⋨ ⌑ ⋩

С детства Джисона учили, что надо искать в жизни таких друзей, с которыми и в горе, и в радости будет комфортно. С которыми можно творить непонятную хрень и смеяться до упаду. Которые поддержат тебя, и которых поддержишь ты. Друзья, которым можно было доверить свои мысли, вещи и даже жизнь. Но его не предупредили, что иногда так случается, что люди страдают и молчат. Напиваются в хлам, звонят, бредя неизвестно о чем, а на утро лишь мило улыбаются, расставляя вот только-только приготовленную еду перед тобой. По улыбке на лице, заметно натянутой, собранной по крупицам, пока Джисон досыпал. Смотреть в глаза, уверяя, что всё в порядке, а потом снова напиваться до беспамятства.

Джисон не знает, что такое терять близких, к счастью, все его родственники живы. Он не знает боли от смерти, измены или расставания с любимым человеком. Только скорбь от невзаимной любви.

Он понимает, что многие переживают всё по-своему. Но чтобы и спустя почти два года страдать по твари, потому что человеком это существо назвать нельзя. Нет, наверно, Джисон никогда этого не поймёт. И надеется, что не будет понимать дальше.

Родители из раза в раз повторяли, показывая в пример себя и своих лучших друзей. Нужно поддерживать, помогать, успокаивать. Хотя бы просто быть рядом. Потому что в любом случае, даже если не от этого человека, но бумерангом всё вернётся на круги своя.

Джисон правда пытался и пытается спасти этого человека. Поддерживает, успокаивает. Но с каждым разом это становится всё сложнее, и сложнее.

Слабо дёрнувшись сквозь сон, Джисон утомленно открывает глаза, бессмысленно смотря на незашторенные с вечера окна. Небо за стеклом не слишком яркое, как если бы Джисон проснулся днём, но достаточно яркое для того, чтобы прищуриться от чисто голубого неба, скрытого под серыми облаками и, глуша зевок в подушке, опустить размытый взгляд на циферблат часов, стоящий на столе его соседа и показывающий ярким неоном «4:53».

Джисон вытягивает и стирает мутную пелену с глаз, запихивая желание снова погрузиться в сон на следующие тридцать минут далеко и надолго. О причине своего пробуждения он задумывается со злостью, сжимая руки в кулаки и вяло ударяя ими по кровати.

Нет, Джисон не собирается пилить Минхо за выпивание, по крайней мере потому, что он не собирается играть ему мать. Джисон, в первую очередь, для Минхо друг. С другом должно быть хорошо для обеих сторон. И если это не так, нужно поговорить и, вероятно, разойтись.

Джисон переворачивается на живот, кидая взгляд на соседнюю кровать, замечая, что Чанбин – замечательный товарищ и отвратительный сосед, на месте. Тот, словно почувствовав его пристальный взор, переворачивается, сильнее кутаясь в одеяло.

Нет, как человек Со был вполне неплох, по крайней мере ещё один их общий друг, которого, наверно, так мог назвать только Джисон, неплохо отзывался о Чанбине. Возможно, Хёнджин преувеличенно расхваливал хёна, а возможно и нет. Джисон не берётся судить чужую жизнь, пока в своей бардак.

Занырнув рукой под подушки, Джисон достаёт телефон в ожидании того, что происходит уже далеко не в первый и даже не тридцатый раз. Опустив глаза в чёрный экран, Джисон зависает на нём с пустым взглядом. Хоть он и ждёт звонка, держа телефон в руке, но глубоко в душе он надеется, что этого не произойдёт. Не потому, что он плохой друг, а потому, что он просто по-человечески устал. Устал ложиться с тревогой, что Минхо опять где-то пьёт. Непонятно с кем. И неизвестно что.

Своими тревогами он ни с кем не делился, кроме Чанбина, который вполне мог рассказать Хёнджину. Однако, Хан по не понятным себе же причинам, продолжает ныть именно ему.

Но даже находясь в ожидании звонка, Джисон всё равно подскакивает на месте, чувствуя, как вибрирует телефон в руках.

Из горла вырывается глухой выдох, который у парня не получается скрыть в подушке. Он щурится, смотря на имя звонящего, и снова обречённо вздыхает, снимая трубку. С экрана на него смотрит пьяный в хлам Минхо, как и всегда едущий к нему в общежитие на такси.

— Хан-и, — заплетающимся языком тянет шатен. Он нетрезво хихикает, наклоняя голову в сторону. На бледной коже при таком тусклом освещении поочерёдно сменяются различные цвета уличных вывесок, делая Минхо необычно красивым. Джисон вообще считает хёна красивым и без этого "фильтра", придающего ему только немного волшебства в образ. Минхо как-то неестественно дёргается и Джисон возвращает своё внимание старшему, — ко мне приставала девушка... она была... как это...

Джисон зевает, переворачиваясь на спину и во все глаза наблюдая привычную картину, где Минхо высмеивает чужие попытки подкатить к нему. На каждой "вечеринке", на которой Минхо был, к нему пытаются подкатить девушки, и, если говорить откровенно, Джисон уже согласился бы, хотя бы на одну ночь, чтобы забыть прошлое и двинуться дальше. При том, что среди этой толпы находится и пара парней, которые тоже не против провести вместе ночь. Только ночь. Но каждый раз, когда Джисон спрашивает у Минхо про это, тот говорит, что отказал им всем. Так ли это на самом деле, Джисон не знает, слепо доверяя другу.

Тусклый красный свет пробегается по лицу Минхо, склонившего по-кошачьи голову в сторону и нахмурившего брови. Джисон готов поспорить, что сейчас у хёна напрягаются все возможные остатки работающих извилин.

— Красивой, — радостно улыбаясь и хихикая, говорит Минхо, даже подскакивая на месте.

— Но ты как всегда её отшил? — хрипит Джисон. Его глаза комично увеличиваются от услышанного.

"Это мой голос?" — быстро мелькает в голове, и Джисон хватается за горло, прокашливаясь.

— Конечно! Она мне не понравилась.

Джисон переводит погрустневший взгляд на экран, снова наблюдая привычную картину.

Увы, это далеко не первый раз, когда Минхо звонит ему в пять утра. И, к сожалению, Джисона от данного сценария уже тошнит. Ведь... каждую пятницу Минхо уезжает в одно из заведений Кореи, преподносящих разносортный алкоголь, и возвращается почти всегда в одно и то же время – пять утра.

С вечера пятницы и по полдень субботы с Минхо невозможно связаться никак. От слова совсем. Тот словно оказывается в бункере, под сотнями метров земли. Не достучаться, не дозвониться, ничего. Минхо абсолютно всегда звонит сам, пока едет обратно.

И это событие повторяется последние полтора года.

— Хён, как у тебя ещё печень не отвалилась? — шепчет Джисон, зевая и отворачивая голову к двери, не желая смотреть на парня.

— Не знаю. Мне просто повезло, — хихикает Минхо, продолжая свой пьяный бред. — Повезло жить в этой стране. А ещё с друзьями.

— Хён, сколько ты выпил?

— Оу... ты переживаешь за меня? Не стоит, я тебе не изменяю.

— Минхо-хён, — зовёт он, пытаясь обратить на себя внимание, — сколько ты выпил?

— Ну... там было шампанское... э... а ещё, — хмуря брови и неуверенно шепча, — соджу?

Джисон разочарованно мычит, поднимается с кровати и надевает тапочки. Брюнет в последний раз кидает взгляд на пьяного хёна и отключается. Тихо прикрывает за собой дверь в комнату. Держась за перила, Джисон спускается на первый этаж и по обыкновению здоровается с консьержкой – женщиной лет под пятьдесят, не замечающей их, наверно, с тридцатой попойки шатена.

Джисон выходит во дворик, окружённый клумбами с цветущими растениями, вдыхая свежий воздух в лёгкие, как раз в тот момент, когда такси выруливает из угла, подъезжая к общежитию. Выдохнув и на секунду закрыв глаза, Джисон открывает дверь подъехавшего авто, из которого на него вялым желе вываливается слабое тело Минхо. Сморщив чувствительный нос от резкого запаха перегара, идущего от хёна, брюнет на автопилоте ловит пьяную тушу, оплачивает проезд и благодарит водителя.

Привычно закинув чужую руку себе за плечи и придерживая парня за талию, Джисон медленно ведёт Минхо по лестнице на второй этаж, после чего заводит в комнату и укладывает на свою кровать, снимает верхнюю одежду и обувь, аккуратно складывая ткань на стул рядом, а кроссовки под ним.

Джисон разгибается, хрустя спиной и смеривая парня на своей кровати печальным взглядом. Почему Минхо пьёт, Джисон не знает. Из-за кого, зачем и далее по списку - тоже. Лишь имеет слабые предположения. И единственное, что он знает, так это то, что он пьёт, и что иногда Минхо это делает со своим лучшим другом Хёнджином. Да, с тем самым Хёнджином, на которого есть виды у его соседа, но тот всячески от этого отмахивается и переводит тему на его влюблённость... в недо-алкоголика.

"Бесит", — поджимая губы, думает Джисон, скрываясь на кухне в поиске воды.

Налив жидкость в стакан, он относит его в комнату, оставляя на тумбе возле своей кровати вместе с таблеткой. И, взяв второй стакан, подходит к окну, наблюдая, как город просыпается. Многие трудолюбивые корейцы уже покидают дома, спеша сделать как можно больше. Джисон никогда их не поймёт, но противоречить не будет. Возможно, для кого-то это уже настолько привычная рутина, как для него пьяный Минхо, что они не представляют, как без этого будут жить.

Смогут ли вообще...

Сделав глоток воды, Джисон задёргивает тёмные шторы, относит стакан на кухню и подходит к своей не сказать, что большой, но и не маленькой кровати. Одному на ней достаточно свободно и одиноко удобно, поэтому при желании вдвоём тоже можно лечь и не касаться друг друга.

Джисон, как и в предыдущие семьдесят девять раз, поправляет одеяло на Минхо и ложится с краю, совсем не удивляясь, когда руки Ли сначала обнимают за талию, а после и притягивают к себе. Ногу закидывают к нему на бедро, фиксируя на месте, грудью прижимаются к спине, чтобы уж наверняка. Хан быстро моргает, давя слабую улыбку, медля всего лишь несколько секунд, прежде чем опускает свою ладонь поверх чужой.

Слыша тихое сопение Минхо, Джисон, игнорируя запах перегара, успокаивается, отпуская грустные мысли до утра. Его пульс замедляется, голова перестаёт гудеть. Слова в голове спутываются в неразборчивый комок, который он не в силах разобрать, из-за своего полусознательного состояния, и Джисон интуитивно сжимает свою ладошку, проваливаясь обратно в сон.

⋨ ⌑ ⋩

Солнечные лучи неприятно бьют по глазам, вынуждая отвернуться от источника света в противоположную сторону и глухо простонать в подушку.

"Блять, я же закрывал шторы", — думает Джисон, закрывая глаза руками и потирая их.

Приятный мелодичный голос, доносящийся с кухни, напевает знакомую мелодию и вынуждает открыть веки и повернуть голову к циферблату, показывающему десять утра. Взгляд скользит выше, и, не заметив своего соседа на другой кровати, Хан лишь мотает головой, не забивая голову чужой личной жизнью.

От осознания, сколько на часах было времени, у Джисона удивлённо приподнимаются брови, и взгляд снова метается к циферблату.

Мигая неоном, они показывают десять утра.

Джисон глухо стонет в подушку, желая вернуться в сон, но ударив кулаком по матрасу и поборов себя, он всё же нехотя, скидывает одеяло и потягивается, разминая затёкшие мышцы и случайно хрустя позвонками.

На кухню Джисон заходит, шаркая тапочками. Минхо, одетый в его домашнюю одежду, как и всегда что-то готовит на плите. Он свободной от лопатки рукой ерошит волосы, делая их более похожими на гнездо, и продолжает подпевать песне, не замечая его появления. Это привычная до скрежета зубов картина. К сожалению Джисона, она повторяется теперь уже восьмидесятый раз.

