Хоть и молод, сердце — уголь, голова — холод.

Говорят, отсюда надо сваливать?

По-любому.

Но рыба так любит свой омут. 

ЛСП — Не убежал

28 марта, понедельник. 12:24

Кэйа восседал среди подушек и тканей словно греческий бог. Смуглая кожа едва блестела в теплом свете лампы, а с плеча на грудь падала то ли простыня, то ли еще что - издалека не разглядеть. Густая челка привычно прикрывала правый глаз, а влажные темно-синие волосы каскадом струились по спине и плечам, причудливыми узорами очерчивая мышцы груди. Над головой он сжимал гроздь искусственного винограда, не без усилий стараясь сохранить самое томное выражение лица, на которое только был способен. Чайльд невольно усмехнулся. И как давно он так сидит?

Боже, он что, без штанов?

Альбедо стоял у массивного мольберта неподалеку от Кэйи, старательно накладывая объемные мазки краски на холст — коричневый, бежевый, тепло-желтый, ближе к оранжевому, который, вроде как, называется «охрой». Чайльд мало что понимал в искусстве, но работы Альбедо ему всегда нравились. Он рисовал Кэйю чаще, чем все что угодно: рисовал в столовой, в библиотеке, а иногда даже на парах. Чайльд не понимал, как, но на всех картинах и легких набросках воздушными штрихами Кэйа выглядел живо, будто бы вот-вот сойдет с очередной страницы альбома или же холста, стоящего средь прочих таких же искусных, но более сухих и академических работ Альбедо. Это завораживало.

Художественный клуб основали еще пару лет назад, но он так и не обрел популярность у студентов. По слухам, в этом семестре на него даже не хотели выделять финансирование, но, к счастью Альбедо, этого не случилось. Кроме него, после пар тут можно было найти Итэра — брата Люмин, с которым Чайльд не очень-то близко общался. Ну а сам же Альбедо проводил здесь восемьдесят процентов своего свободного времени. Так говорил Кэйа, который был частым гостем в аудитории клуба, выступая в роли натурщика. Разумеется, в основном для одного конкретного художника.

— Оу, сегодня боги Олимпа спустились с небес, — шутливо говорит Чайльд, подходя к Альбедо со спины и заглядывая тому через плечо. — Что за богема?

Альбедо едва вздрагивает, оборачиваясь и плотнее сжимая кисть меж пальцев. Чайльд отстраняется, рискуя получить той самой кистью, опасно поблескивающей масляной краской, прямо в насмешливо прищуренный глаз.

— Посмотрите-ка кто явился, — едва шевеля губами, проговорил Кэйа, не отрывая взгляда от винограда над своей головой, — держал бы свои шуточки при себе. Где ты пропадал все выходные?

Действительно, от Кэйи висело уже пять или шесть непрочитанных сообщений, о которых Чайльд благополучно забыл, что ему, вообще-то, было несвойственно. Но в последние дни множество статей, составление списка подходящей литературы, набросок плана — все это смешалось в одну расползающуюся кашу из букв, иероглифов, терминов и дат. И когда Чайльд в последний раз так запаривался? Так сильно вдаваться в учебу, конечно, не было чем-то привычным для него, но кто же знал, что вся эта возня с проектом может настолько утомить? А ведь это было только начало…

— Не поверишь, если расскажу, — протянул Чайльд, все еще стоящий позади Альбедо, получая очередной, уже более настойчивый, недовольный взгляд. В нем настолько сильно читалось красноречивое «иди отсюда», что Чайльду оставалось только поднять ладони в примирительном жесте и сделать шаг назад. А потом еще один.

Кэйа едва заметно повел бровью, не смея шелохнуться под напряженным взглядом Альбедо.

— В общем, я вызвался писать проект по истории. Из плюсов: могу доставать профессора до тех пор, пока не закончу с этим. Из минусов: я только начал, а уже заебался.

Кэйа дернулся, почти полностью разворачиваясь к Чайльду, а в его глазах мелькает совершенно искреннее «да ладно?». Альбедо шикнул, на что Кэйа прошептал едва слышное «извини», возвращаясь в прежнее положение. А ведь он только хотел отпроситься на перекур — словами не описать, как затекают мышцы от длительного нахождения в одной и той же позе. Невыносимо.

— Вместо того чтобы отвлекать нас от работы, — Альбедо не отрывает взгляд от холста, но Чайльд уверен, что обращается он именно к нему, — мог бы соизволить не пропадать на выходные, чтобы похвастаться своими… достижениями, кхм, в более подходящее время.

В воздухе повисло и без того затянувшееся напряжение. Чайльд мог четко видеть, как дергается кадык Кэйи, когда тот сглатывает ком в горле. И ведь не смеет перечить, только едва заметно ерзает на стуле и поджимает пальцы на ногах, кивая.

