мой выбор — всегда ты

когда люди говорят, что время лечит, юичиро думает: «вау, какая фантастически бредовая ложь». прошло много времени с тех пор, как он в слезах рассказывал гурену, кутаясь в одеяло, о том, как тяжело жить дальше. прошло много времени с тех пор, как он научился держать свой траур по семье у себя в голове. как научился переплавлять скорбь в жажду вампирской крови, в агрессию, в жгучую ненависть и ежедневные тренировки. сначала ему даже показалось, что это работает, что сублимация может помочь ему научиться снова жить.

но в его жизни теперь снова не было смысла. в его жизни теперь снова была только пустота на месте безжалостно вырванного ее куска; и как бы он не был благодарен гурену, как бы его не любил — это не меняло ничего.

так он понял: ни время, ни любовь не лечат.

кошмары сопровождают едва ли не каждый его сон. кровь на гранитном полу. пронзительные крики. запачканные алым светлые волосы. его собственный душераздирающий вопль, застрявший в горле. чужая беспощадно насмешливая улыбка. юичиро знает каждый наизусть.

со своими демонами на «ты», с желанием бросаться в любую смертельно-опасную битву с порождениями апокалипсиса (а лучше — вампирами, нет ничего лучше, чем лишать их жалкой жизни этих ублюдков), с бесконечным бегством от собственного сознания, юичиро доживает до неприлично большого для себя количества лет.

ожиданий жить так долго без-

без мики плечом к плечу

— вот чего у него не было.

гурен и его дурацкие требования насильно заставляют его остановиться. заставляют его оглянуться на прошлое, заставляют впустить в своё так плотно закрытое пространство людей — друзей, которых, он думал, он больше никогда не заведёт. бег от подсознания тоже приходиться притормозить, и вот где лавина его накрывает.

может, он и отпустил свою приютскую семью — этих детей, за которых они с микой всегда чувствовали ответственность — но. но мика. мика — это другое.

мысли возвращаются к нему в полной мере. вместе с теплом и привязанностью к новым друзьям, с новой ответственностью и новыми задачами, как будто напоминая, что юичиро свой драгоценный смысл жизни потерял давным-давно.

мысли становятся такими привычными что совершенно не пугают; мысли живут в его голове беспрестанно, прочно обосновавшись в гнезде из мягких подушек самоненависти и одеял непрекращающегося ноющего горя.

он не шутит о смерти, как, например, йоичи, нет, хотя это тоже, наверное, ненормально — у юичиро нет ни сил, ни желания думать. когда попытки спасти себя уже дошли до предела, на других его уже не хватает. и это в принципе не его задача — думать. ежедневное напоминание: мысли не приводят ни к чему хорошему — он ведь не мика, не гурен, не шиноа и даже не кимизуки; он заточён только под то, чтобы переживать-не переживать свою потерю, чтобы резать вампирам глотки, чтобы лежать по ночам глядя в потолок и представлять, как его голова некрасиво бы треснула и расползлась мягким красным, если бы он в этот самый момент упал с крыши одной из разбитых апокалипсисом многоэтажек.

юичиро не хочет думать — мысли размазываются яркими-алыми картинками по внутренней стороне его черепа.

в детстве гурен пытался ему помочь — юичиро верил (верит) его любви, а главное — его нужде в самом юичиро — но мику не вытравить из него даже самой сильной кислотой, не вырезать демоническим мечом, не вырвать, словно сорняк — корнями мика вцепился-вгрызся в его душу намертво уже слишком давно; он пророс в юичиро, бесповоротно и навсегда, и тому под страхом смерти не хочется ничего менять.

жить в мире, где нет мики — ходить по раскалённым углям босиком, тереть глаза битым стеклом, вливать в глотку раскаленное железо — юичиро с детства привык к боли, холодными пальцами держась только за воспоминания.

за мимолётные сны о былом, о шёлковых светлых волосах в своих ладонях, о лукавых улыбках, о щемяще живом блеске в родных глазах.

гурен может думать, что юичиро пережил своё горе — отпустил мику от себя, отпустил в ледяную неизвестность загробного мира — но юичиро давно не живёт самостоятельно. в его жизни нет смысла; вся его суть была в бытии рядом с микой; теперь ему остаётся жить за него.

и он живёт — дышит, двигается, бьётся, как в последний раз, любит — любит свою новую семью так же нежно и трепетно, как ту, растерзанную феридом на холодном-блестящем гранитном полу. любит по-настоящему искренне, готов подарить им мир; но только мика всегда был особенным. всегда стоял рядом с юичиро, всегда был исключением из всех его правил; ничего не изменилось.

