…То было негласное правило между Охотниками — новым поколением у Ассоциации, то есть. Старшие и некоторые изгои верили в солидарность Охотников и в смерть (или Смерть, как угодно) как милосердное окончание их истории, но, когда над землёй взошла новая заря, места между строк заполнили новые заповеди. Вроде «увидишь Охотника — стреляй на поражение» или «нет такой вещи, как товарищество, под Змеиной Луной», то новое правило поддерживало их в течение нескольких уже прошедших лет, и будет поддерживать в чёрт знает скольких грядущих.
Они опускают винтовки и ружья; направлять дуло на каждую человеческую фигуру поблизости — их естественный инстинкт выживания, но как только телега и тяжёлая лопата попадают в поле зрения, они знают, что лучше не стрелять. Они узнают его по крепко сбитой, мощной фигуре — человека, смерть которого не нужна ни одному Охотнику; убить легенду — значит, стать новой, но едва ли кто-то захочет дразнить Судьбу, заходя настолько далеко.
Никто не хочет смерти Гробовщика.
Они все «живые мертвецы», прекрасно знающие, что каждая охота грозится стать последней, выживающие один за другим только для того, чтобы умереть в другой раз — но это больше фигура речи, исходящая из их почти религиозной фиксации на смерти.
Ибо нет в тех землях отпущения грехов и покоя в посмертии; и от вечного сна, кажется, кто-то да проснётся.
Так что никто не хочет смерти Гробовщика — слуги их жнеца, вестника его воли и, возможно, последней крупицы надежды для тех, чьё сердце вот-вот перестанет бешено биться навсегда. Он идёт, возвышаясь над полями, ростом шесть футов и пять дюймов — один хороший снайпер посчитал для всех — его холодные глаза напоминают пасмурное небо, и он тащит карету, полную тел.
Примкнёт он к этой куче — и никто даже представить себе не может, какое существо явится в этот богом забытый мир из останков мёртвого Охотника, брошенного гнить в полях, если никто не подберёт и не упокоит во всеочищающем огне.
Есть только понимание, у них у всех, что оно затмит любого монстра, которого они когда-либо знали.
I
Едва ли кто-то заходил так далеко, размышлял Йоэль, по крайней мере, за последние пару лет. Даже дорога, некогда оживлённая торговая артерия между двумя крупными городами в штате, теперь заросла настолько, что только верстовые столбы, выглядывающие из высокой травы, напоминали ему, что она там вообще была. Это мало чем отличалось от путешествия по полю. Та же грязь, те же вороны, те же… упыри, блуждающие вдалеке. Он мог уловить те далёкие глухие стоны, пробивавшиеся сквозь мёртвую тишину.
Через пару выстрелов (и минуту попыток успокоить лошадь) — упырей уже не было. А неестественная тишина — осталась. Та же самая.
Однако это сильно отличалось от рубежей, которые Йоэль оставлял позади. Не совсем новая зона для таких Охотников, как он, но это было похоже на путешествие в неизведанные земли, а не на возвращение в сердце беды годы спустя. Здесь всё началось; здесь лежал центр этой гнойной раны на их драгоценной земле, оставленный законсервированным, отрезанным и забытым (из страха перед тем, во что он превратился за это время), в то время как Ассоциация была занята остановкой проклятия, похожего на локомотив в своём неумолимом движении и расширении — или хотя бы обозначением окончательных границ зоны «карантина».
Йоэль знал, что это было провальной идеей — и для него в том числе. Он был не первопроходцем, не легендой, но довольно постоянным членом Охоты. Итогом стало вечное противостояние на равных. Ковбойская дуэль между всё-ещё-людьми и давно-уже-не-людьми. Охотничья история была длинной, богатой ошибками, неудачами и кризисами для горсточки, может быть, реальных успехов; его собственная история — немного покороче, но ненамного счастливее. Пересказ бы занял весь день, от самого начала его чертовски неудачной жизни до рассвета, который он только что встретил, и у слушателей точно заболит голова — с другой стороны, это был хороший способ провести некоторое время в дороге, снова и снова размышляя о том, что пошло не так.
Много чего, на самом деле.
Очень много.