Альбедо крайне деликатно делал вид, что не в курсе их спора. Разумеется, его ненаглядный разболтал все уже на следующий день после той пьянки, а Альбедо лишь отмахнулся, мол, не его это дело и вообще «спор — это детская забава, а вы бы лучше учебой занялись». Спасибо, что хоть язык у этого парня не длинный и сплетничать не в его интересах, так что он точно ничего не разболтает. Кэйа был уверен (и не напрасно), что Чайльду не хотелось бы, чтобы вся эта… история дошла до кого-то еще. До Люмин, например. Или, боже упаси, до Чжун Ли.

— Ох, удачи, чувак, — шепотом говорит Кэйа, неловко поглядывая в сторону Альбедо, который, медленно и тяжело дыша, стоял глядя на него и прокручивая кисточку между пальцами, — ты извини, я тут немного занят. Встретимся завтра.

Альбедо негромко шмыгнул носом — видимо, это остатки недавно прошедшей простуды — и уверенно кивнул пару раз, приподняв брови, молча спроваживая надоедливого парня прочь. Чайльд поджал губы, и, сунув руки в карманы, попятился к выходу. Последнее, что он увидел, прежде чем выйти за дверь аудитории, мягкую улыбку на лице Кэйи, когда тот смотрел на Альбедо, который, немного расслабившись, вернулся к работе над картиной.

Странная они все же парочка. Когда Кэйа начал встречаться с этим занудным отличником, Чайльд никак не мог подозревать, что это продлится вот уже, получается, год. И как они вообще друг друга терпят? Настолько разные, из практически противоположных миров.

Непонятно. Дерзкий бунтарь и тихий, погруженный в себя претендент на диплом с отличием. Чайльд не помнил, когда именно и почему они начали встречаться. Не помнил, даже как они познакомились, а Кэйа, так вышло, не особо трепался про отношения. Может быть, как раз под влиянием Альбедо, кто их знает.

Сонно. Жара, стоящая на улице на протяжении последней недели, усыпляла еще больше. Хотелось присесть в относительно прохладном коридоре у стены и задремать. Или пойти и отрубиться в библиотеке лицом в стол под мерное шуршание книжных страниц и тихого студенческого шепота. Возможно, это даже не такая плохая идея.

Минувшие выходные Чайльд провел за ноутбуком, старательно подбирая материал к выбранной теме проекта. Конечно, он мог попросить помощи у Люмин, которая нехотя ушла еще в субботу утром, так же как и запрячь какого-нибудь студента отличника, отдав за это совершенно незаметную для своего кармана сумму. Но Чайльд решил гордо взвалить эту ношу на свои собственные плечи. Может он и усложнил себе жизнь, но все это ради благой цели, благой. Будет честно сделать все своими силами. Чайльд не позволит себе играть грязно, только не в этот раз. Хотя, что может быть грязнее их детского спора на пьяную голову? А ладно, всего лишь условности.

Предстоящие сегодня две единственные пары Чайльд добросовестно проспал. Признаться, он был бы и вовсе рад не появиться в университете, продолжая плевать в потолок, если бы не чрезвычайно важное дело, да и явиться Кэйе на глаза будет не лишним.

Откровенно говоря, он и сам себе признался, что его худо-бедно какой-то режим пошел к псу под хвост, а виноват в этом, кто бы сомневался, злосчастный проект и несчитанные часы над статьями и конспектами. Сегодня, то и дело поглядывая на собственные синяки под глазами, Чайльд обещает себе отрубиться как можно раньше, хотя бы для того чтобы к завтрашнему дню выглядеть… не так потрепанно. Худо бедно натянувший на себя ненавистную форму, жалкая пародия на студента отличника.

Чайльд старался убедить себя, что все это не зря, ведь этот проект — действительно уникальная возможность быть рядом с Чжун Ли, а главное сколько предлогов лишний раз заявиться к его столу с невинным видом! Не это ли прекрасно? Вся эта затея начала казаться ему не просто спором, она вызывала яркий, ни с чем несравнимый азарт.

Боже, трахнуть препода, это же так волнительно.

И вот Чайльд снова стоит у той самой аудитории, на флешке в кармане наброски плана, в голове пара дежурных фраз, которые он готов выдать с порога, а на лице улыбка, старательно прикрывающая навязчивую сонливость.

Не смотря на то, что лаоши в их последнюю встречу настоятельно порекомендовал прислать ему тот самый набросок на почту, а не заявляться под дверь аудитории, Чайльд бессовестно проигнорировал это. Ну, подумаешь, приперся лично, что с того?

Вдох-выдох, он дважды постучал костяшками о дверь, пока не услышал приглушенное «войдите».

