luigi rubino — les larmes d'automne
luigi rubino — nostalgie
luigi rubino — he is her
∞
4-е сентября, 20NN
Йоэль спешит поныть об этом происшествии Йоонасу и Нико, и в следующий раз, когда они пересекаются в столовой, он всё стремится начать с этого разговор — но темы постоянно уходят на что-то другое. Дни-то идут, в вихре вводных лекций и попыток запомнить, сколько новых книг им нужно вытащить из библиотеки и благополучно потерять, и сколько курсовых будут довлеть над ними под конец семестра — а Йоэль уже успел запутаться и потерять им счёт. Впрочем, он, как обычно, сдёрнет их откуда-нибудь, да наговорит чепухи для воды. У него самого на нервах уже успел потанцевать чёртов Ээмиль — но он уже давно научился его игнорировать; его беспристрастное лицо перестало приносить тому удовольствие.
В глазах Нико кроется вселенная усталость — четвёртый учебный день, а обязанности старосты уже успели захлестнуть его, и, судя по его раздражённому тону, которым он о чём-то жалуется Йоонасу, когда Йоэль закидывает свой рюкзак к ним за столик, его одногруппники уже осточертели.
— Я им сказал уже раза три. Три. Вот список книг, пожалуйста, с ним тащитесь в Библиотеку и спрашивайте — это, это и вот это. Нет, я прихожу на пары, и на меня смотрят глазища со столовые блюдца, и эти оболтусы спрашивают — «а что, нужно было книжки брать?» Я их нахрен на-
— Тише, тише, — Йоонас успокаивающе натирает плечо Нико.
— Астралом клянусь, подмешаю слабительное на следующей лабораторке по алхимии.
Йоэль строит сложное лицо вгрызается в свой вегетарианский панини. Рядом Йоонас тяжко вздыхает и наклоняется под стол, чтобы что-то вытащить из своего рюкзака — и через пару секунд перед ними падает книжка.
Нико вздрагивает и матерится, чуть не уронив свой термос.
— Вы только посмотрите на это, — выдаёт Йоонас. — Бессмыслица полная!
— Что это? — Нико перегибается через стол, пытаясь разглядеть обложку. — О…
— Кто вообще поставил онейромантию в обязательные предметы, а? Чьи кишочки мне проклясть?
— Онейро… что? — Нико моргает. — Звучит как какой-то фетиш, мне нравится.
— Да не то слово, мозги имеет во всех позах, — Йоонас запускает пальцы в кудри и драматично-трагично закатывает глаза. — Здравый смысл вышел из чата.
— Это толкования снов, — поясняет Йоэль. — Какой здравый смысл, у нас Магическая Академия, а не Экономический колледж.
— Как будто там что-то подвластно здравому смыслу, — морщится Нико.
— Я, может, прорицатель и гадалка хорошая, — продолжает Йоонас, недовольно разглядывая книжку, — и, ладно, легко понять, ждёт ли человека неминуемый трындец по тому, чистую ли воду он видел во сне, или грязную. Но что делать, если этот человек во сне с огромными гуманоидными огурцами дрался?
— Добро пожаловать в мою жизнь, — бурчит Йоэль в ответ. На вопросительно вскинутую бровь Нико добавляет: — По крайней мере, вы не веселитесь с астральными проекциями, потому что мир очень от вас этого хочет, а вы просто, ну, не проецируетесь никуда от слова совсем.
— Кстати говоря, — Нико отставляет в сторону термос и складывает руки на столе. — Как прошло-то?
— Восхитительно, — сквозь зубы давит Йоэль. Сарказм буквально сочится с языка. — Угадай, кого я встретил?
Эти двое переглядываются — Йоэль на секунду чувствует себя героем того сериала про заядлых сплетниц, который смотрела его мать в далёком его детстве.
— Наше готическое облачко?
