∞

2-е сентября, 20NN

К чёрту астральные проекции.

Декан медленно высасывает мозги Йоэля через метафорическую трубочку, уже минут десять, разговаривая про высшие материи и непостижимое за пределами этой реальности, и Хокка не знает, чего ему хочется больше — заорать матом или совершить манёвр стратегического отступления через приоткрытое витражное окно. Его начинает раздражать этот скрипучий голосок, спрашивающий его, чего он хочет от своей Волшебной Жизни в который уже раз. Снова про специальности, и снова — да, он знает, что ему нужно определиться, на какую тему он будет писать свою выпускную работу, и что в конечном счёте ему пропишут в том заветном документе, и ему даже хочется уже определиться, хотя он от этой жизни не хочет ничего, только чтобы перестали смотреть волком, но, видимо, не судьба.

Или наоборот — судьба такая.

Фу.

Но оно так не работает. Он старается изо всех сил, но это самое высшее нематериальное просто отсутствует в списке его магических способностей — хотя он даже не знает, что там есть. Ему кажется, что это всего лишь отрезок нулевой длины с координатами в точке (0, 0). В принципе, он не прав — он легко создаёт в руке огненный шар и откинуть кого-нибудь чистой энергией, он так делал, и не раз — не всё так плохо, но одновременно с этим — что может быть хуже грубого физика в мире тонких материй?

Он трясёт коленом и кивает невпопад, и вроде он теперь «практикующий заклинатель», когда к концу второго десятка увещеваний декана он сдаётся — хотя бы это он умеет, и даже не после пары неудачных попыток, а стабильно и сразу. Но душа воротит нос — чувствует, что это не его судьба.

Но что тогда она, возникает вопрос, и Хокка снова теряет след возможного ответа.

Он снова отводит взгляд, отстраняясь от очередного потока тошнотворно-сладкой речи. Разглядывает осьминога в аквариуме — такого неуместного здесь, как и он; но, по крайней мере, осьминогу не нужно заботиться о смыслах жизни и истинном призвании — как человека, как мага, кого угодно. Он не думает.

А Йоэль слишком сложен биологически, и вообще на своё несчастье разумное создание, чтобы об этом не думать каждую ночь.

∞

Нико вырастает перед ним лохматой и недовольной тенью, но по крайней мере — в человеческой форме. Логично, прошло-то уже сколько дней, Йоонас не настолько пьян был, чтобы усложнить Нико жизнь (или упростить, тут как посмотреть, хотел бы Йоэль быть пушистым котом и ничего не делать весь день) на целую неделю. Хотя Йоэль бы посмеялся, если бы Порко притащил на пары своего одногруппника в форме кота — и не просто студента, а вообще старосту целого курса. Было бы забавно.

Йоэль отмечает про себя, что снова, кажется, увяз по колено в собственных мыслях и совсем потерялся в себе, что общался с Нико — весьма нормально изъясняющимся финским языком — и вчера, и позавчера, но мысль о том, что он больше не кот, пришла только сейчас. Впрочем, ничего странного в этом нет, ни для него, ни для этого места. В Академии время идёт словно нелинейно, пытаясь вытанцовывать вальс с судьбой под мат-рок. Да даже мат-рок подчиняется какому-то, пусть и нестандартному, ритму, здесь же не было системы — как число пи.

Впрочем, с числом пи — это к Томми. Нумерология была в списке того, что Йоэлю не давалось наряду с астральной (мать её!) проекцией.

Вслед за Нико является Йоонас — именно так, ибо явление Порко народу всегда чёртов перфоманс, показ мод и второе пришествие одновременно, особенно для тех, кто не застал его не самое грациозное пробуждение — и Йоэль, как обычно ускользнувший из комнаты ещё до рассвета, среди них. На голове не то результат неудачной лабораторной по алхимии, не то инсталляция-перформанс «жизнь сахарной ваты».

Кошмар.

