— Как чай? — интересуется Гарри с обнадеживающей улыбкой.

Он опирается на стол локтями, потом кладет руки на колени, обводя взглядом чайную, как будто кто-то из персонала в элегантных фартуках может появиться рядом и велеть ему следить за своими манерами. Короткое мгновение его неуверенность выглядит почти детской, и сердце Драко заходится от любви к нему. Гарри не похож ни на одного из встреченных им когда-либо людей и, вероятно всего, даже на тех, кого он когда-либо встретит, а встречаться с ним — это сплошное приключение.

— Возможно, тебе стоит его просто попробовать, — предлагает Драко, замечая, что Гарри так и не притронулся к своей чашке.

Он съел два крошечных сэндвича и напрочь затрогал огромную булочку кончиком пальца, но чай так и остался нетронутым, и у Драко возникает странное чувство, что Гарри он пугает. И очень даже возможно, что так оно и есть, потому что Гарри выбрал самый модный чай в меню — дорогущие «Серебряные иглы»*, чем заслужил одобрительный кивок официанта, — и Драко почти уверен, что он выбрал его не для себя. Все это для него, для Драко. Он уверен в этом. И неожиданная поездка в Йорк в канун Нового года, и послеобеденный чай, который, как основательно заверил Гарри, всего лишь дополнение к тому чаю, который обещан в качестве рождественского подарка, и красивые маленькие апартаменты в центре города, и день, до сих пор проведенный за прогулками по древним строениям и музеям с частыми остановками на горячие напитки и потрясающие поцелуи. Гарри спланировал все до мельчайших деталей, оставив Каллиопу с Уизли и попросив Рональда и Гермиону позаботиться о Патрике и растениях, чтобы они сами могли провести пару дней в городе, который стал для них таким важным. Драко улыбается, выбрасывая Гризельду Финтон и ее безумие из головы.

Он отхлебывает чай, пытаясь ответить на вопрос Гарри так, чтобы не смутить и не обидеть его. Потому что чай замечательный. Правда очень вкусный. Нежный и ароматный, с бодрящим, по-особенному легким послевкусием. Гарри выбрал этот чай для него, потому что считает Драко следующим моде и думает, что он любит чай, и да, Гарри по крайней мере наполовину прав. Этот чай довольно элегантен и изыскан, и, возможно, это то, что нужно Драко. По крайней мере, он был воспитан так, чтобы воплощать собой все это. Проблема в том, что то, кем он является, и то, чего он хочет на самом деле, диаметрально противоположно. Ему по душе нечто дерзкое и крепкое, сердечное и незамысловатое, а его любимый чай — из заварника на кухне Гарри. Тот чай черный, вкусный и наливается в такую кружку, что прикончит весь заварник за раз.

Конечно, все не ограничивается чаем. Сейчас ему нравится нечто определенное, не исключая и людей. Гарри не похож на человека, которому подходят модные Серебряные иглы в крошечной чашке, он настоящий, живой, наполненный цветами и текстурами, и, самое главное, он такой, какой есть. В семье Драко все по-другому: отец прямолинейный и холодный, как камень, а мать хрупкая, и ее так легко сломать. Гарри похож на чай, который они заваривают во время игр в Эрудит или незаконных расследований. Он неугасающий. Он никогда не сдается. Он носит чудные носки и старые джемперы, потому что они ему нравятся, а не потому что пытается произвести на кого-то впечатление.

В этом году на официальном рождественском ужине в Малфой-Мэноре присутствовали только они втроем, и все же отец был одет в новую мантию прямиком из Парижа, а подавали там жаркое и еще так много блюд, начиненных другими ингредиентами, что Драко поймал себя на мысли о том, что ему хочется жареной картошки миссис Уизли или обычного имбирного печенья. Но он съел все, что было предложено, и восхитился блюдами, потому что так делают семьи; по крайней мере, так делает его семья, и Драко уверен, что они не изменятся. Но он сам изменился, а это, по крайней мере, отчасти произошло из-за человека, который сейчас хмуро смотрит на него через стол и намазывает взбитые сливки на булочку, будто она сделала ему что-то плохое.

