На самом деле, ничего, как говорится, не предвещало: день был удивительно солнечный и погожий, демоны Призрачного города раздражали меньше обычного, на широких улочках было все также шумно, а Се Лянь умотал в небесные чертоги еще три дня назад, обещая вернуться к концу недели, и настойчиво просил не лезть к нему, чтобы не вызвать сердечных болезней у божеств войны (хотя Хуа Чэн был бы рад, если бы Му Цин и Фэн Синь откинулись по такой прекрасной причине).

Ничего, в общем и целом, не предвещало. Но почему-то день закончился тем, что градоначальник смотрел на пацана, оказавшегося в Призрачном городе незнамо как, и этому пацану откровенно повезло, что его не сожрали по дороге до дома Блаженств. Сопляк, кажется, совершенно не боялся: крутил головой, сидя на плечах у огромного кабана-мясника, этого ребенка и притащившего, задавал вопросы и резво болтал в воздухе своими крохотными ножками, отказываясь слезать со средства передвижения.

   — Откуда здесь… это?

   — Я — Вэй Ин! — возмущенно вскинулся сопляк, воинственно глядя непревзойденному в глаза, — я не «это»!

   — Да-да, — отмахнулся Хуа Чэн, снова уставившись на прямого подчиненного и чувствуя, что начинает злиться, — я жду.

   — Понимаете, градоначальник, тут, значится, такое дело… как бы вам сказать-то?..

   — Словами через рот, — миролюбиво поделился действенным способом господин градоначальник, складывая руки за спиной и растягивая губы в клыкастой улыбке.

   — Да-да, градоначальник Хуа, словами через рот. Ну так вот, значится: дева Ша прогуливалась в черте города, значится…

   — О, то есть, Шихонг у нас заделалась в добродетели?

   — Я не знаю, господин градоначальник, — почти жалобно просипел демон, — дева Ша просто принесла мальчика. Сказала, что жалко стало…

   — Жалко у пчелки.

   — … и передала мальчика старине Баю, значится. А он же, ну, детей ест.

   — А потом тебе жалко стало, значится.

   — А потом мне жалко стало, значится, — скис кабан, будто уменьшившись в размерах, — Вэй Ин же хороший, добрый, ласковый, значится, совсем меня не боится.

   — Не боюсь, — радостно закивал мальчик, — шифу не страшный.

   — Видите, господин градоначальник, — умилился достопочтенный шифу, мертвый уже две сотни лет как, и которым обычно пугают непослушных детей по ночам.

   — Вижу. Унеси его отсюда, чтобы глаза мои сопляка больше не видели. Чтобы, когда гэгэ вернется…

   — Сань Лан! Я дома!

   — … его тут не было, — чуть скривился Хуа Чэн.

***

Се Лянь не то, чтобы был откровенно плохим родителем, нет. Для Хуа Чэна гэгэ — самый лучший во всем, за что только возьмется, и непревзойденный молча подчищал за возлюбленным редкие косяки под его же смущенные взгляды. Однако, воспитание детей — дело тонкое. Его Высочество мог с ребенком посюсюкать, бесспорно, мог и успокоить, и запросто уложить спать, и сказку с большим удовольствием расскажет, но не больше. Подтверждением тому Хуа Чэн считал сяо-Пэя и Бань Юэ, которые воспитанием откровенно не удались, пусть и не возился с ними Се Лянь, как с родными детьми.

А еще у Его Высочества было огромное сердце, в котором для каждого было место. Вэй Ину места нужно было мало, однако господин градоначальник подозревал, что это место находится аккурат рядом с его местом — самое прочное, крепкое и такое, откуда хрен вырвешь. И Хуа Чэн волновался. Хуа Чэн впервые за пять сотен лет их отношений позволил себе нечто отдаленно напоминающее истерику, а потом показал сопляку язык, когда обнимал гэгэ, на что пацан надулся. Но жаловаться не стал, нет — вместо этого Хуа Чэн лишился Се Ляня на добрые десяток часов, потому что Вэй Ину, видите ли, захотелось научиться культивировать.

У Се Ляня было огромное сердце и, боже милостивый, Вэй Ин уже там поселился. Пришлось признать, что изначальные предположения о том, что родитель из гэгэ будет… посредственный, рассыпались прахом, когда Хуа Чэн услышал, что возлюбленный терпеливо объясняет сопляку невозможность существования монстров в шкафу, потому что дворец князя демонов — самое защищенное место в мире.

