О том, что случилось в прошлом, они почти не разговаривали. Один раз Леви упомянул о письмах, приходивших к нему как из Элдии, так и из Марли. На это сообщение Эрен лишь кивнул, никак не прокомментировав. Он никогда не заговаривал о брате, не упоминал родителей и не рассказывал о друзьях. Казалось, что до своего возрождения после Гула, Эрена вообще не существовало. Во время войны жил какой-то другой, совершенно иной человек. Именно он находился в рядах разведкорпуса, он был надеждой и карой человечества, он охотился на титанов и в итоге стал тем, против кого объединился весь выживший мир.

Другой раз, вместо того, чтобы провалиться в сон, внезапно разговорившись после секса, Леви упомянул о Микасе. Впав в задумчивость Эрен ответил, что «она сестра» и что очень хорошо, если она прокляла его и забыла. В том, что так произошло, Леви сомневался, как и в том, что Эрен был для этой девушки только лишь братом, как и она ему - только сестрой. Но вслух ничего говорить не стал. С одной стороны, это совсем не его дело. С другой, и в этом было сложно признаться даже себе самому, Леви боялся потерять то, что внезапно обрел. Он знал: счастье не вечно. Эрен, до Гула или же после него, всегда оставался свободным, мог уйти, когда ему вздумается. Мир - да, поломанный и выжженный - теперь был для него полностью открыт. Эрен мог хотеть вернуться к друзьям и семье - к Микасе и Армину. Он мог влюбиться, жениться и начать новую жизнь, в которой не будет никаких напоминаний о том, что произошло. Эрен не был обязан, подобно верному псу, сидеть на привязи рядом с капитаном. Пускай даже это и выглядело как счастливая жизнь.

Да, Леви был счастлив. Никогда и ни с кем, даже с Изабель и Фарланом, он не испытывал того, что подарила ему жизнь рядом с Эреном. С этим человеком было легко даже в самых обременительных бытовых ситуациях, с ним не надо было нагружать язык, заполняя жизненные паузы натужными разговорами, он подходил Леви в постели, словно мир творил их двумя кусками одного пазла. Аккерман даже не мог представить того, что будет, если Йегер уйдет, исчезнет из его жизни. Одна мысль об этом приводила на грань, за которой маячил океан отчаяния. Леви опасался не выдержать этого достойно: как чаша, наполненная болью прошлых утрат и разочарований, не выдерживает последней капли, и мутная вода, переливаясь за края, течет и пачкает белоснежную скатерть судьбы. Поэтому, когда на пороге его чайной, без приглашения и предупреждения, появились Микаса и Армин, Леви почувствовал, как жизнь дала ногой под дых, а затем еще раз, для верности, по лицу. Счастье, напомнил себе Аккерман, не бывает вечным.