Цукишима считал где-то в глубине души, что это самое настоящее предательство. Нет, в идеале, конечно, хотелось, чтобы с ним в Токио поступил Ямагучи, но сейчас Кей был бы рад даже раздражающему Королю, лишь бы не в одиночку. Прямо сейчас Цукишима был бы рад даже чертовому Хинате, да хоть кому-нибудь, только не этой удушающей троице.

С самого заселения в общежитие и до нынешнего дня Кея мучил лишь один вопрос: «Какого хера?». Ну, вот правда, какого хера ему так «повезло»? Повезло поступить в Тодай и одновременно с этим обрести в качестве друзей Куроо, Бокуто и Акааши. И если последний вызывал скорее уважение и иногда ощущение жуткости, глядя на парня таким взглядом, что внутренности сжимались, то первые двое просто выводили из равновесия каждый божий день. А потом Цукишима привык. Отучился целый год и привык. К глуповатым поддразниваниям и колким ответам, к сумасшедшему смеху, к безбашенным идеям, в которых участвовал даже Акааши, и ко многим вечерам с попкорном, фильмами и подобием тишины.

А потом все изменилось. И сначала Цукишима не понимал, что происходит. Акааши с Бокуто словно резко решили, что им не место в обществе Кея и Куроо, и упорно игнорировали три встречи из пяти. Никаких подозрений у Цукишимы это не вызывало до того момента, пока Куроо не начал водить его по местам, явно не предназначенным для дружеских встреч. Когда до него только дошло, он, честно, испугался и даже хотел совсем порвать связь с этими тремя во избежание лишних проблем. Но потом Кей задумался. Куроо, черт бы его побрал, Куроо Тетсуро был привлекательным. А Цукишима был геем, и отношения у Цукишимы были никогда. И Куроо откровенно предлагал оные, причем не выдвигая никаких условий, вообще молча. А еще это было смешно. Правда. Все потуги Куроо, намеки, касания и прочая ерунда, Кею действительно хотелось с этим поразвлечься. И подходящий момент настал.

Это был обычный пятничный вечер, Куроо позвонил ему еще после обеда, сказал, подтянутся Акааши с Бокуто – ну, конечно – и можно будет глянуть новую часть Мстителей. Цукишима, конечно же, понимал, что никаких Акааши с Бокуто ждать не стоит, и оказался прав. Куроо мямлил что-то о пробках и еще какой-то ерунде, в которую не поверил бы даже Бокуто. Цукишима кивал и посмеивался про себя. Началось все вполне невинно. Куроо включил фильм, выводя изображение на экран телевизора, запасся попкорном, и они уселись на диван. В целом, ничего не происходило, и Кея подмывало скосить глаза на Тетсуро и проверить – собирается он что-то делать или нет. А потом... Потом Куроо убрал попкорн. Цукишима потянулся к коленям Куроо, надеясь, как и до этого, ощутить под пальцами похрустывающую закуску, но под пальцами оказалась совсем не она. Такая внушительная не закуска, что Кея встряхнуло на маленьком диванчике.

– Охо... – уже собирался в привычной манере начать стебаться Куроо, как Кей его оборвал.

– Одно слово – и ты его лишишься, – ледяным тоном осведомил Цукишима. И остался в таком положении. Куроо что-то крякнул, попыхтел и, наконец, не выдержал:

– Ты...

– Я, – согласился Кей и обернулся к Тетсуро, сверкая глазами из-под стекол очков.

– Ты все еще...

– Да, – снова утвердил Цукишима.

– Цукки, – как-то неуверенно пробормотал Куроо, видимо, все еще пытаясь осознать. Цукишима решил помочь. Сжал пальцы, чуть провел по наливающейся длине. Вау! Член в руке ощущался так правильно, что Цукишиму самого повело. Куроо поперхнулся. – Что ты делаешь? – вот теперь в тон Тетсуро возвращалась и хитреца, и самодовольство.

– Я держу руку на твоем члене, Куроо-сан, – Кей похвалил себя за то, как ровно и без запинки смог это сказать.

