— …Они сделали из него живую страшную сказку, Чесапикского Потрошителя. Бедный старина Влад тоже был славянином, так что, я решил, что оно будет подходящим. Вот только я никогда не боялся его и при жизни, а они провернули это, потому что так боялись Влада Сажателя-на-кол даже после его смерти, что расчленили его просто для уверенности. Разве не невероятно? Аура их собственной легенды заставила их усомниться, что убийство могло превратить его в кусок мяса, как и любого другого.

Он замолкает на несколько мгновений, во время которых они проезжают мимо полицейской машины, — кого-то заставили съехать на обочину. Яркие огни заполняют салон их машины спазматическим сверканием, а затем они движутся дальше, полосы дорожной разметки все так же бегут в противоположном направлении. Всего лишь еще одно транспортное средство в позднем вечернем трафике.

Его поклонник продолжает:

— Кстати говоря, он предложил мне съесть его после, чтобы поглотить его силу. Можете себе представить, насколько забавно было слышать это от человека, пытающегося удерживать равновесие на мокром ведре? Так стало быть, у меня было немного времени и я решил просто символически отобрать его оружие.

— И подарочная коробка тоже символична, — негромко подмечает Уилл.

Его взгляд устремлен на коробку из-под Биг Мака в его руках. Она очень легкая и напоминает ему об инсталляции в зале суда — что же на другой чаше весов в этой ситуации? Наверняка что-то, что принадлежит ему, судя по тому, как присутствие этой коробки в машине заставляет Уилла чувствовать себя онемевшим.

— Вам нравится?

Какая-то его часть хочет, чтобы его вырвало прямо в картонку, но Уилл сглатывает знакомый привкус желчи, делает вдох, и уже может контролировать этот позыв. Так что та часть должна быть не слишком большой.

— Да. Очень любезно с твоей стороны. Я имею в виду все это. — Он подразумевает это искренне. — Я, я не буду смотреть внутрь. Мне не нужно еще и это в моих кошмарах.

Его поклонник проявляет понимание.

— Разумеется. Я не хотел возвращаться с пустыми руками, потому и взял его с собой. На всякий случай.

На случай если Уилл ему не поверит, это понятно.

Уилл поднимает коробку со своих колен, стараясь не запоминать ощущения от веса его расплаты в его руках, и тем не менее запоминая его в мельчайших подробностях.

Он отставляет коробку в сторону — на другое сидение, где лежит его униформа заключенного. Ганнибал в его голове молчит. На секунду Уилл задумывается, удовлетворенное ли это молчание. Затем он напоминает себе, что этот Ганнибал всего лишь эхо того времени, когда он был объектом его фашистских экспериментов. Призрак, паразитирующий на его страхах и болезни. И будет ли он и дальше являться ему — зависит только от него самого.

— С ним покончено. — Его голос звучит не так ровно, как ему хотелось бы, и Уилл пытается скрыть это за пренебрежительной интонацией. При этом он знает, что не может позволить себе почувствовать облегчение, потому что иначе он ослабнет до крайности. У него не было времени прийти в себя даже от первой из последних смертей. Он просто не готов воспринять происходящее до конца, не то что реагировать. — И я доверяю тебе. Если ты говоришь, что это действительно язык Ганнибала Лектера, я выбираю верить тебе.

Уилл поднимает глаза к зеркалу заднего вида. Их взгляды сцепляются. Как и прежде, Уилл встречает в чужих глазах серьезное внимание и захватывающее желание доказать свою надежность, но на этот раз помимо них Уилла ждет и тихая, но интенсивная признательность, какую Уилл видел неоднократно, глядя на своих подобранных собак (и от этого у него сдавливает в груди).

Уилл хочет сказать этим контактом: мы теперь вместе в это замешаны, я отдаю себе в этом отчет. И его поклонник различает его посыл. Он говорит:

— Спасибо.

За этим Уилл переводит взгляд на дорогу.

