За неделю больничного мало что поменялось в жизни Шастуна. Старый телек, сделанный ещё в начале двухтысячных, более-менее работал, что удивительно для такого старья; на дворе две тысячи двадцать второй, а в его обшарпанной халупе — это единственное устройство для деградации мозга всё показывало развлекательные каналы, как новенькое. Диван напротив телека Антон пролежал так, что скоро продавленное место будет похоже на Марианскую Впадину — туда и так все крошки от еды скатываются, а сейчас и целый банан сквозь складки ткани пройдёт безвозвратно, ибо как эту херь разбирать, парни до сих пор не поняли. Они один раз пытались его разложить, так как туда закатилось одно из колец Шастуна, но после неоднозначного щелчка мебели господа решили не рисковать и забить на эту несчастную бижутерию. Конечно, диван пережил как минимум десять литров пива, успешно пролитых самим же Антоном. Просто часть мебели стоит в гостиной, а в комнатах: только кровать, шкаф для вещей и тумбочка для всякой мелочёвки, да и до гостиной ближе, чем до комнаты — целых пять метров! Для Шастуна это слишком много, поэтому, чаще всего, приходя с работы, он затаривался двумя баночками пива, огромной пачкой чипсов и таранкой, плюхался на тахту и включал футбол — идеальный вечер среднестатистического русского мужчины, если вы хотите поспорить, то спорить с Антоном бесполезно: он Овен.

***

Утром в понедельник парень специально надевает назло новому начальнику ярко-оранжевое худи. Он долго и тщательно выбирал его в новомодных бутиках торгового центра, конечно, после того совещания всё же стоит обновить гардероб несколькими новыми экземплярами. Поверх рыжего худи накинута лёгкая кожанка, которая ну совсем не идёт парню, но кажется, его этот факт не сильно волнует; ему нравится, а значит, проблем нет и не может быть.

Шастун не просто удивляется, когда он заходит к своему отделу, он ахуевает. Все поголовно сидят в стандартной для офиса одежде. Девушки, всегда надевающие свободные спортивные костюмы и укутывающиеся пледом для полного комфорта, сейчас сидят в строгих блузках, классических брюках или юбках. Даже удобные домашние тапочки и кроксы были заменены на туфли с каблуком или балетки. Парни сидят в отглаженных офисных костюмах, с галстуками, в туфлях — ей-богу, будто все на свидание собрались и нарядились.

— И что это, блять, такое? — Антон громко спрашивает, оглядывая своих сотрудников. Те недоуменно на него пялятся, а потом некоторые, кто находился в дружеских отношениях, кидаются на него с объятиями.

— Вернулся! Живой! — крепко обнимает своего начальника Екатерина. Она так бежала к нему, что чуть ногу не подвернула на этих ходулях.

— Антоха! Брат, здарова! Ты как? — подходит Илья к лучшему другу и со звонким шлепком здоровается за руку, немного притягивая к себе. — Оставил нас на этого пидора, пиздец. Ну посмотри на меня! Я ни разу в жизни не ходил так, даже на свиданки приходил в спортивках, ну а это что за... — он так сильно и эмоционально возмущается, что Шастун начинает заливисто смеяться со своего друга. И правда, ему до чёртиков не идут костюмы, ну или этот просто неудачно подобран. — Ну вот что ты ржёшь? Меня будто с похорон привезли прямо сюда.

— Антон! — из главного коридора парня замечает Оксана и не торопясь подходит к нему и крепко обнимает. На ней всё так же туфли на невысоком каблуке, юбка-карандаш и заправленная в эту юбку белая рубашка — обычный образ девушки для компании. Шастун никогда не понимал её. Как можно ходить в такой неудобной одежде среди людей, обожающих комфорт больше своей работы? Ну это уже её заморочки. — Если бы ты знал, как он нас всех затр... замотал. Ладно с остальными сотрудниками: он их почти не видит. Но я! Я его личная секретарша! Этот индюк надутый! Это ему не то, то ему не этак — как я могу понять, что он хочет от меня, если он ни слова не говорит! Только своими нравоучениями задалбливает и говорит, что никто в этом здании не умеет работать. Что это, как он выражается, «шарашкина контора», которая неизвестно как смогла без него такого «хорошего» проработать целый год. — Суркова уже закипала, пока рассказывала всё то, что Антон упустил за эту неделю. — Обещай, что ты сейчас не удивишься тому, что я скажу.