Первые десять раз влюблённый по уши Джисон неверяще смотрел на хёна, с которым был знаком на тот момент чуть дольше полугода. В те дни, чтобы не спугнуть или не так прозвучать, он очень тихо здоровался и садился на стул неестественно ровно, будто он не студент театрального, а какой-то зашуганный школьник. Завтракали они тогда в неуютной для обоих, как потом признался Минхо, тишине.

Последующие раз двадцать Джисон, набравшись смелости, ненавязчиво что-то спрашивал, набивая рот вкуснейшей стряпнёй Минхо, который, спокойно попивая чай, отвечал.

На тридцать первый раз Минхо не позвонил. Когда утром субботы Джисон не почувствовал ничего, кроме пустоты, он не на шутку взволновался, поняв почему. Шатен не позвонил, не приехал, ничего из этих обыденных вещей. Его просто не было в общежитии. Его просто не было в комнате. Его просто не было рядом...

Джисон как сейчас помнит, как много звонил хёну в тот ужасный день. Как взволновано спрашивал, где Ли и всё ли хорошо с ним же. Когда он выяснил, что Минхо заболел, сердце немного успокоилось, но потом взволнованно забилось по новой. Всё ли хорошо? А вдруг горло болит... У него есть что покушать? Надо ли помочь? Хан и задал эти вопросы, и, если честно, ему стало так спокойно, когда до его слуха дошёл тихий и хриплый смех.

Перед глазами щёлкают пальцами, и Джисон дёргается, переводя взгляд на кошачий разрез глаз.

— На планету прибыл, — шутит Хан, принюхиваясь к приятному запаху на кухне, из-за которого во рту скапливается слюна, и ловит мягкую улыбку Минхо, наслаждаясь её красотой.

— Полёт нормальный?

— Да.

— Прекрасно. Садись покушай, — Минхо безэмоционально перекладывает рис в чашу и медленно накладывает в чаши поменьше различные гарниры. Он присаживается напротив и, оглядев стол, хмурится. Минхо палочками докладывает ему овощей в тарелку и встаёт, ставя чайник. Джисон с лёгким любопытством на дне зрачков следит, как старший, поставив стакан перед собой, погружается в свои мысли, бездумно теребя ткань футболки.

— Почему не ешь, хён? — спрашивает он, когда Минхо ставит стакан с малиновым чаем перед ним. Джисон давит в себе улыбку, не позволяя проявлять такие яркие эмоции от любимого чая.

— Я на диете, — размешивая воду, отвечает Минхо, не поднимая глаз. Джисон дёргается из-за этого как ошпаренный.

— Снова? — недоверчиво спрашивает Хан, наклоняясь вперёд в поиске чужого взгляда.

— Да.

Минхо отворачивает голову к плите, бездумно оглядывая комнату. Джисон чувствует что-то неладное. Он откладывает свой разговор на потом, так же как и еду. Встав со своего места, Джисон обходит стол и присаживается на корточки перед Минхо.

— Хён, посмотри на меня, пожалуйста, — словно боясь нарушить их типичную идиллию, шепчет Джисон, беря маленькие ладошки Ли в свои. Парень мотает головой, смотря на стену общежития так, будто интереснее в жизни ничего быть не может. И это заставляет Джисона удостовериться в своих мыслях.

Опираясь руками в колени старшего, Джисон встаёт и поднимает чужую голову к себе. Он ловит стыдливый взгляд хёна и устало вздыхает.

— Хён, поешь со мной, пожалуйста. Тебе не нужна эта диета, так же как и предыдущая. Ты уже и так достаточно похудел, — уговаривает Джисон, нежно поднимая чужой подбородок выше, вровень со своим лицом и снова смотрит в глаза. — Ты и так идеальный, хён.

— Нет, — еле слышно отвечает Минхо, слабо мотая головой.

Джисон с грустной улыбкой гладит мягкую щёку, встаёт и решительно накладывает половину порции от обычного, чтобы Минхо спокойно вышел с этой чёртовой диеты. Он ставит чашу перед мотающим головой Минхо и подвигает стул с хёном впритык к столу, упираясь в копчик коленом. Джисон наклоняется, накрывая плечи своими ладошками, прижимаясь всем корпусом к старшему.

Джисон с дрожью выдыхает, стараясь восстановить сбившееся с нормального сердцебиение.

— Твой бывший - мудак. Диета тебе не нужна, — с расстановкой говорит Джисон. — И либо ты поешь сам, хён, либо я накормлю тебя, — предупреждает Хан, опаляя ухо горячим дыханием. Минхо замирает, и Джисон списывает это на то, что тот думает над своей по сути безвыходной ситуацией, в то время, как он сам пытается успокоиться.

— Ладно, — поднимая руки в сдающемся жесте, признаёт Минхо.

Отодвинувшись, Джисон смеривает Ли подозрительным взглядом, но садится на своё место, накладывая немного мяса и овощей в чужую тарелку. И, проследив, что Минхо правда ест, тоже продолжает завтрак, набивая полные щёки едой.

Минхо готовит просто потрясающе. Джисон заметил это давно, но каждый раз, словно в первый, с нетерпением накладывает больше, всегда съедая всё. Иногда к ним присоединяется Чанбин, но он быстро сваливает с Хёнджином гулять. И абсолютно всегда, уходя, подмигивает им.

Это раздражает Джисона настолько же сильно, насколько и беспокоит. Потому что Джисон хоть и называет себя другом Минхо, на деле мало что о нём знает. Лучший друг Хёнджин, третий курс хореографического, есть три кошки. Джисон не знает никого лично, с кем бы Минхо общался ещё со своего курса. Есть ли у него кто-то, кто ему нравится, с кем бы он встречался.

Джисон не знает о нём почти ничего.

И осознание этого всё же заставляет его отложить палочки в сторону и начать один из самых неприятных разговоров в своей жизни.

— Знаешь, хён, в последнее время у меня начались проблемы со сном, — начиная издалека, говорит Джисон, наблюдая, как замирает рука со стаканом в воздухе.

— Что-то... случилось? — неуверенно поднимая глаза, спрашивает тихо Минхо.

Они пересекаются взглядом, и Джисон задаёт себе мысленно вопрос, ответ на который может получить только с чужой помощью. Хан обеспокоенно смотрит на хёна, потому что не понимает, почему Минхо такой зашуганный в последнее время.

— А у тебя?

— Что?

— Что у тебя случилось, хён, ты такой нервный в последнее время, — в глубине души он себя уже поколотил.

Джисон будет винить себя потом, что сменил тему, что у него не получилось сказать хёну о своей усталости от его звонков, но его влюблённое по уши сердце отказывается заботиться о себе, пока есть хён и его проблемы. И Джисон с горем пополам соглашается с чёртовым сердцем, потому что недосыпание можно компенсировать сном в другой день, а проблемы нет. Они есть, и их надо решить.

— Не-ет, — заикнувшись, отвечает Минхо, отводя глаза в сторону. — Просто в последнее время мне не хватает моих детей, — с улыбкой говорит Ли, заставляя Джисона поверить на слово – Минхо никогда не врёт, когда говорит о своих котятах.

— Я устал, — вздыхает Джисон, словно воздушный шарик, сдуваясь на глазах. — Поваляешься со мной? А потом можем куда-нибудь сходить? — предлагает Хан, опустив глаза в тарелку с недоеденной пищей. Он берёт палочки, лениво ковыряясь в чаше с остатками риса и овощей. Сердце щемит, когда даже спустя несколько минут Минхо не отвечает.

Джисон поднимает глаза, встречаясь с чужими, в которых он видит печаль вселенского масштаба.

— Всё хоро-

— Из-за меня, да? — шепчет Минхо, тупо уставившись в стол. — Из-за меня ты устаёшь, ведь так? — нервно дёргая рукав, спрашивает Ли, отводя взгляд в сторону.

У Джисона кровью сердце обливается. Но он ничего не может сказать, потому что лгать не умеет, тем более Минхо, который его ложь опознает мгновенно, поэтому единственное, что остаётся делать Джисону, с печалью смотреть на хёна и молчать.

— Да, — вместо Хана, сам себе подтверждает Минхо.

Поджав губы, Джисон опускает глаза в кружку со сладким запахом малинового чая, не греющего ни сердце, ни душу, лишь заставляя желать закрыть уши, от тишины, давящей неприятным звоном.

— Мне, наверно, стоит уйти, — шепчет Минхо, поднимаясь, но Джисон не отстаёт, тоже вставая.

— Хён, давай поваляемся, пожалуйста? — поднимая печальный взгляд, парень перегораживает путь Минхо, раскрывая руки.

Он сглатывает, боясь быть слишком навязчивым для хёна. Но всё равно делает шаг в сторону, обходя стол и сокращая расстояние между ними.

Минхо не поднимает глаза, прячась от него. И только лишь тоже делает шаг, показывая, что не против его вмешательства. Он прижимается в ответ, когда Джисон опускает ладошки на лопатки и утыкается холодным носом в сгиб шеи, еле слышно всхлипывая.

Джисон неуверенно поднимает руку выше и нерешительно кладёт её на спутанные волосы, сразу начиная успокаивающе расчёсывать их, шепча утешающие глупости. В голове пустеет, образуя вакуум, в котором Джисон на периферии чувствует, как Минхо хватается за его футболку в районе талии, комкая ткань и ещё громче всхлипывая. Слёзы горячими ручьями капают и стекают по шее.

Джисон прижимает к себе, желая успокоить Минхо, чтобы тот не плакал и почувствовал себя в комфорте, поэтому начинает медленными шагами вести за собой в комнату. Хён жмётся сильнее, не отставая ни на шаг и тем самым облегчая задачу Джисону.

Остановившись, парень задумывается, как ему аккуратно, не потревожив шаткое состояние хёна, уложить и себя, и старшего на кровать. Но, видимо, волею судьбы, а может и случайности, Джисон спотыкается, садясь на кровать. Он собираясь извиниться, даже открывает рот, из которого ничего не выходит, потому что Минхо забирается к нему на колени, не отрываясь.

Джисон чувствует, как по лицу поднимается жар, окрашивая лицо и шею в красный. Сердце, словно желая выпрыгнуть, бьётся слишком сильно и громко, вынуждая Джисона молиться всем известным существам на свете, чтобы Минхо не услышал его. Чтобы не понял.

Слабо поглаживая голову, Джисон медленно, как будто в замедленной съёмке, опускается на кровать позади, и, чувствуя увеличивающийся вес, приподнимает уголки губ в лёгкой улыбке. Минхо жмётся ближе.

"Это глупо..." — уговаривает себя Джисон, зарываясь в мягкие пряди на затылке и перебирая.

Собравшись с силами, Джисон поворачивается на бок, из-за чего теперь они лежат напротив друг друга.

Шепча успокаивающие глупости, Хан слабо улыбается. Пальцы обеих рук зарываются в немного отросшие светлые волосы хёна на затылке. Он чувствует, как Минхо спутывает их ноги, когда одну из них точно закидывает ему на бедро. И набравшись храбрости, Джисон опускает ладони на шею и приподнимает чужую голову.

Прикрыв глаза, младший придвигается ближе, прижимаясь губами ко лбу. Где-то глубоко в душе ликует, когда чувствует, как Минхо шумно выдыхает ему в ключицы и крепче сжимает кулачки за спиной.

Джисон опускает лицо на один уровень с Минхо и соприкасается носами, мягко потираясь. Он опьянённо смотрит на хёна, чьи ресницы слабо трепещут.

— Ты идеальный, — слабо шепчет Джисон, большими пальцами массируя кожу шеи. Глаза хаотично бегают по красивому лицу и чуть дольше останавливаются на щеках, не скрывающих слабый румянец. — Тебе ничего не нужно делать со своим телом, хён, ты идеальный.

— Нет...

— Да.

— Я не могу быть идеальным.

— Но всё равно им являешься.

Джисон, приподняв голову Минхо, выпрямляет руку, на которую сразу возвращается чужая макушка.

— Идеальный.

— Наверно, только в твоей жизни, — хмыкает Минхо, отводя взгляд в сторону.

"Возможно, и правда только в моей жизни..." — мелькает в голове, после чего Джисон густо краснеет, но Ли этого уже не видит, потому что Хан резко прижимает его к своей груди. Это вызывает у старшего какие-то подозрения и вопросы, которые он, хвала небесная, не озвучивает. Лишь сильнее обнимает за талию и добровольно утыкается всё ещё холодным носом в ключицы, оставляя смазанный поцелуй.