— Да-д… чего, прости?! — Хокка аж давится салатом, когда до него доходит странная «нежность» выражения. Он бы приложил его как-то более… едко.
— Алекси.
— А. Именно его, да. Странное прозвище.
Нико пожимает плечами вместо ответа.
— Ну так что, — Йоонас тоже наклоняется вперёд, заговорщицки сверкая глазами. — Он выглядел так, словно собрался высосать твою душонку и захватить контроль над твоими мозгами?
Йоэль моргает.
— Нет? — он хрюкает. — Нет, просто это было как-то очень тупо и неловко.
Йоонас срывается со стула и пригибается максимально близко к лицу Йоэля, щурясь и пытаясь высмотреть что-то в его глазах. Хокка отодвигается от жаркого дыхания друга и хмурится.
— Ну, вроде никто твои мозги не контролирует, — Порко садится обратно и выносит свой вердикт.
— А душа на месте? — ехидно спрашивает Нико.
— Ты имеешь в виду эту непроглядную чернющую бездну и тягость существования? Всё на месте, наш Йори в порядке.
Йоэль недовольно стонет, прежде чем вывернуть два средних пальца перед хитрющей рожей Йоонаса.
Нико ждёт, пока они оба не успокоятся и не усядутся обратно, вдруг серьёзный — Йоэлю кажется, что сейчас они вернутся к той теме разговора, которую он не застал, и не самой приятной.
— Но, знаешь, будь осторожен там, — произносит он, упираясь щекой о свою ладонь.
Йоэль хмыкает — ну, осторожность это не про них, Нико думает вообще, кому это говорит? Но Нико мрачно усмехается и берёт свой термос в руки, словно якорь в этих тяжёлых мыслях; его длинные каштановые волосы волнами падают ему на плечи. Он молчит, поджав губы, и Йоэль бы многое отдал, чтобы знать, что именно он упускает, какую деталь; если, конечно, Нико просто не строит из себя саму таинственность — это они могут, правда, Моиланен обычно в меньшей мере, чем Йоонас или, кстати, Томми, теряется в этом магическом мироощущении, а возглавляет отряд нервозных любителей накручивать Хокка, по собственному самоироничному желанию, а не он.
— Рядом с ним, рядом… да с кампусом вообще, не знаю, спроси Йоонаса.
— Атмосфера тухленькая, — понимающе кивает Йоонас. — Вообще ни к чёрту.
Йоэль знает их обоих достаточно, чтобы не тешить себя иллюзиями, что их это на самом деле беспокоит настолько, чтобы следовать собственным словам и держаться подальше от того, о чём предостерегают его сами — вовсе нет, сквозь полуприкрытые глаза Порко просвечивает энтузиазм.
С другой стороны…
— Ты это каждый год заявляешь.
— Ну, да, — Йоонас дёргает плечами. — Но сейчас-то я серьёзно.
Йоэль закатывает глаза.
— Ладно, я всё равно в ближайшее время не потащусь в Башню, — подытоживает он. В его словах скользит невысказанное «и не столкнусь с Алекси больше». — Не вижу повода беспокоиться.
Он откидывается назад; тем обычно для разговора больше, чем времени на него, но никто не спешит продолжать. Нико допивает содержимое своего термоса и встаёт из-за стола, чтобы убраться в рюкзаке; Йоонас заканчивает вслед за ним и тоже поднимается, бросая последний взгляд на часы над кафетерием. Времени как раз достаточно, чтобы добежать до кабинета без риска оказаться запертым снаружи — как любил делать препод по криптозоологии. Правда, Йоэль ловит себя на мысли, что вообще в душе не ведает, по чему у них сейчас будет пара, и будет ли вообще — расписание ещё не устаканилось, постоянно переносы и утряска, как обычно это бывает в первые недели после начала года. Не то Астрология — в башне, куда он только что клялся не заходить больше, не то прикладная магическая геология. Или вообще пара по латинскому языку.