Кое-что ждало Йоэля там, в землях начала конца — или, как Ассоциация Охотников любит называть это место, «Змеином Хвосте». Он шёл туда, ещё глубже в территории, куда Охотники давно запретили себе ходить, в точку невозврата; там было кое-что, что Йоэль забыл взять с собой в «новую» жизнь. Как якорь, тянущий его за удивительно длинную цепь, не отпускающий ни во сне, ни наяву; оно ждало.
Его прошлое.
«Кое-что» — это было его прошлое.
II
Деревни — да целые города — исчезали одна за другой, сдаваясь распространявшейся по землям гнили. Йоэль достаточно видел колышков с названиями мест, которые уже никто не назовёт домом; каждое из этих мест, казалось, застряло во времени, в вечном тлении, которое не давало природе взять верх. Природы-то уже никакой вокруг не было, только гнилостный запах трупов, не менее отвратительная вонь от упырей, и… вечно замершие дома, которые пялились на Йоэля пустыми глазницами окон, какие-то остатки когда-то там процветавшей жизни. Этот тоже не стал исключением.
Полуденное солнце беспощадно светило на пыльные улочки, отбрасывая резкие тени на грязь и освещая старые вывески, теперь уже лишённые смысла. Он направил свою лошадь вглубь — чёрное (и довольно заметное, как он вдруг подумал) пятно на фоне сепии и дерева.
Потом очередной ход привычного сценария резко оборвался. Он прошёл глубже — настолько, насколько ему нужно было, чтобы наконец заметить, в деревне едва ли было с дюжину домов — и расслышал подозрительно оживлённые звуки упырей, доносившиеся с улицы за крутым поворотом. Стоны и далёкие завывания давно стали привычными, как пение птиц или сверчки, но этот довольно злобный рёв? Как-то не очень.
Когда он осторожно приблизился к повороту, раздался недовольный — и человеческий — мат. Йоэль удивлённо остановил Сальмиакки.
Интересно. Впрочем, где один псих на коне… стоило бы ожидать и второго.
К шуму добавились грохоты выстрелов; Сальмиакки заржала, вздрогнув от испуга, и Йоэль в темпе вальса развернулся, возвращаясь к маленькой коновязи у выхода. Он подумывал остаться верхом, просто ради эффективности на случай, если ему придётся бежать от орды мелкого зверья — но если он собирался стрелять, то… не здесь, и не верхом. Он так напугает Сальмиакки, и она сбросит его в грязь, либо собьёт, влетев в забор. Не слишком привлекательная идея, ещё меньше — перспектива снова быть Охотником с выбитым к чертям плечом.
Он слез с седла и закинул поводья на колышек; яростные крики продолжались, теперь уже со звуками выстрелов.
Йоэль… не побежал. Он нырнул в тень террас и прошёлся до угла, и, прежде чем выглянуть наружу, вынул из кобуры свой кольт — лучше быть готовым, в кого бы он ни собирался стрелять. Картина могла бы сойти за неожиданную и даже удивительную — он не думал, что встретит в этих краях живую душу, тем более Охотника, — но как будто он ни разу не видел, как кучка упырей пытается добраться до бедняги, матерящего их на чём свет стоит, у которого внезапно кончились патроны. Судя по всему, так и было — вот это вот беспомощное размахивание руками, которое следовало после неприятного пустого щелчка.
Скорее, наоборот — видел почти на каждой охоте.
Паника юноши была недолгой; Йоэль хмыкнул, когда незнакомый Охотник достал ещё один пистолет — армейские кольты, значит, подметил стрелок в голове — и начал разряжать уже его, и ни одна пуля не пролетела мимо.
Голодный хрип за спиной прервал поток мыслей Йоэля. Он с визгом отпрыгнул назад, испугавшись сам и заодно напугав упырей и, кажется, того Охотника, и машинально сжал в руке пистолет.
— Блять! — раздался шальной выстрел.
Пуля с мокрым звуком врезалась в грязь. Дорогая пуля, на минуту… Он развернулся на каблуках и выстрелил в упор в упыря, который каким-то образом ухитрился к нему подкрасться. Как эхо, за его выстрелом прогремел ещё один, просвистев мимо его лица и разбив старое пыльное стекло.