Драко никогда не думал, что кто-то вроде Гарри полюбит кого-то вроде него, и искренность этих чувств все еще потрясает каждый раз, когда их глаза встречаются, каждый раз, когда Гарри протягивает руку и хватает Драко за ладонь, просто потому что. Это великолепно. Это не имеет смысла, потому что он весь — сплошные раны и раздражение, а Гарри чист духом настолько, насколько по-настоящему не бывает, но поди ж ты, а еще на его подбородке крем, и Драко улыбается, совершенно не контролируя себя.

— Ну как? — интересуется Гарри, ловя крем большим пальцем и слизывая его, прежде чем снова на всякий случай оглядеться.

Драко вдыхает ароматный пар и обдумывает ответ. Однако тяжесть изумрудного взгляда становится просто невыносимой, так что все, что ему удается выдавить, это:

— Безукоризненно.

— Безукоризненно, — повторяет Гарри, подергивая губами.

— Верно, — кивает Драко, хотя и знает, что над ним насмехаются.

Всегда знает. Гарри на удивление искусный лжец, когда хочет; Драко много раз видел, как Гарри беспечно уверял старших коллег, что отчет, про который он только что услышал, «почти закончен, сэр», или совершенно уверенно говорил преступнику, что здание, в котором они находятся, окружено аврорами, но, только посмотрев на него, Драко видит, как вся эта шелуха слетает. Теперь Драко все видит; лицо Гарри выдает все эмоции, а когда зеленые глаза останавливаются на нем, кажется, что в целом мире больше никого нет.

Он подозревает, что Гарри не планирует возвращаться к полноценной работе аврора, и, возможно, это хорошо. Все изменилось для всех, да и они стали слишком близки, чтобы снова быть напарниками. Отец всегда говорит, что никогда не надо оглядываться назад, и, хотя Драко считает это довольно ироничным, учитывая некоторые из решений Люциуса, на этот раз к его совету можно и прислушаться.

Он ставит чашку и берет маленькое пирожное, разрезает его на две половинки и откусывает от одной из них, полностью осознавая взгляд Гарри на себе, когда жует и глотает. Короткая искра пробегает по затылку, и Драко не отрывает глаз от своей тарелки, намеренно слизывая сахар с кончиков пальцев и чувствуя, как у Гарри перехватывает дыхание.

Никто никогда не смотрел на него так, как смотрит Гарри, и Драко понятия не имеет, почему ему потребовалось так много времени, чтобы заметить это. Ведь Гарри не просто смотрит, он… Драко даже не знает, как это описать. Он смотрит. Чувствуя на себе взгляд Гарри, Драко понимает, что тот очень сильно хочет что-то разглядеть. Это, он уверен, совершенно бессмысленно, но ведь не поспоришь. Если Гарри Поттер хочет смотреть на его запястья, значит, у него есть причины, а у Драко нет выбора — только позволить ему это. На самом деле не имеет значения, заслуживает он такого внимания или нет; внимание Гарри безраздельно его, и Драко может быть неуютно, или он может использовать это в своих интересах. Потому что, ну правда, если Гарри полагает, что Драко не заметил, что его открытые предплечья с закатанными рукавами действуют на Гарри возбуждающе, то он глупее, чем притворяется. А для человека, который никогда не чувствовал себя красивым, Драко оказался довольно искусным в этой игре.

Это весело, потому что у Гарри забавные фетиши и его восхитительно легко мучить. Драко поднимает взгляд и видит, что зелень глаз напротив потемнела до насыщенного цвета мха, который становится еще гуще, когда Драко поправляет манжеты и опирается предплечьями на стол.

— Все хорошо? — справляется он, напуская на себя самое серьезное выражение.

