Глава 1: «О споре»

— Черт, Чайльд, мы проспали!

Навязчивый писк будильника вкупе с женским истеричным голоском звоном отдавались в ушах. Чайльд морщится, резко переворачиваясь на спину и закрывая лицо подушкой. Краем сознания он надеется, что это просто дурной сон, ранние подъемы сродни со смертью. Но нет, голос не умолкает, продолжает звать его и Чайльд тихо стонет от безысходности.

— Чайльд!

Сквозь подушку голос негромкий, он рвано выдыхает, плотнее прижимая ее к лицу. Будильник замолкает, а в следующую секунду девушка одним резким движением отнимает подушку от его лица.

— Люмин, умоляю, оставь меня!

Солнце из приоткрытого окна слепит, и Чайльд морщится от резкого света. Даже вид свисающей над ним девушки в бюстгальтере и небрежно накинутой простыней на плече не бодрит его. Она невыносима.

Люмин — так ее зовут — тормошит его за плечо, твердит «ну же, просыпайся, мы опоздали, черт тебя дери!», а Чайльд лишь недовольно бубнит, приподнимаясь на постели. Плечи и грудь обдает прохладным воздухом, Чайльд тянется, прежде чем распахнуть сонные глаза и увидеть, как Люмин, склонившись над кроватью, искала остатки собственной одежды.

— Без лишних шмоток ты мне нравишься больше, — с усмешкой замечает он, и тут же получает по лицу подушкой. Ауч!

— Вместо того чтобы шутить похабные шутки, лучше бы помог мне одеться, — Люмин вертит в руках короткую форменную юбку, в которой была вчера, досадно замечая, что замок так некстати сломан. Разочарованно застонав, она закрепляет юбку на талии лишь с помощью пары уцелевших пуговиц.

Люмин суетится, бегает по комнате в поисках блузки и пиджака, пока Чайльд, сидя на кровати, трет глаза и надеется, что как только останется в квартире один, тут же наверстает упущенное и проспит до полудня. Утро не для него. Не сегодня. Никогда.

Люмин хорошо поддерживает статус прилежной студентки. Каждое опоздание для нее критично и, справедливости ради, чаще всего она приходит вовремя. За исключением дней, когда она ночует вне общежития. В его постели. О, Чайльд собой гордился, рядом с ним Люмин забывала обо всем — об учебе, о брате, об оценках.

Ноги касаются прохладного пола. Он разминает плечи, пока она, стоя перед зеркалом, расчесывает спутанные белокурые волосы. Любимая заколка с искусственной лилией где-то затерялась, и искать ее времени не было. Еще бы, вчера они устроили в квартире погром — ввалились в прихожую, на ходу срывая с себя одежду, словно безрассудные подростки.

Люмин досадно цокает языком, приглаживая торчащие волосы на затылке.

Она хватает сумку, найденную у порога в спальню, и бежит к выходу, на ходу натягивая белоснежные колготки. Если наклониться чуть ниже, можно разглядеть очертания белья под короткой юбкой и получить укоризненный взгляд. Чайльд смеется, примирительно поднимая ладони вверх. «Да ладно, будто бы тебе самой это не нравится».

— Даже не проводишь меня?

Чайльд выдыхает. Конечно, проводит. Он лениво встает с постели, не удосужившись даже прикрыть одеялом обнаженное тело. Люмин отводит взгляд, очевидно, смутившись, и он отмечает едва заметный румянец на ее щеках. Люмин делает вид, что поправляет челку, когда Чайльд обнимает ее. Хрупкая, миниатюрная, она прижимается к его груди, пока он перебирает золотистые прядки ее волос. Рядом с Чайльдом она кажется хрустальной — надави немного и она сломается.

— Я приду к последней паре, — говорит он, поглаживая ее ровную спину. Люмин мягко смеется, ее смех похож на звон колокольчиков, он может очаровать любого парня. Когда-то и Чайльд проглотил эту наживку, правда обошлось все без свиданий и они просто переспали. Зато к следующему утру об этом знала вся маленькая свита Люмин, плотно облепившая ее в столовой, и с упоением слушая о том, как они с Чайльдом обжимались в туалете.

Люмин улыбается, приподнимаясь на носочках и обнимая его за шею, оставляя смазанный поцелуй на щеке, и Чайльд сдерживается от того, чтобы машинально не стереть его. «Увидимся» — шепчет она на ухо.

Чайльд закрывает за ней дверь и плетется в душ. Сонливость никуда не ушла, он все еще мечтал вернуться в постель сразу после того, как смоет с себя пот и сладкие духи, запах которых осел на нем со вчерашнего вечера. Едва открытыми глазами он смотрит на свое отражение, вяло растирая липкий след от клубничного блеска для губ на щеке. Еще вчера шея была чистая, сегодня — покрытая маленькими укусами. Шагнув в душевую кабину, Чайльд включает воду. Стоя под прохладными струями воды, он чувствует, как горят следы от ногтей на собственных плечах.