Йоэль проводит пятерней по спутанным волосам.

Они тащат его в сторону столовки на обеденный перерыв. Йоэль думает о том, что ему опять потребуется с месяц пялиться в лист в деканате, чтобы запомнить порядок своих занятий; как назло, как только он начинал в них ориентироваться по памяти, наступали экзамены, каникулы, и круг страданий запускался заново. Йоэль торчит из очереди, как фонарный столб в частоколе, и Нико нагло пользуется их разницей, заставляя его продиктовать все цены на выпечку. Подорожали опять. А на вкус, наверное, ещё больше стали похожи на картон. Йоэль возводит глаза к потолку и долго ищет глазами вершину готических сводов.

— Нико, — ноет он, — Нико, я не хочу сдавать астральную проекцию. Почему он так хочет, чтобы я… проецировался куда-то.

— Я сделал всё, что мог. Хочешь, сварю тебе…

— Не надо, — Йоэль кривится от воспоминаний о горьком пойле, которое Моиланен попытался предоставить в качестве помощи в сдаче экзамена. Эффект получился прямо противоположный.

Йоонас снова смотрит на него задумчиво-непонимающе, словно пытается найти причину в глазах Йоэля. Только там её нет, если только глаза не зеркало души — и то, навряд ли чёрная, как смоль — в этом он уверен — душа Йоэля может дать какой-то ответ.

— Что? — Йоэль щурится в ответ. — Ну что, Порко, только не говори мне «расслабить булки».

Он только отмахивается и отвлекается на то, чтобы ухватить последний сэндвич с беконом.

— Запущенный случай, — Йоонас впивается зубами в хлеб.

Запущенный что не то слово. Йоэль даже поспорить с ним не может. Может только выставить средний палец — для профилактики, нечего повторять очевидные вещи.

Краем глаза он замечает Олли — их маленького книгочея почти не видно за грудой фолиантов у него в руках, и только когда эта груда с грохотом опускается к ним на стол, Йоэль видит взъерошенную физиономию Мателы. Он поправляет выбившиеся кудри и неловко улыбается.

— Присмотрите?

Йоонас кивает с энтузиазмом, и пока Олли занимает очередь за своим завтраком, разворачивает стопку к себе — чуть не роняя криво уложенный том «Художественного Курса Символизма».

Томми рядом с ним опять нет — да его в принципе редко можно увидеть, криптид чёртов. Йоонас уже успел поныть насчёт того, что сегодня они своего гороскопа не дождутся. Жалко — Йоэлю бы сейчас помогла поддержка звёзд, а то в последнее время они только и делают, что игнорируют его.

∞

В Башню дорогу Йоэль помнит наизусть. Последний экзамен — основы астрологии — ему удалось сдать с помощью Нико, разобравшись одним только курсачом, написанным потом, кровью, слезами и… в общем-то, рукой Олли. В этот раз фокус не сработал — профессор страстно желал увидеть, как Йоэль выходит на связь с Астралом.

Хокка же сомневался, что у него это получится.

Он взбегает по истёртым мраморным ступеням — от одного их вида уже мутит — и ловит отражение своего уставшего лица в хрустальных колоннах. Башня некогда казалась ему — да и сейчас кажется, если он будет честным — завораживающе красивой, со своими витражами хрустально-голубых и кварцево-розовых тонов. Просто… ассоциации — все его десятки пересдач, каждый его провал, тряска над очередным запоздалым курсачом, всё это испортило его отношение к этому зачарованному месту. Вконец.

Он замирает перед тяжёлой деревянной дверью и пару раз глубоко вздыхает — а вдруг получится расслабиться и успокоиться. Может, Нико и прав, и дело в том, что у него сердце стучит, как бешеное, перекрывая доступ к капризному Астралу, а делать это нужно с чувством и расстановкой, вытащив голову из лабиринта забот и тревог — и тогда Астрал сочтёт его достойным увидеть этот прекрасный мир эфемерностей и метафизики, или что там от него так яростно требуют узреть?

