augustana — twenty years

augustana — boston

arcade fire — cars and telephones

∞

17-е декабря, 20NN

Алекси просыпается намного позже, чем он ожидал; шорохи снаружи проскальзывают в его сон, и он лениво разлепляет глаза. Он моргает; на секунду теряется, разглядывая довольно-таки неожиданное и незнакомое зрелище, но потом замечает, высунув голову чуть дальше из одеяла-кокона, долговязую фигуру Йоэля. Хокка, изо всех сил стараясь не шуметь, занят борьбой с узкими джинсами.

Йоэль на него не обращает внимания, попадает пальцами сначала в одну дырку, потом в другую, и почти падает на кровать, прежде чем одежда ему поддаётся. Он, почёсывая голую поясницу, уходит в другой конец комнаты, снова исчезая из поля зрения Алекси, и начинает греметь уже чайником.

Он бы встал, побыл немного полезным ради разнообразия из чувства вины за такое внезапное появление, но — вставать не хочется, вообще. Ноги продолжают ныть после вчерашнего «марафона», противно и мешая нормально расслабиться — он даже радуется немного, что вымотался ещё и морально, настолько, что вырубился буквально через несколько минут, до того, как болезненные ощущения бы его догнали. Так бы он промучился всю ночь.

Он осматривается в поисках любых часов, чтобы узнать, как долго он вообще продрых — но вокруг только невообразимое количество растений, как Оранжерея какая-то, и постеров по стенам. Улыбается, заметив среди них знакомые названия — то есть, он в курсе, понял его примерные вкусы из разговоров, но видеть их странным образом утешает. Йоэль же не выглядит особенно выспавшимся. Не то чтобы Алекси хоть раз слышал от него, что он хорошо поспал, больше о замучившей бессоннице…

За окном снова навалило сугроб за ночь — только у Алекси он обычно меньше, не с подветренной стороны, а тут прямо на подоконник залетали белоснежные хлопья. Почти до половины окна…

— О, — Йоэль, наконец, замечает, что Алекси проснулся. Улыбается застенчиво.

Он ждёт; это написано на его лице, в нетерпеливом взгляде и во всех его мыслях — он ждёт ответов, объяснений, вопросов так много, что Алекси не знает, что сказать — даже после того, как выспался. И, в конце концов, начинает с того момента, когда всё пошло наперекосяк. Йоэль разворачивается к нему всем телом — как он обычно это делает, — и слушает, смотря так тепло на него. Может, Алекси даже запинается немного, когда ловит этот взгляд — и, может, именно это, а не приятно толстое одеяло, начинает его согревать.

Он пересказывает все планы своего отца, сначала медленно и неуверенно, а потом слова сами начинают слетать с языка. Он говорит и говорит, о своём искреннем смятении и обо всех конфликтах, о дилеммах и страхах, всё это просто льётся одной словесной рекой — и Йоэль слушает.

Становится удивительно легко.

Он останавливается, когда доходит до вчерашнего дня — потому что Йоэль снова оборачивается к чайнику, который он так и забыл поставить, и потому что сам Алекси уже запыхался.

Пауза затягивается комфортной тишиной — как снаружи, так и внутри его головы, хотя он все ещё слышит эхо чужих мыслей из общежития, отголоски тихо бурлящей ярости и искреннего шока Йоэля.

— Мы ходили в Архив недавно, — вдруг говорит он. — Не тот, что в библиотеке, а другой… Нико хотел найти доказательства. Мы догадывались, что твой отец пытается провернуть какие-то подковёрные махинации. Нас прогнали буквально в тот самый момент, когда мы что-то нашли.

Алекси хмыкает.

Нико? Случайно не тот низкий парень, который утащил Йоэля, прежде чем тот продолжил драку с Ээмилем в кабинете декана? Забавно, что они потом снова столкнулись в медпункте. Он выглядел мрачно, и ворчал даже в мыслях, и Алекси показалось тогда, что тот испытывал к нему какую-то неприязнь. Видимо, он обманулся суровым взглядом из-под изогнутых бровей…

— Академия бывает чудной, да? — он мрачно улыбается.