Ночи с Люмин всегда такие безумные, страстные, спонтанные. Чайльду нравилась ее легкость — возьми за тонкую нежную руку, потяни за собой, и она покорно пойдет следом, чтобы ночью отдаться без остатка. В такие моменты Чайльд мысленно благодарил предусмотрительных предков за квартиру, предоставленную ему на время учебы в Пекине. Никто им не помешает. И не только им, здесь бывают и другие, нередко даже малознакомые девушки. Их можно снять в кафе или в кино, даже в коридорах университета. О, черт, каждая третья мечтает оказаться в постели Чайльда. Нет, он не бабник, что уж. Коллекционер. Пора начать вести список.

Люмин была хорошей девочкой. Девочкой за первой партой, той самой, кто сдает доклады раньше остальных; той самой, которая дает списать и ничего не просит взамен. Хорошая девочка, которая так сладко стонет под ним ночь или две в неделю.

Друзья с привилегиями. Чайльд хорошо помнил их первый раз. Очередная тусовка, немного алкоголя, и хорошая девочка уже не такая паинька, которой ее привыкли видеть однокурсники. В конце концов, «хорошие девочки» не трахаются в туалете с такими как Чайльд.

Быть может, не такая уж она и хорошая, но точно понимающая. С кем бы Чайльд не делил ложе, он всегда возвращался к Люмин, единственной и неповторимой фаворитке.

Чайльд наскоро вытирает влажные волосы, и они непослушными тонкими прядками щекочут лицо. Он зачесывает их назад, прежде чем снова упасть в кровать и с головой укрыться пуховым одеялом. Поспать, ему нужно поспать.

Чайльд не любил ранние подъемы, предпочитая нежиться в постели до последнего. Он часто прогуливал пары, а иногда приходил к последним двум, предпочитая слушать преподавателей вполуха, и листая ленту в соцсетях. Жизнь слишком коротка, а на счету третий десяток! И как вообще люди добровольно продают свою молодость горам учебников?

Чайльд долго не мог уснуть, переворачиваясь с одного боку на другой, чувствуя, как намокает подушка. Он успел пожалеть о том, что лег в кровать сразу после душа. Скинув подушку на пол, он скомкал одеяло под голову и, обняв его, уснул. Блаженство.

Спал Чайльд недолго, всего два-три часа. Его разбудил обжигающий луч света, упавший на лицо. «Дьявол, — выругался он, — слишком яркое солнце».

Окей, сегодня выспаться не получится.

К черту завтрак, аппетита не было. Сил и желания хватило лишь на чашку дерьмового кофе — он никогда не умел его варить. Стоя у зеркала в спальне, он короткими резкими движениями расправил мятую ткань рубашки на груди, пригладил торчащие после сна рыжие волосы на затылке и щелкнул застежкой серьги в ухе. И самое важное — накинул форменный темно-синий пиджак на плечи. Смятая удавка-галстук привычно пылится в дальнем углу ящика с нижним бельем — Чайльд никогда их не любил. Университетская форма — чертова обязанность, которую он соблюдал спустя рукава. В белых брюках и темно-синем пиджаке с эмблемой вуза он чувствовал себя неуютно.

В передний карман рюкзака падает пачка недешевых сигарет и зажигалка. Прыгнув в белые брендовые кроссовки, он звенит ключами в руках и выходит на улицу.

Весна в этом году выдалась особенно ясной. В нос ударяет запах вишни, теплые солнечные лучи оставляют поцелуи-веснушки на щеках и шее. До вуза идти недалеко, всего пятнадцать минут медленным шагом, и Чайльд, вскинув на плечо рюкзак, бредет по оживленным улицам Пекина. Торопиться некуда.

Учеба в престижном пекинском международном вузе привычным крестом сдавливала шею. Не сравнится ни с одним узлом нелюбимых галстуков. Студент третьекурсник юридического факультета, гордость своей семьи, наследник. Таким его видели отец, мать, сестра и братья. Гордость. Иногда он чувствовал легкую тошноту, стоило только представить, как отец своей широкой холодной ладонью гладит его по волосам, а мать причитает: «Аякс, мы так тобой гордимся».

Боже, ему пришлось учить китайский за год до поступления! Сущий ад. Его произношение все еще далеко от идеала, в нем отчетливо слышался русский акцент.

Он хмыкает себе под нос, вспоминая о том, как отец, провожая его на самолет в аэропорту, шепчет на ухо: «не облажайся». Не ударь в грязь лицом, Чайльд. Ты гордость. Гордость своей семьи. Держи планку, не ленись, будь достойным наследником.

Чайльд стоит на пороге светлого трехэтажного здания, оттирая непонятно откуда взявшееся пятно на форменных брюках. Обеденное время вот-вот закончится, мимо него плетутся студенты, все еще сонные и ленивые. Стайка воркующих девочек, цокая высокими каблуками о мраморные ступени, звонко отщелкивают ему приветствия, на что Чайльд одаряет их своей дежурной обаятельной улыбкой.