Не то, чтобы Хуа Чэн ненавидел детей, нет. Эти маленькие глупые личинки не могли ему ничего противопоставить, так что относился демон к ним соответственно — с эдаким безразличным снисхождением. К Вэй Ину, который в последний месяц был везде, так не отнесешься ведь, не отвяжешься властным взмахом руки и отговоркой, что дел полно — маленький засранец умудрился забрать себе почти все время с гэгэ. А гэгэ в этом доме — это святое. А на святое покушаться нельзя.

Пришлось действовать.

И нет — стыдно не было. Хуа Чэн имел право — ждал своего принца восемь столетий, страдал все это время, а тут какой-то неучтенный Вэй Ин поселился в их доме с подачи гэгэ, забирал себе гэгэ по вечерам, разговаривал с ним за завтраками, не давая лишнего слова вставить, и слишком враждебно относился к хозяину дворца. Угнетало не пренебрежительное отношения к главе их маленькой семьи, а то, что Его Высочество не мог отказать Вэй Ину ни в одной из просьб.

Хуа Чэн обижался.

Хуа Чэн пытался игнорировать.

Хуа Чэн ставил ультиматумы.

И тогда они в первый раз серьезно поругались, и тогда же Се Лянь в первый раз ушел спать в другую комнату, и тогда же Хуа Чэн закричал в подушку, не понимая, какого хрена в его жизни происходит.

Чертов сопляк.

Вариант того, что ревнует он зря, заочно не рассматривался. Хуа Чэн тем же вечером отбыл к Хэ Сюаню, который покрутил пальцем у виска, посоветовал не страдать херней и адекватно поговорить, и вытурил гостя только после того, как съел и выпил все, что оказалось принесено на откуп. «Поговорить» — звучит неплохо, даже слишком хорошо, и тут был определенно какой-то подвох. Однако, стоило только господину градоначальнику настроиться на примирение, как к его ногам выкатился нахохлившийся Вэй Ин, весь такой важный и серьезный.

   — Давай мириться? — посмотрел пацан на него сильно снизу-вверх, состроив хмурое выражение на круглом детском личике.

   — Не помню, чтобы мы ругались, — приподнял бровь Хуа Чэн, складывая руки на груди.

   — Нет? — удивленно посмотрел ребенок, — не ругались?

   — А должны были?

   — А-Ин думал, что градоначальник обижен. А-Ин знает, что градоначальник и ифу [приемный отец] поругались, и подумал, что это из-за того, что градоначальник обижен на А-Ина. Нет?

По мере рассказа брови непревзойденного поднимались все выше и выше. Логика мальчишки поражала.

   — Я не обижен, — медленно проговорил Хуа Чэн.

   — Честно-честно?

   — Честно.

   — Тогда А-Ин и градоначальник пойдут на кухню и приготовят ифу что-нибудь вкусное! Мама говорила, что папу можно задобрить именно так.

Хуа Чэн же понял, что впервые задумался о том, что пацан ни разу не упомянул своих родителей, не плакал и не просился к матери, и отнесся ко всему удивительно спокойно.

Чертов сопляк.

***

   — Какого черта?

   — Не ругайся, — шикнул Се Лянь, не отрываясь от плетения кривой косы на коротких, растрепанных, вьющихся и торчащих в разные стороны детских волосах, пока Вэй Ин блаженно лапал Эмина.

Эмин радовался. 

Хуа Чэн мысленно окрестил ятаган предателем, потому что так дела не делаются: за внимание гэгэ с хозяином он, значит, соперничает, всячески вставляет палки в колеса, а потом еще и смотрит так ехидно, а вот к ребенку, забравшему почти все время гэгэ, был рад в руки упасть.

Какого. Черта.

Вэй Ин светился счастьем, водя маленькими пальчиками по узорам на рукояти и ножнах, всячески почесывал ятаган вокруг закатившегося в экстазе глаза, хихикал и тихо приговаривал, что Эмин лучше злых собак. Еще бы командам был обучен и подчинялся своему законному владельцу — цены бы ему не было. Но вместо того, чтобы смирно лежать на подставке в главном зале, где Хуа Чэн обычно показывает все свое величие, железка укатилась — в прямом смысле, по полу, забыв, что умеет летать.