— Думаешь, её вина? Что уборщице надо было притащиться вот прям в тот момент?

— А что ещё? В Академии не бывает совпадений.

Йоэль зависает с чайником в руках, задумчиво уставившись на Алекси.

— М-м-м, — наконец, отзывается он. — Может быть.

Он продолжает шуметь, гремит в поисках кружек и ворчит, потому что Порко куда-то запихнул коробку из-под чая, и возится с чем-то внутри шкафчика.

— Честно тебе говорю, — продолжает он, — он у меня получит, батя твой. Пойду к ректору и всё-всё перескажу. Или… ну, могу Нико послать, его он точно послушает.

— Да я достаточно уже сделал, — пробормотал Алекси.

— Что? Эй, он же притащится тебя искать, а я это так не оставлю, нихера подобного, пока не буду уверен, что ты здесь — хотя бы здесь! — в безопасности.

Алекси даже замирает, открыв рот — хочет возразить, но глаза Йоэля горят так яростно, что все слова просто улетучились. Только эхом пока не буду уверен, что ты в безопасности — и ещё дюжина громких мыслей, снующих в голове, перекрывающих друг друга в единый шум какой-то удивительной решимости.

И не находит, что ответить.

∞

К тому времени, когда Алекси заканчивает последнюю часть своей истории, добравшись до конкретной причины, почему он здесь, Йоэль превращается в комок едва сдерживаемой ярости. Он морщится; он решил, что лучше испортить всё своими руками, без чёртового запасного плана и без подушки безопасности, кроме смутной надежды, что на Йоэля можно рассчитывать. Как будто бросить огненный шар в конюшню — за те же секунды вспыхивающего сена его семья перешла от жеманных улыбок и выжидательных взглядов к чистой ярости, которую он никогда не видел от них. Очень многое сказало о том, насколько план его отца зависел от его покорности. Увы.

Он запустил этот «шар» сам. Сам на себя навлёк эти проблемы.

Он вздыхает, закрывая глаза. Он не думал об этом, он и правда ничего не продумывал, руководствуясь исключительно секундной смелостью. Сейчас — или никогда.

Но оно того стоило. Это уже даже не вопрос.

Это стоило того.

Алекси удивлённо поднимает глаза, когда Йоэль неожиданно садится рядом — и наклоняется, позволяя втянуть в крепкие объятия. Тот лишь тихо посмеивается над его головой, пытаясь обхватить себя своими длинными конечностями — неловко, но и этого достаточно.

Алекси так соскучился по этому. По теплу.

Так, что ему не хватает времени успеть справиться с собой, прежде чем он сдаётся и позволяет себе тихо шмыгнуть носом, расслабляясь в руках Йоэля.

∞

Йоэль исчезает через полтора часа на пары — Нико будет в бешенстве, если пропустит ещё один урок заклинаний; и он ещё раз клянётся Алекси, что обязательно разберётся с его отцом, с той же яростью в голосе, что и прежде. Алекси бы пошёл следом, в конце концов, пары по заклинаниям они делят, и многие другие уроки в расписании нуждаются в его присутствии время от времени, но… может быть, не сегодня.

Он пошёл бы следом, чувствуя себя в безопасности, но покидать защиту его комнаты сейчас ему не очень хочется.

Как-то слишком много всего и сразу.

∞

Йоонас прямо-таки предчувствует, что пропустил нечто восхитительно интересное. Это чувство не покидает его всю дорогу обратно в Академию, такое же настырное, как и многое другое, чем тяготеет его замечательный гениальный ум. Что-то очень удивительное и, вероятно, сногсшибательное.