Чжун Ли, все такой же собранный, сосредоточенный и напыщенно серьезный, отрывается от своего ноутбука и разворачивается на стуле, чтобы молча, кивком, поприветствовать своего студента. Как только Чайльд встретился с привычно холодным взглядом профессора — таким, какой точно бы напугал первокурсника на первом в жизни зачете — в его голову закралось подозрение, что Чжун Ли и вовсе чужды любые другие эмоции.

— Добрый день, лаоши, — кивает он в ответ, не теряя лица, — я закончил с планом проекта.

Чжун Ли без интереса следит за тем, как уверенно ему протягивают заветную флешку, а затем с щелчком вставляет ее в ноутбук. Пару кликов мышки и он уже открывает документ, бегло осматривая печатные строчки.

Молчание длится вечность. Так кажется Чайльду, который разминает влажные ладони за спиной, следя за тем, как Чжун Ли задумчиво постукивает пальцами по кнопкам мыши. Звук раздражает, бьет по перепонкам. Блять, скорее бы это закончилось.

— Неплохо, — слышит Чайльд и выдыхает, — но можно лучше. У вас хороший список книг, которые вы хотите использовать в работе, большинство можно найти в нашей библиотеке. Постарайтесь использовать его по максимуму и дополнить план к завтрашнему дню.

Фух. Чайльд потирает ладони и прячет их в карманы брюк, приходя в чувство. И чего он так разволновался?

Чжун Ли еще с минуту поясняет то, как можно раскрыть выбранную тему, открывает какие-то статьи, на которые Чайльд, возможно, даже натыкался прошлой ночью, делает пометки красным шрифтом, пока не слышит заготовленную фразу:

— Я могу попросить вас о помощи? — Чжун Ли отрывает взгляд от экрана ноутбука, обращая его к Чайльду. Сегодня он чувствует себя более уверенным, даже ладони высохли за секунду, пусть и навязчивое волнение никуда не делось. Зато Чайльд заранее знает, что хочет сказать, и даже не чувствует ком в горле от того, как Чжун Ли чуть приспускает очки, вопросительно осматривая его, — Сдача проекта совсем скоро, я не хочу подвести вас. Могу ли я надеяться на то, чтобы мы вместе дополнили мой набросок? Хотелось бы сделать все в лучшем виде.

Насколько это правдоподобно звучит? Он начинает сомневаться в своих словах, когда профессор складывает руки на груди, не отрывая свой взгляд от Чайльда, который изо всех сил старается не показывать свое волнение.

— Если вы сомневаетесь в своих силах, зачем же вы вызвались участвовать в проектной деятельности?

Прокол, Чайльд не был готов к подобному… вопросу. Это удар под дых. На самом деле он рассматривал вариант с отказом, но прямо сейчас, когда взгляд Чжун Ли неотрывно испепелял его прямо здесь и сейчас, все мысли разом покинули его голову. Блять, и что ему нужно сейчас сказать?

Чайльд слышит тяжелый вздох.

— В качестве исключения и только потому, что вы единственный доброволец, — устало говорит Чжун Ли, закрывая ноутбук, — но учтите, что у меня не так много свободного времени, чтобы целиком и полностью посвятить его вам. Это все еще ваша работа и я могу только направлять вас, дицзы, надеюсь, вы это понимаете.

Да-да, он понимает, он все прекрасно понимает. Прямо сейчас, сдерживая судорожный вздох облегчения, Чайльд благодарит всех существующих богов о том, что этот нелепый предлог сработал. Кажется, сегодня судьба благосклонна к нему, грех не воспользоваться.

— Завтра я могу уделить вам полчаса обеденного перерыва, не больше, — Чжун Ли неспешно собирает документы и тетради в стопку, — подойдите ко мне после звонка, пройдем в библиотеку и поработаем над вашим планом. Но дайте мне слово, что это будет в первый и последний раз.

Чайльд не сдерживает эмоции, которые так и рвутся наружу лучезарной улыбкой.

— Даю вам слово, лаоши! — Боже, как хорошо, что судьба все же любит идиотов.

Все складывалось наилучшим образом. В тот момент Чайльд подумал, что не так уж и жалеет о том, что ввязался в этот несчастный проект. Ему и в помощи не отказали, и возможность побыть с Чжун Ли лишние полчаса предоставили. Просто сказка. Чайльд с удовольствием представил лицо Кэйи, когда он расскажет ему о своей маленькой победе. О, если он выиграет, то его лицо будет незабываемым. Хрен с деньгами, а вот ради удовлетворения собственного эго и постараться не грех.