– В-верно, – растерявшийся Куроо – потрясающее зрелище, жаль не сфотографировать. – А почему?

– Если ты сейчас же меня не поцелуешь, я уйду и оставлю тебя с твоей проблемой наедине, – на остатках самообладания проговорил Кей, и этого оказалось достаточно.

Куроо потянулся вперед, коснулся его губ своими, и, ох, Цукишиме просто нужно было именно это. Он позволил Куроо навалиться, позволил проникнуть в рот влажным, скользким языком, таким, мать вашу, умелым языком, который моментально вышибал из головы вообще все. Куроо прошелся языком по кромке его зубов, прикусил губу, оттягивая, снова толкнулся в рот, сплетая их языки вместе. У Цукишимы вставал, реально прям, пульсировал, твердел, и это только от поцелуя.

– Цукки, у тебя кто-нибудь был? – отрываясь от его губ, но тут же переключаясь на шею, поинтересовался Куроо.

– Это имеет значение? – Кей выдохнул, вздрогнул, когда зубы сомкнулись на тонкой коже, и непроизвольно дернулся бедрами вверх, ища трения.

– Это имеет значение, если ты не думаешь, что я, как пятнадцатилетний подросток, собираюсь потереться друг о дружку и краснеть всю неделю от смущения, – пробормотал Куроо и оторвался от Цукишимы совсем, одним взглядом пригвождая к дивану.

– Нет, не было, но я сам напрашиваюсь, поэтому лови момент, – Цукишима старался быть серьезным, как и всегда, но жар уже собрался в паху, разлился по коже, по внутренностям, и думать получалось плохо. Куроо пожевал губу, рассмотрел его и в конце концов, что-то для себя решив, вновь вернулся к его шее.

Куроо мягко целовал шею, нырнул рукой под футболку Цукишимы, легко очертив косые мышцы, скользнул пальцами вверх и сжал подушечками соски. И оказалось, что Цукишима на редкость отзывчивый и чувствительный. Тетсуро хмыкнул, спускаясь вниз, припал губами к животу Кея, языком выводя узоры на бледной коже. Цукишима выгнулся, потянулся за лаской всем телом, сдерживая стон, мучительно просящийся наружу. Каждое прикосновение языка горело на коже, каждое касание пальцев отдавалось пульсацией во всем теле, сгущаясь внизу, где горячо, адски горел затвердевший член, требующий внимания. Куроо ласкал его медленно, тягуче, превращая прелюдию в пытку. Хотелось движения, хотелось больше, сильнее, чтобы наконец ощутить, что это, когда в тебе член. Когда в тебе член Куроо. Да, именно так.

Они выпутались из футболок, Куроо взглядом указал на шорты, и, пока Кей стаскивал с себя ненужную, мешающую сейчас ткань, Тетсуро успел сходить куда-то и вернуться уже полностью голым. Тело у него было – потрясное. Кей невольно почувствовал себя угловатым и тощим рядом с крупно перекатывающимися под кожей мышцами, сильными ногами и – да, туда Цукишима хотел смотреть в первую очередь – длинным, оплетенным набухшими венами членом с крупной темной головкой.

– Нравится? – не переминул поинтересоваться Куроо, получил угрожающий взгляд и, приблизившись, тут же добавил. – А мне нравится вот это, – Куроо вернулся на диван, устраиваясь между разведенных ног, и скользнул губами по напрягшейся икре вверх. – И это, – пальцами проследил мышцы пресса, ниже – туда, где блядская дорожка уходила в трусы. – Мне нравишься ты весь, Кей.

Цукишима откинул голову назад, не в силах ни сказать что-то, ни реагировать внятно на сказанное-сделанное Куроо. Легко отдался ощущениям. Куроо собирал губами мурашки, сбегающие по внутренней стороне бедра, прикусывал кожу, ставил отметки, расцветающие бледно-розовым, а затем фиолетовым на тонком покрове. Скользнул пальцем в трусы, погладив мошонку, и выше – туда, где пульсацией билось возбуждение. Куроо был предельно нежным, аккуратно спуская его боксеры вниз, любуясь открывающимся видом. Он обхватил его член, провел по всей длине пару раз, и Цукишиму выгнуло дугой над диваном – так сильно хотелось прикосновения. Он закусил губу до боли, сдерживая порыв хоть застонать, хотя хотелось кричать от всего и сразу.