Нико прощается с ним в главном корпусе, напоследок оставляя поцелуй в щеку — не обращая внимания на толпу сонных студентов в главном зале — и идёт своей дорогой в здание, все ещё краснея, как спелый помидор; Йоонас же ускоряет шаг и идёт в парк к общежитию. Не изменилось приблизительно ничего, а он ожидал увидеть как минимум пару деревьев, валяющихся корнями вверх, несколько переставленных скамеек, и что у какого-нибудь здания не будет куска крыши, потому что… а всё, что угодно, он на ходу придумывает десятки вариантов, из-за чего крыша может просто исчезнуть. Магия — она довольно гибкая и иногда зависит от личной интерпретации человека.

Он открывает дверь в свою комнату, улыбаясь знакомому бронзовому номеру 337 на ней, и… останавливается.

Его взгляд опускается на совсем неожиданную фигуру — и, очевидно, это не Йоэль, но, во-первых, эта персона нагло устроилась на его кровати, и во-вторых, у этой персоны удивительное сходство с кое-каким черноволосым парнишей.

Хотя… почему неожиданную?

Он хмыкает. Стоило бы и ожидать, что рано или поздно это произойдёт.

Алекси сонно дёргается и разлепляет глаза. Резко подбирается, заметив Йоонаса, и трёт заспанное лицо, пытаясь подняться.

— Доброе утро, — улыбается Йоонас.

— Доброе…

Он садится, неловко кутаясь в тяжёлое одеяло.

— Прости, я… сейчас уйду. Извини за кровать.

— Да сиди, — бросает Йоонас. — Всё нормально. Ты здесь ночевал, что ли?

Он бросает рюкзак на пол.

— Да.

— М-м-м, тогда у тебя не было выбора. Хрена с два Йоэль вылезет из своей кровати.

Итак… вот что он пропустил. Таинственные обстоятельства подпитывают его любопытство, но что бы там, в Архиве, ни нашёл Нико, полностью доверившись своей зрительной памяти и беглому взгляду, оно должно было достичь кульминации в какой-то момент. Видимо, сейчас. Он решает, что сказку от Алекси будет слушать в другой раз — с выпивкой, Нико и, наверное, с Олли и Томми. Нужно их тоже подключить, как-то они ухитрились пролететь мимо этой миловидной ямки с магическими тайнами, в которую они попали в поисках правды, пусть тоже знают.

Ради Йоэля или нет, но… изгои держатся вместе, нет?

Он дружелюбно улыбается, заметив замешательство Алекси.

— Слушаешь, что я думаю?

— Нет? — резко отвечает Алекси.

Йоонас оборачивается.

— Да знаю я, — говорит, — что ты мысли читаешь. Это у тебя по ауре одной понять можно. Хотя аура у тебя та ещё…

— Что?..

Он качает головой. Он никогда не уделял слишком много внимания формам, улавливая лишь проблески чужих энергий, ноты их эмоционального состояния и физического самочувствия, спрятанные в деталях завораживающих узоров. Для этого всего нужно долго вглядываться, всматриваться и различать, и чаще всего ему было лень — но, с другой стороны, было достаточно времени, чтобы заморочиться и рассмотреть ауру Алекси. Чисто из интереса. И… какая же она странная. Волнистая и неустойчивая, она перетекает в другие и нигде толком не кончается — телепатические способности на лицо; ещё какая-то рваная и колючая.

Аура беспокойного ума.

Он вздыхает, доставая свою одежду из общего шкафа — в душ надо бы, ещё за едой, он так и не успел забежать, — но прежде чем выйти из комнаты, ещё раз оглядывается.

— Всё будет хорошо. Поверь мне.

Дверь закрывается.

∞

И, может, хорошо-то будет, но, чёрт возьми, не сейчас. Пары сменяют одна другую где-то в глубинах кампуса, пока Алекси пытается понять, что происходит. Думает, можно ли вообще что-то сделать — его отец может подчинять магию одной своей прихотью; ему всегда было наплевать на планы Алекси, и уж точно теперь он не станет беспокоиться о них.