— Какого хрена?!
Он моргнул и отскочил назад. Это был какой-то неправильный упырь, но и не одно из тех извращённых существ, порождённых той болезнью; из его тела не торчало ни вросшей колючей проволоки, ни осиного гнезда, да и пузо было не раздуто до той степени, что всё тело представляло из себя круги кишечника.
Зияющие дыры, которые оставил револьвер Йоэля — должен был оставить — в его груди, быстро срастались, прямо на глазах.
Что-то новенькое. Полное отсутствие способностей восстанавливаться было одной из характерных черт этих монстров (впрочем, как и реакции на боль, поэтому раны их всё равно не останавливали), и это немного облегчало работу Охотникам — и он предпочёл бы разбираться с упырём, который бегал бы без половины головы, и закончить работу, просто калеча его больше и больше, пока он не сможет двигаться, чем с упырём, у которого эти полголовы отросли бы заново. Очевидный выбор.
— У меня тот же вопрос, — выдохнул Йоэль и потянулся за дробовиком.
— Эй, чувак, ты ж так всех упырей сюда сгонишь! — крикнул Охотник. Он продолжал всаживать пули в деревенских.
— Как будто твои вопли не согнали.
Он загнал одну пулю в ствол, вторую зажал зубами — на всякий случай, если первая не сработает. Было бы отвратительно, если это оружие не справится с такого расстояния. Он вскинул свой «Винчестер» — маленькие покерные жетоны звякнули о металл — и направил дуло прямо на искорёженное лицо, прежде чем нажать на курок.
Раздался грохот, от которого он вздрогнул — не удержался. Было бы непривычно — ещё бы и уши звенели минут пять, но Йоэль за эти годы приноровился.
На секунду всё замерло; сам Йоэль не шевелился, постукивая зубами по металлу и стараясь не отводить взгляд от дымящейся кровавой каши. Даже тот Охотник перестал стрелять.
Упырь остановился, покачнулся и завалился назад, ударяясь спиной об обрызганную кровью стену. Йоэль уставился на него, высчитывая мгновение за мгновением, но череп вроде не собирался срастаться обратно.
— Фу, — прокомментировал Охотник. — Фу, какая гадость.
Тело упыря начало быстро гнить, расползаясь по половицам крыльца неприятной жижей, и Йоэль с облегчением выдохнул, возвращая пулю обратно в карман.
Больше эта дрянь не встанет. Странно, конечно, сколько времени ему потребовалось, чтобы упокоить обычного заражённого.
— Ну и срань же! Не знал, что они начали восстанавливаться. Ты тоже?
Йоэль не ответил.
Очень странно даже. Его предупреждали, что на старых территориях что-то должно было измениться за эти годы, но, если упыри изменились вот так, начав собирать свою плоть воедино даже после пули сорок пятого калибра, тогда ему был пиздец. Ему — и всем тем, кто остался.
Он шагнул из тени, закидывая дробовик обратно на плечо, и вместо этого выудил из сумки с инструментами большой нож. Этот Охотник был, похоже, неплохим стрелком, насколько можно было судить по такому простому действию, как стрельба с пары шагов в голову медленно бредущим монстрам, которых вдобавок сбил с толку выстрел Йоэля.
Он прикончил их быстрым движением лезвия, едва взглянув, куда рубит — он не отводил взгляда от Охотника. Слушать его бормотание было не обязательно, просто — старая и полезная привычка держать живых в поле зрения, и вовсе не от счастья, что хоть кто-то не собирался вгрызаться ему в горло.
Оттого, что живые были заведомо опаснее даже самых изощрённых монстров, рождённых под змеиной Луной. Пуля в его собственную голову вот-вот должна была прилететь, в любую секунду.
Последний упырь превратился в хлюпающее месиво под сапогами Йоэля, и вернулась нездоровая тишина. Какой-нибудь философски настроенный чудак из Охотников посоветовал бы ему сжечь к чертям каждый дом, ссылаясь на энтропию, круговорот в природе — верни, сказал бы, в великий цикл всего сущего — и прочие мистические заморочки, но реальность «Змеиного Хвоста» давно уже перестроила цикл по-своему, начиная его с гнилья и заканчивая ещё большим гнильём.