От него по телу пробегается рой мурашек, и краска снова приливает к лицу.

Они лежат так минут тридцать в уютной тишине, изредка нарушаемой голосами студентов, проходящих мимо их окон, и ещё реже шумом проезжающих машин.

— Знаешь, — совсем немного отодвигаясь, чтобы его было слышно, шепчет Минхо, — когда я проснулся сегодня, я чувствовал, что ещё немного, и меня накроет паника. Но как только ты появился, всё исчезло, словно и не было. И что тревожило, теперь не беспокоит, как будто...

— Снегом замело? — заканчивает Джисон, улыбаясь.

— Да, — возвращаясь обратно в тепло, соглашается Минхо, умиротворенно бубня себе что-то под нос, чего Джисон уже не слышит.

⋨ ⌑ ⋩

Попрощался он тогда с Минхо ближе к вечеру, когда появившийся в дверях Чанбин, мягко говоря, пнул их со словами, что снизу ждёт Хёнджин, и если Минхо не поторопится, то прилетит им обоим (потому что Хёнджин ещё та королева драмы и придумает из-за чего поныть). В принципе, Чанбину всё равно, он в любом случае выслушает Хёнджина, пока они в очередной раз будут прогуливаться по улицам города, как днём, так и ночью. Но ни Минхо, ни тем более Джисону об этом знать не обязательно (хотя Чанбин уверен, оба парня об этом догадываются, и по сравнению с ним умеют держать язык за зубами).

Но Джисон не обращает никакого внимания на Чанбина, погружаясь в свои мысли на ходу и злясь из-за них. Внутри него что-то неприятно тянет и ноет, будто предупреждая о грядущей буре. И это затишье - всего лишь временная помеха, поблажка перед стартовой игрой "на выживание".

Джисон порывисто закидывает тетради в сумку, одергивая ту на плече. Неудобная в этом году весна. Неудобная в этом мире жизнь. Слишком много требований, а пользы никакой. Поэтому покидая кабинет, он всеми силами удерживает себя от того, чтобы как следует не зафигачить дверью по чьей-нибудь физиономии. Джисон кидает колкий взгляд на всех проходящих мимо него студентов, и остро реагирует на любые действия со стороны знакомых, говорящих или касающихся его.

— Джисон, успокойся, — отдёргивая младшего в сторону, шипит Чанбин, продолжая вести парня за локоть.

"Чувствую себя хозяином с неуправляемой собакой", — думает Чанбин, поворачивая в кафетерий, в котором хоть и больше людей, но определённо есть Минхо, утихомирящий это сразу.

— Не могу, — отвечает Джисон, скрывая глаза под чёлкой и неожиданно отпрыгивая, когда, проходя мимо одного из кабинетов, дверь резко распахивается, пугая его. И чёрт возьми, он хочет сделать так же!

Чанбин раздражённо цокает и выдёргивает руку, давая несильный, но достаточно ощутимый подзатыльник. 

— Ауч! Хён! — Джисон от удара вперёд наклоняется и рефлекторно хватается за ушибленное место, растирая кончиками пальцев. Он поворачивается, кидая злобный взгляд на старшего. — Жестоко.

— Хватить вести себя, как истеричка.

Джисон дует губы и с обидой еле слышно пищит:

— Я Хёнджину пожалуюсь.

— Приплетёшь его сюда, без головы останешься, — стреляя убийственным взглядом, предупреждает Чанбин, рыча. Он делает резкий выпад, из-за которого Джисон подскакивает, вскрикивая, и пулей улетает вперёд, останавливаясь уже перед кафетерием.

Выглядывая из дверей он осматривается, почти сразу находя Минхо мило разговаривающим с Хёнджином. Он что-то рассказывает, жестикулируя кивающему другу, и отпивает из стакана, судя по цвету, чай. Почувствовав руки на плечах, Джисон еле слышно пищит, и, повернув голову, видит Чанбина, улыбающегося хитрой улыбкой, не предвещающей ничего хорошего. Джисон слабо улыбается, поднимая руки в знак капитуляции, но это не действует на Чанбина, который вытаскивает его из "укрытия" и ведёт к столику, где сидят Хёнджин и Минхо.

Ведомый Чанбином, Джисон лишь мило улыбается, когда его замечает Хёнджин, приветливо машущий рукой. Он стопорится, пересекаясь взглядом со своим хёном, и если бы не Чанбин, он уже сбежал бы. В голове всплывает диалог с Минхо трёхдневной давности, когда он хотел попросить перестать пить и звонить ему в нетрезвом виде каждое субботнее утро. Взмахнув рукой в знак приветствия, Джисон по-кошачьи наклоняет голову, как это обычно делает Ли.

— Мило, — читает Джисон по губам Минхо и краснеет, сутулясь и садясь рядом с Хёнджином.

— Привет, малыш, — слышит он шёпот рядом сидящего, после чего резко поднимает голову, замечая, как Чанбин закатывает глаза.

— Не называй меня так, — огрызается Со, скрещивая руки и откидываясь на стул.

Джисон с непониманием переключает внимание с Чанбина на Хёнджина раз шесть, после чего неуверенно смотрит в сторону Минхо, наблюдающего за ним в ответ. Джисон ёжится и опускает глаза в стол. Появилось совсем небольшое желание приложиться об этот стол головой пару сотен раз.

Джисон чувствует, как сильно напряжены все мышцы в его теле. Он нервно выдыхает, пытаясь думать о чём угодно, кроме проклятого "мило", произнесённого Минхо и его глазах, смотрящих будто в самую душу. Но у него не получается. Мозг словно закоротило на этом слове и этих глазах, поэтому опустив голову ниже, он просто пялится на свои ноги.

До предела доведённый Джисон начинает опасливо перебирать ткань пальцами, боясь поднять чёрную макушку выше.

Где былая смелость и забота, в которую он укутал Минхо в прошлую субботу, он не знает.

Видимо, от неё ничего не осталось.

Джисон дёргается, когда слышит, как к нему придвигают что-то шуршащее, а после встают и уходят.

Приподняв голову, он замечает пакет хорошо известной пекарни с наивкуснейшей выпечкой.

— Она с малиной, — шепчет Хёнджин со слабой улыбкой и тоже поднимается, прощаясь на ходу и нагоняя Минхо у дверей.

— Я влип, да? — шепчет Джисон, поднимая голову и пересекаясь со взглядом старшего.

— Мы оба, — кивает Чанбин, как-то даже слишком долго задерживая взгляд на уже пустом месте рядом с Джисоном.

⋨ ⌑ ⋩

Джисон, всё больше лишаясь нервных клеток, садится за свободный столик в библиотеке и достаёт ноутбук с тетрадкой.

"Дырявая память, чтоб её..." — думает Джисон, открывая план проекта, который он продумал за день до этого и уходит за нужной для доклада литературой.

Дело в том, что маленького Джисона учили настоящей дружбе, показывая наглядный пример на себе. Но мама говорила ему, и не раз, что иногда лучше тихонько отсидеться, чем потом страдать от последствий. Достойный пример она так и не показала, из-за чего Джисон теперь откровенно страдает.

Он действительно не ожидал такого посягательства на своё личное время, особенно от такого учителя, как учитель Чхве – прекрасного преподавателя шестидесяти лет, который был явно с ним не согласен. Учитель Чхве вёл у них теорию музыки. Мужчина очень увлекательно рассказывал и объяснял материал, да и предмет сам по себе был весьма интересен и близок Джисону по духу. Не вовремя вспомнив об одной вещи, которую забыл сделать, Хан достал телефон за что и поплатился тем, что теперь должен к следующей паре принести презентацию более интересную, чем у учителя Чхве.

— Раз Вам, юноша, не интересно, как я рассказываю, сделайте на эту тему доклад и презентацию, чтобы это было интересно и Вам, и мне. На следующем занятии расскажете.

Спустя минут пятнадцать Джисон раздражённо выдыхает и берёт в руки последний учебник по теории музыки, который с большим трудом умещается в руках, и возвращается к столику с большой стопкой книг.

"Ненавижу книги", — думает Джисон, опуская стопку литературы по двум сторонам от рабочего места. — "Сам виноват", — мелькает вслед, и Джисон пару раз бьётся головой об одну из книжек, находящихся в руке, и нехотя, приступает к заданию.

Монотонно читая научные статьи и делая пометки, Джисон погружается как будто в будничную рутину, записывая часть материала вручную, а часть внося в ноутбук перед собой. Он настолько погружается в это дело с головой, многим позже замечая, что всё же заданная тема хоть немного, но интересная.

Джисон сглатывает и закашливается от недостатка жидкости во рту. Он разворачивается, собираясь достать бутылку, когда пересекается взглядом с Минхо, стоящим за его спиной, что заставляет Джисона нервно дёрнуться и схватиться за сердце, быстро забившееся от неожиданности.

— Напугал, — выдыхает Джисон, кидая злобный взгляд на Минхо. Какого хрена он вообще здесь появился?

— Приветик, — шепчет Минхо, чтобы не создавать шум в библиотеке. Он выпрямляется и садится на соседний стул, закидывая ногу на ногу. И, поставив локти на стол, а голову на кисти рук, Минхо продолжает. — Что читаешь?

— Книгу, — фыркнув, отвечает Джисон и отворачивается, всё же доставая воду.

— Это я заметил. Про что?

Джисон пристально смотрит на Минхо, делая глоток воды.

— Интервалы и главные аккорды мажора и минора. Разрешение интервалов и аккордов. А также одноимённые тональности. Сравнительный обзор мажора и минора. Выразительные возможности мажора и минора. Определение тональности произведения, — отвечает Джисон, когда закручивает бутылку.

Минхо заметно сдувается.

— Интересно? — надувая губы, спрашивает он.

— Очень.

— Помочь?

— У тебя на курсе нет теории музыки.

— Я тебя понял, — сгорбившись, отвечает Минхо.

Джисон замечает, как хён хмурит брови и закусывает губы, но ничего не говорит. Старший то и дело пытается что-то сказать, порывается помочь, каждый раз одёргивая себя. Его движения скованны и Джисон на его месте уже ушёл бы, учитывая, что в прошлую их встречу Хан даже и слова не сказал ему.

Парень отворачивается, набирая текст и снова погружаясь в атмосферу учёбы, абстрагируясь от мира вокруг.

Спустя десять минут Джисон кидает любопытный взгляд на Минхо, сложившего руки впереди и положившего на них голову. Он поджимает губы, выдыхает, чтобы уже через несколько секунд стянуть с себя кофту и накинуть на спину хёна.

"Идиот", — мелькает в голове, но Джисон ничего с этим не может поделать. Рядом с Минхо мозг отключается и подключается сердце, заставляющее механично выполнять всё, словно для этого и было создано.

— Тебе... ещё долго сидеть? — поправляя кофту, неловко спрашивает Минхо.

— Я только начал, а ты что-то хотел?

Минхо мнётся. Втыкает взглядом в стол, закусывает щёку в раздумьях, но в результате поворачивается к нему со слабой, немного натянутой улыбкой.

— Нет, ничего такого, — он пожимает плечами, оставаясь сидеть на месте. — У меня просто окно сейчас. С тобой коротать время приятнее, чем с другими.

Он поджимает губы и отворачивается. У Джисона пульс подскакивает, но это затмевает чувство, что что-то не так в поведении Минхо, потому что, во-первых, последняя суббота прошла у них не как всегда. Словно она начала что-то менять. Так тихо, неторопливо, но кардинально.

Близилось что-то глобальное, что поменяет Минхо и Джисона по статусу. Только вот кем они станут друг другу, он боится подумать.

Джисон не скрывает, что он трус, каких поискать не составит труда. Ему легче найти чему-то замену или не договорить. Быть подонком, которого легко возненавидеть и тяжело полюбить. Джисон ненавидит себя за эти качества, они раздражают его, но он ничего не может поделать. И возможно, когда он хотел поговорить с Минхо, чтобы тот перестал пить, он желал, чтобы Минхо помог ему поменяться.

Дал мотивацию быть лучше.

Меняться одному не хочется – слишком сложно, потому что ненавидеть себя легче. По крайней мере Джисону.