Убегать от своих проблем бессмысленно — не на территории Академии, как бы он ни желал. Он сам сюда пришёл, с таким трудом. Поэтому, когда перед ним в холле общежития появляется секретарь декана — подождите, нет, самого ректора, конечно, — он понимает, что другого выхода у него нет. Он облажался, по-крупному — не свежее осознание, а повторение факта — он знал это с того самого момента, как вскинул руки и громко и отчётливо сказал «иди на хуй».

Она идёт прямо к его сгорбленной фигуре, как будто знала, где он будет; может быть, так и было — его так легко найти, когда стены, пол и, возможно, тонкая материя, которая их окружает, имеют глаза, уши и способность шептать что-то людям, которые этого требуют.

Одного такого он знает.

Она требует, чтобы он как можно скорее встретился с херра Вало в его кабинете. Бросает имя его отца — он ищет его по всему кампусу.

Алекси тяжело вздыхает. Конечно. Конечно, его отец окажется быстрее, у него был весь день, чтобы добраться сюда, его-то Астрал удерживать не будет. Пришёл намного раньше Алекси и, скорее всего, успел уже наговорить столько всего, даже самому ректору, наверное.

И Алекси, честно говоря, ещё не готов встретиться лицом к лицу и с ректором, и со своим отцом. Йоэль чёрт знает где шатается, и он не имеет ни малейшего представления, где искать его друзей. Так что даже с маленьким убежищем их с Йоонасом комнаты, Алекси всё ещё один.

Один.

— Вот чёрт, — шипит он себе под нос.

— Мне передать херра Вало, чтобы он ожидал вас в ближайшее время?

Он хочет сказать «нет», «никогда», но только не ректору.

Поэтому он говорит «да» с колотящимся сердцем и тяжёлыми мыслями — и вместо этого возвращается в комнату Йоэля, надеясь, что никто не будет ломиться в его дверь. В конце концов, это не проблема Йоэля —только его.

∞

— Привет.

Мягкий голос заставляет Алекси подпрыгнуть и резко развернуться — и снова вздрогнуть, увидев в дверях не одного человека, а целую банду. Только спустя несколько секунд он замечает среди них фигуру Йоэля — поджав губы, он пытается протиснуться в свою комнату — и немного успокаивается. Среди них снова Йоонас, а человек, который с ним поздоровался, выглядит очень знакомо. Имя Нико всплывает почти сразу в чьём-то потоке мыслей.

И — вот так он оказывается в комнате 337, окружённый людьми. Странно, что он соглашается на это, по своей воле остаётся сидеть на чужой кровати. Сколько лет он оставался один, боясь продираться через шквал чужих мыслей — думая, что оно того не стоит, что по ту сторону всегда окажется горькая правда, которую они скрывают за лживыми улыбками. Да и вряд ли кто-то согласится составить компанию телепату — но вот он здесь.

И это не так уж плохо?

— Оно продолжает случаться, — говорит парень аристократического вида, устроившийся на кровати Йоэля. Его Алекси ещё не знает, даже мысленно, его и его бойфренда, который возвышается, кажется, над ними всеми, даже когда сидит.

— Если так пойдёт, нам придётся искать другое место встречи, посмотри на это, мы даже Алекси не можем втиснуть между собой и твоей чёртовой Оранжереей, — фыркает Нико.

Он едва знает половину из них. Нет, он сказал бы, что знает только одного, и это Йоэль, который просто растягивает уголки рта в улыбке, когда Алекси поднимает на него немножко взволнованный взгляд, и приглашает его сесть рядом с ним. Он уже видел Йоонаса; Алекси в принципе ожидал, что он окажется шумным парнем, но, как ни странно, он слышит его спокойный внутренний монолог, столь контрастно безмятежный на фоне заразительного смеха и громких шуток. И ещё что-то — но, кажется, Алекси не такой уж и хороший телепат, чтобы уловить что-то такое. Сокровенное.

