Очередной дождливый день.

Пробирающий до костей ветер был весьма не ожидаем, ведь обычно в Мондштадте лишь слегка моросит. В связи с непогодой, которая грозилась перерасти в серьёзную грозу и принести ночью кучу проблем, большинство людей в «Доле Ангелов» поспешили ретироваться по домам. Впрочем, для заведения это не было большим убытком: в среду большую часть любителей выпить придерживали от веселья ответственность, а также ласково держащие скалки и сковородки жёны.

Кэйя Олберич не имел жёнушки и тем более ответственности, поэтому со спокойной душой сидел за своим излюбленным столиком спиной к стойке. Как всегда, на спине чувствуется взгляд и это немного приободряет мужчину. Он покручивает бокал в руке, наблюдая, как на безупречно протёртом стекле отражается пламя чужих волос и искристые, яркие даже в полумраке, глаза.

Наблюдать исподтишка некрасиво и бескультурно, но владелец крио глаза уже давно наплевал на морали и совесть, лишь наслаждался теми крохами удовольствия, что удавалось получить. Не потревожив сам предмет воздыхания, разумеется. Пусть Олберич станет самым последним ублюдком в мире, будет страдать или вообще умрёт - никогда не посмеет больше тревожить Дилюка Рагвиндра. И не потому что владелец винокурни страшен в гневе, не потому, что оставил на груди и руках Кэйи кучу ожогов и ран: нет, совсем нет. Просто страшнее всего для предавшего доверие-это потерять дорогого человека окончательно. Ему вообще повезло, что на двери таверны нет его портрета с просьбой никогда её не посещать.

Капитан кавалерии грустно усмехнулся сам себе и пригубил немного вина. Терпкое. Настроение последние годы такое же. Оставляющее свой привкус надолго, опустошающее голову. Только грудь и горло обжигает лёгким покалыванием. Ощущение похоже на то тепло, которое когда-то приносил человек позади.

— Ветер чересчур разбушевался, — пробурчал мужик за столиком неподалёку.

— Пойдём, Арчи. Отдых-отдыхом, но нужно бы присмотреть за домом. В такую погоду поди и снесёт чего, не разберёмся потом с пьяну.

— Тож дело…

Оставшиеся посетители, заметив ещё более усилившийся ветер, поспешили разойтись. До времени закрытия бара ещё полно времени, но свой участок, добро и шкура как-то нужнее.

Дилюк с готовностью принялся за расчёт кассы, принимая оплату. Пожелав всем благополучно дойти до жилищ, он посмотрел на Олберича. Тот даже не шелохнулся, лишь ухмылялся своим мыслям и вертел почти пустым бокалом. Рагвиндр никак не реагировал на его привычку оставаться до самого закрытия. И никак не реагировал на то, что перед дождём Кэйя помог занести все столы и стулья в здание. Эти вещи казались такими естественными словно… У них были хорошие отношения. Будто не было той ночи, после которой у обоих разрушились жизни. И Дилюк не реагировал только потому, что не знал как.

Вино предательски закончилось. Вот так внезапно! Капитан кавалерии конечно предпочитал пить мало, но вкусно, только вот каждый раз сладкая тягучесть во рту была слишком скоротечна. Он уже не мог позволить себе как раньше пить вино за бесплатно, поэтому на походы в «Долю Ангелов» уходил приличный бюджет. Мужчина подпёр рукой подбородок, опёрся об крепкий стол и грустно поставил бокал на середину. За спиной послышались шаги, чего он не успел услышать из-за шуршания его одежды и бряцания украшений.

— За счёт заведения, — с незаметной ухмылкой сказал бармен и наполнил пустующий бокал.

— А… — распахнув глаз, Олберич взметнул взгляд вверх. — Благодарю.

— Не думай, что за помощь я не отплачиваю, — как оправдание своему поступку придумал Рагвиндр и закупорил бутылку обратно.

Он не мог признаться, что всего лишь устал смотреть ему в спину. Вновь получив волшебно сиявшую звёздочку, образ которой преследовал его всю сознательную жизнь, Дилюк расслабился впервые за долгое время. Поддавшись моменту, мужчина взял с бара отличающуюся от большинства бутылку, ещё один бокал и сел напротив не ожидавшего такого Кэйи.