Сущий ад. Йоэль некогда старался найти в нём что-то, напоминающее его родной дом.
Больше уже не пытался.
Он окинул взглядом упырей. Даже эта кучка посреди улицы казалась крепче заражённых с рубежных зон, деревенских жителей, попавших под раздачу чудовищной трансмутации непонятного происхождения. Впрочем, они не жили более двух недель, благодаря широкой сети Охотников, стекавшихся со всех штатов в поисках приключений на одно место. Второй ошибкой Ассоциации Охотников было позволить своим силам разбрестись, а эту часть — оставить закрытой, разобраться «потом», по какой бы то ни было причине. Холодная жажда прибыли, бюрократические проволочки на верхних уровнях, нерешительность позволить людям позаботиться об этой проблеме самим… то, как они заталкивали их всех в это адское колесо, выдавая всё более и более трудные контракты, чтобы платить за жизнь за пределами охоты, которую они вели всё меньше и меньше.
Второй, потому что первой было допустить всё это…
Охотник не обратил внимания на Йоэля — навряд ли было бы паранойей посчитать, что он не подавал виду, что слушает каждое движение вокруг себя — и добежал до крыльца ближайшего дома. Он забрался на перила и вытащил свой пистолет, тот, который он крыл многоэтажным матом.
…поэтому никакого смысла не было измерять, насколько глубоко они были в заднице, и если уж на то пошло — Йоэль мрачно отвёл взгляд от склизкой массы — что такое самоисцеляющиеся монстры для того, кому уже нечего терять? Ему пиздец был с самого рождения.
III
Йоэль досмотрел, как последний упырь растворился в смоле и пепле на грязной дороге, и пошёл обратно к Сальмиакки. Незнакомец почему-то последовал за ним.
— Давно я не видел другого Охотника, — сказал он.
Значит, он и правда был Охотник; Йоэль его так больше по привычке назвал, и потому что, честно говоря, кому ещё взбредёт в голову притащиться в эти Богом забытые дебри штата? Авантюристу? Любителю острых ощущений? Голодранцу или бандиту? Какая разница; Йоэль просто перечислял синонимы их профессии. В конце концов, это не имело значения.
Йоэль вздохнул, обернувшись. Он присмотрелся к незнакомцу — две кобуры с кольтами, на поясе болтался маленький кинжал. Копна светлых пыльных кудрей спряталась под широкополой шляпой.
Лицо мягкое. Глаза голубые.
Йоэль покачал головой. Этому парню было едва ли столько же, сколько ему самому.
— Достаточно одного сумасшедшего, чтобы все остальные сбежались, — повторил он вслух свои мысли. — Что, на рубежах не нашлось для тебя подходящей могилы, и ты притащился сюда умирать?
Охотник закатил глаза.
— Никакая могила меня не удержит, — он подмигнул. Йоэля перекорёжило. — Что?
А ну-ка. Йоэль потянулся было к лошади, как остановился и ещё раз обернулся, уже внимательнее приглядываясь к незнакомцу.
Он прищурился, с верёвками в руках, и сквозь вихрь мыслей, обычный для него галдёж, явилась парочка воспоминаний. Это было… наверное, месяца три назад? Четыре? Время странно летит, когда ты бегаешь за своей смертью, да и Йоэль научился не доверять каждому Охотнику, неважно, видел он его раньше, или нет, поэтому не особо старался запоминать лица.
Этого же он точно видел.
Тот же нахмурился в ответ, копируя жест.
— Это не твой напарник чуть не отстрелил мне лицо? — воскликнул Йоэль.
— Это не твоя ловушка чуть не отрубила мне полноги?! — Йоонас — Йоонас, мать его, Хенрик Порко — ответил таким же удивлённым тоном и рассмеялся. — А ведь говорят, что дважды пересечься с одним и тем же Охотником — дерьмо примета, м, Хокка?
— А у нас вся жизнь как херовая примета.