Шастун аж смеяться перестал. Такой серьёзной девушка бывала очень редко. Даже когда она осуждала его за какие-то промашки, матюки на работе и при его девушке, за несоблюдение личных границ — можно продолжать и дальше, но всё это можно просто описать бескультурностью молодого человека. В офисе так тихо стало, что аж в соседнем помещении было слышно, как чихнул Тамби.

— Торжественно клянусь, что замышляю только шалость! — вываливает Антон, от чего Макар начинает давиться смехом.

— Шастун! Ну попросила же по-человечески! — она легонько толкает его кулачком в плечо и тоже немного хихикает на отсылку одного из фильмов франшизы «Гарри Поттер». — Как бы ты мне иногда не надоедал. Ладно. Это происходит намного чаще, чем ты думаешь, но всё же... За эту неделю я успела соскучиться по твоим этим «приколам». По твоему неформальному общению со всеми, даже теми, кто старше тебя вдвое, а то и втрое. Даже по твоим всратым прикидам я скучала, — Суркова посмотрела на парня оценивающим взглядом и продолжила, — ты такой контраст по-сравнению с... — она не успела договорить, как заметила в дверях начальника. — О, доброе утро, Арсений Сергеевич! Вам двойной эспрессо, как обычно?

— Доброе утро. Да, принесите через, — он отодвигает рукав пальто, где под ним виднеется синий пиджак и белоснежная рубашка, и смотрит на циферблат каких-то новомодных часов, — пятнадцать минут. Антон Андреевич вышел с больничного?

— Здрасте, вышел я. — раздвигает кучку столпившихся вокруг него людей Шастун.

Попов оглядел с ног до головы высокого худощавого молодого человека. Он был явно недоволен внешним видом своего работника. Губы скривились в не очень приятной людскому глазу улыбке, а рука невольно сжала до побеления костяшек кожаный портфель. Шастуну нравится эта реакция. Прям очень.

— Антон Андреевич, зайдите ко мне в кабинет, как закончите общаться с вашими подчинёнными. Надеюсь, вы меня поняли, — он вздёрнул нос-кнопку, распрямил плечи и гордо зашагал в сторону бывшего кабинета Иры. Точно. Этот павлин же теперь там обитает, а Антону ну уж точно не хотелось возвращаться в то место. А сейчас особенно.

***

Кабинет заметно изменился. Вместо привычных крем-брюлешных стен теперь серые однотонные. Больше нет тех странных картин, которыми дорожила Ирина — только одна большая, обрамлённая белым деревом напротив стола директора, совмещённого со столом для совещаний. Прекрасно, ещё и совещания теперь у него в кабинете будут, а не в отдельной комнате, где состоялась их вторая встреча. Белая плитка с орнаментом заменилась на светло-серую без всяких рисуночков и кружочков. Пестреющая стена за спиной прошлой начальницы теперь такая же серая, как и почти всё вокруг. Выделяется сильно стена, смежная с коридором. Она вся стеклянная и матовая. Настолько, что снаружи явно не видно, что происходит в помещении. Мебель была оформлена в белом цвете, кроме кресла самого начальника. Чёрное, кожаное, изысканное, от него так и веет роскошью, как и диван, внезапно появившийся у панорамного окна. Двадцать третий этаж. Центр города. Одним словом — великолепие.

Арсений снимает своё пальто, убирает на вешалку в шкаф и садится за своё теперь рабочее место. Шастун без приглашения плюхается на самое удобное, что здесь имеется. Чёрная кожа этого предмета мебели приятно располагает к себе человека, сидящего на ней. Не зря говорят, что самая лучшая мебель именно из этого материала, мягко, комфортно, удобно. Но только не в тридцатиградусную жару, когда в шортах или в футболке просто прилипаешь голой кожей к этому дорогому предмету интерьера. Шастун знает не потому, что у него семья богатая, нет, куда там, он знает, потому, что на третьем курсе они на Новый Год с соседями по общаге играли в игру «Правда или Действие», а Антону загадали ходить всю оставшуюся вечеринку в кожаных трусах. Хер знает, откуда пацаны их взяли, но хер узнал, что в них ахуеть как жарко и неудобно. Бедный Батоша — весь взмок и пережался там, пока хозяин светил своей задницей в магазине, гоняя за пивом только в этом элементе одежды в два часа ночи.

Арсений уставился на развалившегося парня, довольно улыбавшейся своему положению. Такой расслабленный, будто пришёл не выслушивать выговор от начальника, а на свидание с девушкой.

— Так...