Он видел и Нико. Те двое с другой стороны, должно быть, Олли и Томми, Йоэль представляет их через секунду после того, как произносит их имена в своей голове.

Так вот как выглядит тот парень, кого Йоэль однажды назвал «ну буквально медведем»…

— Я думаю, не в последний раз, — снова усмехается Йоонас. — Добро пожаловать в нашу стаю «чудаков» Академии, приятного пребывания. Пальцы в мою мухоловку не совать, пиво из холодильника без спроса не таскать…

— Йоон, — перебивает его Нико. — Вообще я хотел поговорить… на важные темы. В общем, мы с Йоэлем чуть не довели нашего ректора до сердечного приступа, ворвавшись в его офис, вероятно, нарушив чёртову тонну правил…

— Вы?!

Алекси моргает. Когда?.. Йоэль ничего не сказал. Он бесился, шумел, размахивал руками, заявил, что сделает всё, чтобы Алекси больше не имел дело со своим треклятым отцом, выбежал из комнаты с криками, что идёт на пары пока, а потом пришёл Йоонас и сказал, что всё будет хорошо… что вообще успело произойти?

— Это суматошное чудо наше, — Нико легонько пнул «суматошное чудо» по ботинку, — решило, что к чёрту пары, пора в бой, и пошёл сразу ко мне. Сорвал пару, вытащил меня в коридор. Я у тебя, — он повернулся к Йоэлю, — давно такой решимости не видел, офигеть можно. Правда, нихрена не понял, что ты мне там орал… думаю, что херра Вало тоже. Так что это самое, Алекси, я хочу от тебя полную картину.

Алекси чешет затылок. Ещё один раунд объяснений… видимо, не последний, скоро он будет пересказывать свою историю без запинки и не задумываясь.

Впрочем, совсем скоро ему вообще не нужно будет об этом думать. Вернуться в мир чудес, заниматься магией, исследовать, что могут предложить ему тонкие материи, и не думать о том, кем он должен стать просто потому, что он чей-то сын.

Только он, магия и, хорошо бы, Йоэль.

— М-м-м…

— Мы теперь братишки с тобой. Я знаю, что у меня было такое себе мнение о тебе, но я доверяю тебе, потому что Йоэль тебе доверяет, хорошо?

Остальные пожимают плечами и кивают так уверенно, что у Алекси появляется необычное чувство трепета; необычно, потому что до сих пор он был рядом только с двумя людьми, которые давали ему чувство безопасности. Никто из них не был его семьёй. Он отстранённо думает, что должен все рассказать Робину — нет, он успеет ещё, он потерялся немного в урагане событий собственного творения.

Он думает, что Робин им будет гордиться.

Нико улыбается; улыбка тёплая и приятная — так сильно отличается от настороженных, хмурых взглядов, которые он бросал раньше в его сторону.

Принимающая его, как своего.

∞

И всё же — перед дверью херры Вало он стоит один, но говорить он уже готов. Или нет. Или да. Наверное. Даже мысль о том, что Йоэль успел уже здесь побывать от его имени — пусть от неё и разливается такое непривычное тепло в его груди — особенного спокойствия ему не приносит. Алекси ожидает худшего, когда садится за стол под долгим взглядом зелёных глаз ректора. Ожидает и думает, в первую очередь, когда он поднимает, наконец, голову и встречается глазами со своим отцом — тот смотрит выжидающе, немного снисходительно.

Может, считает его не более чем суетливым подростком, закатывающим истерику.