На секунду в воздухе повисает подозрение, но потом Гарри просто улыбается.

— Даже лучше. Это мое?

Драко кивает, наблюдая, как Гарри берет украшенный охлажденным кремом «лимонный ломтик» и рассматривает его. Пирожные, как и все остальное, восхитительны, но хотелось бы уже перестать сравнивать их с кексами из пекарни рядом с домом Гарри или кусочками шоколадно-орехового торта из столовой ДМП, или с чем-то еще, что ассоциируется у него с их совместным времяпрепровождением, но собственное сознание не позволяет такой роскоши. Он здесь, и Гарри тоже, а это самая красивая чайная, которую он когда-либо видел, но Драко не может отделаться от мысли, что его вкусы стали слишком просты.

Он хочет теплое рагу на отполированном сосновом столе, нескончаемую банку с печеньем, в которую иногда заглядывает кошачий нос, и суп, который он помогает помешивать, пока Гарри мечется по кухне в поисках специй, спрятанных проказливым полтергейстом. Он безнадежен и даже хуже — беспомощен. Любовь к Гарри сгладила его острые углы, так что теперь он из тех людей, которые скорее свернутся калачиком на теплом диване с сырным тостом, чем снова отправятся в чертово «дегустационное путешествие».

Мать пришла бы в замешательство. А отец — в ужас. Драко улыбается.

— Думаю, оно розовое, — предполагает Гарри, изучая лимонный ломтик. — Думаю, оно розовое, как жевательная резинка.

— Ты поймешь, когда почувствуешь запах, — говорит Драко, посмеиваясь с выражения лица Гарри, когда тот нюхает пирожное.

— О, лимон. Тогда, вероятно, не розовое.

— По крайней мере, обоняние хорошо работает, — приходит к выводу Драко, и Гарри довольно смотрит на него, прежде чем откусить от маленького пирожного.

Он заслуживает этого. Другие чувства Гарри резко обострились с тех пор, как он потерял цветовое зрение, что позволяет готовить с инстинктивной точностью, которая поражает каждый раз. Он тоже учится, но никогда не станет тем человеком, который решит устроить ужин из трех блюд просто от нечего делать. Когда утром они оставили сумки в номере, там стояла корзина с угощениями от владельца — свежий хлеб, бекон и фрукты, и Драко совсем не удивится, если завтра, проснувшись, обнаружит полуголого Гарри, готовящего ему завтрак. Не такая уж и ужасная жизнь, решает он, ерзая на стуле и испытывая волнительный трепет, когда пальцами касается палочки на бедре, а магия, все еще потрескивающая и чувствительная, тянется к нему.

— Даже не думай об этом, — говорит Гарри.

Драко моргает.

— О чем?

— Съесть последнее ягодное пирожное. У тебя забавное выражение лица, — замечает Гарри, и Драко улыбается, убирая пальцы с палочки и испытывая некоторое облегчение от того, что не успел выдать все свои мысли.

А потом Гарри доедает ягодное пирожное одним укусом и улыбается ему. Его глаза сияют, и Драко уверен, что в этот момент, вот прямо здесь и сейчас, он хочет только, чтобы Гарри мог его увидеть. Он осушает остатки своего модного чая и смотрит на Гарри над пустой тарелкой от пирожных.

— Идем?

Гарри ухмыляется. Смеется. Наклоняет голову и надевает пальто.

— Да.

**~*~**

Десять минут спустя Драко сидит в потертом кожаном кресле, наклонившись вперед и положив холодные ладони на колени, и наблюдает, как огромный бородатый мужчина выбивает крошечный рисунок на коже Гарри. Это никоим образом не входило в их планы. Когда они решили покинуть чайную в пользу ветреных улиц Йорка, Драко сосредоточенно думал лишь об одном — вернуться с Гарри в их уютный маленький номер и снять с него одежду, начиная с шерстяного пальто, которое Гарри считает черным, но на самом деле оно темно-зеленое, а сам Гарри выглядит в нем чертовски съедобно.