Из аудитории Чайльд вышел с облегчением. Он чувствовал, как предвкушение буквально закипает внутри, чувствовал это на кончиках пальцев. Из приоткрытого окна в коридоре весенний легкий воздух принес знакомый запах вишни, и Чайльд вдохнул его полной грудью. Охуенный день, просто охуенный. Главное не упустить момент, быть настойчивым, быть уверенным, быть…

Телефон в заднем кармане брюк издал резкий звук, а по всему телу распространилась вибрация, прервав ход мыслей Чайльда. Наверняка это Кэйа или Люмин, кто же еще?

Собраться бы всем вместе, передохнуть и выдохнуть, учеба, однако, занимает непривычно много времени.

Уже спускаясь на первый этаж, Чайльд остановился на лестничном пролете и нахмурился. Телефон разрывался противным писком в его руке, вызывая мурашки, а на дисплее высвечивался номер, на который он так редко звонил в последнее время. В горле вмиг пересохло. Чайльд сглотнул прежде, чем смахнуть кнопку вызова.

— Отец, — его голос не дрогнул, — привет.

— Здравствуй, Аякс, — отец звучит по обыкновению строго, немного хрипло и холодно. Чайльд и не помнит, слышал ли он из его уст иные интонации. Он сжимает телефон в руке, опершись о прочные толстые перила лестницы, и опустив голову, рассматривая носки собственных кроссовок. Глубокий вдох. Отец никогда не звонил просто так, вряд ли этот раз стал исключением от большой любви к сыну. — Как дела с учебой?

Дежурный вопрос, после которого обычно следует еще парочка таких же. Чайльд ненавидел телефонные разговоры, особенно разговоры с отцом. Его ответы такие же сухие, короткие, под стать отцовским репликам. На заднем плане Чайльд слышит, как его младшие спорят между собой. Он почти не слушает монотонный голос отца, стараясь разобрать безмятежные голоса Тевкра и Тони, невольно улыбаясь. Интересно, как они там?

Отец чеканит «хорошо», и улыбка спадает с лица Чайльда.

Он пинает невидимый камень под ногами. Разговор с каждой секундой высыхает все больше, а молчание затягивается. С ним всегда так было. И за секунду до того, как Чайльд, наконец, хочет попросить передать трубку Тоне и Тевкру, он слышит то, от чего холодок бежит по спине:

— Я планирую приехать на следующей неделе.

Блять.

— Зачем? — Без стеснения спрашивает Чайльд, сжимая телефон в руке. Вены на запястьях напряглись, а ком в горле обострился, стал колючим, и сглотнуть не получалось. За последние три года, пока Чайльд жил и учился в Пекине, отец никогда не приезжал сюда. Никогда. Так с чего бы вдруг…

— У меня встреча с партнерами по одному важному делу. Помимо этого, что, желание встретиться с родным сыном это что-то необычное, Аякс? — Вопрос скорее с упреком, нежели с обидой. Действительно, что в этом странного. Так может сказать кто угодно, кроме самого Чайльда. Отношения с отцом были… напряженными с самого детства. Он уважал своего отца, был благодарен тому за воспитание и возможность учиться в лучшей школе, а затем и в университете, вот только они никогда не были близки. — К тому же, твоя мать тоже хочет увидеться. Так что не смей опозорить нас.

Снова затянувшееся молчание.

— А ну дай сюда трубку! — Услышал он на той стороне и невольно вздернул брови. Послышалось шуршание, что-то неразборчивое и Чайльд, наконец, расслабился. С вернувшейся на лицо улыбкой он вслушался в нежный высокий голос матери. — Аякс, дорогой мой, не слушай своего сухаря-папашу, он очень по тебе скучает, как и все мы!

Ох, мама, его мама была ангелом, спустившимся с небес, светлым облаком в их доме. Лучезарная, ласковая, заботливая, с теплыми руками и большим сердцем, любви в котором хватало каждому ребенку в ее поистине большой семье.

— Буду верить в твои слова, мам, — его голос ощутимо смягчился.

— Аякс, не будь таким, ну же, — снова шуршание и звонкие детские голоса. Теперь Чайльд улыбнулся шире, заметно оживая и разжав побелевшие пальцы, — ох, кажется, с тобой тут кое-кто хочет поговорить.

