Печаль.

Под крыльями тишина,

На выжженной земле тают мои следы.

И к чему это всё?

Встречай.

Последние триста лет я ношу всю любовь земли

Между тобой и мной

На левом плече.

Немного нервно «Рагнарёк»

Камни главной мостовой Столицы гладкие и тёплые, нагретые полуденным солнцем. По ним приятно ступать босыми ногами. Свежий ветер, пахнущий цветущей сесилией, скользит вдоль перьев едва уловимыми касаниями. Барбатос поднимает голову, заслоняя глаза от солнца и смотрит вверх. Туда, где над городом возвышается шпиль круглой башни бывшего дворца. На одном из уступов около купола он видит знакомую фигуру и тут же срывается с шага на бег. А с бега переходит в полёт.

Здешние ветра, присмиревшие после смерти тирана, легко принимают Барбатоса в объятья, ложатся под крылья. Ему кажется, что он достигает выступа почти мгновенно. Но, набрав нужную высоту, замирает, хлопая лёгкими белыми крыльями.

Венти улыбается ему широко и радостно, он ни капли не изменился с того дня, когда… когда они виделись в последний раз. На нём всё та же простая одежда, лёгкий плащ за спиной, а тёмные волосы сплетены в две косы. Барбатосу кажется, что он смотрится в зеркало.

— Ну давай уже, садись. Или так соскучился по небу, что оторваться от него не можешь? — улыбка у Венти хитрая, почти дразнящая. Такая, что Барбатос не может не улыбнуться в ответ.

Он опускается на уступ, складывает крылья и садится так близко, что прислоняется к Венти плечом.

— Я по тебе соскучился.

По твоему голосу, по твоему смеху, по твоим песням.

— А вот я почти не скучаю, — Венти кладёт голову Барбатосу на плечо, — потому что пока ты поёшь и играешь, я слышу тебя и чувствую, что ты рядом. И я тоже рядом с тобой.

— Я знаю, — Барбатос обнимает его, зарываясь лицом в волосы, — но этого недостаточно. Никогда не было достаточно. Мне всегда хотелось сидеть с тобой, как сейчас. Чувствовать твоё тепло. Я хочу, чтобы это длилось ещё сто… нет триста лет. Чтобы это вообще никогда не заканчивалось.

— Ну-ну, — успокаивающе шепчет Венти и гладит его по спине. — Это больно, я понимаю. Но я до сих пор существую только благодаря тебе, благодаря тому что всё ещё звучат мои песни.

— Ты существуешь, только пока я пою.

— Всё время, пока ты поёшь, — поправляет Венти. Он берёт лицо Барбатоса в руки и пальцами стирает с щёк слёзы. — Поэтому не плачь обо мне, ладно?

Барбатос хмурится и поджимает губы, позволяя слезам и дальше бежать из глаз. Просто из чувства противоречия.

— Здесь хорошо, — продолжает Венти, улыбаясь своей совершенно неповторимой улыбкой, — я всегда мечтал увидеть Столицу именно такой. Но тебе нужно уйти, иначе мы оба исчезнем.

— Уйти? Куда? — Барбатос удивлённо всхлипывает.

— Туда, куда тебя зовут. Не слышишь? — Венти выпускает его, будто давая оглядеться и прислушаться.

Барбатос глядит на залитый солнцем город и сначала не слышит ничего, но потом улавливает едва различимое пение флейты. Он вскакивает, делает быстрый шаг вперёд, словно звук тянет его за собой. Но останавливается. Оглядывается.

— И чего ты? — усмехается Венти. — Забыл, как летать?

— Нет, я…

Венти прикладывает палец к губам, призывая к молчанию, и Барбатос затихает, так и не закончив фразу.

— Я буду с тобой. И сто лет. И триста. Сколько потребуется. Всегда. А теперь — лети.