Его любят. Чайльд выиграл жизнь. И генетическую лотерею. Еще бы, рыжая копна волос, светлые глаза и высокий рост — редкость в Китае. Его любят девушки, любят парни-старшекурсники и одногодки, которых он видит не только среди белых стен вуза, но и на тусовках. Чайльд предпочитал все что угодно скучным учебным дням. Все это знали, да и он не скрывал. Тусовщик. Разгильдяй с купленным местом в программе по обмену. Отец окрестил это «связями», Чайльд же предпочитал называть вещи своими именами. И ничуть не стыдился этого.

На первом этаже фойе — столовая, спортзал с бассейном и библиотека. Чистый пол, стены молочно-белые, никаких следов маркеров или черных полос от ботинок. Доска почета с лицами студентов висит недалеко от лестницы на второй этаж, мимо которой Чайльд лениво шагает в аудиторию. Напыщенные физиономии отличников наблюдают за ним, но Чайльд старается не смотреть в их сторону. Отец наверняка ждет, чтобы он оказался среди них.

История. Чайльд никогда не любил ее, пропускал чаще, чем любой другой предмет. Преподаватель — занудный китайский бес в тонких очках на цепочке. Строгий, прагматичный, одетый с иголочки, а идеальной осанке можно только позавидовать. Чайльд бы любил его куда больше, если бы тот закрывал глаза на купленные конспекты. Привлекательное в этих парах было только одно — сочная подтянутая задница профессора.

В аудитории душно, не спасает даже приоткрытое окно. Легкий тюль развивался от мимолетного ветра, задевая преподавательский стол и стопку толстых книг на нем. Страницы тетрадей и тонкие листы скользили по гладкой поверхности, так и норовясь упасть на пол.

Здесь четыре ряда одиночных чистых парт слева от окна, в каждом по пятнадцать. Аудитории для совместных пар значительно больше обычных, они были почти полностью забиты разноцветными фигурами студентов, слоняющихся мимо рядов. Темно-зеленая длинная доска была забита терминами и датами с прошлой пары, зануда-преподаватель отсутствовал. Боже, пусть он опоздает.

Чайльд лениво прошел к последней парте третьего ряда — привычному для него месту за спиной Кэйи. Тот обернулся, откладывая приставку, и с широкой улыбкой пожимая контрастную своей светлую руку Чайльда.

— Кувыркался с Люмин? Бедняжка опоздала, прибежала запыхавшаяся, ты бы видел, — в хрипловатом низком голосе друга усмешка. Люмин, закинув ногу на ногу, сидела вполоборота, посматривая в их сторону, и щелкала длинными ухоженными ногтями по сенсорному экрану телефона. Чайльд коротко усмехнулся и пожал плечами. Ее щеки покрылись знакомым румянцем, и она смущенно отвернулась, скрещивая ноги. Кэйя замечает это и, усаживаясь поудобнее, упирается локтями в стол Чайльда, — а ты себе не изменяешь.

— Я бы не отказался остаться сегодня дома, знаешь ли, — на выдохе говорит Чайльд, доставая из рюкзака тетрадь на пружине. Краем глаза он видит, как светловолосый студент с первой парты оборачивается, отрываясь от толстой книги, чтобы одарить Чайльда холодным взглядом бирюзовых глаз. Чайльд сделал вид, что не заметил этого, выстукивая пароль по экрану смартфона.

— Соскучился по мне? Такая честь видеть тебя сегодня.

— Безумно, я здесь только ради тебя.

Кэйа хмыкнул, прокручивая шипастые браслеты на запястьях. В отличие от Чайльда, он обернулся, поймав тот самый недовольный взгляд, устремленный в их сторону, и улыбнулся, коротко махнув юноше рукой. Тот заметно смягчился, расслабляя плотно сомкнутые губы и возвращаясь к книге. Чайльд наигранно закатил глаза. «Боже, как слащаво».

Звонок эхом отразился от стен кампуса. Кэйа цокает языком, разворачивается к своему столу и утыкается в открытую книгу. Чайльд, склонив голову к смартфону, привычно листает ленту в соцсетях, не обращая внимания на легкий хлопок двери в аудиторию.

Отец всегда говорил: «учеба, Аякс, это то, что открывает тебе дверь в семейный бизнес». Он слушал эту лекцию по три-четыре раза на неделе, учась в школе, через кровь и пот впитывая наставления отца. Семейный бизнес, адвокатская контора и отец, заслуженный юрист, мечтающий о том, как далеко пойдет его средний сын. Чайльд родился в золотой клетке и меткой «преемник» на лбу. «Не подведи нас, Аякс, за тобой будущее компании».

Мысли прервали легкие четкие шаги от двери к преподавательскому столу. Спокойный ровный голос чеканит приветствие, он слышит шуршание тетрадей и учебников вокруг. Стук мела по доске и Чайльд, наконец, поднимает взгляд.

В его голубых глазах отражаются парты, монохромные спины студентов в темно-синих пиджаках, доска и затылок профессора на ее фоне. Осветленные концы темных волос, собранных в низкий хвост, касаются поясницы. Он держит в левой руке учебник, а пальцами правой отстукивает одному ему известный ритм, и, наконец, оборачивается.