— Братец! Братец! — Звучный тонкий голосок Тони ударил по перепонкам, пришлось даже оторвать телефон от уха на секунду, столь громким он был, — Мы так скучаем по тебе! Когда ты приедешь? Тебя так давно не было дома, братец! Папа и мама не хотят брать нас с собой…

Чайльд не успевает ничего сказать, как телефон с той стороны падает с глухим характерным звуком. Он невольно морщится, не переставая при этом улыбаться, а затем новый, не менее звонкий голос, бьет по динамику:

— Братец Аякс, мы все очень скучаем, правда! — Тевкр, кажется, прыгал на месте, тараторя и задыхаясь от восторга. Боже, они такие, какими были всегда: громкие, искренние, совершенно беспечные. Чайльд чувствовал, как мышцы его лица начало тянуть, так широко он улыбался, — А еще печенье, которое ты прислал в прошлый раз, было очень вкусным, это, которое цзя… цзань де…

— Цзянь дуй, — поправил он, перехватывая телефон в другую руку и оттолкнувшись от перил, делая несколько неспешных шагов вниз по лестнице — Я очень рад, пришлось постараться, чтобы найти еду, которая не испортится по дороге к вам.

В трубке телефона вновь резко сменяется голос. Чайльд напрягается, останавливаясь на долю секунды, его шаг становится тяжелее, а челюсть сжимается. Он бы предпочел и дальше слушать возгласы детей, чем…

— Тише! Достаточно, Тевкр, Тоня, еще разбудите Антона, — блять, отец, неужели ты сказал не все, что должен был?

Контраст между отцом и остальными домочадцами был колоссальный. Признаться, Чайльд не догадывался, почему его мать, такая непохожая на своего супруга, совершено другая, когда-то вышла за него замуж. Да, возможно, эти мысли можно назвать «неправильными» или «недопустимыми», все же его отец не такой ублюдок, каким может показаться с первого взгляда. Он заботливый, но его забота несколько иная. Он дает своим детям все для того, чтобы их дорога в лучшую жизнь была максимально легкой, дает лучшее образование, лучшее…

Блять, ладно, сложно не признать, что иногда он перебарщивает.

— Ты говорил о девушке, Люмин, кажется, — слышит Чайльд и хмурится. Неторопливо передвигая ногами, он весь обратился вслух, уже догадываясь, к чему ведет этот разговор, — Я… кхм, твоя мать хочет познакомиться с ней. Не припомню, чтобы у тебя хоть с кем-то затягивались отношения так долго, поэтому…

Чайльд ставит сотку на то, что эта оговорка была не просто так.

— Нет никаких отношений, — это звучит куда резче, чем Чайльд бы хотел, и он смягчается, стараясь предать голосу спокойные нотки, — мы не встречаемся. Мы просто друзья.

— Матери ты говорил другое.

Блять. Черт-черт-черт. Идиот, Чайльд, ты еще больший идиот, чем можно было представить!

Он молчит, не зная, как еще может оправдать свою шкуру. Сказать, что они расстались? Тогда по приезду его ждет град материнских слез, а это затянется надолго, да и вообще кто он такой, чтобы испортить встречу с родителями…

Блять.

— Мы приедем на следующей неделе, — повторяет отец и Чайльд еле сдерживается от того, чтобы пнуть парадную дверь, к которой он только что подошел — ты нас познакомишь. Поужинаем, поговорим. И не смей отказать мне или выкинуть какую-нибудь глупость, Аякс.

— Я тебя понял.

— Прекрасно.

Чайльд предпочитает не вслушиваться в гудки, бьющие по барабанным перепонкам. Хотелось швырнуть телефон под ноги, но вместо этого он снова падает в задний карман. Щелчок зажигалки и дым, обжигающий горло. Приподнятое настроение тлело вместе с сигаретой между пальцев.

Глубоко вздохнув, Чайльд, не удержавшись, с силой пинает первый попавшийся бордюр, совершенно игнорируя боль, пронзившую ногу до колена.

День испорчен.

29 марта, вторник. 12:11

Библиотека встретила на удивление точным световым лучом из окна в ебало. Чайльд поморщился. За стойкой прямо напротив главного входа сидела пышногрудая библиотекарша, к которой кроме как «Лиза» никто не обращался. Мечта старшекурсника, Чайльд точно знал, что к этой даме пытались подступиться некоторые из них. С серьезными намерениями цветы дарили, шоколад, мягкие игрушки. Кому за пределами универа расскажешь — не поверят, пока фотку не покажешь. А с самой Лизой так вообще много разных фото по студенческим чатам ходит — кривых таких, снятых из-под стола на телефон. Извращенцами, не иначе.

Лиза сонно грызла кончик карандаша, подперев щеку изящной ладонью, небрежно расставляя заметки в журнале посещаемости. Ноги скрещены, а туфелька — черная, лакированная и с невысоким каблуком — игриво спадала с миниатюрной стопы. Ее зеленые глаза блеснули под тонкими стеклами очков, когда она подняла голову, — нет, не заинтересованность, а лишь игра света. Чжун Ли вежливо поприветствовал Лизу, с едва заметной улыбкой, та лишь коротко кивает. На Чайльда она же не посмотрела вовсе, возвращая взгляд в журнал.