Барбатос делает ещё шаг назад, и под ногами остаётся лишь воздух. Ветра подхватывают его и несут всё дальше от залитого солнцем города, от его прошлого, от его друга, имя которого стёрлось даже из легенд, в бесконечное синее небо. Барбатос не знает точно, куда он летит, но каждый раз, когда ему кажется, что он потерялся, звук флейты снова тянет его к себе.

Через шторма и бури, через поля сражений, через цветущие поляны и выжженные битвами пустоши, через опустевшие города и полные людьми улицы. Через само время. Всё дальше и дальше, всё ближе к городу, залитому серебряным лунным светом. К шпилю собора прямо в раскрытое настежь окно. Туда, где поёт флейта. Туда, где Барбатос и Венти снова смогут стать единым целым. И снова начать дышать.

***

— У тебя теперь совсем хорошо выходит. Знаешь, мы могли бы выступать вместе, — говорит Венти, как только Сяо, закончив мелодию, открывает глаза.

Эти самые глаза смотрят на Венти ошарашенно, словно он обратился блуждающим духом. Не обратился же? Венти на всякий случай оглядывает себя. Большая часть его тела укрыта больничным одеялом, но в целом вроде ничего не изменилось. К больничному одеялу, кстати, прилагается и больничная кровать, а вокруг всего этого — госпиталь при храме Барбатоса. А ведь иронично было бы, если бы его здесь не вылечили!

От этой мысли становится смешно, и Венти глупо улыбается. Сяо выдыхает, очень медленно, откладывает флейту на подоконник, на котором сидит, а сам спрыгивает. Подойдя, он садится на краешек кровати так осторожно, словно Венти рассыплется от любого громкого звука.

— Очнулся, — говорит Сяо, и в его голосе такое облегчение, словно он вот-вот разрыдается от счастья. От этого Венти тоже хочется разрыдаться. Но нет. Только не снова.

— Я долго спал? — спрашивает Венти, чтобы отвлечься.

— Несколько дней, — у Сяо становится очень сложное лицо, будто он перемножает шестизначные числа в уме. — Я не помню, сколько точно.

— И ты всё это время не спал, — догадывается Венти.

— Может быть. Не помню, — отмахивается Сяо. Хорошо, что он с таким недосыпом на подоконнике не уснул и вниз не свалился. Но собственное состояние его, как обычно, мало волнует. — Где-то болит?

Венти ведёт больной рукой раньше, чем Сяо скажет ему этого не делать. В плече что-то тихо хрустит, но на этом всё. Может, едва заметно побаливает. Или не едва. В целом терпимо и ладно. В его теле элементальной энергии всё ещё больше, чем крови, так что физические раны затягиваются быстро.

— Со мной всё в порядке, — жизнерадостно заявляет Венти.

— Точно? — недоверчиво спрашивает Сяо.

— Точнее некуда! — кивает Венти. — Могу поклясться чем уг…

Договорить он не успевает, потому что Сяо сгребает его в объятья. Он утыкается носом в шею со стороны здорового плеча, и Венти чувствует, что перед глазами снова немного плывёт. От нахлынувшей глупой радости.

— Ты ведь не собираешься снова начать умирать? — спрашивает Сяо тихим голосом.

— По крайней мере, не в ближайшее время, — обещает Венти.

— Хорошо, — говорит Сяо и затихает. И молчит как-то подозрительно долго.

— Сяо? — осторожно спрашивает Венти, но слышит в ответ лишь мерное дыхание. — Да ты шутишь, что ли? Снова?!

Венти возмущённо трясёт его за плечо, но Сяо не реагирует, разве что сжимает Венти ещё крепче, словно подушку.

— Да ты не можешь просто взять и заснуть сейчас! Это нечестно! Мне положены драматичные поцелуи на больничной кровати! — от обиды действительно хочется плакать. И смеяться. Или всё это хочется сразу и от радости. Венти сам не понимает. — Ну Сяо… Ну как с тобой жить?

Ну как с тобой жить, если не радостно?

***

Когда Сяо просыпается — честно говоря, он не помнит, как заснул, — то видит Венти. Рядом. Прямо очень-очень рядом. Венти замечает, что Сяо проснулся, поворачивается к нему и тут же начинает улыбаться.