По крайней мере пальто теперь на Гарри нет, а еще он засучил рукав своего тонкого свитера, чтобы дать татуировщику доступ к внутренней стороне предплечья. А все остальные планы Драко пошли по одному месту в тот момент, когда Гарри заметил ярко освещенное окно и остановился, чтобы полюбоваться рисунками. Конечно, Драко хорошо известно, что Гарри импульсивный человек, но он не думал оказаться здесь и, естественно, не ожидал, что татуировщик сдобрит его красочными воспоминаниями о своем недавнем отдыхе в Магалуфе, пока Гарри вставляет вежливые комментарии и настаивает, что ему совсем не больно.

Конечно, он лжет, потому что Драко всегда знает, когда он лжет, а еще потому что, несмотря на впечатляющий болевой порог, пальцы свободной руки Гарри судорожно сжимаются на бедре каждый раз, когда игла издает особенно резкий жужжащий звук. У Драко ладони чешутся сочувственно схватить его за левую руку, но он борется с этим желанием, напоминая себе, что татуировка — это не Темная метка. Но самое главное — это собственный выбор Гарри, и правильно выполненный рисунок будет выглядеть графичным, красочным и красивым, а не размытыми серыми линиями, которые в хороший день напоминают, как далеко он смог от того уйти, а в плохой — заставляют чувствовать себя недостойным человека рядом.

С другой стороны, когда художник усадил Гарри на стул и жестом указал на другой: «Твой друг может сесть там», Гарри сказал: «Он мой партнер» и улыбнулся Драко так легко, что тот чуть не сел мимо стула. Гарри считает его достойным, возможно, Гарри просто сумасшедший, но он смотрит на него через плечо бородача с такой теплотой. А когда он просит Драко подойти и посмотреть на цвет чернил, Драко чувствует собственную важность. Он толкователь цвета, связующее звено для Гарри между реальным миром и его акварельным, полностью из серого тона. И его описания цветов воспринимаются с особой серьезностью человеком, у которого на внутренней стороне правой руки, где-то между запястьем и локтем, рисуется маленький черно-белый треугольник.

— Все отлично, — произносит он, и Гарри жестом просит художника продолжать.

Драко отступает к своему креслу, а когда его просят снова осмотреть рисунок, он оказывается приятно впечатлен, осторожно беря Гарри за запястье, пока бородач поворачивается на стуле и отрывает длинный отрезок прозрачной пленки от рулона. Решив не спрашивать, Драко рассматривает свежую татуировку, замечая легкое покраснение и чернила, размазанные по коже. Рисунок крошечный, размером, наверно, дюйм на два, и теперь представляет собой стилизованную треугольную призму, которая разбивает луч белого света на все цвета радуги, яркие тона которой постепенно исчезают, растягиваясь на коже. Несмотря на потрепанный вид и ужасающие истории, татуировщик, очевидно, мастер своего дела, раз заставил светиться даже белый цвет. Довольно красиво. Гарри в восторге от татуировки и переводит взгляд с предплечья на Драко с радостной улыбкой, которая разжигает огонь в нутре Драко.

Он проводит большим пальцем по нетронутой области запястья Гарри и улыбается в ответ.

— Закончили?

— Не совсем, — возражает мужчина, тщательно очищая свежую татуировку и обматывая руку Гарри эластичной пленкой, к большому замешательству Драко. — Держи ее в чистоте, не мочи сильно и смазывай увлажняющим кремом, — добавляет он, всовывая брошюру Гарри в руки. — И ради всего святого, не чеши.

— Не буду, — обещает Гарри, засовывая руку с рисунком под пальто и пряча брошюру.

— Не будет, — заверяет Драко, и художник одаривает его волчьей ухмылкой.