Высокий, строгий, преподаватель международной и традиционной китайской истории — Чжун Ли. Точеные черты его лица очаровывали не только коллег, но и множество студенток, провожающих его фигуру тихими вздохами. Профессор, правда, не замечал этого или делал вид, что не замечает. Напыщенный индюк с черным галстуком на шее. Его удлиненный серый пиджак идеально сидел на плечах, белоснежная, дотошно выглаженная рубашка обнимала его широкую грудь, а черные классические брюки подчеркивали длинные ноги. Чайльд уверен, что в безупречно начищенных ботинках профессор может любоваться своим отражением, и делает это каждый раз, когда опускает взгляд.

Профессор. Профессор Чжун Ли. «С отменной задницей».

Чайльд не слышит название новой темы, уводя взгляд от доски и погружаясь в легкие басы музыки в наушниках. Он подпирает щеку рукой, безынтересно осматривая присутствующих.

Студентов в аудитории было достаточно. Чайльд смотрит на белокурый затылок Люмин, наблюдая, как она накручивает золотистую длинную прядь на тонкий светлый пальчик, увлеченно конспектируя новую тему.

Люмин была не единственной девочкой с… изюминкой. Здесь у каждого были свои скелеты в шкафу. Чайльд нередко оказывался в эпицентре слухов, он знал о сокурсниках многое, а иногда и очень неожиданное. В частности, благодаря Кэйе. Что поделать, сплетни всегда были недооцененным жанром.

Например, тот парень с первой парты, одаривший Чайльда ледяным взглядом. Если в группе есть хорошая девочка, то обязательно найдется хороший мальчик, и это был он. Староста юридической группы, отличник, гордость университета и последний зазнайка из всех, кого Чайльд только мог знать. Он носил идеальные рубашки и брюки, а также аккуратно завязанный галстук на шее, не смея пренебрегать университетской формой. Он любил зачесывать длинную челку назад, закрепляя ее разноцветными заколками, когда склоняется над тетрадями, придерживая изредка соскальзывающие с курносого носа очки; надевал он их, правда, только во время чтения. Симпатичное личико, только больно хмурое.

Альбедо. Многие девчонки, не только одногодки, но и старше, мечтали о свидании с ним. Чайльд хорошо запомнил одну — Сахарозу — в частности из-за того, что та хвостиком бегала за ним весь позапрошлый год. Вроде бы, они даже встречались.

Вечно, казалось бы, черствый, сосредоточенный студент не интересовался ничем, кроме своих книг и конспектов. До тех пор, пока не познакомился поближе с Кэйей. И о том, что Альбедо спит с еще одним местным раздолбаем, знал только Чайльд.

О, это были странные отношения, но Чайльд предпочитал не копаться в чужом грязном белье. Особенно когда это белье твоего лучшего друга.

Кэйа, неизменно занимающий место перед носом Чайльда — неоднозначный парень. Завсегдатай тусовок, неотстающий по учебе. Они с Альбедо делили комнату в общаге, и Чайльд был уверен, что Альбедо не упускает случая напомнить своей пассии о важности образования и бла-бла-бла. Кэйю было легко заметить в толпе: высокий, смуглый, с синими крашеными волосами, собранными в длинный конский хвост; челка, закрывающая правый глаз, подводка и браслеты с шипами на запястьях. Красавчик. Возможно, не самая подходящая пара для сладкой мордашки с доски почета. Зато идеальный кандидат на роль лучшего друга такому, как Чайльд.

Чайльд бездумно водит ручкой по листу, оставляя черные размазанные следы и негромко постукивая ногой в такт с музыкой. Прикрыв глаза, он не сразу замечает, как Кэйа, развернувшись вполоборота, стучит пальцами по его парте.

Открывая глаза и, увидев пристальный взгляд профессора на себе, Чайльд освобождает ухо от наушника и прячет его в кулак.

— Дицзы*, — голос преподавателя звучал строго, Чайльд мог почувствовать его прохладу под кожей. Судя по тому, как сквозь стекла очков, на него смотрят карие глаза, внушающие целую гамму из страха и упрека, профессор обращается к нему не в первый раз, — Назовешь для нас год, в котором китайские коммунисты побеждают националистов и провозглашают Китайскую Народную Республику?

Чайльд коротко выдыхает и, поднявшись со своего места, одаряет учителя легким поклоном. «Спросить больше некого?»

— В тысяча девятьсот сорок девятом году.

— Верно, — кажется, взгляд профессора ни на йоту не смягчился. Он кивком позволяет Чайльду сесть, поправляя тонкими пальцами очки на переносице. Боже, сделал бы лицо попроще, — Торжественная церемония состоялась в Пекине, который вновь стал столицей страны.

Чайльд обезоруживающе улыбается уголками губ, на что Чжун Ли, не обратив внимания, поворачивается к доске и продолжает лекцию. Дальше Чайльд не слушал. Всегда Чжун Ли такой дотошный, Чайльд привык. Не ведется ни на его улыбку, ни на прищур голубых глаз, очаровывающий всех вокруг. Чайльд почти смирился с тем, что не сможет растопить его ледяное сердце. Как печально.