Давно ли в библиотеке так людно? И душно. Чайльд оттягивает ворот рубашки, на секунду задержавшись у одного из стеллажей. Книжные шкафы облепили студенты, кто-то поодиночке, кто-то в группах. И спорили о чем-то, шептались.

Громкое «Эй!» разорвало тишину на мгновенье — в чей-то затылок прилетел бумажный ком, будто в сцене из студенческого сериала. Чжун Ли на это поморщился, даже шикнул на парочку, тихо давящуюся смехом.

Настоящий ренессанс.

Читальный зал в библиотеке просторный — с десяток рядов белоснежных столов, на удивление, без прилепленных жвачек у основания ножек и пятен от чернил на поверхности. И стеллажи здесь толстые, темные, по нескольку на каждую секцию от «A» до «Z», сверху донизу заставленные книгами. В Китае была довольно интересная библиотечная классификация. Похожую можно было встретить в России, но редко, в особо крупных учреждениях. Чайльд даже не пытался запоминать все категории и подкатегории, так как был здесь редким гостем, потому просто использовал специальный путеводитель. Или же прибегал к помощи Лизы, не просто же так она тут сидит. Но для истинных книголюбов это место действительно было раем, Чайльд даже мог припомнить одного постоянного книжного червя, но благо сегодня его здесь…

…ошибся. Син Цю в этот раз сидел не один. Пробираясь мимо столов, забитых студентами, Чайльд ясно видит, как засранец почти прилип к своему компаньону. Этот парнишка вспомнился не сразу, хотя выкрашенные в светло-голубой волосы не заметить невозможно. Да, этот тот самый студент, которого Син Цю нагло зажимал не так давно в пустынном коридоре. Бедняга и сейчас весь сжался, раскраснелся, будто помидор, сидя рядом с дьяволенком, читая одну книгу на двоих.

Своеобразное место для свиданий, конечно.

Чжун Ли выбрал один из столов у окна, в самом конце зала. Вокруг были заняты лишь пара мест, в подарок к этому здесь было значительно тише.

Этой ночью Чайльд опять хреново спал, это уже становилось малоприятной традицией. На этот раз решающей каплей в переполненном стакане усталости оказался разговор с отцом, после которого Чайльд получил СМС-ку в придачу: время, дату и название отеля. Все это, видимо, просто для галочки, наверняка мать настояла. Это совершенно не то, о чем хочется думать половину той самой ночи, когда он мог бы наконец-то выспаться.

Ах, да, ведь сверху плюсом шла еще одна проблема, и у проблемы короткая юбка, волосы светлые и голос сладкий-сладкий, говорящий: «Мы встретимся на следующей неделе?» И ладно бы обычная, привычная встреча: дома, в кафешке, в кровати, где угодно, но не за столом с внезапно прилетевшими из родной страны родственниками, желающими познакомиться с «пассией» поближе?

Чайльд поморщился, занимая свое место. И вовсе не от солнца, слепящего глаза, так идеально отражаясь от белоснежной поверхности стола, и не от нагретого стула под задницей. Пришлось расстегнуть рубашку — из петель выскользнули три первые пуговицы, оголяя едва влажные ключицы.

На стол приземляется ноутбук, пара книг и тетрадь. Тетрадь, на самом деле, даже не по истории, а первая попавшаяся, которую Чайльд небрежно переворачивает и открывает с конца, кидая на клетчатые страницы ручку. Щелчок, и перо выскальзывает из корпуса, и небрежным взмахом руки оставляет волнистую линию на полях — на пробу, пишет сносно, пойдет.

Чжун Ли весь вытянулся, зависая у книжного шкафа прямо перед столом, будто ему и вовсе не хватает роста, хотя Чайльд точно запомнил, что от макушки до пят они почти одинаковы. Только Чжун Ли был худее и тоньше, будто в руках тяжелее учебника по истории и вовсе никогда ничего не держал.

Ох, ладно, возможно, это слишком уж грубо.

Так мило, он даже встает на носочки, тянется за книгой на самой верхней полке, стеллаж выше его на две-три головы, не меньше. Чайльд невольно усмехается, наблюдая, даже приподнимается, чтобы помочь, правда Чжун Ли оборачивается раньше, держа в руках злополучную книгу — толстую, немного потрепанную.

— Начнем, — и садится рядом.

Чайльд чувствует, как чужое колено соприкасается с его, но лишь на секунду, Чжун Ли тут же привычно вытягивается, будто демонстрирует идеальную осанку. Солнце играет бликами на гладком черном экране, Чайльд может заметить, что тот такой же идеальный, как и сам Чжун Ли — ни царапинки, ни намека на отпечатки пальцев, даже без пыли. Щелчки мышки глухо отзываются, а в раскрытую книгу опускается закладка — тонкая, с каким-то милым, почти детском рисунком. Боже, какой он контрастный.