— Буду рад твоей компании, — чуть погодя, промолвил капитан и, устремив глаз в стол, взял свой бокал.

Звучало натянуто, очень непонятно и скомкано из-за последующей попытки глотнуть вина, скрыв брошенную фразу, но это было правдой. Грустной и щемящей само сердце правдой.

— Я тоже…

Рагвиндр последовал примеру Олберича и тоже отпил своего напитка. Виноградный сок принёс за собой кислость доходящую аж до чувствительного носа. Внутри защипало и защемило, словно вот-вот пойдут слёзы, только это было вызвано совсем не соком.

Они молча пили. Но тишины не было. За дверью бушевал ветер, по крыше громко били капли, а внутри каждого из них неудержимо бились сердца.

Слишком хорошо, почти приторно. Давно они не ощущали такого. Погрязнув в ужасном мире взрослой жизни, где, казалось бы, не существовало счастливого конца, мужчины забыли, что такое минуты покоя. Оба хотели что-то сказать, у обоих бурлило всё внутри от одной лишь мысли о разговоре и у обоих была надежда. Совсем небольшая надежда.

«Вино, как всегда, кончается не вовремя» — мысленно подметил Кэйя. — «Хотя скорее очень даже вовремя» — понимал он следом, прислушавшись к телу.

Выпил капитан сегодня немного больше обычного. Голова ещё трезво размышляла, а вот язык чесался от желания. Не ясно чего хотел, правда: проболтаться в великой и вечной любви или слизнуть капельки виноградного сока с чужих губ.

— Чего задумался? — как-то резковато спросил мягкий, чуть хриплый от долгого молчания, голос.

— Да так…

— Больше не налью, с тебя хватит.

— Совсем-совсем не нальёшь? — Олберич и на прошлый жест радушия не рассчитывал, а на последующие так тем более, но поинтересоваться всё равно решил.

— Только сок.

— Не хочу сок, — моментальный ответ.

Раздавшийся смешок заставил Кэйю отлипнуть от пустого бокала и посмотреть в веснушчатое лицо.

— Совсем как ребёнок, — произнёс, прикрыв рукой рот, Рагвиндр. — Ты никогда не пил сок. Даже, когда ещё был мал для вина, продолжал настаивать, что оно лучше сока.

— Мне так папа говорил…

Дилюк замолчал. Это было первое за долгие годы упоминание об отце Олберича.

— В тот день он тоже говорил, что вино это что-то невероятное. Пошёл искать его и будто пропал. Плохо помню, словно мозг отчаянно пытается выставить эти воспоминания прочь. А когда господин Крепус говорил о том же, я видел в нём своего отца. Хоть и не мог и мечтать о том, что у меня будет такой же хороший отец…

— Кэйя, ты перебрал, — Рагвиндр аккуратно забрал из расслабившейся хватки бокал и, вместо того, чтобы уйти, взялся за подрагивающую руку.

— Он просто бросил. Я впервые попробовал вино, чтобы понять стоило ли оно расставания со мной.

— Вообще нет. Я бы не стал бросать дорогого мне человека за какое-то жалкое вино. Даже если оно от твоей фирмы, Дилюк, хах, прости за это, если что.

— Не плачь, — тихо, стараясь не прервать его, попросил мужчина напротив. Он осторожно провел по смуглым щекам, вытирая влагу.

— И знаешь… Я через пару таких попыток понять его действия пришёл к одной мысли: «может я и не был ему дорог».

— Перестань. — ладонь была сжата сильнее, а рука, которая до этого вытирала лицо Кэйи, схватила его за подбородок и чуть встормошила голову, заставив поднять взгляд. — Ты не был виноват, виноват только твой отец.

Олберич вздрогнул, положил ладонь поверх чужой на своей щеке, боясь, что Дилюк уйдёт прямо сейчас.