Вернувшись на продуваемую ветром улицу, Гарри смеется и хватает Драко за руку, ведя его к их апартаментам. Они идут так быстро, что Драко понимает — он не единственный, кто нашел этот опыт довольно захватывающим. Они открывают дверь в нагретое помещение, от чего продвижение вверх по лестнице замедляется, а вся одежда сбрасывается за несколько секунд, как только они попадают в квартиру, чтобы тут же упасть на кровать задыхающимся клубком.

Переполненный довольством, Драко прижимает Гарри к матрасу и крепко целует, взволнованный мгновенным откликом горячего рта и языка, сильными пальцами в своих волосах и теплой твердостью, уже трущейся о бедро. Иногда Драко нравится мучить Гарри ожиданием, вынуждать что-то сделать, отчасти потому что это весело, а отчасти потому что бессвязное разочарование Гарри доводит его до безумия. Он понятия не имеет, как и почему ему была дана эта сила, эта способность заставлять Гарри распадаться на части и сильно кончать, приковав глаза к лицу Драко, как будто это самое удивительное и самое прекрасное чувство, что он когда-либо испытывал. Но не сегодня. Сегодня Драко просто хочет всего Гарри: его рот, его ловкие руки и его член, и он хочет это все немедленно.

— Хочу тебя, — шепчет Гарри, толкаясь бедрами навстречу Драко и целеустремленно скользя обеими ладонями по его спине.

Зеленые глаза встречаются с глазами Драко, очки где-то затерялись в простынях, и взгляд Гарри такой открытый и пристальный, что Драко может только кивнуть. Этот мужчина обладает сильнейшей естественной магической энергией, которую Драко когда-либо ощущал, и когда вся эта сила фокусируется на нем, он чувствует себя опьяненным, неспособным воспринимать что-либо большее, чем «Да» и «Сейчас», «Пожалуйста» и «Поторопись». Однако где-то на поверхности воронки водоворота скользит ощущение пальцев Гарри, которые подрагивают на его коже. Дыхание Гарри прерывистое, когда они смотрят друг на друга с расстояния в пару дюймов. Привилегия довести такого стойкого мужчину до хныканья и мольб по-настоящему редка.

Драко никогда не чувствовал себя настолько подходящим другому человеку, настолько равным. Никогда никто не бросал ему вызов — играть на их уровне, и все же вот он Гарри, а то, что Драко безнадежный, несовершенный и трудный, будто ни на гран и не отталкивает его. Гарри упорен и в жизни, и в любви, поэтому, воспользовавшись моментом, когда Драко отвлекся, переворачивает его на спину, крепко прижимая обеими руками к кровати за плечи. Он силен, месяцы упорных тактических тренировок сделали его даже более выносливым, чем средний активный аврор, так что Драко прижат крепко.

Гарри улыбается и целует его, хватка ослабевает, когда они вместе отдаются поцелую, но Драко не вырывается. Не хочет. Ему нравится никогда не знать наверняка, как это будет, нравится, что они оба одинаково полны решимости свести друг друга с ума. Иногда Гарри стоит на четвереньках, дрожа от ловкого языка Драко внутри себя; а сегодня Драко лежит на спине, приподняв голову, чтобы не пропустить ни секунды: Гарри медленно вводит в него пальцы, зачарованно прикипая зелеными глазами, когда Драко стонет и откидывает голову на подушку с ароматом лаванды. Все можно прочитать по его лицу, как и всегда: глаза темные, губа прикушена, член покраснел и гордо прижимается к животу. Драко такой открытый, так отчаянно держится за свой контроль — это так чертовски сексуально. Обнаружив, что руки никто не держит, Драко сжимает свой член в кулаке и медленно ласкает, поддерживая зрительный контакт и улыбаясь, когда у Гарри перехватывает дыхание. Он точно знает, что делает, а непонимание того, почему это работает, никогда не давало сомневаться в том, что это работает. Когда большой палец скользит по внутренней стороне запястья Гарри, тот напрягает руку и подавляет стон.