— В вашем списке нет этой книги, но она вам может пригодиться, — Чжун Ли прикрывает ее, демонстрируя название, — запишите, возьмите домой, изучите, — он раскрывает оглавление, скользит пальцем вдоль параграфов и постукивает ручкой в левой свободной руке о поверхность стола, звук раздражает, Чайльд чуть сжимает зубы, — вот эту, эту и вот эту тему. Они хорошо дополнят ваш проект.

Благо профессор, проявив милосердие, предлагает ему литературу на английском языке, Чайльд был готов отдать сотню, миллион благодарностей за то, что ему не приходится рыться в полных иероглифами книгах, которые он бы, вероятно, не осилил. И не то чтобы у него были серьезные проблемы с языком, вовсе нет, но английский все же был несколько ближе к его родному, оттого и воспринимался легче. Кроме того, защита проектов должна была быть непосредственно на английском языке, что действительно было спасением. Профессор Чжун Ли же был одним из немногих, кто настаивал вести свой предмет исключительно на китайском, игнорируя рекомендации по работе с группами, состоящими зачастую в большинстве своем из студентов по обмену.

Кто-то через ряд от них чихнул. Дважды.

Чайльд честно, честно старается слушать Чжун Ли и не отвлекаться ни на что, но его усталость сказывается и сейчас, в то время, в которое неплохо бы запомнить, что ему говорят, чтобы не испортить отношения с профессором и произвести хорошее впечатление. Он делает над собой усилие, буквально ныряя в книгу, наклоняясь практически через плечо Чжун Ли, и слышит тонкий, едва уловимый запах туалетной воды, такой ненавязчивый, изящный, но строгий, напоминающий то ли аромат зеленого чая, то ли каких-то благовоний. Чайльд не разбирается в нотах, чтобы определить точно, но Чжун Ли такой запах, несомненно, подходит.

Боги, почему он думает о чем угодно, но не о гребанном проекте?

— Я понял.

Строчки ложатся в тетрадь неохотно, небрежно, буквы скользят и кривятся, будто Чайльд успел за последние секунды забыть добрую часть всем известной латиницы. Зато у Чжун Ли почерк тонкий, ровный, идеально каллиграфичный, без лишних завитков и пятен, будто перо под его пальцами никогда не подтекает — Чайльд может это заметить, когда тот раскрывает толстую тетрадь с собственными пометками.

Вот кто действительно готовился.

— Аякс, вы хорошо себя чувствуете?

Чайльд несколько раз моргает и, возможно, поворачивается слишком резко, взглядом столкнувшись с янтарными, залитыми медом глазами. По спине бежит холодок, контрастируя с духотой в помещении настолько, что Чайльд невольно роняет рваный вздох.

Боже, он что, герой из второсортной дорамы?

— Да, — и смотрит неотрывно, взгляда не отводит, даже не моргает, — просто не выспался.

Чжун Ли отворачивается, а Чайльду требуется еще секунда, чтобы очнуться и наклониться к тетради. Сонливость будто бы спала, отошла на задний план, и все это, что, от одного лишь взгляда, брошенного ему в лицо? Дурак, идиот, ты что, восьмиклассница?

Чайльд выпрямляется, хочет ударить себя по щекам, отгоняя краску от лица («все жара, не иначе»). Спина липкая, неприятно влажная, он чувствует это, упершись в спинку стула. Чжун Ли, запертый в свой обычный костюм-тройку, с наглухо застегнутой рубашкой и удавкой-галстуком на шее, наверное, должен вот-вот задохнуться, но вида не подает, и ведет себя непринужденно.

Блять, да он не человек.

Сна больше ни в одном глазу, хотя слушать, признаться, получается все еще проебанно. Чжун Ли говорит негромко, спокойно и медленно, но не слишком. Если очень постараться, можно услышать лаконичные, понятные комментарии, которые Чайльд старается записывать, не пропуская. Честно.

— Посмотрите, дицзы, — Чайльд наклоняется к безбожно бликующему экрану ноутбука, и Чжун Ли заботливо поворачивает его чуть больше вбок, от солнца, — Эту тему стоит раскрыть больше, добавить еще две или три главы текста, вам как раз пригодится материал из обновленного списка литературы.

Чайльд кивает, продолжая делать пометки в тетради. Буквы, кажется, стали кривее, чем раньше. И где витают его мысли?

Профессор придвигает следующую книгу, недавно возглавляющую невысокую стопку на краю стола. Желтоватые страницы зашелестели, раскрылись где-то в центре, куда падает очередная закладка, в этот раз другая, правда, с таким же дурацким рисунком. У него коллекция таких? На лицо опять просится глупая улыбка, и локтем опершись о стол, Чайльд прячет ее в ладони.