А, впрочем, черт с ним. Пока рядом с его именем стоит пометка «отлично», кровью и потом достигнутая им за эти три года, Чайльд может жить спокойно. Пусть профессор и воротит нос от купленных эссе, Чайльд давно приноровился переписывать их «своими словами».

Остаток пары проходит спокойно. Чжун Ли опрашивал других студентов, а Чайльд продолжал сидеть с одним наушником, просто на всякий случай. Негромкие голоса отвечающих ничуть не отвлекали его, уткнувшегося в телефон. Несколько раз за эту пару перекинувшись с Кэйей короткими записками, с подозрительно похожими на профессора карикатурными физиономиями, Чайльд, наконец-то, слышит долгожданный звонок.

Рюкзак привычно опускается на плечо. Чайльд комкает лист, исчерканный за эту пару, и бросает его в урну на выходе из аудитории. Студенты спешно кидают учебники в рюкзаки, чтобы, наконец, покинуть стены вуза, а профессор неспешно перебирает книги и тетради на своем столе. Ужас, он всегда такой медлительный, как будто кроме ежедневного дотошного пересказа учебников в его жизни нет больше ничего. Неужели ему нечем заняться? Неужели его никто не ждет дома? Даже кот? Кольца на пальце нет, детей, наверное, тоже. Скучный.

Чайльд, забей. С чего бы тебе об этом думать?

Он выходит за дверь и медленно плетется по коридору, где его нагоняет Кэйа. За ним, листая книгу, тянется Альбедо, делая вид, что не замечает Чайльда. Чайльд не против. Кэйа притягивает Альбедо к себе, ласково треплет белокурые волосы, на что тот едва заметно улыбается. Сладкая парочка.

На плечо Чайльда ложится легкая нежная рука. Люмин, поравнявшись с компанией, прижимается к нему, звонко чмокнув в щеку. Снова липкий след от блеска. Стирать его было бы слишком демонстративно, обидится еще.

— Тебе стоит чаще появляться на парах, ты знаешь, — говорит она, теснее прижимаясь к его руке, — Профессор тебя недолюбливает, он сверлил тебя взглядом от звонка до звонка.

«Будто бы меня это волнует». Последний раз он беспокоился о своей учебе еще до того, как поступил в старшие классы. Отец стал одержим идеей сделать из Чайльда достойного наследника, словно ему не хватало старших сыновей.

— Да? Я не заметил, — беззаботно отзывается он, выуживая из кармана сигареты. Обернувшись к Кэйе, он кивает на смятую пачку, — Покурим?

Стоя за углом университета, Чайльд услужливо протягивает Альбедо и Люмин, стоящим рядом, полупустую пачку, предлагая угоститься, на что они оба демонстративно морщатся. Пожимая плечами, он дважды щелкнул зажигалкой — для себя и для Кэйи.

Горло обжигает приятный дым, на губах остается сладкий отпечаток. Люмин шутливо называла эти сигареты «для поцелуев» за ванильный или шоколадный вкус фильтра. Даже Альбедо мог бы коротко улыбнуться, услышав это сравнение. Улыбка на его лице дорогого стоит, а Кэйа млел от нее, будто школьник в первый месяц отношений.

— Хочу завтра собрать ребят, — говорит Кэйа, сжимая сигарету в зубах, — выпить, развлечься, может фильм посмотреть, можно рубиться в приставку. Ты, Люмин, Альбедо, — тот тут же отвернулся, и Кэйа приобнял его за плечи, — Выдохни, принцесса! Люмин, Альбедо… Кэцин и Гань Юй давно не было с нами, хочу позвать их. Обязательно Розарию, Сахарозу… хотя нет, Сахарок не пойдет, — он скосил взгляд на Альбедо. Тот сделал вид, что не услышал, — и кого-нибудь еще. Итэра можно, — услышав имя брата, Люмин активно закивала.

— Итэр придет с Сяо, — подхватила она.

— Ага, точно. Я бы позвал Чунь Юня с первого курса и его друга, как его там, — Кэйа щелкает пальцами, пытаясь вспомнить, — Син Цю! Итто еще, он точно притащит Горо. Думаю все, остальные подтянутся, если захотят.

Про их тусовки знали все, кому это было нужно. Кэйа устраивал их два-три раза в месяц на выходных, оккупируя квартиру Чайльда. За дорогую мебель и телик Чайльд переживал, лишь когда приходил Итто, здоровяк-бейсболист с выпускного курса, потому совал ему пару купюр перед тем, как тот напьется, и просил быть поаккуратнее с алкоголем. Не хватало еще искать глупые оправдания перед хозяйкой съемной хаты, какого черта мебель превратилась в кучу мусора. Чайльду уже приходилось возмещать ущерб, и слезно вымаливать прощение, больше он не хочет, «спасибо, не голодный».

— Тогда договорились, — Чайльд тушит окурок о подошву кроссовок и кидает в ближайшую урну. Промахивается, но поднимать не спешит.