Зажатый между желанием позабавиться и очень реальной потребностью почувствовать Гарри внутри себя прямо сейчас, Драко приподнимается, запустив руку в растрепанные волосы, и целует Гарри, скользя второй рукой по его спине, чтобы смять мускулистый зад, который безумно хорошо выглядит в джинсах настолько поношенных, что они едва держатся на бедрах.

Когда Гарри наконец оказывается внутри, Драко закрывает глаза и просто наслаждается ощущением их неподвижного единения долгое мгновение, пока сил терпеть не остается. Он обхватывает ногами поясницу Гарри, двигая бедрами в молчаливом поощрении, и просто отпускает себя. Он слышит собственное дыхание — прерывистое, резкое, а от тихих стонов Гарри его член дергается на животе. Левая рука Драко ложится на правую Гарри, он нежно касается области вокруг татуировки, любуясь преломлением цветов и тем, как мышцы двигаются под кожей. Он инстинктивно скользит другой рукой по ягодицам Гарри, направляя его глубже и вскрикивая от ощущений: Гарри входит к него полностью и трахает сильно и медленно. Гарри делает все самоотверженно — никаких полумер. Он отдает все, включая свое сердце, и Драко знает, что должен защищать его.

— Черт, — шипит Гарри, обхватывая член Драко рукой и толкаясь в него сильнее. — Черт, в тебе так хорошо. А еще почему, фестрал все задери, здесь так жарко?

— Не знаю, — признается Драко, выгибаясь от каждого толчка. Он близко, так близко к оргазму, что не хочет думать ни о чем, кроме ощущения внутри себя этого чудного, но великолепного мужчины. — Не знаю. Я просто… о, боже, Гарри… я… не останавливайся.

Драко выгибается, задохнувшись, и кончает Гарри в руку, забрызгивая его кожу горячим белесым семенем и наблюдая, как темно-зеленые глаза перебегают со все еще текущего члена на лицо, а движения становятся беспорядочными. Каждый вдох Гарри превращается в хриплый стон, а затем во всхлип, и, боже, он такой громкий, и Драко это так нравится. Драко хочет его всего до последней частички — он продолжает подмахивать бедрами, сжимая Гарри внутри себя и подстегивая его снова и снова, наслаждаясь каждым стоном, проклятием и дрожью. Когда Гарри, наконец, замирает, в груди все горит, а несколько непослушных мышц судорожно сокращаются в плечах.

— Все в порядке? — спрашивает Драко, убирая с глаз прядь влажных волос.

Гарри ухмыляется.

— Безукоризненно.

— Ты издеваешься?

— Да.

Драко вздыхает, выуживает палочку из кучи одежды и накладывает на них обоих Очищающее, когда они отстраняются друг от друга. Гарри плюхается рядом с благодарной улыбкой, протягивая руку, чтобы осторожно коснуться его лица кончиками пальцев. Странная пленка слезла, обнажив новую татуировку, незажившую и слегка блестящую от мази, которой ее обработал татуировщик. Драко мгновение думает, а затем произносит сначала заклинание для исцеления кожи, а затем второе — для защиты от инфекций. Гарри вздрагивает и смотрит на свою руку, явно впечатленный.

— Спасибо, так намного лучше.

Драко просто пожимает плечами, понимая, что нужно быть вежливым, но он не хочет принимать благодарность за простейшую магию. Чего Гарри никогда не поймет, так это того, что он жил заклинаниями с тех пор, как стал достаточно взрослым, чтобы держать палочку. Магия — это часть его самого, и когда он был ее лишен, даже такое короткое время, ему казалось, что огромная его часть просто пропала. Драко полагает, что никогда не узнает, выбрала ли Гризельда Финтон такое наказание только для него. Возможно, она считала это высшим унижением. А возможно, она бросила первое пришедшее на ум проклятие, потому что никогда в жизни не думала о других людях. В любом случае, результатом стал его личный кошмар, а с вернувшейся магией он чувствует себя… полноценным. Хотя по большей части из-за того, что ему наконец-то позволили быть вместе с мужчиной, который теперь закрыл глаза и тихо дышит, переплетя с ним пальцы.

