смотреть издали и не прикасаться. смотреть издали — дышать одним воздухом и быть счастливым этому.

луна над головой разгорается алым, становится ядом и проникает режущим светом под кожу. гаара чувствует, как головная боль усиливается и сопротивляется ей, пока может сопротивляться — разрывает собственные губы зубами, царапает запястья ногтями, под которыми кровь из-за бесчисленного множества ранений и перенапряжения. глотает отдающую металлом жидкость, давится ей — в грудине поднимается тяжелое удушающее чувство. если попробует избавиться от него, то только с тем, что только что проглотил.

горло перехватывает. нет, нет, нет.

на горизонте полыхает зарево, чакра кьюби царапает не хуже куная. полыхает и исчезает, словно и не было никогда. луна такая яркая, что начинает походить на солнце.

нет. нет. нет.

нет.

еще немного — и за край сознания. гаара не может так просто сдаться. он нужен наруто, он нужен союзной армии, он...

бесконечное цукуёми — идеальный мир мечты, который идет трещинами, пока гаара хоть что-то помнит. гаара смотрит на себя со стороны, видит счастливого мальчика, которого оплетают чьи-то руки.

темари с маленькими смешными хвостиками вертится рядом как заботливая старшая сестра, оттягивает канкуро за уши, чтобы не хулиганил.

— яшамару, что-то случилось? — эти руки сжимают гаару чуть сильнее. голос женский и нежный. маленький мальчик задирает голову, чтобы наткнуться взглядом на острый подбородок и гладкую шею. его мама улыбается, ласково треплет по ярко-красным, как та луна, волосам.

нет. нет.

пожалуйста, ему нужно сохранить свое сознание. там его ждет наруто.

он не...

— к гааре пришел друг, — гаара вздрагивает. теплый голос яшамару пробуждает воспоминания, которые стираются из памяти словно песочные замки на сильном ветру. зрачки расширяются от удивления — перед яшамару, одетый в нелепую огромную майку, стоит узумаки наруто.

стоит и улыбается.

этот маленький мальчик бежит к протянутой руке наруто, хватает протянутую ладонь. гаара делает шаги следом.

не...

вот как.

мир мечты наслаивается на разбитую в клочья реальность, прячет гаару в тугой кокон и дарит ему спокойствие. вот она, твоя мечта: вот твоя семья, которая тебя любит.

вот твой узумаки наруто. его пальцы ты сейчас сжимаешь в своих.

с ним ты с самого детства, так, что ближе просто некуда.

вот же он, вот.

вот в твоих руках — пятнадцатилетний, вихрастый, поцелованный солнцем. такой, каким ты никогда не будешь, но тебе и не надо.

вот — дает целовать себя в эти веснушки, рассыпанные по носу, морщится забавно и ты — господи, перестань — целуешь и эти следы недовольства, прячешь нос в изгибе чужой шеи и обнимаешь.

а вот — шестнадцатилетний, с припухшими от поцелуев губами и алеющим следом в районе яремной впадины.

гаара смотрит на другого гаару — улыбающегося, счастливого, забирающегося ладонями к наруто под футболку и хочет быть на его месте, хочет больше не испытывать этого остаточного чувства удовлетворения от созерцания чужой спины или дыхания одним воздухом.

хочет, чтобы наруто смотрел в глаза и был напротив, а не впереди на добрый десяток шагов.

хочет — получает.

и теперь уже гаара — настоящий гаара — прижимается поцелуями к оголенным ключицам, чувствуя на своих коленях вес теплого тела. наруто обвивает руками плечи, беззастенчиво смеется и дразнит своей улыбкой.

светлые волосы спадают вниз, прикрывают лицо с лисьими метками на щеках, пахнут любимым яблочным шампунем и песком пустыни. наруто весь пахнет пустыней и ветром, словно и не жил никогда под кронами деревьев конохи.

— гаара.

зовет, шепчет, кричит, стонет, тянет к себе, жадный до каждого прикосновения. мечется по белым подушкам и простыням, но имя, что произносит с придыханием, у него только одно:

г а а р а.