Рука Чжун Ли, как некстати, закрывала часть текста. Тот и не заметил, с прищуром отвлекшись на случайно открывшуюся вкладку в браузере с рекламой. И Чайльд, стараясь как можно аккуратнее придвинуть к себе книгу, сам не заметил, как его пальцы обожгло чужое запястье.

Блять, сегодня день «потрогай его, как это делают в ромкомах»?

Обожгло — нет, не просто, еще прошлось током от кисти до плеча. Чайльд отдернул руку, может, слишком резко, благо Чжун Ли утонул в спаме на экране так глубоко, что и внимания не обратил.

До конца их встречи касаний больше, благо, не было. Чайльд потерялся в мыслях, признаться, мало что запомнил, да и половину заметок проебал, не записал, о чем пожалеет уже сегодня вечером, сидя перед старым добрым вордом с чашкой растворимого кофе. От сонливости спасает — ни что так не бодрит, как дерьмовый кофе.

…ну или мимолетные касания к запястью преподавателя по истории, которого ты должен трахнуть.

«Соберись!»

— На сегодня мы можем закончить, — снимая очки и устало потирая переносицу, говорит Чжун Ли, — надеюсь, наша с вами встреча поможет в написании проекта. Если у вас появятся вопросы, вы можете написать мне в свободное время.

Чайльд облегченно выдыхает, поспешно закрывая тетрадь.

— Спасибо, что уделили мне время, лаоши, — улыбка по ощущениям вышла вполне дружелюбной, Чайльду кажется, что он даже получил в ответ легкую, почти незаметную полуулыбку. Хотя, возможно, его слишком сильно слепит солнце. Показалось?

К вечеру сонливость, на удивление, даже не вернулась, как и желание работать над проектом. Ноутбук, чей экран был единственным источником света в спальне, освещал разбросанные по кровати вещи и полупустую кружку на столе, в которой едва заметно бликовала одинокая чайная ложка.

Чайльд лежал под одеялом, не удосужившись даже стянуть джинсы, и бесцельно листал новостную ленту. Скучно. Уложить себя спать не получалось — то на другой бок перевернется, то за окном ветка хрустнет, то телефон завибрирует. Заставить себя написать больше, чем десяток строк не вышло, уснуть, видимо, тоже в ближайшие пару часов не выйдет, а от обилия китайских терминов в статьях и книгах, которые он скачал по дороге домой, уже ощутимо так подташнивало.

Ночь сегодня тихая, по ощущениям даже тише обычного. Чайльд даже подумал о том, что было бы неплохо прогуляться, дойти до ближайшего круглосуточного и потупить на полки. Может даже взять пачку сигарет — последнюю он вручил Кэйе, все равно тот курил куда чаще, чем сам Чайльд. Хотя сейчас, признаться, от сигареты или двух он бы не отказался.

Очередная вибрация телефона в руках заставила Чайльда сощуриться: сообщение от Чжун Ли. В такой-то час — в углу экрана высвечивалась без десяти минут полночь, как-то поздно для общения со студентом. Кому-то сегодня тоже не спится?

Чжун Ли 23:52

«Аякс, вы когда-нибудь были на пекинской опере?»

Чего? Опера?

Чайльд 23:53

«не доводилось»

Ответ пришел практически моментально, будто бы собеседник и не закрывал диалогового окна.

Чжун Ли 23:53

«Не желаете составить мне компанию на ближайшую постановку? Сюжет как раз пересекается с выбранной вами темой для проекта.»

«В эту субботу. Возможно, это поможет вам погрузиться в атмосферу древнего Китая.»

На лицо лезла совершенно глупая ухмылка, которую Чайльд не смог сдержать. Постановка, значит. Театр, опера. Так это что, будет похоже на…

Воу-воу, да что это, подарок судьбы?

Кусая губы и отстукивая сообщение по экрану, Чайльд, перевернувшись на бок, нажал заветное «отправить».

Чайльд 23:55

«буду рад составить вам компанию»

Телефон падает на одеяло. Губы не прекращали растягиваться в улыбке, а щеки, по ощущениям, даже начали гореть. Чайльд резко переворачивается на спину, чувствуя, как из горла льется громкий, совершенно искренний смех.

Неформальная встреча! Не в универе, не в библиотеке! Блять, даже не верится!

В диалог упало еще несколько сообщений о времени, месте и что-то там о дресс-коде, которые Чайльд обещал себе прочитать позже. Ведь куда важнее было найти в контактах Кэйю, чтобы отправить исключительно срочное:

Чайльд 23:59

«угадай блять у кого свидание с преподом??»