтобы остановиться.

— Руки по швам, — хрипло командует Пак, вставая перед Чонином на колени, чтобы было удобнее и лучше видно, и награждая его тяжелым взглядом. — И если попытаешься оттолкнуть — я тебе их свяжу. Крепко. Понял?

— Сволочь, — шипит младший, но слушается — и тут же громко выдыхает, когда пальцы Чанеля касаются проколотых сосков. Сначала мягко, будто на пробу, потом жестче. Сжимают, прощупывают, чуть тянут за штангу, перекатывают между подушечками пальцев и просто сводят с ума Чонина, который хватается за плечи Пака и выгибается ему навстречу.

— Будет больно — действительно больно — скажешь, — командует Чанель, кончиками пальцев проходясь по чувствительным соскам и только раздразнивая. Все же проколоть соски и без того чувствительному Чонину было потрясающей идеей — и даже не потому, что серебристый металл в этих потемневших и припухших горошинках выглядел до безумия сексуально, но и потому, что младший чувствует сейчас намного больше, намного сильнее.

— Ненавижу тебя, — почти скулит Ким, сжимая чужие плечи до боли.

— Ты меня любишь, — ухмыляется Пак, накрывая один сосок губами. Целует, чуть тянет на себя штангу, посасывает и трогает языком, наслаждаясь сдавленными стонами вперемешку с проклятьями. Льнет ближе, оглаживает руками чужие бедра и чувствует, какой Чонин твердый.

Он гладит член Чонина через джинсы, посасывает и прикусывает сосок — и переключается на другой, напоследок целуя почти черную и заласканную вершинку. Ким тяжело дышит, не сопротивляется, даже легонько трется о его ладонь — и Чанель просто не может отказать своему тонсену.

Член Чонина горячий, тяжелый, и Паку даже не верится, что он настолько возбужден от таких простых ласк. Одной рукой он легонько сжимает тугую мошонку, намеренно игнорируя влажный от естественной смазки ствол, а пальцы второй снова возвращаются к соскам.

— Чан… Чанни, я… долго не выдержу, — скулит младший. Чанель только усмехается и отпускает чужую плоть, полностью сосредоточившись на сосках — и Чонин хнычет, потому что кончить, не прикасаясь к члену, на порядок сложнее.

Чанель лижет припухшие соски, чуть сдавливает, посасывает — и ухмыляется, чувствуя, как в шею упирается влажное и горячее. Упирается и чуть трется, пачкая смазкой кожу, а потом замирает, чуть щекоча у самого кадыка.

Пак прикусывает сосок и сглатывает, проезжаясь кадыком по чужому напряженному члену.

Чонин кончает громко, долго и сильно. Стонет, дрожит, выгибается всем телом и пачкает шею Чанеля спермой, пока старший покрывает поцелуями его грудь и живот, покрытые испариной, и придерживает Кима за бедра.

Он действительно любит. Боготворит этого мальчишку и обожает, когда ему хорошо.

И делает в голове пометку, что украшение с цепочкой на соски Чонину точно понравится.

Даже если сам Чонин этого не признает.