Зинаида Гиппиус

Бессилье

Смотрю на море жадными очами,

К земле прикованный, на берегу…

Стою над пропастью — над небесами, –

И улететь к лазури не могу.

Не ведаю, восстать иль покориться,

Нет смелости ни умереть, ни жить…

Мне близок Бог — но не могу молиться,

Хочу любви — и не могу любить.

Я к солнцу, к солнцу руки простираю

И вижу полог бледных облаков…

Мне кажется, что истину я знаю –

И только для нее не знаю слов.

1894

Металлический звон и тихий шорох чего-то невесомого. Шмыганье носом. Постукивание капель, ударяющихся о кафель. Всё это складывалось в особое звучание. В мелодию тоски и упадка. Возможно, со стороны она вполне себе могла показаться чем-то волшебным и, пожалуй, даже красивым. Для человека, оказавшегося в её центре, из и от которого она разливалась в стороны — нет. Для неё это было разрывающе больно, отвратительно и жутко. Музыка, которая не услаждает ухо, а вгрызается в него и рвёт на мельчайшие куски, разбрызгивая вокруг кровь и ошмётки кожи.

Что-то громко звякнуло. Сяо осела на пол, спиной уперевшись в бортик ванной. Комната была слишком мала, чтобы в ней можно было комфортно находиться в подобном положении — ноги девушки, согнутые в коленях, упирались в стену. Дай Бог, от ванной до этой стены был метр. Пол вокруг Сяо был усыпан прядями чёрных как вороново крыло волос. Где-то в стороне лежали ножницы — по всей видимости, их падение на плитку и стало источником громкого звука. Там и тут виднелись странные красно-насыщенные подтёки. Будто бы Сяо сидела посреди пустоши с выжженной травой, которую прорезают кровавые озерца. Девушка обнимала руками колени, опустив на ноги голову. Лица не было видно. На голове — жуткого вида гнездо: где-то короче, где-то длиннее, косые срезы, рваные контуры. Будто бы кто-то недавно вцепился ей в волосы и знатно их потрепал, выдрав там и здесь целые клоки. Та же выгоревшая трава, что и вокруг неё. Плечи выпирают острыми крыльями. На предплечьях ветвятся трещины-порезы. Несколько ручейков крови все ещё стекает по коже.

Страшно. Больно. Непонятно. Тревожно. Дико. Пробирающе. Противоречиво. Сяо не понимала, что происходит внутри её черепной коробки. Будто бы кто-то намешал ядерный коктейль из несочетаемых ингредиентов и залил в неё через нос. Слишком много и слишком плотно. Чтобы не заморачиваться, можно просто сказать «плохо». Даже нет, у «плохо» недостаточно выраженная эмоциональная окраска. «Паршиво» — вот оно. Сяо чувствовала себя до безумия паршиво. И если вы думаете, что до безумия в переносном смысле — взгляните на её причёску. Девушка сама не совсем понимала, что произошло пару минут назад. Сначала под рукой оказался канцелярский нож, и всё пошло по знакомой схеме — несколько порезов на запястьях там и тут. Однако это не совсем помогло (точнее, совсем не помогло). В какой-то момент взгляд зацепился за ножницы, лежащие возле раковины под зеркалом. И началось: в каком-то безумном исступлении Сяо отрезала в разных местах пряди волос. Раз за разом повторялся характерный звук подстриженного волоса и щёлканье ножниц. Сзади длины осталось больше — неудобнее было резать. Спереди царил короткий кошмар. Плитка на полу была ледяной. Осень только началась, но уже холодало с неимоверной скоростью. Отопления, очевидно, всё ещё не было. И явно его включат не скоро — пока соответсвующие органы не завалят жалобами. Да и то не факт, что после этого включат. Отопление появится, когда им вздумается. Как всегда. Сяо понемногу возвращалась в состояние здесь-и-сейчас. Она поняла, что ей холодно. И рукам больно — надо хоть обработать. Голова раскалывалась, будто бы вот-вот была готова расколоться на несколько частей. Интересно, после этого она перестала бы болеть? И появился бы кто-нибудь изнутри — может быть, таким образом рвётся наружу какой-то её внутренний гадёныш, наподобие Афины, вышедшей из черепа Зевса? Сяо тряхнула головой, пытаясь отогнать ненужные мысли, которые лишь сильнее грузили её. Нужно было подниматься. Сил не было — или были, но не ощущались. Ноги начинали затекать. Руки зудели. Нужно было убраться в ванной до прихода отца. Отца, к слову, не родного. Ещё в юном возрасте Сяо оказалась в детском доме после смерти биологических родителей, которых она уже и не помнила. В какой-то момент её удочерили, но назвать жизнь в той семье чем-то хорошим язык бы не повернулся. Это было ужасно, страшно и отвратительно. Большую часть событий Сяо не помнила — слишком травмирующе. Остальное до сих пор вызывало дрожь и, иногда, ночные кошмары. После этого девушка снова попала в детдом, откуда потом её забрали Чжунли и его супруга Гуйджун. Это было поистине хорошее время — Сяо любили, о ней заботились, обеспечивали получение психологической помощи. Что-то даже удалось проработать. Потом Гуйджун умерла. Это стало ударом что для Чжунли, что для Сяо, успевшей крепко к ней привязаться. После этого вновь стало тяжелее ментально — намного. Это произошло несколько лет назад — классе в седьмом или восьмом. Сяо не помнила точно.