Снаружи воет ветер, по обеим сторонам от шоссе тянутся только сплошные темные очертания деревьев.

Уилл смотрит на свое изможденное отражение и думает о том, как сильно, будучи снова в своей собственной одежде, он похож (кроме отросших волос) на того человека, которого арестовали по подозрению в том, что он убил Эбигейл. Тот человек не был убийцей по духу, хотя и отнял жизнь.

Ну, а он теперь?

Уилл смотрит вникуда (он знает, кто он, он свободен, но он не знает, как даже начинать думать об этом, он устал, он чувствует такое онемение, и он заставил убить кого-то ради него, вот только тот человек был Ганнибалом, чей язык лежит тут же рядом, и он знает, что он прав, он может принять это, любой другой выбор привел бы к большим смертям, Гидеон был безоговорочно прав в этом, и в конечном счете все сводится не к чистоте его совести, а к числу жертв…), пока его воображение затапливает ширь шоссе зловещими водами. Его река вышла из берегов.

Уилл не в курсе, что на него бросают быстрые беспокойные взгляды все те двадцать минут, что он проводит не думая (думая не словами).

— Куда мы едем? — спрашивает он наконец.

Интонации его поклонника покрыты налетом облегчения, хотя он и решает не выражать свою тревогу открыто (и Уилл обнаруживает, что чувствует себя комфортно в такой ненавязчивости чужих эмоций, даже утешенным ей и как будто бы уважаемым, потому что ему доверяют):

— Это еще не решено. У меня есть несколько идей насчет того, где мы могли бы залечь на дно, но я с радостью выслушаю ваши, мистер Грэм. Где бы вы хотели оказаться? Мы вполне можем попробовать добраться туда, если это осуществимо.

Уилл фыркает над тем, как он это описывает, едва не отпуская комментарий на счет того, что они выбирают не местечко для медового месяца, а бегут от правосудия. Оно ощущается очень сюрреалистично, но вопрос более чем реален. Уилл трет лицо. Он ухватил всего несколько часов сна (а происходит ли все на самом деле?), и в его голове тяжело стучит давление. Не совсем то состояние, в котором принимаются решения, определяющие дальнейший ход жизни.

Чтобы отложить ответ, Уилл с отстраненным любопытством спрашивает кое-что, что вдруг приходит ему на ум, наполовину думая вслух:

— А что насчет документов? Без них не удастся начать новую жизнь.

— Под сиденьем есть сумка, достаньте ее.

Уилл делает, как сказали, между делом замечая себе под нос:

— Надеюсь, там нет еще каких-нибудь частей тел, как оно обычно выходит с посылками от тебя.

Каким-то образом его поклонник ухитряется его расслышать и буднично соглашается:

— Мне бы тоже хотелось приносить вам цветы вместо них, но. Нет, в сумке только паспорта.

Уилл осторожно обдумывает то, что только что услышал, быстро глянув на своего поклонника (и ведь это он сам начал так его называть в том интервью с Фредди), когда он уверен, что тот не заметит. А он добавляет:

— Наличные у нас тоже есть, — с самодовольной ухмылкой, как будто хорошо собрал их в поход, а вовсе не в бега.

Уилл не упускает еще одно подразумевающееся «мы», но не чувствует даже особого внутреннего сопротивления. Все верно, теперь они замешаны в это вместе, как пособники.

Он достает из сумки две корочки с синими обложками. Открыв первый паспорт, он встречается взглядом с молодой версией самого себя, глядящей на него со страницы. Этот он едва-едва смотрит в камеру из-под дужки очков, а его стрижка и пиджак прямо-таки кричат о том, что он учитель. Эта фотография знакома ему, а вот имя, когда он смещает взгляд к соответствующей графе, оказывается Майклом Тёрнером. Распространенное, но не до подозрительности, как Уилл отмечает про себя. Возраст ему приписывается тот же, а место рождения другое.