Наконец-то он расслабится.


19 марта, суббота. 18:25

Главное правило вечеринки — неси с собой то, что будешь пить сам.

Чайльда воротило от запаха традиционного алкоголя, он часто брал импортное пиво, вино или текилу, если хотелось посильнее надраться. Кэйа, в отличие от него, влюбился в пи-цзю, которое на вкус было достаточно неплохо приближено к привычному для большинства пиву. Альбедо пил редко, на тусовках появлялся еще реже, обычно занимая место в дальнем углу и листая книгу. Чайльд и не помнил, когда в последний раз видел этого парня без книги…

Люмин обожала виноградные вина – путай-цзю. Изредка ей заходили и специфичные разновидности настоек, в которых можно было найти змей или даже когти тигров в бутылке. Чайльд не понимал ее вкус, но нередко покупал для нее пару своеобразных напитков. На что только не пойдешь, чтобы удовлетворить даму?

Натягивая одной рукой джинсы на задницу, а второй набирая номер ближайшей доставки, Чайльд заказывает лапшу и закуски в ближайшей забегаловке. Все без изысков, зато есть шанс не лежать к ночи со скрученным от голода животом. Еду привезут через час, и этого оказалось достаточно для того, чтобы основная масса студентов уже прибыла на место.

В гостиной темно. Горит лишь огибающая комнату светодиодная лента под потолком и мигающий свет от телевизора. На журнальном столике картонные коробки с лапшой, пустые банки, стаканы и пачки чипсов, часть из которых уже была на ковре. На кожаном диване сидит тройка студентов, увлеченно переговариваясь и выкрикивая изредка «Давай! Так его!», звонко отстукивая по джойстику.

Басы громкой музыки стучали по стенам и оконным стеклам, и Чайльд лишний раз отметил силу звукоизоляции, благодаря которой у него никогда не было проблем с соседями. На кухне бедлам, кто-то мешает коктейли, о чем-то спорит, а за столом у приоткрытого окна опустевшая чашка уже стала пепельницей, куда курящие ребята по-хозяйски стряхивали пепел.

Чайльд стоит в ванной, безуспешно оттирая с алой рубашки пятно от вина, почти полностью расстегнув ее для удобства. Он уже порядком пьян, голова приятно кружится и он, в конце концов, отпускает эту идею, возвращаясь к гостям.

Горо, невысокий парень-второкурсник, будто прижимая несуществующие собачьи уши к макушке, сконфуженно сгорбился на диване, когда Итто — тот самый шумный перекаченный бейсболист — проиграв какому-то парню, резко подпрыгнул вверх. «Ты жульничал!» — кричал он. Здоровяк был настолько высокий, что едва не задевал копной пепельных длинных волос потолок.

— Эй, Чайльд, — крикнул Итто, размахивая джойстиком. Боже, как он не любит проигрывать. — Сыграешь? Я сделаю тебя!

Чайльд коротко улыбается и машет рукой, «позже может быть». Итто быстро теряет к нему интерес, падая на диван и прижимая к себе Горо, от неожиданности пролившего на свои колени пиво.

«Вот черт», подумал Чайльд. Придется накинуть за клининг пару сотен сверху, чтобы отдраить ковер и кожаный диван. Хозяйка каждый раз замечает даже самый незначительный изъян, и точно прикончит его, если Чайльд позволит себе оставить крошки чипсов и пятна от вина на мягком ворсе или кожаной поверхности.

Люмин щебетала у окна с подружками. Кэцин, одетая в легкое сиреневое платье, сидела на подоконнике, поджав ноги. Гань Юй, скромная и немного сгорбившаяся, неловко сминала подол юбки в руках и с легкой улыбкой наблюдала за тем, как Люмин активно жестикулировала, едва ли не задевая ее волосы. Чайльд увидел, как Люмин, заприметив его, помахала ему ладошкой. Он улыбнулся, отсалютовав ей двумя пальцами.

Кэйа сегодня в ударе. Он выпил больше, чем обычно, Чайльд обратил внимание, как тот мешает пиво с водкой и уже начал отсчитывать часы до того момента, как Кэйа побежит в сортир прочистить желудок. Альбедо смотрел на него так, будто завтра их ждет серьезный разговор. Но он все равно простит его. Он всегда прощает.

Чайльд проходит на кухню. Розария, девушка с крашенными бордовыми волосами, одетая в драные джинсы и футболку, сидела за столом, гипнотизируя вино в своем бокале. Она часто крутилась рядом с Кэйей, кажется, они неплохо общались. Забавно наблюдать, как Альбедо каждый раз при виде Розарии напрягается, демонстрируя свое недовольство. Еще одна персона из «так-себе-компании». И Чайльд мог его понять — Розария не внушала доверия, была скрытной и не общалась ни с кем, кроме Кэйи. А, разве что изредка ее можно было заметить среди милых первокурсниц. Чайльд полностью ее понимал, он и сам не прочь иногда «провести с ними время».