наконец-то.

это не меняется; вот — восемнадцатилетний, замотанный в плащ казекаге, который как-то умудрился стащить, обиженно задирает подбородок и демонстративно игнорирует, путая мысли тем, что плащ этот идет ему куда больше, чем самому гааре.

вот — стоит на коленях, уткнувшись носом в ремень брюк и по-лисьи улыбается, сверкая небесно-голубыми глазами.

вот — тянет к себе в середине ночи, падает на соседнюю подушку и дышит так часто-часто, словно еще немного и задохнется. гаара смотрит на их переплетенные пальцы, на горящую под прикосновениями кожу и усыпанные веснушками плечи.

засыпает рядом.

настолько счастливый, что почти не верит в это неверное счастье.

— я люблю тебя.

двадцатилетний шепчет, выгибая спину в сильных руках, пока гаара прикусывает пульсирующую венку на шее, чувствуя дыхание этой буйной жизни. царапается, смеется, обрабатывает нежно воспоминания прошедшего дня.

наруто-наруто-наруто.

на — глубокий вдох, быстрый поцелуй перед собранием пяти каге, хитрый взгляд в глаза с невысказанным обещанием.

ру — переворошенная постель, влажность знакомого от и до тела, запах яблок, корицы и кожи джинчурики. каждая ночь в одной кровати.

то — обещанная вечность, которую клянется делить на двоих, нежные прикосновения к волосам, дурацкая привычка перебирать их, когда о чем-то думает.

наруто.

если бы можно было, то гаара...

— я так люблю тебя.

двадцатидвухлетний наруто смеется в ответ. под слоем одежды — браслет вместо кольца.

я с тобой.

отныне и навечно.

— гаара, эй. гаара, — он все-таки откашливается кровью. чувствует, как чужая чакра вливается в тело и перемешивается с собственной, и выблевывает застоявшуюся жидкость и наваждение. кто-то поддерживает под плечи.

гаара испуганно вскидывает голову, когда чувствует знакомое (неправда, этих рук — не знаешь) прикосновение к волосам. наруто склоняется, внимательно всматривается в каждую изменившуюся черточку лица.

молчит.

волосы, красные, что та луна, всего лишь жалкое напоминание об идеальном мире, в котором когда-то был.

лучше бы проснуться и в самом деле, он ведь тут все еще нужен.

наруто — настоящему — нужен.

— я в порядке, — гаара делает глубокий вдох. голос хрипит, горло болезненно откликается на попытку вытолкнуть из себя воздух вместе со словами, — не надо вливать в меня чакру. я в норме.

рука наруто все равно никуда не исчезает.

гаара знает, что видеть в голубых глазах напротив беспокойство и заботу — что-то вроде самообмана, наруто относится так к каждому шиноби на поле боя. гаара — не особенный для него.

но наруто все еще молчит.

— они... активировали цукуеми? — кивок в ответ.

сердце сжимает холодная рука, похожая на руку смерти. наваждение, сон, разрушенный идеальный мир. он не имеет право скорбеть по нему, потому что он никогда не был реальным.

— ты... победил? — гааре не нужно смотреть (кого обманывает: взгляда ведь отвести не может), чтобы узнать ответ. он губы тянет в улыбке, поднимает руку, чтобы похлопать по плечу, — поздравляю, наруто. ты — герой...

но рука натыкается на чью-то ладонь.

наруто, хмурясь, смотрит гааре прямо в глаза, а добирается до самой души. и в этой душе так много боли о том, что никогда не будет, что...

— я тебя тоже, гаара.

ладонь сжимают так, что становится больно, но гаара, не в силах сдвинуться с места, просто смотрит на наруто, пытаясь осмыслить.

я

тебя

тоже.

он совсем не планировал этого, совсем не думал, что однажды обнимет его так, как не снилось даже в самом отчаянном сне, но от наруто и в самом деле пахнет мечтами: ветром и пустыней.

словно никогда не принадлежал стране огня.

словно всю жизнь принадлежал только одному человеку.

гааре.

(будь оно так, было бы неплохо.

оно ведь будет?)