Драко прижимается губами к теплому соленому плечу и позволяет своим мыслям плыть по течению. Небо за окном тяжелое и темное, облака в лучах заходящего солнца стали почти фиолетовыми. Номер расположен на верхних этажах, поэтому людей на улицах не видно, но Драко слышит их, болтающих и спешащих куда-то, готовых к вечеринкам до глубокой ночи и тому, что им всем сулит наступающий новый год.

Это его второй новый год без напарника в лице Гарри, но на этот раз все будет по-другому. Драко смотрит на спящего Гарри и улыбается в его кожу. В любом случае, он никогда не хотел быть напарником гребаного Спасителя. Никто не хотел, кроме Уизли, а он на поверку оказался очень странным человеком. Драко видел лицо Гарри, когда их назначали в пару, чувство было очень взаимным, но Драко настолько же упрям, насколько легко приспосабливается, так что узнав, что Гарри пытался сменить напарника, Драко был полон решимости заставить их пару сработаться. Он наблюдал за Гарри во время тренировок — всегда наблюдал за ним, — и да, Гарри был хорош. Возможно, рассуждал тогда Драко, единственный человек на обучении, с которым он меньше всего хотел бы работать, станет лучшим напарником в долгосрочной перспективе. Между ними всегда была, за неимением лучшего слова, химия, и он вдруг обнаружил, что их стили дополняют друг друга. Поначалу вежливость получалось выдавливать сквозь стиснутые зубы, но, фестрал все раздери, вдали от дерьма, которое прошило первые два десятилетия их жизни, и с осознанием появившейся симпатии Драко начал понимать, что Гарри за человек. Что он вообще-то был человеком. А потом, к неуемному удивлению Драко, они стали друзьями.

В итоге, именно его доброта заставила Драко отпустить барьеры, а осознание того, что Гарри Поттеру искренне нравится проводить с ним время, нанесло открытые раны, которые, как казалось тогда, никогда не заживут. Снова. Кусочек торта, неожиданное объятие, приглашение выпить тет-а-тет в первый раз, когда они раскрыли сложное дело. Какое-то время было чудесно — болезненно, но чудесно, — до декабря прошлого года, когда он оказался не способен что-либо сделать, и эта женщина чуть не разрушила Гарри жизнь. Испытывая отвращение к чувству вины, Драко отдалился от Гарри, погрузившись в новое партнерство с Уизли и пытаясь игнорировать все, что отец говорил по этому поводу.

Гарри ворочается во сне, теребя пальцами браслетик дружбы, сделанный Роуз для Драко на Рождество. Драко улыбается воспоминаниям, осторожно перемещая руку Гарри на свою талию, чтобы не порвать хрупкую вещицу. Он никогда раньше не получал подарков от ребенка, так что сейчас чувствовал, что его приняли, о нем заботятся, как в тот момент, когда Гарри ворвался в больничную палату всего несколько недель назад, напуганный и требующий знать, что, черт возьми, происходит. Тогда Драко понял, что бесполезно пытаться держаться на расстоянии от Гарри, но не знал… ну, обо всем остальном.

Последний месяц пролетел на безумной скорости, пугающим вихрем возможностей и каким-то образом целой жизнью, в которой Драко забывался, учился и позволял себе чувствовать, верить, что он сможет вернуть Гарри в строй, но на этот раз без опасностей, записок и ужасного кофе. Только они вдвоем. Или, может, только они, кошка, полтергейст и целое семейство Уизли, и, Мерлин, все это такое шумное и красочное, что иногда он чувствует себя оглушенным. Но прямо сейчас есть только они, бутылки чего-то игристого в холодильнике и интригующая ванна с гидромассажем. Драко притягивает Гарри к себе и закрывает глаза.