— Если хочешь узнать, не отлежал ли мне плечо, то нет, всё прекрасно, наслаждайся, — усмехается Венти.

— А что я вообще?.. — Сяо сонно морщится, пытаясь вспомнить, как так вышло, что он лежит на кровати, положив голову Венти на плечо, ещё и за талию его обнимает.

— Ты со мной спал, Сяо, — отвечает Венти с несвойственной ему серьёзностью.

— А ты со мной? — Сяо всё ещё не слишком понимает, что здесь происходит.

— А я с тобой нет. Я, кажется, на несколько дней вперёд выспался, даже глаз не сомкнул.

Судя по собственным ощущениям, Сяо проспал от силы часа два. А хочется ещё двадцать. Желательно лет.

— Ты мне сейчас точно не снишься? — спрашивает Сяо, внимательно вглядываясь в лицо Венти. Белизна его кожи всё ещё кажется нездоровой, зато глаза сияют, как небо в солнечный летний день.

Вместо ответа Венти наклоняется и целует Сяо в лоб.

— Видишь, не снюсь.

— Так вроде щипать же надо, — по крайней мере, Сяо когда-то о таком слышал.

— Не хочу тебя щипать, — фыркает Венти. — А я тебе что, снюсь время от времени? И что я обычно делаю в твоих снах?

— Иногда умираешь.

— А, ой, — Венти сникает. Наверно, не стоило этого говорить.

— Но чаще поёшь или просто играешь на лире, — быстро продолжает Сяо. Незачем Венти было знать о его кошмарах.

— Так уже лучше, — кивает Венти, — но сейчас я тебе точно не снюсь. И умирать не собираюсь. Меня даже врач осмотрела. Правда, ты меня так и не отпустил, но она всё равно справилась. Сказала, что меня через пару дней можно будет выпускать.

Как Сяо вообще мог уснуть настолько крепко, что пропустил даже приход доктора и осмотр? Обычно он просыпается от любого предчувствия опасности. С другой стороны — это место выглядело просто до ужаса мирно.

В любом случае, пора бы уже перестать валяться на Венти.

— Эй, куда? — когда Сяо пытается встать, Венти обнимает его за талию. В итоге Сяо замирает, нависнув над ним и упёршись локтями по бокам от его головы. — Я же сказал, что ты можешь лежать дальше.

— Я тяжёлый.

— Это тяжесть моей любви, — смеётся Венти.

— Не говори таких смущающих вещей, — Сяо отводит глаза, потому что когда он смотрит на Венти, у него сердце колотится так быстро, что становится больно. Сяо надеется, что это не последствия недосыпа или скрытая травма.

— Каких? Не говорить, что я тебя люблю? Что вся любовь земли — ничто по сравнению с моей любовью к тебе? Я же серьёзно.

Как ни странно, слова правда звучат серьёзно. А ещё немного смущённо и очень искренне. Сердце Сяо начинает биться так сильно, что становится трудно дышать, но ему почему-то это даже нравится.

— То есть ты правда меня… И давно? — он ещё старательно смотрит на белую стену палаты, будто там могут проступить надписи, объясняющие, что же с ним творится.

— Не помню точно, лет триста, может, четыреста. Сначала я думал, что это пройдёт. Не прошло.

Сяо всё же оборачивается. Венти улыбается ему, тепло и грустно одновременно. И от этого становится совсем невозможно. Совсем невозможно выдержать это огромное чувство, которому слишком тесно у Сяо в груди.

— Я подумал, — говорит Сяо, не очень понимая, как вообще произносит слова. — Я хочу, чтобы ты меня поцеловал.

Венти моргает. Медленно. В его глазах слишком явно читается вопрос: «Ты только что сказал что?..» Сяо думает, что ляпнул что-то не то. У него горят щёки, в голове всё плывёт, а сердце колотится, как бешеное. Вообще-то, есть вероятность, что он при смерти. Так что чудо, что он вообще может что-то там говорить.

