Армин и Микаса уехали через неделю, покинув город на рассвете, самым ранним из поездов. Эрен и Леви провожали их на полупустом вокзале. Никто не делал вид, что все хорошо, но секретов и недомолвок больше не существовало. Всю неделю они разговаривали, общались, узнавая друг друга заново, стараясь понять, как быть дальше. Микаса все еще злилась, но больше не прикрывала свою злость ни любовью, ни раскаянием. Она рассказала о своем замужестве, о Жане и о ребенке. Как и хотел Эрен, после его предполагаемой смерти Микаса не сразу, но смогла жить дальше - жить без него, и, возможно, что теперь сможет сделать это в полную силу, не оглядываясь назад и не сожалея. Эрен не стал выяснять, рассказал ли ей Армин ночной разговор и признание. Возможно, Микаса поняла все сама. Прошлое накатило на нее гигантской волной, смело и подмяло под себя, а затем отпустило, отступило назад, давая возможность вспомнить о всех тех годах, что она прожила без Эрена, о себе самой, о муже, о ребенке и в целом о мире, в котором Йегер не был краеугольным камнем. Прощаясь на перроне, Микаса уже не плакала - она улыбалась, и это стало лучшим щитом, заслонившим Эрена от боли, которая никуда не ушла, но притихла, притупилась, тем самым дав силы жить дальше с огромным грузом вины, порожденным Гулом.

Было принято решение продолжать и поддерживать тот спектакль, что невольно разыгрывался все эти годы. Тайну сохранили. Все участники ни под каким предлогом не имели права разглашать правду. Для всего мира Эрен Йегер был мертв и должен был оставаться таким и далее. Тем более, что могила на Парадизе была как нельзя более реальной: часть прежнего тела действительно лежала там.

 - Эрен, но если ты здесь, кто, или лучше сказать, что захоронено под нашим деревом? - Микаса внимательно вглядывалась в до боли знакомое лицо, которое не перестало быть родным, хотя его обладатель уже и не являлся тем, кого женщина когда-то знала и любила. 

 - Возможно, просто кости, череп, - предположил Эрен, но ни он, ни остальные участники сговора не были так уверены в этой догадке. 

 - Вам придется следить за той могилой, - озвучил всеобщую мысль Леви. - Что бы там ни лежало, оно как-то связано с тем, что Эрен смог восстановить тело.

 - Я буду к ней ходить, - кивнула Микаса. - Я прослежу.

 - Будь аккуратна, - попросил Эрен. - Не надо никому больше с этим сталкиваться.

 - И вы, будьте осторожны, - попросил на прощание Армин, выпуская Эрена из объятий и пожимая капитану руку. - Я позабочусь, если эта статья или что-то подобное еще раз просочится в прессу.  

После вокзала Эрен с Леви не спешили возвращаться домой, в молчании прогуливаясь по еще не проснувшимся улочкам города, в котором им теперь предстояло схорониться и остаться позабытыми для всего остального мира. Давшему обещание Эрену надо было жить: жить ради себя, чтобы через него были счастливы близкие люди. Он понятия не имел, как это сделать, но рядом, опираясь на трость, шел капитан, одним своим существованием придававший силы.

Никак не проявляя эмоции, Леви тем не менее испытывал радость. Эрен остался с ним, выбрал его, любил его, жил и оставался жив для него. Впереди маячило будущее, легко в котором не будет - это точно. Но Леви ни за что на свете не променял бы эти трудности с Йегером на спокойную и легкую жизнь без него. 

Всю прошедшую неделю, пока в доме Аккерманов жили гости с Парадиза, все заботы о чайной были возложены на Софи и ее мужа, поэтому сегодня Леви отпустил помощников домой, устроив выходной. Стоило перевести дух, собраться с мыслями. 