поэтому когда своим клинком он протыкает не какого-то неизвестного мерзкого кровососа, а своего дорогого мику, мир не разбивается, не рассыпается осколками цветного витража; мир встаёт на своё место наконец-то спустя долгие года. мир перестаёт неистово крутиться, мотая юичиро из стороны в сторону от одной саморазрушительной мысли к другой; мир останавливается.

вся его вселенная в этих родных голубых глазах (даже если потом они нальются чужим рубиново-красным). смысл его никчёмной мучительной жизни вернулся к нему; мика жив.

мика может быть хоть чудовищем, хоть архангелом, хоть люцифером — юичиро плевать — главное: мика жив. его конечности на месте; его мягкие светлые волосы всё также потрясающе переливаются в солнечных лучах; его голос всё также почти заставляет колени юичиро подкоситься и уронить его тело к чужим ногам.

у ю наконец-то снова появилось право жить.

неважно, что их снова разлучают обстоятельства — он знает, что где-то там, в вампирском логове, мика существует, ходит, говорит и тоже думает сейчас о юичиро. он знает, потому что такую связь, как у них, видимо, даже смерти не разорвать. его новые друзья могут думать, что в этот самый момент юичиро, лёжа в своей кровати и смотря в окно, переживает страшный кризис — часть его драгоценной семьи стала его заклятым врагом. но правда в том, что в его голове не промелькнуло и сомнения; правда в том, что, когда дело касается мики, юичиро всегда однозначен. его кризис закончился в тот момент, когда их глаза встретились впервые за долгие годы разлуки, впервые за месяцы и месяцы беспрестанной борьбы юичиро за выживание с собственным разумом, с этим всепоглощающим чувством потери.

другие члены его приютской семьи всё ещё мертвы; он никогда не простит себя за это. но мика, мика — это другое.

(и даже если юичиро не помнит их тысячелетней истории, его сердце никогда не забудет.)

ю без колебаний предлагает мике свою кровь, своё тело, свои жизнь и смерть — всё своё существо. и ради мики юичиро пожертвует целым миром; без мики ю всё равно что мертвец, дышащий и говорящий, но разлагающийся на ходу.

гурен наверняка надеялся на другой исход; надеялся, что новая семья заполнит пустоту в юичиро, которую оставила в нём смерть мики и их друзей, надеялся, что юичиро сможет мыслить здраво перед лицом морального выбора, что сможет поступить «во имя всеобщего блага».

вот только для юичиро это даже не диллема. это ультиматум; это вопрос, на который ответа может быть только два: всë или ничего.

если ему нужно пожертвовать микой во имя чего угодно, даже если это жизни его дорогой семьи, даже если это жизни тех, кто дорог его друзьям, даже если это спасёт всё человечество — юичиро плевать на мир. юичиро живёт только ради одного-единственного существа — смерть мики будет равняться смерти юичиро заодно.

мика может просить его со слезами на глазах сдаться и отпустить его. мика может кричать на него за его упертость и безрассудность. мика может пытаться силой его остановить. мике позволено все, и это неважно, пока мика жив, пока он рядом в любой из своих ипостасей; это неважно, пока у юичиро есть смысл продолжать бороться.

его жизнь — непрекращающаяся бойня, война с собой, с окружением, с условностями и с миром; мика — его мирная гавань. мика — центр его вселенной, как бы нездорово это ни было. просить юичиро отпустить мику — убийство.

в его поломанной личности, перекорëженном и разодранном экспериментами внутреннем мире не осталось пространства для него самого — всё сплошь бесконечное горе, ненависть, бессильная злоба, самоненависть и клочки-остатки от былой способности любить. так он пустил к себе в сердце и гурена, и всю свою команду, и даже других членов имперской армии; но мика — мика стоит даже над всеми деструктивными чувствами, мика зажигает его надеждой одним своим присутствием.

к мике у юичиро концентрированная любовь и полное принятие; мике он доверяет больше, чем себе. и потерять его — ещё раз — юичиро не сможет вынести. он больше не даст ничему и никому мику у него отобрать.

мир, люди и вампиры, ангелы и демоны — все они могут удавиться. у юичиро единственный вариант выживания — спасти всех вместе с микой, и если ничего не получится — умереть вместе с ним.

всё или ничего — в лучших традициях человеческой алчности, которую вампиры так ненавидят — но юичиро всё так же плевать.

пока он может держать мику за руку. пока он может смотреть в его бесконечно красивые глаза. пока он может улыбаться в ответ на улыбку мики. пока он просто знает, что мика на этом свете есть, всё хорошо.

их поломанная-крепчайшая на свете связь наверняка пугает со стороны, но это ничего. это неважно. важно только то, что юичиро готов пойти против всего мира, если это позволит мике жить.

и если в процессе придётся умереть? что ж, его жизнь давно уже ему не принадлежит.