   — Гэгэ? Почему Вэй Ину достается внимание гэгэ? Почему этому бесполезному куску металла достается внимание гэгэ? Почему всем достается внимание гэгэ, но только не верному и любящему мужу гэгэ? Гэгэ? Этот муж хочет ласки, гэгэ.

   — Слишком много слов «гэгэ», — пробормотал Се Лянь, после потянувшись к верному и любящему мужу за поцелуем.

Вэй Ин показательно скривился, выражая все, что думает по этому поводу. Эмину было плевать, потому что тот получал слишком много поглаживаний.

   — Гэгэ совсем этого мужа не ценит, — пустился во все тяжкие князь демонов, укладываясь на пушистый ковер и растягиваясь так, чтобы потеснить пацана с колен Его Высочества, — этот муж волнуется, что гэгэ совсем про него забудет.

   — Сань Лан преувеличивает, — тяжело вздохнул Се Лянь, закончив возиться с волосами Вэй Ина, и обратил внимание на жаждущего ухаживаний супруга, — этому мужу не будет прощения, если он перестанет ценить все, что Сань Лан для него делает.

   — Градоначальник Хуа рев-ну-ет, — по слогам проговорил Вэй Ин и довольно заулыбался, — А-Ину так дева Ша сказала. А что это значит?

   — Дева Ша, — прищурился Хуа Чэн, — где ты ее видел?

   — Дева Ша приходила проведать А-Ина, — ответил Се Лянь, поднял демона со своих колен и обхватил его лицо ладонями, внимательно заглядывая в глаза, — Сань Лан иногда такой глупый.

   — Гэгэ всегда будет умнее, — с готовностью поддакнул Хуа Чэн, на что принц закатил глаза, после чмокнув мужа в нос.

   — Мы с тобой еще поговорим об этом, — предупреждающе шепнул Се Лянь, многозначительно посмотрев на верного и любящего мужа.

Не то, чтобы Хуа Чэн испытал дискомфорт от этого — Се Лянь физически не умеет на него злиться, но все равно начал думать о том, как перевести разговор в другое русло.

На фоне довольно засмеялся Вэй Ин, отбиваясь от едва не мурлыкающего Эмина.

Се Лянь вздохнул.

***

Вэй Ину было шесть. По крайней мере, ребенок именно эту цифру показал на пальцах, уверенно кивая на вопрос Се Ляня.

Вставший вопрос о поиске родителей сразу же перечеркнул пацан, заявивший, что мама и папа ушли на ночную охоту и не вернулись. Ушли две зимы назад. Его Высочество тогда побледнел, понимая, что ребенок один жил на улицах и в прямом смысле дрался с собаками за еду, а Хуа Чэну стало лишь немного совестно за то, что первой его мыслью было вышвырнуть мальца туда, где его и нашли.

Вообще, после своеобразного примирения с Вэй Ином, борьба за внимание гэгэ немного притупилась. Было неловко делить Се Ляня как вещь, но ни один, ни второй ничего не могли с собой поделать, строго разграничив зоны влияния: Вэй Ин забирал ифу с утра и до послеобеденного времени, а Хуа Чэн довольствовался остатками дня и всей ночью. Обмен был неравноценный, конечно, у градоначальника времени было явно больше, но Вэй Ину знать об этом было не обязательно.

А потом Се Ляню пришлось оставить их двоих на несколько дней. Раньше он не оставлял их одних больше, чем на несколько часов, но Его Высочество не волновался по поводу того, что Сань Лан по-тихому уберет конкурента, потому что искренне считал глупостью эту борьбу за внимание и ревность к шестилетнему ребенку, и доверял супругу настолько, что в мыслях у него не возникло ни одного сомнения. Ровно как он и не задумывался о возможности возникновения некоторых казусов разной степени паршивости.

Зря, кстати, не задумывался.

   — Потеряли. Ребенка. Человеческого ребенка. В Призрачном городе.

Вэй Ину долго пришлось объяснять, почему из дома Блаженств нельзя выходить без присмотра и убегать из поля зрения, но по итогу понятыми остались все, потому что за спиной тщательно расписывающего подробности Се Ляня возвышался хмурый Хуа Чэн, уперший руки в бока и смотрящий тем самым взглядом.