В чём вообще смысл всего этого?

Разумеется, проще сказать, чем сделать. Одного слова «экзамен» в сочетании со словом «пересдача» хватает, чтобы его живот скрутило в очередном приступе тревоги — и, слава грёбаному Астралу, только метафорически. Видел он неудачников с курса телекинеза в больничном корпусе.

Он делает шаг внутрь и осматривает зал — как всегда, огромный и пустой — в поисках профессора. И — застывает в проходе, с ладонью на дверной ручке, когда не видит никого, кроме черноволосого парня на первом ряду.

Плохо, что Томми не было.

Гороскоп у него явно ни к чёрту. Так он хотя бы избежать мог...

Он открывает рот прежде, чем начинает думать.

— Какого чёрта ты здесь делаешь, Алекси?!

Алекси — Каунисвеси — поднимает голову и смотрит на него в упор, с отчуждённым безразличием в голубых глазах. Всего на секунду его поразительно ледяной взгляд пронзает Йоэля, и он отворачивается, чтобы опустить голову и уставиться снова на свои руки.

— …И где профессор?

— Будет через десять минут.

Йоэль резко понимает, что впервые слышит, как Алекси разговаривает — и его голос оказывается намного ниже, громче, не такой забитый и писклявый, как он представлял себе, если в принципе занимался таким занятием, как мысли о встрече с Каунисвеси. Это выбивает его из колеи, и ещё больше, когда он не может найти никакого язвительного комментария, никакого неприятного эпитета, кроме того, что голос кажется ему приятным.

Но — ему подходило.

Ему, и его «славе».

∞

Йоэль знал Алекси.

Ну, как «знал» — через слова Нико о том, что он там сын какого-то там из ректората (а точнее, если память ему не изменяла, херра Каунисвеси был проректором по учебной работе, весьма и весьма весомая позиция), проскочил пару курсов не то по блату, не то по природной гениальности. Его личность за тот год, сколько он был в этой Академии, обросла таким количеством слухов, и не то что бы Йоэлю хотелось начинать в них разбираться. Да и не верил он особо — в конце концов, он сам провёл свои первые два курса под гнётом слухов о себе, да и до сих пор не избавился от большей части. В целом, ему было… плевать.

То он у них мысли читал и будущее вплоть до тепловой смерти Вселенной видел, то ложки и вилки гнул взглядом, то вообще чуть ли не жнецом душ подрабатывал — вот во что Йоэль не мог ни разу поверить. Его не любили на потоке и обожали преподаватели, его называли Призраком Библиотеки и Готическим Принцем Обзорной Башни.

Ладно, последнее всё-таки действовало Йоэлю на нервы, причём конкретно так. Почему он, вечно ошивающийся и пугающий первокурсников на туманных задворках кампуса, должен поступиться своим титулом принца тьмы ради какого-то там выскочки, который даже обязательное студенческое крещение коскенкорвой на первой вечеринке в честь начала года не прошёл?

Но… глубоко внутри Йоэль ощущает странный интерес. Может, просто мимолётное и иррациональное, всё-таки выбивающееся из общего явление; или дело было в том, что сам Хокка видел в описании Нико самого себя, сквозь слои и слои из недомолвок и откровенных сказок — и будь он в другой компании, сказал бы Нико что-то подобное и о нём?

Да, наверное.

Нико встречался с ним дважды, на зачёте по основам астрологии и истории оккультных учений. Йоонас столкнулся на практике по чтению аур. Олли и Томми, по идее, были его одногруппниками — но, видно, Алекси шёл совершенно параллельным путём, едва являясь на пары, и каждое его прибытие было как пришествие как минимум Антихриста.

Да не было в Академии «заочки», не могло быть.

Запоздало Йоэль думает о том, что немного грубо начинать разговор с такого наезда, даже не поздоровавшись — и даже не зная, имеет ли Алекси хоть какое-то понятие, кто такой Хокка.