А во-вторых, Минхо странно себя ведёт. Нет, Минхо сам по себе немного странный в хорошем смысле, но сейчас что-то не так. Он перебирает пальцами и что-то шепчет себе под нос, жмурится, ругаясь, и по новой.

Перед глазами щёлкают, и Джисон ощущает маленькое чувство дежавю, когда поворачивается с пустым взглядом к Минхо.

— Полёт нормальный.

Минхо фыркает.

— Было бы странно, если нет.

Джисон показывает ему язык и отворачивается к ноутбуку, перенося информацию с книги в презентацию. Из-за чего и не замечает, как Минхо сначала пристально смотрит на него, а после сильно сжимает кулачки и жмурится.

Единственное, что он может, это слышать и чувствовать, как хён придвигает стул ближе к нему и вслед за этим опускает свою голову ему на плечо, шумно выдыхая.

— Пнёшь меня в час? — бурчит Минхо, удобнее устраиваясь на плече.

Джисон робеет.

Рука зависает в воздухе, так и не дойдя до клавиатуры, видимо, ей так и не суждено сейчас до неё докоснуться, потому что вместо этого Джисон аккуратно опускает ладонь на русые мягкие пряди и гладит по макушке, оставляя поцелуй-бабочку где-то в волосах.

— Мог бы сразу устроиться на плече, — решившись, шепчет Джисон. — Успел бы даже поспать в таком случае.

— Мог бы, — отвечает Минхо, обвивая руку, находящуюся ближе к нему, — но не сделал. Жаль.

Джисон прерывисто выдыхает. Мысли спутываются, не давая продолжить работу, как до этого. Он смотрит в ноутбук и переводит взгляд с неинтересного текста на правый нижний угол, туда, где часы показывают без двадцати час.

У Джисона ограниченный по времени рай, и он желает насладиться им сполна. Но он трус.

Джисон такой трус, что ничего не может сделать и сказать. Только как марионетка поддаваться на любые манипуляции со стороны. Особенно со стороны Минхо.

Джисон хотел бы быть чуть больше похожим на своего соседа. Потому что Чанбин уверен в себе, в своих силах и мыслях. В то время, как Джисон ни в чём не уверен. Особенно в себе.

Глаза сами опускают взгляд вниз на время, показывающее без десяти час. Как бы ему хотелось продлить эти десять минут до бесконечности.

Джисон бездумно щёлкает ручкой, создавая иллюзию, что он не просто сидит, а хоть что-то делает. В принципе его некому судить: в библиотеке все студенты заняты своими проблемами да и саму библиотекарю нет до них дела, пока они ведут себя тихо.

Почувствовав, как холодные пальцы медленно ведут по его тёплой руке, Джисон поворачивает голову к макушке Минхо. Ладонь хёна по ощущениям немного меньше, чем у него, и во много раз холоднее. Но Джисон ничего не делает, замирая, сердце делает кульбиты, а он тупит, чувствуя, как Минхо неторопливо проскальзывает своими пальцами между пальцев Джисона.

В один момент Джисон понимает, что Минхо знает, что он, Джисон, заметил, что старший переплёл их пальцы, но ему совершенно не понятно, по какой причине он до сих пор держит его руку, потому что Джисон бы уже убежал, краснея.

Минхо немного откидывает голову, косо смотря на его озадаченность.

— Время, — одними губами говорит Джисон, не смея оторвать взгляда от Минхо.

— До конца пары осталось ещё минут десять, — отвечает Минхо. Свободная рука хёна поднимается в воздух и аккуратно опускается на его голову, нежно зарываясь и перебирая чёрные пряди. А потом он давит этой чёртовой рукой на затылок, прижимая их губы друг к другу.

Джисон рефлекторно закрывает глаза и застывает, так же как и его сердце. Потому что такого быть не может. Минхо не мог его поцеловать, это абсолютно точно сюрреалистично – похоже на сон; как будто из другого мира. Но Минхо слабо приоткрывает губы, и до Джисона доходит, накрывает с головой, словно снежная лавина, осознание, почему хён это делает.

Потому что Минхо не трус, как он. Минхо уверенный в себе человек, в запасе имеющую присущее только ему и Хёнджину наглость. Они не боятся своих действий. Потому что, если они и пожалеют об этом, то только потом, когда желание пропадёт.

И Джисон хочет быть похожим на Минхо и Хёнджина. Ведь те делают, что хотят, отдаваясь моменту и атмосфере полностью. И именно поэтому Минхо до сих пор не нашёл после неудачных отношений кого-то на одну ночь. Именно поэтому Минхо ни разу не сбежал и не молчал. Потому что он не боится своих действий и их последствий.

А Джисон боится. Он боится себя, своих действий и проблем, с которыми справляется очень хреново. Он боится себя и ответственности.

Минхо отстраняется до того, как Джисон успевает ответить и даже попробовать на вкус его губы.

— До встречи, — ухмыляясь, шепчет Минхо. Язык хёна быстро скользит по своим же губам, которыми он быстро прижимается в лёгком поцелуе к Джисону, и, взяв сумку, уходит.

Оставляя Джисона собирать ошмётки своего отвратительного характера, склеивая его в другую картину. И он соберётся с силами и уберёт раздражающую трусость из себя. А пока его ждёт незаконченный доклад и рой самых различных мыслей.

⋨ ⌑ ⋩

Джисон не может найти себе места.

Поэтому уже, наверно, как полчаса беспокойно наворачивает круги по всей квартире общежития. Чанбин с вероятностью в двести процентов сейчас гуляет с Хёнджином, а Минхо пьянствует. Без вариантов, он точно снова пьян.

Кусая губы и ногти, Джисон нервно в очередной раз обходит комнату. Взгляд, словно бешенный, мечется из стороны в сторону, стараясь за что-нибудь зацепиться и не думать о Минхо. Но в мыслях только он и его действия в библиотеке пару дней назад. После... того случая Джисон не видел Минхо, и если честно, то очень рад этому, потому что не пережил бы этой смущающей встречи.

Этот чёртов Минхо точно ухмылялся бы и смотрел своими прекрасными глазами в самую душу. Выворачивал её одним взглядом, узнавая самые сокровенные тайны и желания. А их у него много. И этому скелету лучше вообще никогда не вылезать из своего шкафа, а наоборот, заныкаться в какую-нибудь щель, да поглубже, чтобы уж наверняка невозможно было достать.

Джисон кидает быстрый взгляд на мигающий неоном циферблат, ярко показывающий "19:06". Он ненавидит Чанбина и его чёртовы часы, раздражающие и мешающие спокойно жить. И заставляющие снова думать о Минхо, который почему-то поцеловал его в библиотеке, который уже полтора года пьёт по неизвестной конкретно ему причине, который творит какую-то хрень и вынуждает его об этом думать снова, и снова.

Джисон глухо рычит, пиная воздух тапочками, и подходит к часам, чтобы развернуть их к стене и хоть немного успокоится.

Он жмурится, массируя веки, и спустя пару минут открывает, с блаженством выдыхая, когда не видит раздражающего света. Обернувшись, Джисон словно по новому видит помещение.

Оно и к лучшему, потому что думать о Минхо сил нет никаких.

Комната в недавно построенном общежитии на самом деле у них с Чанбином хорошая. Бежевые стены не бесят своей белизной, как, например, в больницах, но они и не такие яркие, как если бы это был какой-то пафосно-навороченный ресторан. Зимой здесь не так уж и холодно – топят очень хорошо. За всё время, что Джисон здесь живёт (с первого курса), он нашёл только один действительно большой минус – огромное окно. Для него, как любителя поспать, это ад.

Он осматривает голубую с лягушками простынь на своей кровати, заправленную без единой складочки, и прежде чем придумать что-то получше, Джисон уже прыгает на неё. Повернув голову в сторону стола и двухъярусной кровати Чанбина, Джисон ярко улыбается, когда зелёный неон не раздражает глаза, и переворачивается, сильнее комкая ткань под собой.

Проходит где-то с полчаса, Джисон успевает ещё пару раз заправить кровать и минут пятнадцать побродить по квартире.

От мыслей о Минхо спасло что-то на самом деле сказочное. Но счастье Джисона длится недолго, когда он, наворачивая очередной круг, сталкивается с правда из ниоткуда появившимся Чанбином, пытающимся его остановить за бицепсы. 

— У меня уже в глазах рябит, а ты продолжаешь. Что случилось?

Джисон глупо хмурит брови, не догадываясь о том, что происходит.

— Ты... как давно здесь?

— Давно. Может минут десять.

Джисон хмурится ещё сильнее.

— Вы с Хёнджином сегодня рано разошлись.

И тут Чанбин поднимает на него непонимающий взгляд, и до Джисона доходит.

— Мы не гуляли сегодня.

Шумно выдохнув, Джисон убирает руки хёна, удерживающие его, и направляется к своей кровати. Он зарывается головой в подушки и громко кричит, заглушая издаваемые звуки.

Если Хёнджин не гулял сегодня с Чанбином, значит он вместе с грёбанным Ли Минхо сейчас где-то бухает. Значит, Минхо снова пьян, и значит, Минхо снова будет звонить.

— Хэй, — доносится приглушённо голос Чанбина, и вслед за этим матрас прогибается под его весом. — Прекрати наступать на одни и те же грабли. Минхо просто так из ниоткуда не изменится. И кому как не тебе об этом знать.

Джисон отрывает голову от подушки, поднимая замученные глаза на хёна.

— Это другие грабли, — бурчит он, опуская голову обратно, — новая модель.

Чанбин, поджимая губы, хлопает его по плечу и встаёт, уходя заниматься своими делами. А Джисон продолжает следить за облаками сквозь ненавистное окно, по итогу засыпая от скуки.

⋨ ⌑ ⋩

Джисон вздрагивает, когда чувствует вибрацию под подушкой. Он с кровати подскакивает, на автомате поворачивая голову в сторону циферблата, всё время стоящего на столе Чанбина.

Он пару секунд слепо смотрит на зелёный неон и слабо бьёт рукой по голове, выдавливая из горла вой то ли волка, то ли слона. Как же его задолбали эти чёртовы часы, проклятого Чанбина, который повернул их обратно в его сторону, пока он спал.

Свирепый взгляд быстро метается к спящему Чанбину, которого он сейчас ненавидит, и опускает глаза на часы. Пять утра. Суббота.

Свет из окна тускло освещает помещение, а с приоткрытого окна доносится шум проезжающих машин. Джисон резко трёт глаза, пытаясь проснуться, и снимает трубку, кладя телефон на подушку рядом.

— Хён, — глядя в потолок, здоровается брюнет.

— Привет, Хан-и, — неразборчиво тянет Минхо, и через несколько секунд Джисон слышит пьяное хихиканье.

— Снова, да? — разочарованно спрашивает Джисон в пустоту. Он поворачивает голову, мимолётно замечая, как по коже Минхо быстро пробегает свет вывесок, мелькающих за стеклом, а после у хёна перехватывают телефон и в кадре появляется новое лицо.

— Он в хлам, Хан-а, — признаётся Хёнджин, брезгливо скидывая чужую голову, успевшую умоститься на его плече. — Разбуди Чанбин-хёна, скажи, что я попросил.

— Хорошо, — шепчет младший, потирая глаза. — Затащишь его сюда?

— В такси затащил и к вам затащу.

— Будут проблемы с консьержкой – позвони.

Хёнджин кивает, и Джисон сбрасывает звонок, медленно поднимаясь. Опуская ноги с кровати, он ёжится, когда случайно касается холодного пола. Надев тапочки, Хан шаркает в них на кухню, по пути тормоша Чанбина, спящего на втором ярусе кровати. Не включая свет, Джисон вслепую ставит чайник и тупо пялится на очертания двери.

В голове пусто, нет ни чувств, ни эмоций, лишь усталость, тянущая обратно лечь и уснуть.

Сквозь полусонное состояние, он слышит, как Чанбин встаёт, чем-то шуршит, и громко зевая, входит на кухню. Он щёлкает на выключатель. Свет лампы прерывает интригующий зрительный контакт Джисона и стены. Младший закрывает глаза, часто моргая и сквозь щёлочки в ладонях, следит, как Чанбин, уже одетый в чёрную футболку и джинсы, подходит к раковине, наскоро умывая лицо, и достаёт четыре кружки, но останавливается на полпути.