   — Напомни мне обезглавить вас всех, когда Вэй Ин найдется, — ущипнул переносицу Хуа Чэн под невеселый смешок девы Ша, неловко шаркнувшей ножкой по полу, — ты почему еще здесь?

Шихонг понятливо исчезла из поля зрения, а князь демонов приступил к повторному осмотру огромного дома. На подчиненных очень сильно хотелось рявкнуть, придавить демонической аурой, а потом как-нибудь жестоко умертвить, однако пока нельзя. Пока.

О том, что могло случиться с человеческим ребенком в таком прекрасном месте, как Призрачный город, думать не хотелось. Жители, конечно, знали, что у господина градоначальника появился спиногрыз, и трогать его ни в коем разе не станут, но помимо местных есть и приезжие, которые местных правил не знают, а уж если сопляк наткнется на небожителя — Хуа Чэн удавит сначала небожителя, а потом скормит Вэй Ина Черноводу, скорбно сообщив Его Высочеству о несчастном случае.

В доме ребенка не оказалось. Настроение князя начало ползти с отметки «ужасное» до «отвратительное», и скоро грозилось остановиться на «убивать без разбора». Кого лишать жалкой жизни — не важно.

Хуа Чэн выполз на улицы города, хмуро оглядывая суетящихся подчиненных, и перво-наперво зашагал к мяснику, что привел Вэй Ина три месяца назад. Шифу испугался за мальчика, немного побледнел, но сообщил, что не видел его, вызвавшись помочь в поисках.

Скоро весь город гудел встревоженным пчелиным ульем, а Хуа Чэн все сильнее и сильнее нервничал, не признавая, что начинает волноваться за маленького паршивца. Он мерил шагами крыльцо дома Блаженств, дергано осматривался и таки начал рявкать на перепуганных демонов, срываясь на животное рычание.

Вэй Ин с интересом наблюдал за происходящим. Вообще, когда он проснулся в шкафу — немного удивился, но потом вспомнил, что решил точно убедиться в том, что в шкафу монстрам жить не удобно. А когда вышел — все уже были взволнованными, господин градоначальник нервно притоптывал ногой каменное крыльцо, дева Ша трижды пронеслась мимо, а шифу, смешно переваливаясь с бока на бок, бегал туда-сюда.

Все остановилось внезапно. Вэй Ин уселся на крыльцо и начал дергать лепестки из растущего у лестницы полевого цветка, демоны замерли, во все глаза глядя на спокойного мальчика, Хуа Чэн не с первого раза осознал, что балаган улегся сам собой. Он приподнял бровь, оглядывая подчиненных, и обернулся, нечитаемым взглядом смерив сопляка.

Хуа Чэн выпрямился, расправил плечи, сделал глубокий вздох, мысленно досчитал до десяти.

   — Вон отсюда, — обманчиво спокойно сказал он.

Демоны послушно разбежались.

Никогда, Хуа Чэн больше никогда не останется с пацаном наедине, потому что был уверен, что его мертвое сердце внезапно остановится и он умрет повторно.

***

   — Папа! Пап! ПА!

Хуа Чэн перехватил ребенка поперек туловища, закинул себе на плечо и только в тот момент заметил стоящего мальчика в белых одеждах, что забавно хмурил брови и смотрел удивительно серьезным взглядом.

   — Так, я не понял. Мы договаривались, что папа не узнает о нашей отлучке, так?

   — Так, — счастливо кивнул Вэй Ин, болтаясь высоко над землей и не испытывая никакого дискомфорта, — скажем, что Лань Чжаня тоже к нам шифу привел! Как меня!

   — Вэй Ин, у Лань Чжаня есть родители.

   — Нету, — скромно потупился тот самый Лань Чжань, начиная испытывать неловкость.

   — Так.

   — Так!

   — Не ерничай. Где ты его нашел и как провел в черту города? Ладно, хорошо, молчи. Лань Чжань?..

   — Я потерялся. Вэй Ин сказал, что его отец нам поможет. Потом Вэй Ин повел меня сюда.

Хуа Чэн подбросил сына на плече, получив в ответ довольный писк, и потер переносицу указательным пальцем. Еще один неучтенный ребенок, получается?..

   — Лань Чжань сам согласился остаться с нами! Скажи, Лань Чжань!

   — Мгм… согласен остаться с Вэй Ином.

Хуа Чэн удержался от обреченного стона. Не так обычно детей заводят, не так…