Тем не менее, лицо херры Вало как всегда, непроницаемо и спокойно, даже холодно — по крайней мере, так кажется Алекси. Они видят его не так часто, чтобы точно знать, каким он должен быть человеком, и, несмотря на то, что круг общения его отца состоит из одних только высокопоставленных магов, его там никогда не было. Очевидно, впрочем; его идеи всегда противоречили тому курсу, который херра Вало установил для Академии.

А ещё есть странное спокойствие; Алекси не сразу понимает, что попросту не слышит его мыслей. Он удивляется на мгновение, прежде чем спохватиться и напомнить себе, что перед ним ректор — конечно, у него должна быть невероятная психическая защита от телепатов. Особенно таких… слабеньких.

Его голову вместо этого заполняет поток проклятий, смешиваясь с его собственными тяжёлыми мыслями и опускаясь неприятным осадком суровой «отцовской» злости.

Ректор тушит сигарету.

— Это правда? — спрашивает он. — Что ты читаешь мысли?

Алекси моргает. Начало разговора уже неожиданное.

— Да, — произносит он — и начинает считать секунды до тирады своего отца. Она происходит на пятую — Алекси даже вздрагивает, чувствуя боль в сердце, до сих пор от отцовского неодобрения и разочарования, столь явственно звучащих в его словах, — стремление к этому ещё свежо в его памяти, вещь, от которой так трудно избавиться. Детская потребность быть признанным. Он закрывает глаза на двойной шквал —произнесённые вслух слова переплетаются со сбивающимися, пропитанными неприятными эмоциями мыслями.

— Достаточно, — прерывает его ректор. Отец Алекси разворачивается к нему, открывая рот, чтобы огрызнуться и на него — но, видимо, не хватает смелости.

Объясняет, почему ему нужно было так много людей, чтобы попытаться выкорчевать Академию по своему вкусу из тени. Даже для него, известного демонолога, оккультного мага, мастера темных чудес, открытое противостояние с кем-то вроде херра Вало может стать проблемой.

Он только недовольно фыркает.

— Теперь к более серьёзной теме. Алекси, как давно ты знаешь о планах херра Каунисвеси? Он когда-нибудь тебя вводил в курс своих дел?

— Нет, — честно отвечает Алекси. — Пару дней, может, чуть больше.

— Даже со способностью ясно слышать его мысли?

— Ну…

— Почему ты не подошёл сразу ко мне, как только вернулся? Я хотел бы услышать всю историю от тебя, а не, — он хмыкает, — парочки очень шумных ребят без капли доказательств, кроме, м-м-м, атмосферы.

Алекси глубоко вздыхает — больше с облегчением, когда он видит улыбку ректора. Она всё ещё острая, как край ледника, но успела сказать ему достаточно.

Всё… хорошо.

Всё действительно хорошо.

∞

Только меняет ли это хоть что-то? Выдворить его отца из Академии — процесс не быстрый, да и имеет ли он вообще значение, если он может исполнить свой план снаружи? Потратит немного времени, чтобы найти другое место, которое бы полнилось магией так же, как кампус Академии, сунет свой нос в другое подпространство, что угодно — может, даже найдёт другого вундеркинда, которого он не вырастил, но на которого может положиться? Только Алекси уверен, что он не отпустит его, не так легко. Что будет дальше — вопрос скорости, воли и кучи процедурных задержек. Старомодный способ начать магический поединок, чтобы победить злого волшебника, больше не работает — жалко, ему кажется, что именно этого и хочет Йоэль. В волшебном обществе даже нет надлежащих способов урегулировать настолько наглого человека.

Всё будет хорошо, просто… когда-нибудь, наверное, думает Алекси. Не сегодня и не завтра, пока он всё ещё чувствует, что навсегда испортил свою жизнь. Последняя в этом семестре пара по заклинаниям напоминает ему, что некоторые проблемы так и не исчезнут. Теперь, когда он — и его проклятый отец — снова привлёк всеобщее внимание, их станет даже больше — и даже когда его отец будет навсегда изгнан из магического общества и Академии, его наследие будет жить, как и слухи и общее мнение о нем. Но видеть, как этот человек нехотя покидает своё такое «дорогое» положение, и знать при этом, что настоящий волшебник всегда найдёт лазейку свести под откос его жизнь — а его отец мог провалиться во многом, в том числе и в том, чтобы стать нормальным родителем, но Алекси не мог не признать, что он был магом с устрашающим мастерством и опытом — довольно-таки… разочаровывает.