Кэйа шумит в раковине кубиками льда, выдавливая их из формы, чтобы следом звонко бросить в коктейль. Белая рубашка, в которой он пришел, пропахла потом и спиртным, смешиваясь с едким запахом одеколона.

— Чел, да ты перебрал, — заметил Чайльд, подхватывая банку пива. Он случайно встряхивает ее, но через секунду жалеет об этом, недовольно слизывая жидкость, стекающую по руке. Мда, теперь к винному пятну на рубашке прибавилось еще одно, в виде длинной неровной пивной струйки на рукаве.

— Кто бы говорил, брат, — подхватывает тот, поднимая свой стакан и тут же припадая к нему губами. Ага, Чайльд хоть градус не понизил и не намешал бурду в стакане, в отличие от некоторых. Посмотрит он на Кэйю, когда тот будет обнимать «белого друга». Даже волосы готов подержать. Исходя из мужской солидарности.

Розария демонстративно закатила глаза и, хрипло шепнув «удачи, красавчики», вышла из кухни, оставляя после себя шлейф едких духов и дешевого табака.

Чайльд усмехается. К черту, завтра он отоспится, выпьет пару таблеток и к вечеру уже будет как новенький. Хорошо быть молодым. Зато Кэйе будет несладко, и ладно бы его настигло только похмелье, но нет, еще же есть Альбедо.

— Хэй, Аякс, — слышит он у левого уха и непроизвольно морщится. Аякс он для отца и матери, братьев, сестер и преподавателей, но не для сверстников. Тем не менее, он оборачивается, натягивая на лицо дружелюбную улыбку. Ну же, засунь свое недовольство в задницу и будь хорошим парнем, девчонки тебя обожают. Не потеряй свой статус любимчика.

Перед ним темноволосая короткостриженая девушка, невысокая, макушкой достает Чайльду лишь до подбородка. Он улавливает запах вина и сладких духов, а в ушах все еще звучит его имя, которое он так не любит слышать из чужих уст. Ну же, расслабься, ты ее даже не знаешь.

Девчонка явно пьяна. Ее взгляд расфокусирован, она вот-вот потеряет равновесие, если не будет опираться на кухонную тумбу. Короткий топ на бретельках оголяет светлую кожу плеч, а ее нежные щечки украшает ярко-алый румянец.

— У меня закончилось пиво, сходишь со мной? — даже сквозь шум музыки и разговоров вокруг, Чайльд слышит ее далеко неидеальный, ломаный китайский, и он режет слух практически так же сильно, как и нелюбимое обращение к нему. Едва сдержавшись, чтобы не закатить глаза, Чайльд улыбается. Он поправляет сползшую с плеча девушки бретельку, пальцами чувствуя, как ее кожа покрывается мурашками.

— Минут через пятнадцать, хорошо?

— Буду ждать, — мурлыкнула она и, слегка пошатываясь, вышла из кухни.

Чайльд делает глоток пива и выдыхает, — «Хорошо…». Кэйа, уже намешивая новый напиток, легонько толкает его в плечо.

— Хочешь зажать ее в углу? — из-за алкоголя даже у Кэйи, у которого никогда не было проблем с языком, слышится непривычный акцент. Кому-то явно давно уже хватит. Если бы рядом был Альбедо, он бы непременно забрал стакан с порцией очередного авторского коктейля из дрожащих рук.

— Может быть, — Чайльд неоднозначно пожимает плечами, пряча улыбку за еще одним глотком.

— Наш любимец.

— Куда без этого? — отвечает Чайльд, поправляя волосы. Кэйа тоже был таким. Бесчисленные связи с парнями и девушками, Чайльд сбился со счета, он даже не помнил всех поименно. Кэйа, наверное, тоже. Пока не познакомился с Альбедо. За год отношений он изменился, стал почти прирученным щенком, который получает нагоняй каждый раз, когда напьется или придет домой с синяком под глазом. Драки — редкость, но бывают. Соответствует шаблонному образу панка.

В соседней комнате раскручивают бутылочку. Чайльд слышит отдаленный смех, звон банок, бутылок, и разочарованные выкрики. Ох, черт, хоть бы они ничего не разбили. Только сейчас он замечает, что на кухне они с Кэйей одни.

Кэйа оперся поясницей о край стола. Прикурить получается не сразу, он щелкает зажигалкой раз пять. Болван, чуть не подпалил челку! Дым струится к потолку, причудливо подсвеченный приглушенным светом из окна. Кэйа расслабленно выдыхает, прикрывая глаза. Может быть, вызвать ему такси?

— Спорим, — вдруг начал он, задумчиво пожевывая фильтр, — не каждая пташка тебе по зубам.

Чайльд приподнимает бровь, складывая руки на груди. Он что, сомневается?

— С чего это ты вдруг?

— Да так. Есть один кандидат.

— В мою постель? — усмехнувшись, уточняет Чайльд. На недостаток желающих он не жаловался. В чем подвох?

— Еще чего. Тебе его не заполучить.

Яркий голубой глаз Кэйи, не скрытый челкой, смотрел на Чайльда с усмешкой и прищуром. Так-так, что-то интересное.

— И кто же это?

