Чонин его ненавидел. Нет, правда. Потому что есть мороженое так, как ест его Чанель, просто нельзя. Нельзя собирать языком белесые капли, облизывать и посасывать вершинку. И нельзя при этом так смотреть на Чонина.

— Перестань, — хрипло говорит Чонин, не отрывая взгляда от розового языка, которым Чанель собирает капельки пломбира, упавшие на длинные узловатые пальцы, крепко держащие рожок.

— И не подумаю, — усмехается старший. — Это вкусно. Почти так же, как ты.

Чонин вспыхивает и не знает, куда взгляд деть. Тот коварно возвращается к проворному языку и длинным пальцам, и у Чонина есть несколько отличных идей — он знает, как лучше всего использовать сейчас этот язык и эти пальцы. Только вот Чанель с абсолютно невинным (по крайней мере, старший так думает — Чонин уверен, что после душа, с влажными волосами и полотенцем на бедрах Чанель не может быть невинным) видом ест мороженое, и Чонину хочется этим чёртовым мороженым обмазаться, чтобы сладкая пытка хотя бы перестала быть такой многообещающей.

Или…

Отнимать мороженое у Чанеля — хуже, чем ребенка обидеть. Зато потом этим мороженым можно мазнуть по его ключице, вызвав сдавленный вздох — и тут же слизать сладость с кожи. Очертить языком выпуклую ключицу, дать Чанелю почувствовать разницу между холодным мороженым и горячим ртом.

Когда Чонин отстраняется, Чанель хрипло дышит — и даже не пытается отобрать мороженое у расшалившегося парня. Наверняка только этого и добивался, зараза.

Поэтому Чонин грубо опрокидывает его на диван. Перекидывает ногу через прикрытые полотенцем бедра, садится сверху и мажет сливочным пломбиром по крепкой груди, заставляя старшего вздрогнуть и хрипло выдохнуть. Чанель покрывается мелкими мурашками, напрягается, а мороженое на его коже тает слишком быстро — и течет вниз, огибая едва заметные кубики пресса. Чонин любуется белесыми потеками недолго — он же не может заставлять Чанеля мёрзнуть?

Горячий и юркий язык касается живота старшего и собирает талое мороженое. Чонин греет дыханием чужую кожу, собирает сладкие капли губами, проходится языком по напряжённым мышцам. Старший прерывисто дышит, даже не стараясь помешать Чонину — вообще закидывает руки за голову, цепляясь за подлокотник дивана — чтобы не вцепиться в Чонина. Потому что контраст холодного мороженого и горячего языка слишком крышесносящий.

Следующий мазок выше, под ключицами и до самого соска — затвердевшего и припухшего от возбуждения и контраста температур.

По этому мазку Чонин ведёт губами, а не языком. Сцеловывает капельки, размазывает сладость твёрдыми губами, почти урчит от удовольствия — и усмехается каждый раз, когда Чанель хрипло выдыхает или вздрагивает.

Губы накрывают запачканный мороженым сосок — и в следующий миг Чанель стонет и выгибается в поясе, потому что Чонин мягко смыкает на его соске зубы, посасывает его и касается языком, и это уже абсолютно точно месть. И месть коварная — потому что младший почти сразу отпускает.

И ещё ёрзает на бёдрах, чувствуя, как Чанель напряжен. Усмехается своими чёртовыми мясистыми губами, смотрит на Чанеля, как охотник на зверушку — и поднимается на ноги. Чтобы стянуть со старшего мешающее полотенце.

У Чанеля красивый член — толстый, необрезанный с чуть проступающими венками. С темной и бархатистой головкой. А ещё горячий и влажный — и это нравится Чонину до умопомрачения.

Мороженое стекает по пальцам, держащим рожок. Чанель точно смотрит на них — Чонин знает — и упускает из виду то, где младший держит руку.

Первая капелька талой сладости мажет по крупному стволу, даже головку не задевает — но Чанель охает и вздрагивает, а Чонин усмехается.

Следующая срывающаяся капелька падает аккурат на головку — и младший ловко слизывает ее спустя секунду, не позволяя холоду усмирить желание Чанеля. Тот сжимает пальцы на подлокотниках сильнее и дышит через зубы — потому что контраст прохладных капель и горячего языка на члене ощущается ещё более остро, чем на коже.

— Ты ведь этого хотел? — хрипло спрашивает Чонин, проходясь языком по солоновато-сладкому члену. Жмется к Чанелю, лижет, сам потирается о его ногу, как выпрашивающий ласку кот.

Чанель облизывает губы и пытается ответить — но слова тонут в хриплом стоне, когда Чонин резко насаживается ртом на член, втягивает щёки и скользит губами по стволу к головке. Показательно чмокает головку и перекладывает рожок мороженого в другую руку — а липковато-сладкие пальцы смыкает на толстом стволе, проводя от основания до головки и пачкая прохладным лакомством.

Язык Чонина творит нечто невообразимое — по крайней мере, Чанель не понимает, где он в следующий раз лизнет, где потрогает. Он почти мечется по дивану, не стесняясь разводить длинные ноги и выгибаться навстречу ласкающему его рту.

Чонин ведёт языком от мошонки до головки, перекатывает мороженое на языке, сглатывает немного жадно. Смакует вкус мороженого и вкус Чанеля, так подставляющегося под ласки. Понимает, что сам возбужден до предела — потому что чертов Пак горяч неописуемо.

— Люблю, когда ты такой откровенный, — хмыкает младший, легонько массируя член Чанеля прямо под головкой. — Податливый и сладкий.

— Отомщу, — хрипит Чанель, вскидывая бёдра. — Дай ещё…

И Чонин даёт ещё.

Накрывает губами член, щекочет языком дырочку уретры, ведёт по уздечке. Втягивает щёки, выпуская член изо рта с тихим хлопком — и чувствует, что осталось совсем немного.

— Ещё! — рычит Чанель, а Чонин ухмыляется и трётся о его ногу пахом. Дразнит Пака робкими касаниями языка и берет в рот только тогда, когда Чанель на грани.

Чанеля крупно трясет, когда он кончает и пачкает белесыми потеками свой живот и руку Чонина. Ким думает, что это похоже на капли мороженого, которые он слизывал совсем недавно. Только теплые и солоноватые.

— Это месть за прошлый раз? — выдыхает Чанель, более или менее отдышавшись.

— Может быть, — довольно урчит Чонин, потираясь горячим членом о бедро Чанеля, — но я все ещё не до конца удовлетворен. Как думаешь, что мы будем с этим делать?

— Есть пара идей, — ухмыляется Чанель и тянет Чонина на себя.