Но шок у Венти проходит быстро. Он тоже приподнимается на локте здоровой руки и замирает в нескольких миллиметрах от лица Сяо.

— Это значит, что ты тоже меня любишь? — когда Венти говорит, он едва-едва задевает губами губы Сяо. Нет, даже не говорит, выдыхает слова прямо в его приоткрытый рот. Прикрыв глаза, Сяо ощущает это особенно остро.

Если он не умер до этого, то вот сейчас точно умрёт.

— А разве целуются не только с теми, кого любят?

В тех историях, которые он слышал и читал, всё было именно так и никак иначе. Но, может, люди несколько идеализируют?

— Всё так, — улыбается Венти, — но я хочу, чтобы ты сказал это вслух.

— Я… — говорить Венти в губы, при этом почти не касаясь их — это смущает. А ещё почти сводит с ума. Сяо удивлён, как у самого Венти хватает терпения. — Я тоже люблю теб…

Терпения у Венти не хватает буквально на секунду. Он ловит незаконченную фразу где-то на кончике языка Сяо, сминая его губы своими. Обвив его шею руками, Венти тянет Сяо на себя, и он послушно опускается ниже, позволив Венти снова лечь на кровать.

— Я могу сделать тебе больно, — Сяо с опаской смотрит на забинтованное плечо Венти. Потому что смотреть на самого Венти с покрасневшими щеками и губами всё ещё невыносимо.

— Ты сделаешь мне больно, если остановишься сейчас.

Он драматизирует. Вот теперь точно сильно драматизирует. Но он в конце концов бард. Драматизм — это его работа.

Сяо всё же наклоняется, позволяя вовлечь себя в новый поцелуй, такой долгий, что голова начинает кружиться ещё сильнее. Руки Венти зарываются ему в волосы. У Сяо от каждого его прикосновения будто молнии по телу бегут. Дыхания не хватает. Отстраняясь, Сяо тяжело дышит, почти хватает ртом воздух. Целует Венти в изгиб шеи, прямо над бинтами. Потом ещё раз и ещё. Венти почти мурчит ему в ухо.

— Подними голову немного и приоткрой рот, — шепчет Венти.

Кажется, они уже это проходили.

— Зачем?

— Надо, — улыбка у Венти настолько хитра, что сразу ясно — ничего хорошего ждать не стоит. Но Сяо всё равно почему-то ждёт.

Зачем — Сяо понимает, когда язык Венти проходится по его зубам, а когда обводит немного выпирающие клыки, сначала левый, потом правый — Сяо вообще перестаёт что-либо понимать. Кроме того, что ему всё это нравится.

Отстранившись, Венти дышит так же тяжело, как сам Сяо, и его дыхание теплом проходится по коже. Оторвать от Венти взгляд невозможно, глаза у него таких невероятных цветов, каких, наверно, не бывает в природе. Венти тянется к щеке Сяо, но вдруг замирает.

Рука его безвольно падает обратно на кровать, а сам Венти тихо шипит от боли. Сяо мгновенно оказывается не на кровати, а возле неё, и с тревогой смотрит на Венти.

— Да всё нормально со мной, — в доказательство он слегка приподнимает руку и шевелит пальцами, — но на сегодня я, наверно, всё.

— А завтра? — Сяо сам не верит, что только что спросил это, но он спросил. Раньше чем успел подумать, что ему будет за это стыдно.

— А завтра — может быть, — Венти улыбается, и улыбка у него снова хитрая, но очень-очень весёлая, — И после завтра, и после-после, и ещё много-много лет. Столько, сколько ты захочешь, я буду с тобой.

— Тогда будь со мной всегда, — говорит Сяо, садясь обратно на кровать.

Венти приподнимается и всё-таки снова легко целует Сяо в губы.

— Клянусь, что пока существуют ветра и вина, пока луна и солнце озаряют своим светом землю, всё время этого мира и своей бесконечно долгой жизни я буду с тобой — говорит Венти.

И Сяо безоговорочно верит этой клятве.