Впрочем, голубые глаза со слегка лисьим разрезом, смотрящие словно сквозь физическую оболочку на самое сокровенное и тёмное, снова смотрят на Йоэля, отвечая громче каких-либо слов.

∞

Эти десять минут — самые неловкие, мать их, в жизни Йоэля, превзошли даже его попытки приударить за девчушкой в школе, которая потом через неделю его бросила, устроив скандал посреди фойе. Они сидят, уставившись в воздух, в полной тишине; Йоэль вслушивается в шорох листьев за окном и поскрипывание старого дерева.

Никто из них не осмеливается начать разговор.

В какой-то момент Йоэлю приходит в голову дурная мысль совершить «первый контакт» — его разрывает любопытство и, одновременно с этим, осторожность и неестественное, щиплющее ощущение, что за ним наблюдают, хотя Алекси вообще в его сторону не смотрит. Он прокручивает в голове всё, что о нём знает — и продолжает натыкаться на то удивительное сходство. В конце концов, они оба были — да и до сих пор есть — изгои, два человека с репутацией мрачных теней Академии. Даже если Йоэль не очень-то и желает делить с кем-то эту роль.

Кажется, что между ними больше сходств, чем различий, думает он.

— Я Йоэль, — он протягивает руку со слегка дрожащими пальцами.

— Я знаю, — приходит ответ.

М-да, приветствие полностью провалилось. Йоэль быстро отводит глаза в сторону, чувствуя, как его уши начинают гореть от неловкости — но ладно, если знает, так и чёрт с ним, но ему нужно собраться с духом, чтобы снова заговорить, о том, что его беспокоит — интересует? интригует? — в Алекси больше всего, и это…

— Да, я телепат, — отвечает Алекси, опередив его вопрос. — Эти слухи верны.

Йоэль остаётся замершим с приоткрытым ртом; слова застряли у него на языке. Как вообще с ним разговаривать, если он заранее знает, что ему собираются сказать? И разве это не грубо вламываться в чьё-то настолько глубоко личное пространство, как сам разум? Вот это повод для паранойи. По крайней мере, курсы телепатии теряют в популярности последние годы, так что шансы на то, что кто-то запустит свои метафизические ручонки в его мысли, невелики…

Но, как он недовольно подмечает, не равны нулю.

— Есть разница между естественной телепатией и выученной, — отмечает Алекси, и Йоэль возмущённо фыркает.

— Слушай, чувак, вылазь к чёрту из моего мозга, — выпаливает он. — Что если бы я думал о том, как кого-нибудь перегнуть через парту и… твою мать, лучше бы я об этом не говорил.

— Думаешь, я это контролирую?

Йоэль теряет ход мысли и обрывается на полуслове, только моргая в ответ на неожиданное признание.

— Я же говорю, есть разница, — тихо продолжает Алекси. — И нет, я обычно не слышу людей так отчётливо, это ты орёшь даже в своей голове, настолько, что я не могу понять, ты вслух говоришь, или нет.

— Я? Я кричу? — Йоэль вскидывает брови.

— Да, я как будто сижу рядом с радио, выкрученным на максимум.

— Какого хрена?

Алекси пожимает плечами.

— Видимо, ты просто человек такой.

Он топит его в очередной волне неловкой тишины до конца ожидания и не сводит глаз с книги перед ним — Йоэль прищуривается, косится через плечо, но не улавливает ни заголовка, только стены текста непонятно о чём.

Дверь со скрипом открывается, и в зал заваливается мужичок, придерживая подмышкой папку — и из головы Йоэля всё напрочь вылетает вместе со старательно вызубренными ответами на вопросы. Алекси здесь лишь для того, чтобы подписать какую-то бумажку и исчезает буквально через минуту, оставляя его наедине с собственными бесплодными страданиями над астральной проекцией.

И мыслями о том, что, видимо, он человек такой.

...Какой?!

∞