Скорее всего, латинский.
— Ну, — Йоонас кладёт руку на плечо Йоэля, — sequere me, amice, нам пора в путь до Библиотеки.
∞
13-е сентября, 20NN
Атмосфера, как её называет Йоонас, всё-таки оседает на сердце Йоэля тяжёлой фантомной болью чисто человеческой эмпатии. Тяжело, и его собственной тревоге, тоже не магического происхождения, это ощущение никак не помогает, только вызывая волну надоедливой и выматывающей бессонницы. Из-за этого он засыпает на первой паре с утра и почти пропускает первый тест — скорее вводный, но оттого не менее неприятный. Этот курс он делит с Олли; точнее, это Матела с ним делит, Йоэль должен был пройти его ещё пару лет назад, но — вот к чему приводит нерешительность, и он оказывается среди второкурсников.
Сам Олли безбожно опаздывает. Йоэль роняет голову обратно на руки; если его друг опять решил пропустить полпары, потому что зачем ещё нужны двенадцать орущих блэк-металлом будильников, которые перебудят всю общагу, но никак не самого Олли, значит… значит, никакой помощи он не дождётся на этом тесте. Ещё один в копилку долгов, прямо с самого начала семестра.
Но, может, его мысленные стенания всё-таки призвали Мателу — дверь со скрипом открывается, и в кабинет залетает он, красный и распыхтевшийся от бега, мгновенно пробираясь к своему месту рядом с Йоэлем. Он бормочет на ходу извинения — но увы, профессор так просто его не отпустит. Он приспускает очки на кончик носа и нащупывает лист со списком группы.
— А вы у нас кто? — его рука замирает с орлиным пером над бумагой.
— Ну это, — Олли тяжело дышит и бросает под парту Йоэля рюкзак. — Как обычно, Олли.
— «Как обычно» — это имя или фамилия?
— Образ жизни это, — Йоэль бормочет. — Как дела?
Олли быстро пожимает плечами и улыбается виновато, его взгляд падает на вопросник перед Йоэлем — почти что девственно чистый, только с одной-единственной надписью — именем и фамилией.
— Вот чёрт, — выдыхает он и обращается уже громче: — А можно мне сдать тест?
— Я вас здесь, между прочим, за этим и жду, — профессор недовольно постукивает пером по чернильнице. — Быстрее, Матела, мы только начали.
Йоэль поднимает взгляд, наблюдая, как Олли бежит через весь кабинет к кафедре и возвращается обратно уже с листом, наконец плюхается на своё место рядом с ним.
— Да нормально, — отвечает он. — Просто спать поздно лёг. Ну, ты меня знаешь.
Олли возится с ручками и карандашами; Йоэль снова поднимает свой вариант в очередной попытке — бесполезной, конечно, но, видимо, аура Мателы влияет на его мозги, или пропало чувство одиночества, особенно неприятное в такой ранний час, и вопросы уже не кажутся совсем уж набором бессвязных букв.
Хотя лучше едва ли стало, и тем более не яснее, что писать. Он наугад проставляет часть ответов, над некоторыми пытается руководствоваться логикой, и зависает, снова, над особенно вычурными вопросами. Ничьей вины в этом нет, кроме его собственной — что особенно раздражает; хочется головой об эту самую дубовую парту побиться. Даже Алекси, мать его, здесь не при чём, хотя обвинить его хочется, просто потому что. В конце концов, он не выдерживает и пододвигает лист к Олли.
Этот умник уже заканчивает. Только начал, и уже большую часть листа забил. Йоэль даже не знает, гордиться ему или раздражаться ещё больше, но он осторожно трогает его плечо.
— Поможешь с этим? Всё остальное я сам…
Олли смотрит на него тяжело, когда отрывается от своих вопросов — в глазах немое порицание, и Йоэль пытается сделать максимально виноватое лицо. У него это получается куда хуже, чем у Порко.