Йоонас улыбнулся с искренним — насколько Йоэль все ещё мог различать честность сквозь вездесущее видение лжи и хитрости — удовлетворением, будто он старого друга встретил, а не чудом ещё живого врага. Вот теперь-то Йоэль его вспомнил; шутника, который был и радостью для уставшего от смертей и грязи взора, и причиной для раздражения, а его святое упорство ни за что не поднимать ружьё на других Охотников сделало его одновременно лучом солнца в их мрачном мире и поводом посмеяться над неуместностью такой принципиальности.
Другими словами…
— Опять ты, — простонал Йоэль и отвернулся обратно к верёвкам. — Кстати, а где тот парень-то?
Он пошёл, ведя за собой Сальмиакки, и только удивлённо хмыкнул, когда Йоонас пошагал за ним. Впрочем, за воротами этого города они разминутся, скорее всего; он был прав в одном — их пути больше никогда не должны были пересекаться. Кто знал, удача это или неудача для них, но Йоэль предпочёл бы не рисковать. Не здесь, не на «Змеином Хвосте», где даже метафизический промах может стать подобен выстрелу себе в ногу.
А то и куда хуже.
Он скосил взгляд.
— Не знаю, — по лицу Йоонаса пробежала тень. Он недвусмысленно закатил глаза. — Да и плевать.
— А, — кивнул Йоэль, не то чтобы из сочувствия. Все они это проходили, и все они окажутся в той же ситуации; вопрос в том, кто умрёт первым. Тем не менее, он спросил: — Что, бросил твою задницу стервятникам?
— Ну, моя задница была б для них настоящим пиром, но… типа того, — он почесал свою светлую щетину, глядя на лошадь. — Так что вот он я, тусуюсь совсем один… а где твой-то?
— Я сам по себе, — коротко ответил Йоэль.
Шаг за шагом они оставили деревню с её увядшими грядками за спиной и двинулись вперёд, глубже в территории штата. Куда конкретно, представить было сложно, прерии, казалось, выглядели одинаково во всех направлениях. Даже мысленной карте в голове нельзя было верить.
— Хватило пары приставленных к виску пушек, чтобы я понял, как это работает, — добавил он, постучав по голове.
IV
Общий враг так и не смог убить хладнокровный подход к соперничеству и тот факт, что им всем нужно было прокормить себя и оставить себе пару-тройку пуль. При таких правилах игры воспринимать Охотников как тех же упырей, только чуть опаснее, было порой единственным выходом. Не для всех, но… возможно, вся система была так выстроена; возможно, Ассоциация Охотников специально стравливала их друг на друга — причина лежала где-то вне пределов понимания Йоэля, но правда была проста: в одиночку ты сдохнешь, а с кем-то — сдохнешь более изощрённым образом. Они либо любили — во всех смыслах и видах — друг друга до гроба и по ту сторону жизни, либо яростно ненавидели, безжалостно пытаясь выжить в мире, где хождение по трупам друг друга — не что иное, как обычная жизнь.
Йоэль пересчитывал имена «легендарных» Охотников, и со сколькими из них он не хотел бы встретиться вживую. Большинство из них, конечно, уже и не встретить, а молодняк как-то не стремился к славе…
Но, как ни странно, знакомое лицо принесло Йоэлю некоторое утешение. Их путь вёл их в самые мрачные земли, куда не должен был идти ни один человек — если только не ради того, чтобы вырыть себе могилу; иногда общим становился не враг, а то, что они были единственными разумными — по-настоящему — существами на мили и мили мёртвых земель, и этого было достаточно, чтобы подумать дважды, прежде чем всадить друг другу запасную пулю в голову. Не то чтобы он так сильно хотел быть рядом с Йоонасом, но он лучше доверится знакомому сопернику — врагу, может даже, — чем союзнику, которого он впервые увидел. Он знал, чего ожидать от него. С момента их последней встречи, конечно, прошли месяцы, и пары лун может быть достаточно, чтобы сломить человека, но… Йоэль мог видеть отражение своего собственного проклятия.
Так что он позволил ему брести рядом, без возможности выбирать себе компанию. Привычки заставляли его тянуться к пистолету, держать руку поближе к кобуре; безопасность казалась хрупче засохших корок на грязи. Йоэль мог сколь угодно избегать общества, но он всё же был человеком. Он пересчитывал, время от времени, имена легендарных Охотников — и сколько из них вселяли в него неподдельный ужас своей непредсказуемостью, извращённостью, порой откровенной жестокостью, и сколько из них пало жертвами другой аксиомы их жизни — свободное место долго не пустует. На свободный участок земли между двумя домами просится бар, на голый участок обоев просится картина. Пустой кошелёк стонет по монетам, а пуля просится в пустой ствол револьвера,
В тишину просятся голоса.