— Но я виноват. Виноват перед господином Крепусом, перед своим отцом, перед тобой… Я так виноват…

— Нет. Твой отец поступил ужасно, оставив тебя и наделив каким-то идиотским титулом «последней надежды». Мой отец поступил правильно, взяв тебя к нам и вырастив как ещё одного сына. А я поступил просто непростительно, направив на тебя свой меч не в тренировочных целях…

Рагвиндр ненадолго отстранил руки от капитана, от чего тот испугался, но, присев на корточки рядом с мужчиной, снова взял чужие ладони.

— Хватит принимать удары на себя, прошу…

— Дилю-люк… — повязка уже была вся мокрая от слёз и от этого кожу под ней неприятно щипало.

Буквально сползя со стула, Олберич осмелился обнять Рагвиндра, на что тот сразу же ответил, прижав подрагивающего капитана ближе.

— Прости, что повёл себя так по-скотски, когда с тобой случилось такое горе, — уткнувшись в густую копну волос пахнущих костром и фруктами, пробормотал Кэйя. — Я был таким тупицей… Думал, что выпалив тебе правду, признавшись, получу вменяемый ответ. Нужно было тогда помогать тебе, а не делать ещё больше проблем!

— Да, ты был идиотом. Но и я не лучше: накинулся, будто во всех грехах мира виновен лишь ты один… Прости за боль, прости за те шрамы и ожоги…

Олберич почувствовал умиротворение и спокойствие. Многолетняя боль, царапающая внутри всё это время, ушла, оставив после себя раны, которые придётся залечивать ещё долго. Но теперь это уже не было проблемой.

Они не знали сколько просидели так: обнимаясь прямо на полу у стола. Было невероятно комфортно даже несмотря на промозглый воздух и затёкшие ноги. Дилюк заметил, как тело опирающееся на него медленно расслабилось и притихло. Видимо, владелец крио уже перестал плакать.

— Кэйя, — Рагвиндр потрепал мужчину по волосам. — Уже поздно. Мне пора закрывать таверну.

— Ой, прости, что мешаю, — встрепенулся капитан и посмотрел нефокусированным взглядом в любимое лицо. — Соскучился по твоим горячим объятьям.

Владелец винокурни смутился. Он не ожидал, что Олберич будет припоминать ему то, как они обнимались во сне, когда юному Кэйе снились кошмары.

— Ты не мешаешь. Но встать с пола и закрыть двери бара надо.

— Ммм… Тогда пойду домой.

— Я не собираюсь в такую погоду выходить и тащить тебя до казарм. А отпускать одного так тем более, дурашка, — щёлкнув пьяного мужчину по носу, Дилюк поднялся, придерживая его, и взял на руки.

Слушая неразборчивый, смущённый бубнёж, Рагвиндр поднялся на второй этаж и прошёл мимо кабинета. В таверне была комната для отдыха и сна, которую он использовал, когда оставался в Мондштадте на «дополнительную работу» Полуночным героем. Происходило это достаточно часто, чтобы эта небольшая спальня выглядела обжито.

Кэйя с интересом осмотрел заправленную двухспальную кровать и уселся на неё. Владелец винокурни без лишних слов начал снимать с него обувь, чувствуя на себе рассеянный взгляд.

— А что… не продолжишь раздевать? — растерянно поинтересовался капитан кавалерии, когда его сапоги отставили в сторону. — Я уже настроился.

— Сегодня прохладно, поэтому будет лучше если поспишь в одежде, — мужчина старался не обращать внимания на пошлость высказываний Олберича. — Но, если хочешь, я могу дать тебе сменную: у меня в шкафу есть пара вещей.

Владелец крио тут же согласился. И не потому, что ему удастся поспать в вещах человека, который нравится ему до смерти. Точно нет.

Рубашка, пахнущая привычным для Рагвиндра средством для стирки, была приятна на ощупь. Неловкие руки пытались как можно быстрее избавиться от мешающей одежды, чтобы наконец примерить её, но путались в пуговицах. Дилюк не решался помочь, ведь картина, представшая перед ним, неподдельно завораживала. Сглотнув, мужчина всё же покончил вместо Кэйи с пуговицами и застёжками, сложив все вещи в стопку на стул.