Уилл смотрит на фото и информацию рядом с ним, и задается вопросом, правда ли это станет его будущим. Он не чувствует ужаса или сожаления, ему только лишь кажется жестокой ирония положения: ему придется перестать быть собой незадолго до того, как его доброе имя наконец очистят от набросанной на него грязи.

Паспорт в его руках уверяет его, что был выдан ему два года назад.

— Где ты достал мою фотографию? — Уилл решает не задавать более общий вопрос о том, откуда он вообще взял эту убедительно смотрящуюся подделку — какая, в сущности разница. У его поклонника есть свои трюки, это очевидно.

Ответ оказывается настолько простым, что Уилл почти чувствует себя нелепо:

— Отсканировал ваше досье.

— А. — Уилл умолкает на минуту, а затем заинтригованный задумчиво добавляет: — Прослушка, бумаги… Чилтон очень тебе доверял. Это для него не характерно.

В том, как его поклонник склоняет голову на бок в зеркале заднего вида, чувствуется насмешка:

— У него была очень хорошая причина: я был прекрасным, лояльным работником.

— Вплоть до того момента, когда перестал им быть.

— У всех бывает тот день, когда они превентивно вырубают весь остальной персонал транквилизаторами, разве нет?

Уилл шумно выдыхает со звуком, который мог бы быть смешком. Острота невеселая, но по факту это именно то, что ему нужно, — спокойное признание безумности ситуации, в которой он находится.

Уилл открывает второй паспорт. Эндрю Рида. На фотографии его поклонник выглядит молодым (и нормальным), двадцать с лишним, не больше, но если дата рождения настоящая — а скорее всего так и есть — ему должен быть тридцать один год. Все остальное наверняка лажа и Уилла не интересует, он убирает оба документа обратно в сумку. Он прочищает горло с неловким «эм», прежде чем заговорить:

— Будет неловко спрашивать это в настоящий момент времени. Но на твоем бейдже была только фамилия… Как твое имя?

— Да ладно вам. Мэттью. Второго имени у меня нет. Приятно познакомиться с вами, мистер Грэм, по-моему, полгода спустя, — он поднимает брови и ухмыляется, и Уилл неуверенно кивает, на пробу пытаясь изобразить своими губами нечто схожее. — И я буду вам признателен, если вы будете обращаться ко мне по моему настоящему имени, когда мы будем наедине.

— Тогда я буду признателен, если ты не будешь называть меня мистером в общественных местах. Это вызовет подозрения.

В глазах Мэттью мелькает веселый блеск.

— Договорились.

Уилл выжидает еще несколько секунд прежде чем спросить, не стараясь скрыть свою хмурость:

— Оружие?

Мэттью не отвечает ему сразу.

— Есть один пистолет. Для обороны. Надеюсь, он нам не пригодится.

Уилл делает несколько маленьких кивков, затем смотрит в окно:

— Я хотел это услышать.

— Мистер Грэм, — говорит Мэттью, чтобы заставить его внимательно послушать. Уилл находит интересным то, как ему удается звучать серьезно, но при этом не напряженно, а просто уверенно. — Я убивал, как и вы, но я вовсе не убийца. Я не убиваю, потому что это меня развлекает или будоражит. Это очень серьезная вещь, сводящаяся к необходимости. А я очень серьезный человек.

Уилл прикрывает глаза.

— Тогда мы оба серьезные люди.

Уилл не хочет думать о притягивающей к себе его мысли коробке совсем рядом. Он благодарен (и немного дезориентирован), когда Мэттью отвлекает его, продолжив:

— Между прочим, можете сказать им, что я похитил вас, если нас поймают. Я не буду на вас злиться. На тот момент они будут знать, что у меня есть история психического нездоровья, они поверят вам.

Уилл смотрит на него в неверии, но все, что он видит перед собой, это то, что его поклонник это сейчас действительно серьезно.

— У меня тоже есть история психического нездоровья.