Распахнув настежь окна, они с Эреном устроились друг против друга на низком широком подоконнике, специально сделанном так, чтобы посетители лавки могли устраивать чаепития, используя его одновременно и как стол, и как место для посадки. Леви принес посуду и заварил чай. Эрен с тихим упоением наблюдал за тем, как медленно и со вкусом капитан разливает напиток по маленьким фарфоровым пиалам - тем самым, которых после войны осталось крайне мало. Если бы десять лет назад кто-то сказал Йегеру о том, что он будет так жить, быть капитану семьей, он бы решил, что над ним смеются - так фантастично это бы прозвучало. Ведь где сильнейший воин человечества Леви Аккерман, а где он - просто мальчишка, каждый день помнящий о том, что сила титана отвела ему совсем немного лет и с каждым годом смерть все ближе, все ожесточеннее отгоняет от него нормальную, обычную жизнь - мечты, друзей, семью, любовь, надежду… О чем тут можно было мечтать? О спасении элдийцев и Парадиза? О сохранении жизни друзей? О какой-то там свободе, которую никогда не знал и поэтому судорожно искал во всем, что подкидывала судьба? О себе, о своем счастье не мечталось. О любви тоже. Даже сейчас, любуясь сидящим в задумчивости капитаном, внешнюю красоту которого парень признавал с первого момента, как увидел, Эрен не до конца верил в произошедшее.

 - Не пожалеешь? - Леви первым нарушил длившееся с вокзала молчание.

Держа пиалу пальцами обеих рук, Эрен глядел за окно, и, несмотря на рой суматошных мыслей в голове, взгляд его был безмятежным. Леви знал, что это ненадолго, что рано или поздно, но Йегер сорвется, и надо следить за тем, чтобы тот ничего с собой не сотворил. Однако пока можно расслабиться и насладиться моментом.

 - Вы же слышали, что я сказал Армину, правда?

Леви кивнул. Врать не имело смысла.

Эрен повернулся и посмотрел капитану в глаза. Он смотрел долго, и молчание его казалось тягучим, обволакивающим. Леви спокойно выдержал этот взгляд, затем, поставив пиалу на деревянный столик, произнес:

 - Взаимно, Эрен. - И добавил: - Если ты об этом. 

Только тогда Эрен, ухмыльнувшись, отвел взгляд, словно смутившись неожиданному признанию, о котором сам же невольно и спросил. Свою пиалу он так же отставил в сторону. Ему понадобилось еще пара минут, чтобы успокоить сердце и заговорить.

 - Раньше я жалел, - тихо начал Эрен. - В свои пятнадцать. В шестнадцать, семнадцать. В казармах жалел, на вылазках за стены, на заданиях… Когда все было хорошо и тихо - жалел, когда почти помирал - жалел еще больше. 

Голос его начинал звучать уверенней и даже чуть громче того, к чему за столько лет привык Леви. 

 - Всегда жалел, - продолжил Эрен. - Не отдавая себе отчета. Став старше, понял, осознал и стал жалеть еще больше. Потому что видел, к чему идет моя жизнь… - Он запнулся, но взял себя в руки и продолжил: - Будучи в Марли - особенно жалел. Наверное, потому, что еще и скучал. Очень скучал. И после… Вернувшись на Парадиз, когда уже плохо соображал…

 - Йегер, тебе окончательно голову повредило? - без тени улыбки спросил Леви.

Но Эрен, проигнорировав это замечание, продолжил свою мысль: 

 - Жалел как проклятый… - голос его становился все тверже и звучнее, хотя Йегер и говорил все так же спокойно, не повышая тона, - …что вы не рядом. А если и рядом, то вовсе не так, как я того хотел. 

Он улыбнулся, стараясь подавить так некстати возникшее смущение, присущее ему в те дни, когда Эрен еще был подростком: ему признался в чувствах сам Леви Аккерман, а он несет высокопарный бред и ощущает себя при этом абсолютно счастливым, хотя самому же неловко за свое странное, столько всего пережившее счастье. Эрен снова посмотрел за окно, пряча от капитана все то, что тот мог прочесть в глубине его взгляда. Слишком уж много откровений за последнее время для двух людей, считавших, что одиночество их единственный удел.

На улице летал ветер неизменных неостановимых перемен, гоняя листву и мелкий мусор, поднимая на дорогах маленькие клубы пыли и стелясь вдоль земли затаившимся вестником наступающего будущего. Эрен соприкасался с Леви коленями и еле заметно, словно невольно, дотрагивался пальцами до руки капитана. 

 - А сейчас… - закончил он свою речь полностью вернувшимся к нему голосом. - Сейчас чего мне жалеть?..