— Давай сюда, господи, — он быстро пробегается глазами по другим вопросам, больше из привычки. — В шестом третий вариант, мы об этом раза три на той паре говорили. А здесь, ну…
Он карандашом пишет что-то на полях со словами «потом сотрёшь», буквально тезисы, но этого достаточно, чтобы Йоэль относительно вспомнил, что к чему — видимо, на «той паре» он либо пропустил половину, либо спал, как сейчас. Олли, боже храни его ангельскую душу, отодвигает лист от себя и пожимает плечами.
— Вроде так.
— Спасибо. С меня…
— Нефильтрованное, — Матела вздыхает. — И, Йоэль?
— М?
— Можно ещё будет попросить совета?
— По поводу?
Щёки Олли слегка розовеют.
— Томми.
Йоэль коротко кивает и хлопает по плечу. Странно, что эта просьба не к Порко — но, видимо, Матела чувствует эти грозовые облака на чужом личном фронте и боится лезть со своим в чужое, под оголённые провода; Йоонас чувствителен сейчас, особенно как-то, хоть и от обычного Йоонаса отличается немногим. Улыбка чуть шире и чуть неестественнее, и если бы Йоэль его не знал так, то бы поверил.
Но — нет, значит нет.
Это удивительно, и не столько потому, откуда вокруг него собралось страдающих от турбулентности в личном, а сколько от того, как самого Йоэля эта романтика пугала больше, чем тянула и остро напоминала об одиночестве. Годы жизни — как бы пафосно не звучало, когда он имеет в виду всего-то пару десятков с хвостиком — только убедили его в том, что ему это совсем, ничерта, нихренашеньки не нужно.
Он сдаёт свой вопросник последним и заваливается обратно за парту, укладывая голову на руки, и спит до конца пары в тревожно-вязкой полудрёме.
∞
Йоэль поначалу путается, что идёт первым — Оранжерея, Томми, Олли, Йоонас или это безумное количество растений в горшках (которые населяют их с Порко комнату, а впоследствии частично экспроприируют пространство в комнатах Нико и Олли), но проходит до стыдного много времени, прежде чем эта цепочка наконец встаёт в определённый порядок, и — они успевают сдружиться, происходит вот то самое судьбоносное противостояние льда и пламени на всю Академию, и только потом Йоэль неожиданно спрашивает, а какая у Порко специальность. Оказывается, что это ни гадания и не ауры, и даже не амулеты — всего лишь рукоделие в качестве хобби — а магическая ботаника. Больше перспектив — даже он признаёт, что тонкие материи особенно далеко не приведут никакого мага, зато что-то более близкое, физически ощутимое — вот это да. Сам того не понимая, обнадёживает Йоэля.
Ботаника... Может, пойдёт потом, под конец своей учёбы, на педагогическое направление – так он сказал ему ещё в первые дни знакомства. Будет сидеть в Оранжерее и пояснять первокурсникам, как правильно пересаживать мухоловки, чтобы они не откусили пальцы к чертям. Правда, время шло, а он всё ещё упорствует в том, что выбрал с самого начала; тяжесть близящегося выпускного становилась всё явственнее и явственнее на их плечах.
Но как-то так – ещё когда Йоэль фырчал на мир со своей парты в углу, а Йоонас был панком с кислотно-сиреневыми волосами, - в его жизни появляется Матела, и через некоторое время — Томми.
Нико наигрывает на старом пианино в гостиной их общежития что-то меланхолическое — потом скажет, что «Осенние Слёзы» Луиджи Рубино, и звучит это чрезмерно драматично, ведь только сентябрь на дворе, и даже листья ещё не пожелтели, чтобы предаваться той самой пронзительной душевной боли, но — кто он такой, чтобы осуждать Нико за то, что он наигрывает что-то под свою душу, оглядываясь на Йоонаса — Порко же жуёт трубочку из стаканчика с баббл-ти и болтает о чём-то увлечённо с Олли и Томми.
