В тот день Виктор и Джейс сидят примерно до трех часов вместе, игнорируя даже предложенные закуски от обеспокоенной матери хозяина комнаты. Им не до этого. Творец детально описывает каждый ответ на каждый вопрос, что аккуратно был записан ранее в небольшой блокнот.

И за прошедшее время у Виктора получается понять сразу четыре вещи: Джейс может быть до ужаса несообразительным; но параллельно этому он способен резко становиться неким римским философом; у него явно есть итальянские корни с присущей им активной жестикуляцией; а также у него горячее тело.

«Нет, я имею ввиду жар, от него исходит невероятный жар, как при температуре под 40» — поправляет себя Виктор перед сном, обдумывая прошедший вечер. И, конечно же, в мыслях есть доля недосказанности, которую обладатель головы старается изо всех сил игнорировать.

Прошло не так много времени, чтобы думать о чем-то серьезном, но Виктору уже нравится некогда бесячий аспирант отца. Изначально мужчине хотелось только посильнее врезать в это бесконечно улыбчивое всем лицо, а теперь к этому желанию добавилось стремление огладить подушечками пальцев смуглые скулы, провести большим пальцем по нижней губе, пристально вглядываясь в манящие глаза.

Виктор уверен на сто процентов, что в институте Джейс был первым парнем в топе с его то красотой и интеллектом. Несмотря на нападки, да, мужчина действительно считал этого улыбчивого щенка каким-то гением.

И от этого тошно.

Виктор теряет планку.

Безусловно, он знает свою ориентацию и свои предпочтения в людях, и… Вот удача, Джейс идеально вписывается во все параметры очередной не взаимной влюбленности.

Его вид так и кричит, что он не из «этих».

Виктор старается игнорировать негодование в душе, также пытаясь забыть исходящий жар от накаченных рук, которые по случайности соприкоснулись с ладонями творца. Да, теперь ему хочется их облапать. Да, желательно ночью. Какая, однако, нелепая ситуация.

Именно с такими мыслями мужчина засыпает, просыпаясь уже в новом дне, что сопровождается радостным воплем где-то над ухом.

Чудесный сон сметает ветром, и Виктор по неведомой силе аж поднимается с дивана от ужаса, вспоминая за секунду все русские маты. Поток брани в мыслях прекращается только при столкновении головой с чем-то. Глаза быстро раскрываются, и теперь творец точно может различить физиономию одного явно тупого аспиранта, который не разделяет явную «радость» всего бытия от Виктора.

Талис опять похож на веселую собаку, которая вот-вот получит угощение от своего хозяина за выполненную команду.

Виктор резко забывает о всех своих эпитетах и симпатии ночью, теперь желая одной смерти нахала. Сам нахал, видимо, не до конца понимает ужаса ситуации.

— Какого хрена тебе надо?! — почти рычит творец, наблюдая за тем, как Джейс поспешно утихомиривает свой радостный пыл, удивляясь такой резкой агрессии.

— Я, эм, хотел… Поблагодарить тебя за подготовку, так как я… Э-э-э… Сдал тест профессора, — все-таки произносит аспирант, потирая лоб, пристыженно опуская глаза куда-то вниз. — Прости, если разбудил.

— Поздравляю, конечно, но будить было не обязательно… — после некого осмысливания выдает мужчина, поправляя вихрастые волосы и сурово посматривая на нарушителя спокойствия. До ужаса виноватый вид побитой собаки почему-то заставляет сбавить обороты. — Ладно, все нормально, и так мне надо было бы вставать… — со вздохом добавляет позже, хмыкнув.

Талис снова напоминает бедное животное, из-за чего Виктор закатывает глаза и, чтобы не видеть этого лица, опускает ноги на пол, морщась от боли в колене. Ему никогда не избавиться от этих ноющих страданий по утрам. Поэтому мужчина тянется к тумбочке за какой-то «змеиной» мазью, но, увы, не дотягивается. Приподняться и переместиться тоже не выходит без трости, из-за чего приходится наступить на гордость и воспользоваться чужим положением большого медведя.

— Ты не мог бы подать ту мазь? — сжав пальцами переносицу, говорит творец, указывая взглядом на нужный тюбик в двух метрах от него. Джейс, кажется, оживляется и пытается загладить свою вину, поспешно кивая и подходя к мебели, забирая с него мазь, через некоторое время уже протягивая её Виктору. Рукав чужой рубашки задирается во время этого, и мужчина совершенно точно различает небольшую татуировку, узор которой никак не может понять, быстро отводя глаза, чтобы парень ничего не заподозрил.

— А зачем тебе она? — безусловно, тупой вопрос человеку, по которому невооруженным глазом можно понять, в чем же проблема.

— Смеешься? Сам не понял что-ли? — усмехается Виктор, быстро откручивая крышку и выдавливая на ладонь немного мази, чтобы далее начать втирать ее в больное колено, вновь чуть морщась. Джейс, видимо, только сейчас понимает, что такое.

— Погоди-ка… Вот почему у тебя костыль… Нет, ну, это все достаточно объясняет. — с видом знатока рассуждает, казалось, самый умный студент в вузе. Хотя, конечно же, Виктору льстит то, что его дефект был не столько привлекателен.

— Да-да. А теперь ты, может, выйдешь из моего личного пространства? Я тут, как бы, в трусах. — вздыхает мужчина и со смешком проговаривает, передернув бровями. Джейс удивленно моргает, быстро опускает взгляд вниз с лица, а затем открывает рот, чтобы опять сказать что-то про свое гениальное открытие за утро, но закрывает со стуком, только кивая и медленно поворачиваясь на сто восемьдесят градусов в сторону двери. Чужие пунцовые уши выдают аспиранта с потрохами. Виктор начинает думать над прозвищем «Тупалис».

Благо то, что дальнейшие сборы к последующему дню проходят без физиономии утреннего гения. Виктор успевает еще немного подумать о своих ночных мечтаниях, прежде чем окончательно выкинуть их из головы, стараясь пока не отвлекать на несбыточное.

Джейс, кажется, все еще ведет себя пристыженно за завтраком, опуская взгляд в тарелку, из-за чего даже профессор обращает на это внимание, спрашивая, в чем проблема. Сам Виктор старается не обращать на мужчину внимание, только усмехаясь украдкой, слушая обеспокоенные возгласы матери насчет еды.

В принципе, так и проходит еще полчаса завтрака, после чего Талис извиняется и благодарит за чудесное питание, а после незаметно уходит по делам, из-за чего Виктор остается свободным на весь день, без дела слоняясь по дому, периодически укладываясь на кровать ради легкого сна. Атмосфера без Джейса заметно скучнеет и ее нечем занять.