Проснувшись, он лежит под одеялом, свернувшись калачиком на боку. В комнате почти совсем темно, только мягкий свет уличных фонарей заглядывает в окно. На секунду кажется, что он один, но потом Драко замечает ноги Гарри, торчащие из-под кровати.

— Что ты делаешь?

— Пытаюсь найти свою палочку, — доносится приглушенный ответ, а затем появляется торжествующий Гарри. — Кажется, она закатилась туда… раньше. Ну ты понял.

Драко фыркает, позабавленный тем, что Гарри трудно говорить о сексе, если они не находятся в самом его разгаре. Это странно очаровательно, и Драко наклоняется и целует его.

— Как насчет того, чтобы приманить ее?

— Что в этом интересного? — спрашивает Гарри, падая на кровать так, что матрас упруго прогибается. — Тут странно. Мне больше нравится наша кровать.

Драко решает не спрашивать, какая из кроватей «их», потому что не возражает. И та, и другая. То, что он вообще делит постель с Гарри, все еще кажется слегка нереальным.

— Который сейчас час? — спрашивает он, слыша, как урчит в животе, и понимая, что от пирожных и сэндвичей, видимо, уже почти ничего не осталось.

— Почти время. Мы проспали целую вечность, — говорит Гарри и краснеет. Драко снова целует его, и Гарри отвечает на поцелуй, наклоняясь ближе и почти опрокидывая его на спину, когда матрас снова подгибается. — Не надо, мы пропустим фейерверк.

Драко вздыхает и делает вид, что встает с кровати, хотя втайне тоже не хочет пропустить фейерверк. Это первая новогодняя ночь, которая кажется ему важной за долгое время, так что не годится позволить ей пройти незамеченной. В номере все еще странно жарко, и Драко сразу вспоминает дом на Гриммо, который, по крайней мере, отрегулировал бы температуру, если бы он вежливо попросил. Здесь так не везет, хотя Драко находит в ванной два накрахмаленных белых халата, которые вместе с Согревающим идеально подходят для того, чтобы стоять на маленьком балконе и любоваться небом.

Гарри приносит игристое и бокалы, а еще восхитительно свежий хлеб с маслом, и они прислоняются к холодным перилам, удовлетворенно лакомясь подарком, пока уходит старый год. Пабы и бары внизу освещены, как драгоценные камни, и битком набиты людьми, что наводит Драко на мысль о традиционной новогодней вечеринке Джиневры и Блейза, на которой, без сомнения, сейчас звучит музыка и смех, а еще рекой льется огневиски. Он фантазирует о том, как в следующем году они с Гарри будут в самом центре событий, как и обычно, но прямо сейчас, в халатах, с игристым и необычной новой татуировкой, они здесь, и Драко чувствует себя до странности совершенно спокойно.

— Тебе нравится? — спрашивает Гарри, вглядываясь в маленький разноцветный треугольник на своей руке.

— Да, — кивает Драко и прикасается к исцеленной коже, вызывая у Гарри дрожь.

— Если я верну цветовое зрение, ну, как сказал Рон… я не хочу ничего из этого забывать, — объясняется он как раз в тот момент, когда с улицы внизу раздаются радостные возгласы и ослепительный фейерверк озаряет небо.

— Думаешь, это возможно? — спрашивает Драко, отведя свой бокал в сторону, когда Гарри с силой целует его. Драко улыбается и запускает свободную руку в беспорядочные темные волосы.

— Что именно? — бормочет Гарри уголком рта.

— Что ты забудешь.

Гарри смеется, и разноцветные искры света в небе бликуют в его очках. Он отдает Драко бокал, чтобы тот поставил его вместе со своим на столик, и сгребает его в объятия. Они смотрят на фейерверк, а затем друг на друга.

— Наверное, нет, — признает он, и наступает тишина.