Он вздыхает. Йоонас совсем не слеп, хотя, возможно, он всё ещё глубоко переживает – маска идёт трещинами, как бы он ни старался – чтобы попробовать снова, даже если это Нико; и у Йоэля нет ни объяснений, ни успокоения для самого Моиланена. Он может предложить быть максимально честным, например – хотя для этого ему не нужно никого просить. Он делает мысленную заметку поймать Йоонаса; просто спросить, ничего больше, просто быть хорошим другом для них обоих. Чёрт, кто бы его сердце успокоил.
У него нет ответов и для Олли, по крайней мере, того, что он хочет услышать. Йоэль даже не уверен, что ему они и нужны – Матела роняет голову на плечо Томми, глядя прямо на Йоэля из-под полузакрытых глаз.
Йоэль понимает. Не знает — не болит, не горит и не тянет внутри ведь так, как у них, и он бы сказал «пока», но хочется, чтобы «никогда». В голове только одно — лишь бы этот год прошёл, как предыдущий, и тот, что перед ним — за мешаниной из лекций и домашних работ, лабораторных и тестов, среди того небольшого количества развлечений, которые предлагает Академия.
«Войдёт в анналы истории как самый отбитый год в его жизни».
Да лучше бы нет.
∞
«Не столкнётся с Алекси», мать его.
Помяни чёрта — вот и его хвост, думает Йоэль, и в его ситуации Алекси как-то очень смахивает на настоящего чертёныша со всем этим ворохом историй. Он влетает в него по пути на вербальные заклинания — его специальность теперь, видимо — в совершенно пустом коридоре, чуть не сбивая на холодный каменный пол. Рядом с ним нет ни Олли, в этот раз у него целебная магия и целых две пары подряд, и Йоонаса тоже нет, чтобы разбавить неловкость ситуации. Только они вдвоём.
Алекси отшатывается от него, поправляя съехавший с плеча рюкзак. Он в длинном тёмном пальто и дурацком свитере поверх рубашки, и поднимает на него растерянный взгляд — уже не такой холодный, кажется Йоэлю, и даже радостный отчего-то, когда он узнаёт его.
— Привет, — смущённо начинает он.
Йоэль только резко кивает в ответ, вскидывая руки — пусть будет извинение, он ещё не определился, что именно он хочет ему сказать, и хочет ли вообще.
— Я, эм… ты знаешь, в каком кабинете пары по продвинутым вербальным заклинаниям?
Кровь стынет в жилах Йоэля, и он замирает, сжимая челюсть.
— Так мысли мои прочти, чего тебе стоит? — грубо вырывается у него. Алекси мрачнеет, и только вздёрнувшиеся в подобие улыбки уголки губ сразу опускаются.
— Ты сказал, что тебе это не нравится, — говорит он — просто констатирует факт, и Йоэль сдувается. — Я стараюсь не обращать внимания.
Он запомнил. Хокка отводит взгляд, стараясь не выдать чувство вины — и какой-то ярости, которую этот парень в нём вызывает. Иррациональной. Неестественной.
Он закатывает глаза и с секунду думает о том, чтобы бросить короткое «Я не знаю» — кому он будет врать, Алекси? Хотя он удивляется самому себе, когда поднимает руку и тыкает в сторону нужного кабинета.
— Двести четвёртый, — бросает он. — От лестницы налево.
Он ловит мимолётом благодарный кивок Алекси и срывается на быстрый шаг — в совершенно другую сторону. Он даже не оборачивается; ощущение, что на него смотрят, преследует его до самого поворота прочь, но нет, он не потащится на эту пару, не с Алекси. Нико его с дерьмом сожрёт, когда узнает, и, скорее всего, он получит по ушам от декана, но — чёрт.
Нет.
Не сегодня. Пошло всё к чёрту.
∞