— А вы неплохо тут всё обустроили. Мне прям нравится. Уютненько, — Антон перебивает Арсения, не дав договорить, из-за чего Попов заметно хмурится, явно не ожидая такой бестактности своего подчинённого, но не успевает что-либо возразить, как его снова перебивают. — Сколько же бабла вы сюда втюхали? В один такой, кажется, вложили полмиллиона, — он показательно подпрыгивает на диване, а сердце Арсения делает огромный кульбит. Он и правда вбухал значительную сумму в своё удобство. Своё, а не какого-то заморыша, который даже не может следить за собой при боссе, а про внешний вид и говорить нечего. Хотя есть что.

— Я вас позвал сюда не обсуждать мои доход и траты. Вы здесь по-другому поводу. Насколько я помню, в день нашего с Вами знакомства, я объявлял, что не потерплю иного дресс-кода на рабочем месте. Конечно, я могу Вам спустить с рук на этот раз проступок из-за Вашего плохого самочувствия в тот день, но запомните, пожалуйста, раз и навсегда: здесь я решаю, кто и в чём ходит. Надеюсь, Вы всё поняли?

Арсений, довольный своей могучей, как он думает, речью, расслабленно откидывается в кресле, прикрывает глаза и задирает немного нос. Ей-богу, как выскочка, также дети в школе ведут себя. Антон хочет ему об этом сказать, но пока не время. Сейчас самое важное — отвоевать честь джинс, треников, худаков и, обязательно, кроссовок.

— Знаете, как бы вы не хотели, но я не собираюсь подчиняться этому идиотскому правилу, — такая новость явно не по душе Попову, он распахивает быстро глаза и немного тупит в потолок. — Вы можете уволить меня за неподчинение, но только большинство людей вступится за меня, ибо я один из лучших работников здесь. Вам настолько не нравится моя одежда?

— Да, мне не нравится то, в чём Вы приходите на работу. Это возмутительно! Вы не соблюдаете субординацию на рабочем месте! — Арсений повышает тон, гнев подступает семимильными шагами, но до крика ещё далеко. — Надеюсь, Вы меня услышали. Покиньте, пожалуйста, мой кабинет и приступайте к своей работе.

Антон молча встаёт, но идёт не к двери, нет. Он двигается медленно, плавно, глаза сосредоточены на мужчине. Они будто сожгут его прямо здесь и сейчас. Шастун останавливается прямо напротив кресла Арсения и разворачивает его к себе. Попов поднимает голову и с удивлением наблюдает за неопознанными действиями Антона. Его кудри склонены вниз, свисают так, будто из чащи леса глаза хищника наблюдают за жертвой.

— Хорошо, раз Вам не нравится моя одежда, то пожалуйста, — с этими словами Антон снимает с себя рыжую вещь и кидает на Арсения. Он осматривает парня всего. Голый торс с чуть выпяченным пивным пузиком, обнажённая гладкая грудь, с чуть оттопыренными сосками, длинная белая шея и тоненькая полоска светлых волос, тянущаяся от пупка и скрывающаяся под ремнём джинс. — А так Вам нравится?

В этот самый момент в кабинет влетает Оксана с чашкой свежезаваренного кофе. Девушка локтем открывает дверь и боком заходит в помещение, придерживая чашку с блюдцем. Лишь она поворачивается к мужчине лицом, то видит сию изумительную картину.

— Ахуеть, — всё, что смогла из себя выдавить Суркова, стоя посреди кабинета с горячим напитком и привлекая к себе внимание. Очнувшись, она быстро извиняется, ставит кофе на стол для совещаний и убегает на своих звонких каблуках.

— Шастун, — Арсений поворачивается обратно, — вон пошёл отсюда. — эту фразу он цедит сквозь зубы, из-за чего слова получаются немного неразборчивыми.

— Что, простите? Не расслышал, — Антон наклоняется чуть ниже, оказываясь на одном уровне с лицом Арсения. — Повторите, пожалуйста. — он коварно улыбается, рассматривая залитое краской лицо и вытаращенные — то ли от смущения, то ли от гнева — глаза.

— Пошёл вон, Шастун! — Попов громче повторяет свою фразу, на что Антон лишь усмехается, тянется окольцованными пальцами к области паха босса, забирает с начальника элемент одежды и одевается.

— Значит, вопрос с одеждой решился, — на лице царит полное спокойствие и самодовольство. Шастун уходит «вон», хлопает дверью и идёт рендерить очередного персонажа их будущего проекта.