Девушка кое-как всё же встала на ноги. Опершись о раковину, она взглянула на себя. Рваная причёска, красные глаза, следы крови на щеке. Ничего, кроме тошноты и отвращения, собственное отражение не вызывало. В таком виде и костюм на хэллоуин не нужен — можно выходить и пугать детей на улице. Сработает безотказно. Сяо добралась до аптечки и промыла свежие порезы перекисью. Стало больнее. Решив, что на этом с неё хватит, особенно если учесть, что в этот раз порезы не сказать, что вышли глубокими, она убрала всё обратно и отправилась за тряпкой — предстояло каким-то образом отмыть и убрать тот заболоченный выгоревший луг, что образовался на полу благодаря ей.

***

Девушка успела ликвидировать последствия её срыва до возращения Чжунли. Это было слишком выматывающе, поэтому только покончив с этим, Сяо легла спать. Сон был лучшим решением любых проблем во все времена — в другой реальности всего этого попросту не существует. Минус был только один — раз за разом приходилось просыпаться. В этот раз Сяо проспала долго, пожалуй, даже неприлично долго. Она не помнила, во сколько легла, но встала лишь на следующий день далеко за полдень, таким образом автоматически прогуляв школу. Вроде бы утром отец спрашивал у неё что-то, и она сослалась на плохое самочувствие. А может быть это просто был рваный сон во время полудрёмы — кто его знает. Голова гудела и казалась очень тяжёлой. Подняв своё тело с постели и пару раз чуть не упав, Сяо добралась до кухни. После нескольких стаканов воды стало чуть получше. Девушка села на стул у окна. Было бы славно закурить, но двигаться не хотелось. Реальность пока ощущалась как-то очень скомкано и картонно. Неприятно. Тягостно. Тело ломило. Хотелось оказаться где-нибудь нездесь-несейчас и, желательно, в совершенно другом состоянии. Сяо погрузилась в свои мысли, сначала попытавшись восстановить в голове события предыдущего дня и, особенно, вечера, а после просто уйдя в дебри самокопания. Время перестало существовать и, превратившись в плотную жидкость, заполонило кухню, перекрывая доступ к кислороду. Пожалуй, оно бы так и задушило девушку, забравшись в её лёгкие, если бы тишину не прорезал звонок в дверь. Потом ещё один. И снова. Всё-таки пришлось вставать — видимо, за дверью стоял кто-то весьма настойчивый. Поворот ключа, щелчок, небольшой скрип. Первыми в глаза бросились две голубые косички — Венти. Она копалась в своём рюкзаке, видимо, зашла по дороге из школы. К Сяо запоздало пришла мысль, что нужно было посмотреть в глазок и не открывать, сделав вид, что никого нет — сейчас она явно не была в состоянии видеться с кем-либо.

— Так и думала, что ты дома. Слушай, меня тут попросили передать тебе твою самостоятельную с прошлого русского, я решила сразу занести, — Венти наконец нарыла что-то внутри рюкзака и протянула Сяо. Подняв взгляд на подругу, она застыла, опешив. — Это тебя кто-то так..?

Сяо не сразу поняла, о чём та говорит. Она понимала, что выглядит наверняка очень помято, но причём тут кто-то? Потом дошло. Волосы. Одной фразы было вполне себе достаточно.

— Сама.

— Это настолько накрыло..? Ты поэтому сегодня..?

— Да.

Встреча сине-зелёных и золотых глаз. В первых читалось понимание и глубокое сочувствие, вторые смотрели на этот мир с дичайшей усталостью.