— Вы спать? — хрипло спрашивает он, крутя головой и тормоша волосы.

Джисон мычит согласно, убирая руки от лица. Встряхнув головой, чтобы хоть немного взбодриться, он смотрит на время. Он один палец из кулака разгибает и поворачивается к Чанбину.

— Мне кажется, мы не умеем выбирать себе парней, — шутит Джисон, разжимая второй и третий пальцы.

— Сто процентов, — соглашается Чанбин, наливая в кружки кипяток, не замечая, как Джисон разгибает четвёртый палец. И лишь слышит, как он щёлкает, когда одновременно с этим дверь открывается.

Джисон, подойдя к Хёнджину, чуть ли не падающего от тяжести чужого пьяного тела, забирает Минхо, от которого снова несёт перегаром. Он затаскивает его в комнату, а после и к себе на кровать, сразу накрывая одеялом. Заходя на кухню, он замечает немного нервозную атмосферу, поэтому быстро наливает в стакан воды и берёт таблетку, уходя в комнату. Поставив всё на свою тумбу, Джисон ложится с краю.

Руки Минхо по обычаю обвивают его талию, а нога, закинутая на бедро, фиксирует тело.

Джисон накрывает чужую ладонь. Сил злиться и ненавидеть нет, поэтому он лишь выдыхает, прижимаясь в ответ, и закрывает глаза.

Чувствует, как Минхо утыкается в затылок, вдыхая лёгкий ненавязчивый аромат шампуня.

— Ты пахнешь, как Хан-и. А Хан-и приятно пахнет. Мне нравится. Как и он, — пьяно и несвязно шепчет Минхо, он продолжает что-то неразборчиво лепетать, после чего целует в шею. — Ты пахнешь Хан-и...

— А ты пахнешь алкоголем, — бурчит Джисон, очень быстро погружаясь в мир грёз, от тихих разговоров в соседней комнате и сопения под боком.

⋨ ⌑ ⋩

Чанбин ставит чайник на плиту и на пятках разворачивается в сторону двери. Наблюдает, как Джисон закидывает руку пьяного хёна к себе на плечи и направляется в их комнату. Чанбин чувствует прожигающий взгляд Хёнджина, который он нарочно и явно игнорирует, дожидаясь, когда Джисон закончит со своими делами.

Он следит, как через минуту его сосед выходит из комнаты, одаривая их недоумённым взглядом, но вопросов не задаёт, только быстрее роется в аптечке, и взяв стакан воды, уходит, прикрывая комнату шторкой. Словно давая зелёный свет творить всякую херню.

— Какие люди... — поднимая глаза, бурчит Чанбин.

— Привет, малыш, — ухмыляясь, отвечает Хёнджин. Его юркий язык скользит по приоткрытым губам. Взгляд Чанбина мгновенно приковывается к этому действию. И Господи, он ненавидит младшего, потому что Хёнджин замечает это. Его губы растягиваются в хитрой ухмылке, которую парень не скрывает, наоборот, преображает в кокетливую улыбку и проходит вперёд, упираясь своими прекрасными длинными пальцами об деревянный стол.

Его действия развязные и плавные, возможно, Хёнджин подвыпил вместе с Минхо. Во всяком случае он точно трезвее, спящего с Джисоном, хёна.

Обычно, когда Чанбин остаётся наедине с Хёнджином, он не чувствует себя, словно пойманное в клетку животное, но сейчас всё ощущается именно так. Он не чувствует себя хозяином положения и это немного его озадачивает.

— Сто раз просил. Не называй меня так! — цокает Чанбин и закатывает глаза. Голова откидывается назад, стараясь скрыть раздражение вместе с еле заметно приподнятыми уголками губ. Его не то чтобы действительно раздражало это прозвище, которым его окрестил Хёнджин. Но вспоминая тот факт, что он старше этого невоспитанного ребёнка, его немного задетое чувство гордости всё же заставляет выразить своё недовольство на невежливое обращение. Даже если оно ему нравится.

— Но ты же улыбаешься, — замечает Хёнджин, привставая на носочки и, с вероятность в сто двадцать процентов, видит, как у него не получается надеть маску того, кому это действительно не нравится.

— Просто это смешно. Вот и улыбаюсь, — оправдывается он, отмахиваясь от парня, словно от мухи.

Хёнджин недовольно поджимает губы, мышцы плеч напрягаются, и Чанбин может сказать точно, что видит в глазах младшего неуверенность.

— Решил дыру во мне прожечь? — не удержавшись от злорадства в своём тоне, уточняет Чанбин. Он, подражая Хёнджину, опирается руками об стол, наклоняясь вперёд то ли провоцируя, то ли насмехаясь. — Говорить разучился?

Хёнджин скользит быстрым взглядом по его фигуре и одной рукой отодвигает стул. Движения Хвана уже не такие плавные и изящные, они более резкие, но даже так Чанбин не чувствует себя хозяином положения. Будто его слова, лишь заставили Хёнджина в чём-то усомниться, и он добросовестно решил сдаться в этой битве – не войне.

Он садится на стул и откидывается назад. Рука свободно дотягивается до кружки с горячим чаем, которую он придвигает к себе и отхлёбывает. Хёнджин смотрит на него из-под ресниц и с усмешкой на губах, смеривает лукавым взглядом.

— Пошли погуляем, — вновь откидываясь на стуле, говорит он.

Чанбин удивлённо вскидывает брови.

— Мы же только вчера гуляли.

Он не сводит озадаченного взгляда с Хёнджина, спокойно попивающего чай. Оглядев фигуру младшего, Чанбин замечает, как напряжены пальцы, выдавая своего обладателя с головой.

— Или... неужели ты уже соскучился?

— Можно подумать, ты не соскучился... — передёргивая плечами, тут же отвечает Хёнджин. Он глаз не поднимает, откровенно сдавая себя и свои мысли.

Незаметно сглотнув, Чанбин тоже опускает голову к горячему чаю в стакане. Бездумно помешивая уже давно растворившийся в нём сахар, он, не делая и глотка, может описать какой вкус. Потому что с тех пор, как он связался с Хёнджином, а Джисон с Минхо, их жизни кардинально изменились от этих наглых парней. И если Чанбин не всегда позволял собой манипулировать, не поддаваясь на провокации, то Джисон справлялся совсем уж хреново.

А вкус он знал, потому что этим чаем забиты все их кухонные шкафчики. Порой Чанбину кажется, что его скоро от фруктового чая будет тошнить. И от малинового тоже. Но пока этого не произошло, он продолжает его пить.

Подняв глаза на сгорбившегося парня, Чанбин отводит взгляд в сторону и отвечает:

— Я ещё не успел.

— А теперь скажи это мне в глаза, — сразу требует Хёнджин, аж подскакивая на месте.

Чанбин, осмотрев всю поверхность на кухне, особенно задержав взгляд на очень интересных стенах, поворачивает голову к встревоженному Хёнджину, чьи черты лица выражали явное беспокойство. Язык, словно отсохнув, не шевелится сказать эту ложь, глядя в очаровательные глаза напротив.

— Может немного...

— Почему просто не признаешься, что я тебе нравлюсь? — с каким-то даже отчаянием спрашивает Хёнджин, осторожно обхватывая длинными пальцами горячий стакан с любимым фруктовым чаем.

— Мне не нравятся парни.

— Кроме меня, — быстро, но очень тихо добавляет Хёнджин.

Чанбин резко опускает стакан на стол, расплёскивая содержимое на руку. Кожу обжигает, а Со даже не дёргается. На лице Хёнджина проскальзывают беспокойство, которое парень резко перенаправляет в быстрые движения. Подскочив со своего места, он хватает его за необожжённое запястье и подводит к крану, включая холодную воду.

— Да с чего ты это взял? — бегло осматривая их руки, спрашивает Чанбин.

— На твоём лице всё написано. Особенно сейчас.

— Ладно, — Чанбин отдёргивает руки и смотрит в невероятные глаза напротив, — ты хотел прогуляться?

Аккуратно вытерев пострадавшую руку, Чанбин тормошит спутанные волосы и без того торчащие во все стороны.

— Пошли, — уверенно говорит Хёнджин, толкая старшего в спину. — Или может быть... лучше зайдём ко мне?

— Фильм будем смотреть? — издевательски усмехается Чанбин, расплываясь в хищном оскале, с которым он осматривает тело Хёнджина.

Уголки губ парня раздвигаются, обнажая ряд ровных зубов в лукавой улыбке, и младший, облокотившись об столешницу, своими пальцами игриво ведёт по накаченным мышцам груди.

— Тебе же нравятся фильмы? — закусывая губы, уточняет он.

— Да. Нравятся.

— Тогда пошли, — резко толкая в грудь, шепчет Хёнджин, одаривая его таким возбуждённым взглядом из-под ресниц, от которого ноги подгибаются и предложение посмотреть фильм меняется на желание чего-то большего.

Чанбин, подталкиваемый Хёнджином, уходит в комнату, чтобы надеть чёрную кожанку. Он попутно накрывает одеялом спящих в обнимку парней и на секунду высовывается из комнаты, смотря, во что одет Хёнджин, чтобы если что взять ему что-нибудь. Но заметив на нём чёрную худи, которая с очень высокой вероятностью достаточно тёплая, Чанбин выходит, прослеживая реакцию младшего.

— Да ты прям gangster, бля, — присвистывает Хёнджин, отталкиваясь от стены.

— Рот закрой.

Схватившись за сердце, Хёнджин умело изображает грусть и разочарование. Его брови немного приподняты, словно парень удивлён, губы раскрыты в безмолвном крике, и Чанбин готов поспорить, что в одну секунду слышит, как Хёнджин всхлипывает. Хренов театральник.

— Закрой его мне, — выходя из образа и ухмыляясь, Хёнджин, играя бровями, флиртует и ненавязчиво закидывает свою руку на плече.

— Не в этот раз, — усмехается Чанбин и скидывает ладонь, после чего они выходят из общежития.

Солнце, только выглянувшее из горизонта, тускло освещает землю под ногами. Приближающийся рассвет, ознаменовал начало нового дня. Это немного раздражало, ведь эти выходные дни, как и всегда, пролетят очень быстро, сменившись муторными и скучными буднями. Уличные фонари неприятно мигают, от чего желание закрыть глаза увеличивается очень резко и быстро.

Хёнджин хватается за его запястье и, словно маленький ребёнок, появившийся на свет не так давно и ещё не познавший мир, бежит вперёд, таща его за собой. Смех Хёнджина, как будто звон колокольчиков, разносится по округе, когда они выбегают за территорию общежития. И даже выдохнувшись, он тянет вперёд – к себе домой. Чанбину кажется, у Хёнджина в голове есть какая-то мысль, которую тот настолько накрутил, что теперь его главная задача – это затащить его к себе домой, будто, если он этого не сделает, мир взорвётся.

Но стоит только на горизонте появится пустой детской площадке, как Чанбин слышит быстрый выдох и осторожно выпутывается из захвата чужих пальцев.

— Хён...

— Иди.

Хёнджин оглядывает его каким-то невероятным взглядом, в котором смешивается контраст самых различных ярких чувств, и срывается с места, на бегу запрыгивая на качели-паутину. Те скрипят от тяжести и раскачиваются по инерции.

Чанбин заходит на площадку и встаёт в метрах пяти от парня. Он смотрит на младшего и чётко видит, что ещё несколько минут и Хёнджин запищит от восторга так, как будто не ему скоро двадцать два. А так, как будто он маленький самый счастливый ребёнок в этом новом, ещё совершенно неизведанном мире.

Чанбин подходит и останавливается перед качелями. Следит, как Хёнджин, не скрывая улыбки, качается взад и вперёд, будто действительно вернувшись в детство. И дождавшись, когда качели затормозят, Чанбин ставит ногу на край и останавливает их окончательно.

— Ваша остановочка, — растягивая губы в ухмылке и наклоняясь вперёд, говорит он. Его руки, скрещенные за спиной, перехватывают друг друга покрепче, взгляд скользит по идеальной фигуре и останавливается на глазах, в которых он пытается отыскать душу, как это любит делать Хёнджин.