Смуглая, почти медная в свете небольшой свечи, кожа была исполосана шрамами и ожогами. В некоторых местах на груди раны выглядели особо бугристыми и страшными. Владелец винокурни неосознанно провёл пальцами по ним, но тут же отпрянул. Не хотелось бы потревожить старое.

— Всё хорошо, — Олберич запахнул кое-как натянутую рубашку. — Почти не было больно. Всё зажило очень быстро.

— Но всё равно боль была. И это уже печально.

Тяжко вздохнув, Дилюк скинул чёрную жилетку, которую надевал, работая за баром. Плечи сильно затекли и заныли от долгого и тяжёлого дня, поэтому мужчина потянулся и размял их. Перекат чужих мышц, скрытых лёгкой тканью, заставил сердце Кэйи резко ёкнуть. Капитан нервозно уселся поудобнее на кровати. Внизу живота болезненно заныло, но это чувство приходилось игнорировать.

Рагвиндр закончил с небольшой разминкой и уже хотел выйти из комнаты, как его схватили за кисть руки.

— Ты куда?

— Закрыть входную и заднюю дверь.

— Хорошо…

Оставшись наедине с собой, Олберич посмотрел на оставленную на кровати жилетку. Ни секунды не думая, он взял её и без какого-либо стыда вдохнул слабый запах, по которому за каких-то жалких пару минут успел соскучиться. Будь его воля он бы даже задохнулся этой гарью и пожаром. Хотя однажды он почти это сделал и чуть не умер, если бы в тот день ему не дали глаз бога.

Даже услышав скрип двери, Кэйя не перестал прислонять к себе злополучную жилетку.

— Вроде выпил ты всего четыре бокала, а ведёшь себя, будто, бутылок.

— Я просто не ел, — как ни в чём не бывало.

— И давно ты так?.. — взволновано спросил Дилюк, моментом вспоминая есть ли что-то съедобное сейчас в таверне.

— Иногда приходится пропускать обед, чтобы поскорее закончить с работой и прийти сюда, а ужинаю я прелестнейшим вином во всём Тейвате.

— Эх…

Рагвиндр был слишком усталый для споров и конфликтов. Ещё на недавнем откровенном разговоре он истратил последние силы, поэтому сейчас всё, на что его хватило — просто сесть рядом с Олберичом и обнять его.

— Больше так не делай. Обязательно обедай.

— Не хочешь, чтобы я приходил, да?

— Ты же и сам понимаешь, что я не это имел в виду, — Дилюк распустил волосы Кэйи и провёл по ним пальцами. — Давай ложись спать. Завтра рано вставать.

— Ты должен спать со мной, — неожиданно твёрдо. — Не отпущу тебя.

— Хорошо, не спорю.

Рагвиндр даже не мыслил, чтобы отправиться на винокурню или лечь на боковую в кабинете. Сняв свою обувь, он улёгся на край кровати и накрылся довольно лёгким одеялом. Капитан последовал его примеру, но не лёг на середину или другой конец, а прямо на Дилюка.

— Что ты делаешь?

— Лежу.

— Почему на мне?

— Потому что ты горячий и удобный.

— Буду считать это комплиментом.

Руки деть на удивление совсем некуда. Как-то сами по себе они устроились на талии Олберича, который на этот жест, прижался лишь сильнее. Широко зевнув, Кэйя признался:

— Мне до сих пор снятся кошмары. А после твоего отъезда, они лишь стали страшнее. Ты из раза в раз умирал у меня на руках. Когда я изо дня в день просыпался в холодном поту и не находил и маленькой весточки о тебе, то ощущал, как внутри меня всё разрывается на части.

Он говорил это поникшим, совсем тихим голосом. Звучало, будто мужчина вычитывает свой приговор.

— Я был необычайно рад твоему возвращению, Люк…

— Я тоже рад, что вернулся.

Дождь прекратился, ветер стих и тучи сменились чистым, украшенным миллионами звёзд небом. Завтрашнее утро, как и день в целом, предвещали кучу новых эмоций и событий. И, раз даже после самой страшной грозы, наступает прекрасный рассвет, то, и после долгих лет разлуки, любящие друг друга люди смогут простить свои ошибки.