— О, ты ни за что догадаешься.

Кэйа заводит руку за спину, вытаскивая из заднего кармана драных джинсов телефон. Фейсайди не с первого раза ловит его лицо, а смартфон норовит выскользнуть из дрожащих пальцев. Такси все еще звучит как отличная идея, ему бы поспать.

— Как тебе такой экземпляр?

На сенсорном экране знакомый Чайльду «MeetU», сайт знакомств. Оформление нежно-розовое, с крупными иероглифами. Он хмурится, наклоняясь к протянутому телефону. Чайльд часто моргает, прежде чем увидеть на экране знакомое лицо. Да ладно? Быть такого не может!

Строгий взгляд, рубашка, пиджак, золотисто-карие глаза и плотно сомкнутые губы. Черт, он бы ни за что не поверил, если бы не смотрел на это прямо сейчас.

— Серьезно? — Чайльд смеется, — неужто наш недотрога ищет пару?

— Как видишь!

А профессор Чжун Ли не так-то прост. Наверняка выбрал для профиля самое лучшее свое фото. Близкий кадр, кажется сделанный на какой-то конференции. Чайльд ловит себя на мысли — он бы обязательно остановился на такой анкете. Ровного цвета кожа, подведенные красной подводкой глаза, губы, пусть и плотно сжатые, но очень мягкие на вид.

Только глупец будет отрицать, что лицо у профессора Чжун Ли привлекательное.

— Если бы он выставил фото своей задницы, желающих пойти с ним на свидание было бы еще больше, — смотря на средний рейтинг анкеты, замечает Чайльд. Кэйа смеется, кидая окурок в почти заполненный стакан-пепельницу.

— Спорим на тысячу юань, что ты не затащишь его в свою постель?

В голосе Кэйи усмешка и вызов. Чайльду знаком этот тон. Кэйа, напиваясь, нередко ввязывается в споры. Даже после того, как отрезвеет, он не отказывается от них, предпочитая идти до конца. Даже если спор ему не нравится. Принципиальный. Чайльд улыбается, понимая, что это одна из черт, которые нравятся ему в своем друге. Свободный, безрассудный, при этом не отстающий по учебе бывший ловелас. Букет несовместимых черт. Чайльд любил компанию Кэйи, желая почувствовать хоть крупицу его независимости. Он друг, которого у Чайльда никогда не было

«Но вернемся к спорам».

Так Кэйя выиграл приставку — в итоге Чайльд покупал новую, а в последний раз пару сотен юаней. Зато Чайльд получил от него бутылку хорошего импортного виски. Кстати, очень даже приятного на вкус. Повезло Кэйе со стипендией, он никогда на нее не жаловался. Да и Чайльд не бедствовал, благо родители, полностью обеспечивающие сына, ежемесячно пополняли его счет. К черту бабки. Сам спор звучит… интересно.

— С чего ты взял, что он захочет спать со мной?

— Это уже твоя проблема.

— Думаешь, он гей?

— Чувак, он выглядит как гей.

Чайльд приподнимает бровь и перехватывает телефон из рук друга, чтобы пролистать страницу с анкетой немного ниже. Типичный набор информации и еще пару фоток. Одна, очевидно, сделанная в осеннем парке со стаканчиком кофе в руках, а вторая в традиционной одежде. Кажется, это называется ципао.

— То, что он гей, написано здесь.

— Но, согласись, что это написано у него не только в анкете, но и на лице.

Чайльд смеется, передавая телефон в руки друга. Тот прячет его в карман, шуршит пачкой и снова щелкает зажигалкой.

— Так что? — Кэйа выдыхает дым в сторону Чайльда, усмехаясь, — Слабо?

В глазах Чайльда загораются игривые искорки. Он обнажает ровный ряд белоснежных зубов, перехватывая сигарету из рук друга, и затягивается.

— Тысяча юань, друг, ты сам сказал, — говорит Чайльд, и, вторя ему, выдыхает дым в его лицо, — Я согласен.

Жажда выигрыша, и дело не в деньгах. Победа ради собственного достоинства, ради того, чтобы доказать — он может заполучить в постель кого угодно, будь то любая девушка или парень, даже если это напыщенный профессор истории. Мелочно? Да к черту.

— Тогда спорим?

— Спорим.

Рукопожатие крепкое, утверждающее. Оба кивают, опрокинув в себя остатки алкоголя. Нужен план, план по захвату Чжун Ли. Чайльд обещает себе подумать об этом позже.

Он наигранно хмурит брови и обнимает Кэйю за плечи, с усмешкой ткнув пальцем в его гладкую щеку.

— А твой принц в курсе, что ты листаешь подобные сайты, брат?

— Знать ему не обязательно. Считай, что я нашел случайно.

— Разумеется, — Чайльд деловито кивает, открывая новую банку пива, одиноко стоящую на кухонном столе. Это будет сложно. Но от того и победа будет особенно сладкой.

«Профессор, кажется, вы на прицеле».

Примечание

* Дицзы — ученик у учителя (в основном обращение учителей к своим или чужим ученикам).