Парень поднимает корпус и встаёт на колени, тоже нагибаясь вперёд. Из-за длинных ног он оказывается нос к носу с Чанбином и хихикает. Смотрит своими прекрасными глазами, не скрывая пляшущих внутри смешинок, и растягивает губы в ангельской улыбке.

— Благодарю, — шепчет он, целуя в щёку.

Хмыкнув, Чанбин распускает замок за спиной и протягивает ладонь, за которую Хёнджин хватается как за последний шанс выжить. Как будто он – спасательный круг, и отпустить его сейчас, означает захлебнуться. Добровольно опуститься на дно. Без шанса на помощь и спасение.

У Хёнджина пальцы длинные, тёплые, они сильнее сжимают его руку, после чего он снова тянет за собой, вынуждая покинуть площадку. Кожа у младшего приятная, но держит он действительно так, будто если отпустит его – умрёт.

После того, как Хёнджин выводит его с площадки, где они внепланово остановились, младший доводит его до своего дома в кратчайшие сроки.

Чанбин чувствует, как кончики пальцев начинает покалывать, поэтому он старается вытащить свою руку из крепкого захвата. Но у него ничего не получается: Хёнджин держит его слишком сильно, чтобы даже пытаться что-то с этим сделать – это не имеет смысла, потому что в любом случае от этих цепких пальцев избавиться и сбежать не получится.

Хёнджин, не глядя на него, выходит из лифта и быстро открывает дверь, затягивая Чанбина за собой. И даже в помещении, в замкнутом пространстве, не отпускает чужой руки.

— Я не исчезну, если ты отпустишь меня.

Стараясь разрядить накаляющуюся атмосферу, шутит Чанбин, поднимая сцепленные руки на уровень глаз. Щёки Хёнджина покрываются слабым румянцем, который не сходит, а наоборот, с каждой секундой становится ярче.

— Знаю.

Хёнджин поднимает на него свой взгляд, сжимая пальцы сильнее. Его лицо чуть ли не пылает от жара. И даже если бы он захотел, не смог бы скрыть его.

— Но что-то подсказывает мне, что лучше продолжать это делать, — признаётся он, опуская глаза обратно в пол.

Чанбин фыркает.

Сердце замирает, потому что нередко можно видеть покрасневшего Хёнджина так долго. Обычно если его щёки и покрывает румянец, то это занимает всего лишь минуту от силы, но не больше. На губах парня проскальзывает тень лёгкой улыбки, которая сначала кажется Чанбину миражом. Тихо выдохнув, выпуская свои мысли парить в комнате, он скептически смотрит на опустившуюся макушку парня и, не глядя, закрывает дверь на замок свободной рукой.

— Думаешь, я куда-то денусь?

Смех у Хёнджина дома другой: более глухой и менее счастливый, он отскакивает от стен, эхом возвращаясь обратно. Младший, кинув на него непонятный взгляд, отпускает запястье, но напоследок, словно пытаясь оставить свой след, пальцами ведёт до плеча и уходит подготавливать места для просмотра.

Он быстро ходит из угла в угол, перетаскивая одежду и канцелярию, освобождая место в комнате. Он как будто маленький торнадо носится туда и сюда, из-за чего только длинноволосую макушку и видно. Это мило. Чертовски мило. Хёнджин слишком милый для этого мира, и Чанбин не выдерживает, не скрывая улыбки.

— Ты сейчас вихрь здесь создашь, — усмехается он, скрещивая руки, и следит, как останавливается Хёнджин. Парень весь сжимается, пряча голову в напряжённых плечах и скрывая глаза в длинных прядях.

"Идиот", — думает он, быстро подходя к застывшему Хёнджину, заключая в кольцо крепких рук.

— Хэй, — тихо зовёт он, привлекая внимание. — Я не ругаю тебя, — он доверчиво заглядывает в глаза, словно маленький котёнок, и слабо кивает головой. — Просто шучу. Как и всегда.

Хёнджин утыкается в сгиб шеи кончиком носа, выдыхая и непроизвольно щекоча кожу. Ладонями цепляется за твёрдую ткань одежды на спине, обнимая в ответ.

— Ты когда пьяный такой милый, — шепчет Чанбин, касаясь губами длинных волос и острой скулы.

Они так и застывают.

Чанбин, наклоняясь вперёд, носом тычется в плечо и чувствует где-то на кончиках прядей остаточный запах перегара, но он почти неуловимый в отличие от запаха тела, которое у Хёнджина потрясающее. Тело Хёнджина – это отдельный вид искусства для Чанбина.

— Не отпустишь, да? — спрашивает он с неловкой улыбкой.

Хёнджин поднимает глаза и краснеет ушами.

— Точно, нет.

Syml - Where's My Love (Alternate Version)

Глухо хмыкнув, Чанбин массирующими движениями опускает руки на талию парня. Немаленький рост Хёнджина не пугает, и даже не смущает его, только ненадолго заставляет задуматься, прежде чем он опускает ладони на ягодицы парня и подхватывает, будто тот ничего и не весит. Ноги младшего рефлекторно обхватывают тело хёна, в то время как руки резко поднимаются выше, обнимая вокруг шеи. Дыхание сбивается, и Чанбин, не прислушиваясь, слышит, как пульс Хёнджина подскакивает.

Из-за этого он не скрывает появившуюся на губах улыбку. Его действия спокойные, неторопливые, он удобнее перехватывает парня и, приподняв голову, осыпает скулы лёгкими, будто бабочки, поцелуями.

— Эй, — отодвигаясь, тихо говорит младший, будто совершенно ничего из происходящего не хочет. Чанбину на секунду кажется, что он почувствовал как тепло, разлившееся по телу парня перешло и к нему. Но даже это не останавливает его, и он продолжает, целуя шею. Хёнджин сильно дёргается и дрожит, как будто по телу прошёлся разряд тока, а вслед за этим его окунули в прорубь. — Эй-эй, хён, нет.

Он хватается за затылок Чанбина, отодвигает от себя и нежно массирует корни.

— Давай посмотрим Гарри Поттера? — выдыхает он, избегая прямого взгляда, метая им по всей комнате. Но ни в коем случае не останавливаясь на нём.

— Врубай Гарри Поттера, и будем не смотреть фильм.

Хёнджин в его руках слабо вздрагивает.

— Тебе не нравится? — растерянно шепчет парень, быстро отодвигаясь ещё дальше. В его взгляде снова какой-то ядерный коктейль, который Чанбин не может прочитать из-за обилия эмоций, но одну из них он видит чётче всего. Потому что то же самое видит у Джисона, смотрящего на Минхо. Также как и видит у Минхо, когда тот смотрит на Джисона. С щемящей нежностью, будто... он не просто друг.

— Нравится, но...

Чанбин замолкает, опуская взгляд с прекрасных глаз на пухловатые и покрасневшие от частых покусываний губы, по которым сразу быстро скользит юркий язык, распределяя слюну.

— Но ты мне нравишься больше.

Он наклоняется вперёд, к несопротивляющемуся Хёнджину, и поднимает любопытный взгляд, смотря сначала на родинку, расположившуюся под левым глазом, а потом и в эти самые глаза. Хёнджин следит за ним, томно глядя из-под ресниц, и шумно сглатывает, когда Чанбин делает несколько шагов по направлению к свободной кровати.

— Ты... а сейчас ты не шутишь? — тихо, как будто боязно, спрашивает Хёнджин, пальцами играясь с прядями на затылке и, видимо, вспоминая недавнее замечание хёна.

— Ты мне нравишься, — шепчет Чанбин, опускаясь на кровать. Он негромко продолжает повторять слова симпатии и ложится, утягивая Хёнджина за собой. Руки поднимаются выше, массируя талию, а после спускаются на ноги, которые расположились по сторонам от его бёдер. Хёнджин поднимается, расставляя руки возле головы Со, смотрит своими ясными глазами, заглядывая прямо в душу, и даже так Чанбин не останавливается. Гладит кожу ног и талии, стараясь избегать контакта, который хоть каплю, но может намекать на сексуальный подтекст. И не замолкает ни на секунду. — Ты мне нравишься. Ты мне нравишься. Ты мне нравишься. Ты мн-

— Поцелуй меня.

—... нравишься.

Чанбин замолкает, поднимая глаза на покрасневшего ушами мальчика, смутившегося своего же желания и слов, а после тихо смеётся, оставляя руки на талии парня и массируя кожу сквозь одежду.

— Поцелуй меня... пожалуйста, — он жмурится, опуская голову, как будто пытаясь избежать глаз хёна. Его отчаявшийся голос еле слышно в пустой комнате. 

Чанбин садится. Старается посмотреть в глаза, наклонив голову. Но ничего не выходит. Поэтому он осторожно, словно Хёнджин хрустальная статуя, самый редкий экспонат в Лувре, нежно целует подбородок и линию челюсти.

Игнорируя сохранившийся запах алкоголя, Со концентрируется на теле, которое продолжает безостановочно целовать, поднимаясь выше на щёки и миленький носик.

Чанбин взметает руку, гладит шею, оставляя тепло и фантомные ощущения на мягкой коже. Ладонь нежно заправляет за ухо выбившиеся тёмные пряди, и он завороженно следит за лицом Хёнджина в свете первых утренних лучей.

Бледная кожа сильно выделяется в таком освещении, не скрывая покрасневшие глаза то ли от невыплаканных слёз, то ли от того, что парень не спит уже почти сутки, а то и из-за того, и другого. На щеках пляшет слабый румянец, делающий Хёнджина нереальным, невозможным и слишком прекрасным.

Хван тихо шмыгает, аккуратно опуская ладони на шею, поглаживая длинными пальцами кожу.

Голос у парня хриплый, надрывный, когда он шепчет и, как будто не верит во всё происходящее:

— Пожалуйста...

Чанбин, опустив чужую голову, целует в холодный кончик носа и заглядывает в глаза, покрытые поволокой.

— Ты мне правда нравишься, — шепчет он и, пересекаясь с чужим взглядом полного обожания, накрывает хёнджиновы губы в детском поцелуе. И сразу отстраняется, следя, как Хёнджин тянется за ним.

Чанбин хихикает, снова соединяя их губы, и откидывается на кровать, утягивая Хёнджина за собой. Парень вплетает свои пальцы в короткие пряди и оттягивает, насколько это возможно.

Чанбин не мог знать, лишь воображать и догадываться о том, каким же будет Хёнджин. И он думал, что парень будет нежным или скромным. Думал, что он будет вести, а младший, ведомый им, будет подстраиваться. Но Хёнджин не такой. Он подчиняет его себе, ведёт, вынуждая следовать за собой. И Чанбину, наверно, нравится это. Возможно, ему просто нравится Хёнджин.

Старший не хочет переходить грань поцелуев, потому что он натура сентиментальная, романтичная, он не хочет их первый поцелуй, делать и первым сексом.

А потом Хёнджин кусается.

И Чанбин сходит с ума, желая защитить маленького ребёнка в своих руках, который кусает сильнее, оттягивая губу, зализывая и снова кусая. Сжимает свои прекрасные длинные пальцы в кулак и тянет за волосы.

Длинный язык быстро скользит по губам, проходясь по кромке, и переплетается с его в французском поцелуе, от которого Чанбин чувствует оставшийся привкус алкоголя и пьянеет (определённо из-за человека напротив). Младший отодвигается и грязно лижет, оставляя свою слюну на губах.

И Чанбин знает, что это грязно, но он не против. Ему это, чёрт возьми, нравится.

Ему до безумия нравится Хёнджин. Чьи волосы, если завязать в хвостик, будут делать из парня не человека, нет, бога.

Хёнджин личный бог Чанбина.

И если младший захочет его убить, уничтожить всю его сущность, Чанбин даже сопротивляться не будет. Потому что настоящий Хёнджин никогда не позволит себе убить. Возможно, он так себя успокаивает.

Но Хёнджин в любом случае потрясающий.

Чанбин отстраняется, запыхаясь, будто только что пробежал марафон. Между ними нет расстояния: он чувствует чужое сбившееся дыхание.

— Я хочу, чтобы ты плюнул мне в рот, — шепчет Чанбин, поднимая напряжённый, но вместе с этим и разгорячённый взгляд на Хёнджина, чьё лицо вытягивается в удивлении. Со сглатывает, боясь, но ещё больше жаждая реакции Хёнджина.