Тем не менее, это маленькая, но победа.

Одна среди грядущих.

Вторая маленькая победа приходится на ту самую пару заклинаний. Место Ээмиля долго не пустует — кому-то же нужно быть главным задирой Академии, да ещё с таким приятным чувством мести за своего павшего «друга». На этот раз, только, Йоэль крепче обнимает Алекси, заступаясь уже не за случайного одногруппника, который его искренне раздражает, а за друга (и, может, чуть-чуть больше), и это всё меняет. Магическая сила трещит между его пальцами — куда увереннее, и значит ещё тысячу вещей, кроме того, что кое-кто сейчас получит. Взгляд Алекси тоже смертоносен; его слова гремят в мыслях каждого из тех, кто оказывается поблизости, хоть он и произносит их в уме — может, с непривычки, свою силу он не использовал вот так — «не лезь».

Никто ничего не спрашивает.

Никто, никогда уже, не пытается даже поднять руку.

∞

Третья… до неё пройдут целые месяцы, больше, чем ожидает Алекси, но когда это происходит, Алекси чувствует себя так странно. Так необычно.

Он пинает камушек с дороги и смотрит на лес перед собой. Старый, побитый асфальт, кажется, устремляется в вечность — ещё одну, которая разделяет Академию и обычный мир. Он своё разочарование уже однажды испытал; даже когда херра Вало распутал своими руками клубок магических сил, витающих вокруг Академии, тот самый немигающий взгляд незримого ока, который продолжал преследовать Алекси и гнать его неестественным ужасом прочь от границ кампуса, так и не исчез — хотя источник его был теперь ясен, как чёртов летний день.

Но сейчас что-то иначе, и Алекси не может перестать задаваться вопросом, почему. Воздух наполнен той ранней весенней прохладой, от которой нервы в его сознании искрят фейерверками, и он чувствует себя странно лёгким.

Йоэль останавливается рядом с ним; в его глазах ясно читается вопрос.

— Всё в порядке?

Алекси глубоко вздыхает — и неожиданно в его голове наконец-то что-то щёлкает.

Вот что иначе. Вот чего не хватает.

Железная хватка Астрала, призрак Академии, неистово гонявшийся за ним, словно у него на спине нарисована яркая мишень, — всё исчезло. Он стоит на самом краю территории кампуса — и не чувствует, как всё его существо пытается сжаться от страха.

Око закрыто. Если бы облегчение можно было выразить количественно в кучах камней, он бы сказал, что с его сердца свалились целые Гималаи.

— Алекс?

Он бросает взгляд в сторону.

Конечно.

— Знаешь, — он оборачивается к Йоэлю, — а ты реально для магии недосягаемый.

— Чего?..

— Да ничего, — он усмехается. — Пойдём, Йоэль.

∞

24-е декабря, 20NN

Наступают зимние каникулы.

Йоонас оказывается в центре Оулу, пытаясь предугадать подарки, которые он скоро получит, глядя на звёзды — звёзды нихрена ему не говорят, вероятно, подыгрывая его друзьям, и вместо этого просто мерцают на удивительно чистом небе. Ясно только то, что белого Рождества в этом году он точно не получит. Жаль, думает он, ничто не создаёт атмосферу лучше, чем хлопья снега. С другой стороны, сейчас он не продирается сквозь пургу, ему этого хватило с головой в Академии. Вот там-то сейчас снег валит, как в последний день на Земле, и это тоже, на самом деле, хорошо, ему надоела эта вечная осень, а вид старинного замка, укрытого снегом, как уютным одеялом, — приятное отвлечение от последних событий. Снег хрустит под его ботинками, когда он идёт по ярмарке в поисках подарков, которые он ещё не купил; яркие цвета продолжают отвлекать его от этой очень важной миссии. Он скучает по Нико, но знает, что это ненадолго — считает минуты, прежде чем они с ним устроят свой милый вечер у него дома.