Тетсуро развел его ноги в стороны, судорожно выдохнул – такой открывался вид. Такого Куроо и предположить не мог. Представить, что Цукишима сегодня будет лежать на его диване, открытый, обнаженный и желающий его, было выше всяких сил. Но именно это и происходило сейчас. Куроо выдавил немного смазки на пальцы, растирая и согревая ее, и дразняще помассировал сжимающийся анус. Цукишима дернулся, заерзал задницей, стараясь насадиться на палец самостоятельно, но Куроо жестко прижал его бедра к дивану, медленно вводя внутрь фалангу. Было странно, было непривычно и так охренительно классно, что Кей снова задвигался, стараясь получить больше. Куроо поводил пальцем внутри, добавил второй, тут же отыскивая нужный комочек, и практически расстроился, когда, выгнувшись, Цукки так и не издал ни звука. Ну, что ж такое? Куроо надавил снова, еще, добавляя третий палец, мучая простату, почти агрессивно, но Цукишима продолжал кусать губы и молчать. Куроо почти обиженно вынул пальцы и, раскатав по члену презерватив, навис сверху, ткнувшись головкой в растянутый сфинктер, но не входя.

– Кей, я хочу слышать тебя, хорошо? Я не войду, если ты будешь молчать, – Куроо надавил легко, раздвигая головкой самые края. – Отпусти себя, – прошептал он, входя совсем немного, и Цукишима отпустил. Изогнулся, застонал – протяжно, долго, словно выплескивал все звуки, сдерживаемые до этого. Куроо толкнулся еще, преодолевая сопротивление мышц, и вошел на всю длину. – Вот так, хорошо.

Куроо задвигался, словно раскачиваясь – медленно и плавно. Внутри было узко, так узко, что Тетсуро готов был кончить только от этого, и от тех потрясающих звуков, на которые теперь не скупился Кей. Громко выстанывая, почти крича, он начал подмахивать, вцепляясь в широкие плечи до синяков. Куроо набирал амплитуду ровно, не быстро, наращивая с каждым толчком острее, чуть сменил положение.

– Да, вот здесь... – на удивление, Цукишима еще мог говорить. Хотя это было больше похоже на полукрик, задушенный, рваный. Куроо задвигался яростней, буквально вбивая Кея в диван.

– Подрочи себе, – попросил Куроо, снова вбиваясь прямо в простату. Кей рвано хватанул ртом воздух, пытаясь, видимо, осознать происходящее, а потом все же переварил, обхватил собственный член, сжимая у самой головки. Так было приятнее всего, особенно если потирать пальцем самую щель, размазывая по головке сочащуюся смазку. Этого оказалось достаточно. Кея выгнуло, он крупно содрогнулся и кончил, раскрывая широко рот, царапая рукой предплечье Куроо и водя по члену, будто выжимая себя. И Тетсуро отпустил себя, откровенно наслаждаясь красивым зрелищем перед ним. Низко склонившись, впился в губы, сцеловывая беззвучный крик и вбивая свой оргазм, двигался, пока не отпустило окончательно, только потом позволяя себе рухнуть поверх Цукишимы. Некоторое время царило молчание, Куроо даже шевельнуться боялся, так хорошо ему было, и было страшно разрушить момент. А еще страшно узнать, что Цукишима таким образом просто избавился от неприятной детали своего существования. И даже факт того, что на эту роль был выбран именно он, не спасал от распирающего грудь чувства. Цукишима поворочался и, едва расстроенный Тетсуро уже хотел сползти, обхватил его руками и ногами, прижался губами к макушке и в волосы, очень тихо, пробормотал:

– Ты мне тоже нравишься.