Тело горит из-за недостатка кислорода. Но эта потребность исчезает мгновенно, когда Хёнджин глухо сглатывает и выпутывает пальцы из шевелюры. Он, оперевшись руками по обеим сторонам от его головы, долго и пристально смотрит в глаза, а после садится, слезая с колен.

Хёнджин минут пять просто молчит. Смотрит на свою комнату, будто впервые в жизни здесь оказался.

Он, как маленький котёнок, смотрит в стену и на солнечные зайчики большими любопытными глазками.

Чанбин чувствует, как сердце падает куда-то в пятки, да там и остаётся. Хёнджин ничего не говорит, даже не шевелится, не содействуя нервному состоянию Чанбина.

На эти жалкие сотые, а то и тысячные проценты жизни Чанбин тратит нервов больше, чем за итоговые экзамены в своей жизни. Он за свою курсовую так не волновался, когда до сдачи оставался месяц, а он находился только на этапе "введение". Сердце отбивает слишком быстрый ритм, и Чанбин понимает: если Хёнджин продолжит молчать, он сойдёт с ума, только на этот раз по-настоящему, чтобы прям сразу в психушку с диагнозом "опозорился перед своим богом".

Хёнджин громко вздыхает, привлекая его внимание, и поворачивается к нему, хлопая по постели ладонью.

— Прислонись спиной к стене, — не громко говорит он и, как только Чанбин выполняет указание, притягивает к себе за кожанку, быстро целуя.

Хёнджин в последний раз чмокает в губы и уходит из комнаты. Чанбин не знает, куда именно, пока не слышит, как гремит стакан со стороны кухни, ударяясь об стол, а потом льётся вода.

Младший появляется в комнате уже через минуту, останавливается на пороге вместе со стаканом, из которого делает пару глотков, и проходит дальше, оставляя стекло на столе и возвращаясь на его ноги. Парень неловко елозит и смотрит из-под ресниц.

— Ты-ты уверен? — заикаясь, спрашивает он, обхватывая пальцами шею и нежно массируя тонкую кожу. Про что именно парень не уточняет, и Чанбин внутренне пищит от того, какой Хёнджин милый.

Чанбин кивает, видя, как за ним наблюдает Хёнджин. Он приподнимается, опираясь коленями в матрас, и пальцами, неизвестно когда запутавшимися в прядях на затылке, тянет, заставляя откинуть голову назад и упереться макушкой в стену.

Хёнджин смотрит пристально, ища хоть одну деталь, из-за которой он смог бы отстраниться, но её нет, потому что Чанбина более чем всё устраивает.

— Ладно, нет, скажи это, иначе я не смогу, — прикрывая глаза, просит Хёнджин, безостановочно гладя шею и щёки массирующими движениями. Он громко дышит, пытаясь совладать с собой и что-то сделать. Выходит откровенно плохо, но он правда старается.

— Уверен, — убеждает Чанбин, поднимая руки, до этого мирно покоящиеся на кровати, и хватается пальцами за талию, сжимая.

Хёнджин шумно дышит, гладит по шее и продолжает бездействовать. Чанбин не знает, что у того происходит в голове, даже предположить не может. Но он не будет давить. По крайней мере, потому что сам ахуевает от своих слов, поэтому он лишь следит, как Хёнджин, прикрывший глаза, старается нормально воспринимать такие грязные слова.

Хёнджин наклоняется, сцеловывая ухмылку с лица старшего.

В голове ни одной приличной мысли, только красочные фантазии, как, кого и в какой позе. Это не вызывает тошноту или отвращение, наоборот, из-за этого потеют ладошки от предвкушения.

Чанбин чувствует, как воздух между ними густеет от неловкости и напряжения. И ещё пару минут, и Чанбин не выдержит, извинится и сведёт всё в шутку, чтобы Хёнджин перестал чувствовать себя так плохо. Но его мысли прерывает чужой голос.

— Ладно, окей, всё хорошо, — бубнит себе под нос парень, чмокая Чанбина в губы, а вслед за этим давит большими пальцами на челюсть, вынуждая открыть рот, и сплёвывает слюну, сразу теряясь.

Чанбин честно не знает, как реагировать. Его естество ликует, а сентиментальность рыдает где-то в сторонке, потому что сколько бы раз Чанбин перед сном не представлял себе этот момент, он совершенно не был готов к тому, как всё это произошло сейчас. Но он не жалеет, что то, о чём он так давно думал и грезил, наконец-то, случилось. И не важно как. Если Хёнджина всё устраивает, то всё хорошо. (Потому что он сам заведомо согласен со всем, что связано с Хёнджином.)

К слову, слюна у Хёнджина действительно вкусная, она не пресная, но и не терпкая, её приятно перекатывать во рту, смешивая со своей. В принципе он и не удивлён, что Хёнджин прекрасен везде – абсолютно во всех аспектах жизни.

— Ты вкусный, — выдавливает Чанбин, неловко смеясь.

— О, Господи... — шепчет Хёнджин, хихикая. Его коленки разъезжаются в стороны, и он оседает обратно на бёдра, утыкаясь лбом в плечо хёна. — Я вымотан.

— Я был бы удивлён, если нет.

Хёнджин тихо смеётся, сильнее себя глуша в чужой одежде.

— Хочу спать.

— Что тебе мешает? Ложись.

— Мне мешает твоя кожанка, закрывающая твою самую прекрасную часть тела! Я вообще-то за этими бицепсами не просто так охотился! Сними, — брезгливо отодвигаясь от смеющегося Чанбина, Хёнджин дополнительно слабо шлёпает его по ноге, когда старший даже не шевелится. Нет, ну а почему он смеётся? Он тут душу изливает, чуть ли не в любви признаётся. А Чанбин зараза просто смеётся. — Ну сними-и-и...

Чанбин хихикает. Хёнджин слишком милый для этого мира, который его абсолютно точно не заслужил. Он, отстранившись, стягивает с себя верхнюю одежду, предоставляя нетерпеливо заелозившему парню вид на свои мышцы, по которым младший явно сох, и не один месяц.

— Господи, ты божество? — шутя, спрашивает Хёнджин и, не дожидаясь ответа, обнимает хёна, как коала. Он крепко вцепляется в руки старшего и заваливается вместе с Чанбином на кровать, закидывая ногу на бедро. — Я спать, — бурчит Хёнджин, лишь на секунду поднимаясь, чтобы чмокнуть Чанбина в губы, и умостить макушку на чужом плече, очень быстро отключаясь в мир грёз.

Ладно, Чанбин вообще в этой жизни не готов ни к чему. Ни к тому, что Хёнджин быстро примет его небольшую неадекватность, ни к тому, что Хёнджин сейчас спит на его плече, а буквально пару минут назад говорил, что на его мышцы охотился. Или вселенная ему вручила подарок от куда-то ещё выше и на одного неадекватного добавила ещё одного. Тип по акции, один получился, второго забирайте в подарок?

В принципе, он никогда об этом не узнает, но если эта неадекватность, чьё имя Хёнджин – его личная королева драмы, то он совершенно не против.

Чанбин мягко гладит чужую голову по длинным прядям, убирая те, если они мешают разглядывать красивые черты лица. Он оставляет на макушке поцелуй-бабочку и тоже вскоре засыпает.

⋨ ⌑ ⋩

— Доброе утро, малыш, — шепчет знакомый голос, и это первое, что слышит Чанбин, как только открывает глаза. Рядом с ним лежит Хёнджин, чья рука, согнутая в локте, упирается в матрас. Его тёмные длинные пряди заплетены с одной стороны в миленькую косичку, глаза полуприкрыты и следят за ним. Младший не зевает в отличие от него, а значит, и не спит уже давно.

Чанбин не знает, что конкретно его разбудило. Вероятно, это затёкшие руки, которыми он старается пошевелить. И вроде сделать это получается, но не на все сто. Да и если правая рука и ожила, то левая, та, которую всю ночь обнимали чужие цепкие пальцы, еле как подавала признаки того, что ею можно будет воспользоваться в ближайшие десять минут.

Либо его всё же разбудил Хёнджин, пристально следящий за ним.

— Утречко, — хрипит Чанбин, делая безрезультатные попытки то сжимая, то разжимая руку в кулак, и почти сразу чувствуя, как по всей одеревеневшей конечности проходится миллион маленьких иголочек, неприятно покалывая. Повернув голову, он прослеживает, как Хёнджин, протянув руку, касается его подбородка и наклоняется чуть вперёд.

Чанбин, предвидя чужие последующие действия, отворачивается. Он слышит прерывистый выдох и мгновенно вспоминает события раннего утра. Лучшего утра в его жизни, это так к слову. Поэтому поняв, что королева драмы уже начала себя накручивать, достаточно громко бурчит:

— Утреннее дыхание.

— А... хорошо, — тихо отвечает Хёнджин, дотягиваясь своей ладошкой до безжизненной руки и разминает затёкшую конечность.

В приятной тишине, в которую Чанбин окунулся с головой, они проводят где-то с полчаса, до тех пор, пока руку не перестаёт покалывать. Хёнджин за это время успевает переодеться в домашнюю одежду – милые чёрные шорты и свободную тёмно-синюю футболку, свисающую с одного плеча и обнажающую ключицы. Он сам успевает лишь сходить в ванну и вернуться в комнату Хёнджина. Необъяснимая тревога накатывает с головой, и Чанбин облокачивается спиной об стену, следит за Хёнджином из-под ресниц.

— Знаешь, — садясь рядом с ним, говорит Хёнджин, неловка перебирая пальцами край ткани. Чанбин сразу замечает это и со слабой улыбкой, перехватывает длинную ладонь, переплетая пальцы. — Я подумал сначала, что ты уйдёшь. Может покричишь на меня последними словами. Особенно когда ты отвернулся, я испугался. И о своих чувствах ты солгал, чтобы просто что-то сделать и опозорить... Ну, знаешь, типо, как сейчас делают те, кто не понимает и не принимает себя. Поматросил и бросил... что-то типо того...

— То есть я в любом случае должен был стать сволочью? — с усмешкой спрашивает Чанбин и заходится смехом, когда к нему поворачивается Хёнджин с красным лицом. — Серьёзно? — отсмеявшись, спрашивает он.

— Ты слишком резко отвернулся, — оправдывается Хёнджин, укладывая макушку на его плечо.

— Я без проблем могу компенсировать это, — свободной рукой взъерошивая длинные незаплетённые пряди, шепчет Чанбин, удивляясь, когда Хёнджин резко поднимает голову и поворачивается к нему, сталкиваясь нос к носу.

— Давай.

В глазах Хёнджина Чанбин замечает что-то отдалённо знакомое ему. Он не может этому чувству дать конкретное название. Потому что "ты мне нравишься", звучит слишком слабо, а "я люблю тебя", слишком громко. Это всё не то. Потому что Хёнджин чувствует к нему то же самое, что и он к нему, что-то сильное на эмоциональном уровне, там, где слова излишне, и лишь действие - показатель настоящей привязанности.

Как он гуляет с Хёнджином, и, как Хёнджин заботиться о нём, когда Со становится чересчур вспыльчивым. Всё это намного выше, чем слова, которые сейчас в этом мире прогнили и стали почти пустым звуком.

Чанбин мягко улыбается, чуть наклоняясь вперёд и чмокая чужие губы.

— Иди сюда, — хлопая по своим ногам, шепчет Чанбин.

— Я правда тебе нравлюсь? — негромко спрашивает Хёнджин. Он закидывает руки на плечи старшего и садится вплотную, бесстыдно и наивно заглядывая в глаза.

— Чуть больше, чем нравишься, — обвивая талию и притягивая ближе, отвечает Чанбин.

— Тогда почему несколько часов назад сказал, что я тебе нравлюсь, раз сорок?

— Потому что из "я тебе нравлюсь" и "я люблю тебя" тебе нравится слышать первое.

— Откуда ты... знаешь? — откидывая голову и хмурясь, шепчет Хёнджин.

— Ты однажды упоминал, — пожимая плечами, говорит Чанбин.

— И ты запомнил?

— Как видишь.

Хёнджин расплывается в милой улыбке и подаётся вперёд. Губы у него мягкие и пухлые, их так и хочется целовать, и целовать, не останавливаясь.