— Вот и хорошо, что ваши друзья обычно верят в то, во что хотят верить.

Уиллу хочется вступиться за Джека, и Алану, и всех остальных, и он поджимает губы, но не находится с чем-либо более убедительным, чем вялое ворчание о том, что против него были серьезные улики. А сама мысль о его друзьях приносит грусть.

— Спасибо тебе, но я надеюсь, что и это нам не понадобится.

Уилл трет лицо, плотно сжимает веки, чувствуя, как его глазные яблоки под ними горят от недосыпа. Затем, через некоторое время, Уилл пытается сфокусироваться на том, что у него есть на данный момент, и на том, кто составляет ему компанию, и меняет тему:

— Что еще ты можешь делать кроме убийства моих врагов и развоза завтраков в больницах? Хотя сейчас, пожалуй, и поздновато для прослушивания на роль спутника.

— У вас есть право знать все, что вы хотите знать, — в том, как сухо Мэттью произносит это, чувствуется, что он крайне, категорически против восприятия себя, как похитителя, и задет замечанием. — В конце концов, я за вами следил месяцами. — Уилл не может сказать, что хотел, чтобы ему об этом напоминали. — В прошлом я работал электриком.

— Как долго?

— Пять лет.

Уилл принимает это и произносит с искренним уважением:

— Это хорошая профессия. — Честная, без моральной обремененности, востребованная повсеместно. Уилл сухо ухмыляется и добавляет: — Что же, а я могу работать дизельным механиком в лодочной мастерской. — Он и раньше думал об этом пути, но не вкладывая веса в фантазию. Говоря о ней сейчас, Уилл обнаруживает, что она вовсе не звучит нереалистично.

— Вот видите, весь мир у наших ног, мистер Грэм, — комментирует Мэттью в своей серьезной-несерьезной манере, но хоть Уилл и отмечает шутку, он напрягается.

— Если сумеем покинуть непосредственную близость Джека Кроуфорда.

Интерес Мэттью настолько заостряется, что Уилл слышит его в едва уловимом придыхании, не глядя на него напрямую:

— То есть, вы думаете, что они перестанут искать вас, как только мы из нее вырвемся?

Уилл не спешит отвечать, заставляя себя еще раз посмотреть на коробку из-под Биг Мака. Так или иначе, факты складываются в легко предсказуемый исход. Он убирает коробку под сиденье.

— Ганнибал Лектер мертв. В его доме будут доказательства. Как только Джек осознает, что я был прав все это время и вышел из игры добровольно, он перестанет искать меня. — Уилл делает паузу. — В качестве извинения.

Он находит в себе силы на горькую улыбку.

Мэттью впитывает все, что он сказал, и говорит с холодной решимостью:

— Тогда лучше бы нам не сбавлять скорость.

Уилл готов согласиться, но затем видит дорожный знак, и кое-что встает на место в его уме.

— Но мы можем сделать остановку в Джорджтауне? Я был бы очень признателен.

— Зачем? Что там?

— Мои собаки. Алана Блум заботилась о них с моего помещения под стражу.

— Я знаю. Мы не можем взять их с собой. Мне жаль.

— Я и не просил тебя об этом, — Уилл вздыхает. — Я, я просто хочу увидеть их еще раз, понимаешь. Они моя… были моей семьей, Мэттью.

Уилл почти жалеет о том, что попросил. Но в груди у него так сильно тянет от мыслей о питомцах, что он просто обязан был попытаться. Что бы Уилл не отдал, чтобы еще раз почесать стаю своих бродяг.

Мэттью не говорит ничего некоторое время.

— А если она будет дома?

Пульс Уилла мгновенно ускоряется.

— Тогда мы просто развернемся и уедем.

— Ладно, — соглашается Мэттью и включает поворотники, чтобы вовремя сменить полосу. — Скажите мне, когда надо будет поворачивать.

Уилл изучает его черты и говорит, едва дыша:

— Спасибо тебе. Мэттью.