Он останавливается на полпути к прилавку с плюшевыми игрушками, замечая в толпе две знакомые шапки. Йоэль о чём-то болтает с Алекси, стоя по ту сторону маленькой площадки, и смеётся. Его улыбка выглядит такой необычно милой, зрелище не самое редкое в последнее время, но всё-таки ярче, чем… Чем Йоонас когда-либо видел, если честно.

Вот как. Он фыркает. Что-то прячется только для самых избранных — или остаётся забытым, пока звёзды не сложатся правильно. В конце концов, Йоэль даже не верил, что способен влюбиться.

Йоонас вот верил. Хотя нет, он знал — и, наверное, это немножко нечестно. Только ему интересно, как так вышло, что этот парень смог пробиться через печально известное ледяное сердце Йоэля; вопрос на миллион евро, не меньше, если только у него есть определённый вкус, настолько редкий и особенный тип, что им потребовалась удача, чтобы их пути пересеклись.

Он облокачивается на стойку и смотрит — когда ещё ему удастся увидеть восторженно влюблённого Йоэля в дикой «природе»? Йоэль тем временем о чём-то шутит, хихикает и качает головой, засовывает волосы назад под шапку с помпоном и возится со шнурками капюшона. Алекси выглядит почти таким же потерянным с головой в нём.

…хех.

Он закрывает глаза и разворачивается — искать свою удачу у другого ларька.

За его спиной Алекси делает шаг вперёд, занимая, кажется, всё личное пространство Йоэля — стал смелее за эти недели, напористее; может, тяжесть на сердце, наконец, развеялась, оставив его в естественном состоянии бытия — и нежно обхватывает лицо Йоэля. Холодные пальцы обводят его скулы и челюсть, притягивая ближе, намного ближе.

Их никто не видит, люди заняты своими делами и проходят мимо, в праздничной суматохе даже не замечают их двоих — а может, дело в лёгкой вуали магии, которая осторожно прикрывает их обоих.

Никто не видит, как Йоэль сдаётся с усмешкой и наклоняется вперёд, позволяя Алекси немного наклонить голову, — оставляет неуклюжий и неуверенный, но бесконечно нежный маленький поцелуй.

∞

27-е декабря, 20NN

— Знаешь, что смешно?

— Хм?

— Семестр реально какой-то бешеный вышел. Только не в том смысле, как я себе представлял.

— Так. Ты о чём, Йоэль?

— У меня было предчувствие ещё до того, как он начался. Думал, что когда Йоонас превратил Нико в кота, случайно, было своего рода предзнаменованием… Наверное, и правда знак какой-то был?

Алекси какое-то время молчит, дыша Йоэлю в шею.

Уютно; тепло. Снаружи зима бушует в полную силу под конец этого года, но здесь, внутри, его греет Йоэль совсем рядом, приятно сжимая в руках. Длинные пальцы продолжают перебирать его отросшие черные волосы.

Он устал, но на этот раз это приятная усталость.

Волшебная, даже. Он отключается от фонового бормотания разных незнакомых голосов, соседей сверху и людей, которых угораздило оказаться на улице в эту метель — и концентрируется на потоке мыслей Йоэля.

Каким-то образом это стало своего рода якорем для него.

Каким-то образом это стало хорошим отвлечением, когда весь мир становится слишком шумным.

— Хороший знак или плохой?

— Хороший, — пожимает плечами Йоэль. — Я думаю, это был хороший знак.

∞