Зарывшись пальцами в и без того спутанные пряди, Хёнджин, как будто стараясь свести ноги, приподнимается, наклоняя голову и безотрывно целуя. Короткие ногти слабо царапают кожу на шее, и Чанбин хочет снова почувствовать вкус чужой слюны. Он, поудобнее перехватив парня за талию, придвигает чужое тело ближе к себе.

— Знаешь, что... — отстранившись, шепчет парень, он тяжело дышит и прижимается лбом к чужому. — Я устал от ноющего Минхо-хёна по Джисону и буду его провоцировать.

— М... и как же? — спускаясь поглаживающими движениями на поясницу, интересуется Чанбин.

Он ведёт горячими руками, обжигая чужую кожу даже через слой, хоть и тонкой, одежды. Хёнджин дрожит в его ладонях, радуясь любым ласкам.

— Подожди, — Хёнджин, держась за голову, отодвигается, смотря ему в глаза. — Ты крышесносно целуешься, но сейчас не об этом. Господи, голова кружится.

Он хватается за голову и, массируя холодными пальцами горячие виски, Хёнджин, собравшись с мыслями, продолжает:

— Хочу быть меченым. Оставь несколько засосов на шее.

— Не думал, что ты любитель являться вещью, — фыркает Чанбин, но без лишних вопросов склоняется над шеей. Он оставляет мягкие поцелуи по линии челюсти и спускается на сонную артерию, целуя.

— Раньше, — откидывая голову, шепчет Хёнджин, — когда я терял тех, кого очень сильно любил и дорожил, мне было больно. Теперь же я убеждён, что никто никого не теряет, потому что никто никому и не принадлежит. В том и заключается высший смысл свободы – иметь то, что тебе важнее всего на свете, но не владеть этим. И даже так, — Хёнджин громко сглатывает и выдыхает, когда Чанбин втягивает кожу, — даже с такими мыслями, мне нравится чувствовать, что я кому-то принадле-

— Мне.

Хёнджин хихикает и прикрывает глаза, еле слышно скуля. Пальцы зарываются в тёмные пряди и давят, чтобы больше, грубее и быстрее.

Чанбин целует ключицу, нескрываемую одеждой, и отодвигается.

— Не-е-е, — хныча, лепечет Хёнджин, — вернись, это слишком приятно. Оставь где-нибудь ещё.

Чанбин хихикает.

— Я думаю, может сходить на свидание будет интереснее?

Хёнджин приоткрывает глаза и смеривает его обиженным взглядом.

— Одинаковое значение. И я не хочу выходить из квартиры.

— Как скажешь. Тогда... посмотрим фильм? — смеясь, спрашивает Чанбин.

— Как в прошлый раз?

— Секс после свидания.

— Ты бука.

— Нет, малыш, я просто сентиментальный.

— Зараза, — шепчет Хёнджин, чмокая в губы, и слезает с колен, чтобы найти ноут и врубить Гарри Поттера.

⋨ ⌑ ⋩

Джисон резко открывает глаза и подскакивает, садясь в кровати. Схватившись за грудь, он считает про себя, стараясь успокоить быстро забившееся сердце от адреналина - всё же не каждый день за тобой гоняются скоростные тачки из мультика. Растерянно смотря по сторонам, Джисон даже не обращает внимание на яркие лучи, светящиеся прямо в глаза – ему сейчас не до этого. Потому что Минхо спит рядом.

Нет, то есть он уже не раз спал с Минхо, но чтобы проснуться и обнаружить Минхо мило посапывающего рядом – никогда. Мысли о кошмаре пропадают сразу,  и вместо этого Джисон начинает считать, потому что Минхо спит рядом. За все эти полтора года Джисон ни разу не проснулся с хёном. Он растерянно смотрит в экран телефона и на время. Да нет, обычно Минхо уже не спал.

— Что на этот раз нет так? — растерянно шепчет парень в тишину. Он наклоняется над спящим хёном и прикладывает ладонь к чужому лбу, а после и к своему, сравнивая. — Нормальная.

Ещё больше потерявшись в пространстве и времени, Джисон откидывается обратно на кровать и трёт глаза, стирая мутную пелену.

Повернув голову, Джисон видит Минхо. И даже встряхнув ею, он всё равно видит Минхо.

Но и в этой странной ситуации есть плюсы. Потому что всё это время Джисон представлял этот момент, когда проснётся с Минхо в одной кровати, правда, на тот момент они уже должны были состоять в отношениях. Пропущен всего лишь один пункт, а мозг уже взрывается от ситуации. Собственно, а как реагировать?

Вот Минхо лежит, спит, мило причмокивает губами во сне, дует щёки. В его же кровати? С ним же? Да, не в отношениях, но, блять, он здесь.

Джисон следит за спящим хёном. Смотрит и тупит.

"А что мне делать?" — думает парень и снова трёт глаза, пытаясь перезагрузить систему в голове. — "Веди себя, как обычно", — шепчет голос в голове. Или это он сам себя уговаривает...

Джисон теряется ещё сильнее.

Было бы лучше, если Минхо, как обычно, готовил на кухне, а он, Джисон, застал его там. Как и всегда. Как и в последние полтора года.

— А в этот раз, что пошло не так? — бурчит Джисон. Он запутывается рукой в прядях на затылке, неловко растирая, а после этой же рукой встряхивает всю шевелюру.

Джисон, как будто не в своём теле, выполняет все утренние процедуры, но настолько замедленно, словно его снимали в slow mode логичнее было бы взять другое английское слово, но я взяла с песни скизов "slump" - там именно такая формулировка;.

Он только успевает заварить кружки малинового и фруктового чая, когда на кухню, пошатываясь, заходит Минхо и, будто не замечая его, проходит в ванну.

Джисон, продолжая сверлить дверь нечитаемым взглядом, спокойно пьёт чай, не врубаясь, где произошёл сбой в исправно рабочей системе.

А потом Минхо выходит из душа. Нет, слава богам, он одет. Но его действия какие-то другие.

— О, не заметил тебя, доброе утречко, — улыбаясь, приветствует Минхо и, наклонившись к нему, чмокает в губы.

И тогда в сломанной системе (и в своём сердце) Джисон находит, что изменилось. Вот та часть, о которой он постоянно думал, из-за которой переживал, и из-за которой сбил режим к хренам. Минхо снова поцеловал его. Он снова сделал это без какой-либо на то причины. Просто взял и накрыл его губы своими.

Вот, что поменялось. Отношение и действия Минхо к нему. И вроде бы всё нормально. Предложи встречаться и будь счастлив. Но Джисон так не может. Потому что всё, что сейчас происходит, является его личной проблемой, которую Джисон до сих пор не умеет решать.

— Хэй, — Минхо щёлкает перед его лицом. Улыбка у него странная, натянутая, и причина этому он, Джисон.

— Прости! — подскакивая, Джисон обходит стол, не отрывая глаз. — У меня встреча с... одногруппницей... по проекту... нам сдавать его... скоро, — прерывисто говорит парень, делая шаги в комнату и сочиняя отмазку на ходу. Дойдя до порога Джисон срывается к шкафу и быстро одевшись, извиняется и ретируется из общежития.

Он снова себя ненавидит за то, что не умеет разговаривать с человеком, который ему нравится пиздецки сильно, но и сделать что-то с собой не получается – мозг отключается и отказывается работать.

⋨ ⌑ ⋩

Джисон хочет застрелиться.

Просто не существовать и не знать таких людей, как Ли Минхо, Со Чанбин и Хван Хёнджин. Пусть идут в задницу со своими затеями, которые якобы для того, чтобы хорошо провести время вчетвером.

Это чистая ложь и провокация, потому что в таком случае он бы не сидел на своей кровати где-то на краю, стараясь избежать показушного флирта Хёнджина и Чанбина, к слову, переходящего все рамки морали.

Всё начиналось достаточно безобидно: Хёнджин, откинувшись на сидящего позади Чанбина, лениво что-то шептал, немного поворачивая голову назад. Минхо сидел ближе к его стороне комнаты и без всякого смущения смотрел иногда на целующуюся парочку, а после возвращался к закускам и фильму. Но когда Хёнджин развернулся, оседлав ноги Чанбина, Джисон не разбирался. Просто встал и свалил.

Чанбин рассказал ему о них с Хёнджином в первые минут пять, как Джисон вернулся с "обсуждения проекта". И он был настолько вымотан своими мыслями о Минхо и его непонятных действиях, из-за чего думать дальше о парочке не было ни сил, ни желания. Зачем рассказал? К чему? Ну встречаешься, ну окей, поздравляю. В принципе, он ему тоже самое и сказал, и лёг спать.

Избегать Минхо теперь получалось хуже. Потому что Чанбин, не принимая возражений, брал его под руку и тащил к Хёнджину, в комплекте к которому прилагается и Минхо.

Разговаривать сил не было. Слова иссекали прямо возле горла – произнести хоть что-то не получалось. А потом появились целующиеся Хёнджин и Чанбин, нервирующие и раздражающие до того, что его правый глаз не прекращал дёргаться по часу минимум.

И сейчас один из таких случаев. Джисон чувствует, как обида, ярость и зависть смешиваются в горячий шар, застрявший где-то в горле. Высказать не хватит духу, а мечтать тем более.

— Идите, блять, нахуй от сюда, — шипит Джисон, быстро вскакивая со своей кровати. Он резкими движениями накидывает джинсовку и выходит из комнаты, а после и из общежития.

Он успевает отойти от цветущих клумб у входа, когда слышит, как его окликает голос, который не узнать просто невозможно.

— Джисон, подожди!

Замедлив свой шаг, Джисон не оборачивается, продолжая идти. Минхо нагоняет его быстро, не останавливает, как он уже успел предположить, наоборот, подстраивается под его шаги и, молча идёт рядом.

За последние пару недель это самый комфортный для него момент. Он не видит глаз Минхо, словно насмехающихся над ним так, как будто он знает обо всём. Абсолютно обо всём.

Комфортно, потому что где-то глубоко внутри он чувствует, что именно сейчас, они стали одним целым – один мозг, одно тело и одна жизнь на двоих. Будто Минхо понял что-то окончательно, не пытаясь выведать через слова и неясные для Джисона действия. Словно теперь Минхо видел его насквозь через поступки. Ощущения немного непривычные, но это не пугает, как происходило постоянно до. Наоборот, это погружает в размеренную рутину, которую из раза в раз разбавляет любимый человек – своей улыбкой, смехом и словами.

— Почему ушёл? — тихо, словно ему неловко, спрашивает Минхо. Он глаз не поднимает, тупо пялясь себе под ноги, и как-то, возможно, чудом, Джисон продолжает чувствует себя комфортно.

— Немного завидую им. Но по-белому! Типо, я бы не хотел сейчас оказаться на месте Чанбина или Хёнджина. У них свой мир. И они раздражают, могли бы не устраивать этот спектакль.

— Почему завидуешь?

Джисон тормозит. Он уверен, по его лицу можно было чёрным по белому прочитать: ты тупой?

Но Минхо не смотрит на него, да и сам Джисон тоже не видит хёна.

Своих мыслей он не озвучивает. Вероятно, та комфортность медленно, но верно начала рассеиваться между ними, и он хочет её вернуть. Но не успевает – атмосфера уходит быстро, словно это мгновенье вообще не должно было существовать.

— Ладно-ладно, подожди секунду, — Минхо выбегает вперёд перед ним, тормозя своей маленькой ладошкой, прикасаясь к его груди.

Сердце вмиг начинает отбивать бешеный ритм и явно не планирует останавливаться, в отличие от них.

— Почему ты избегаешь меня. Не говоришь ничего про... то, что чувствуешь, — робко спрашивает Минхо, делая неуверенные шаги спиной назад. Джисон видит в его глазах искреннее непонимание. Язык, наверно, впервые в жизни срабатывает быстрее, чем разум.

— Потому что мне многое не нравится, в том числе и ранние подъёмы в субботу. На протяжении полутора лет.

Хочется сбежать. И Джисон, обойдя застывшего Минхо, без проблем уходит. На душе стало чуть-чуть легче. Но уже через час Джисон ревел, потому что он чертовски боится навредить или ранить чувства близкого человека.

Но Минхо он больше на этой неделе не видит.

⋨ ⌑ ⋩