И Йоэль, каким отчуждённым и холодным он бы ни стал, чтобы выжить в этих краях, боялся думать, что за голоса это могли бы быть.
V
Его внутренний конфликт между раздражением и утешением присутствия другого живого существа длился несколько часов; Йоэль ожидал, что Йоонас исчезнет после той же деревни, но он продолжал возвращаться, шурша по высокой траве, пока они не добрели до следующего города, и только после третьего он снова оказался один, с кажущимися бесконечными прериями по обе стороны от него. Возможно, Порко попросту заплутал где, или столкнулся с кем-то поопаснее, чем простой упырь.
Иногда в этой чёртовой равнине было проще заблудиться, чем в густом лесу.
Мгновение он смотрел на закат, гадая, куда делся Йоонас, затем пожал плечами, подталкивая Сальмиакки вперёд.
Тишина, значит тишина.
На пороге сумерек дорога снова прервалась и привела его в другую деревню. Другую во всех смыслах — пустующую иначе, в вечерней уютной тиши. Йоэль назвал бы это сродни предчувствию, сжимавшемуся внизу живота, каждый раз, когда он наблюдал застрявшие в энтропийном декадансе заражённые сёла — прежде чем он уловил мерцание свечей за окнами и шёпот дюжины голосов вместо голодного рычания. Как бы прозаично это ни было, это работало лучше, чем интуиция.
Он прошёл мимо выжженных остовов домов, до центрального перекрёстка, и остановился под вывеской трактира, слегка покосившейся в сторону, но — свежевыкрашенной. Под ней была слегка приоткрыта дверь, отбрасывая на грязную брусчатку полосу тёплого света через образовавшуюся щель. За ней, заметил Йоэль, был полупустой — странно, время вроде позднее, как раз для ужина — зал. Его желудок возмущённо заурчал, напоминая о том, что его тело иногда всё-таки надо кормить. Он мог заодно и принять душ, раз такое дело, запах пота и гнили беспокоил его сильнее, чем голод. Может, даже раздобыть место вздремнуть до рассвета.
Если ему, конечно, повезёт.
Йоэль вздохнул, поправил шляпу на голове и шагнул внутрь. Он быстро огляделся — едва ли дюжина людей сидела по углам, и женщина за прилавком, усталая, с лицом, изуродованным зарубцевавшимися ожогами. Их взгляды мгновенно устремились на него, как только за его спиной закрылась входная дверь.
Он неловко вздрогнул; вот это было для него куда большей проблемой — не рой немёртвых тварей, а внимание со стороны живых… и когда он поймал взгляд огромного мужчины, он вовсе не излучал гостеприимность. Больше шансов было поймать единорога, чем найти хоть кого-то, кто был бы рад его видеть, разумеется, — он заранее приготовился к худшему, что обычно приходило в таких местах.
Но — попытка не пытка. Он облокотился на стойку. Женщина тут же отшатнулась, скрестив руки на груди, и холодно оглядела его с ног до головы единственным глазом. Другой был подёрнут дымкой, почти сливаясь с бледным шрамом.
— Вечера, — хрипло начал Йоэль. — Сколько за ужин?
— Нисколько, — резко ответила она, почти шипя сквозь зубы. Она уставилась на оружие, висевшее на плече Йоэля. — Иди отсюда, Охотник, тебе здесь не рады. Ни тебе, ни другу твоему, ни врагу.
Похоже, что Йоонас уже успел попытать своего счастья, отдалённо подумал Йоэль, и вздохнул. Женщина потянулась под прилавок — движение, которое он видел много раз. Она собиралась выхватить ружье, выругаться, выстрелить в потолок, потому что ни у кого из них не хватило духу выстрелить в него и проверить, лгут ли легенды, и… впереди его ждала очередная ночь верхом. Не в первый раз.
Ему не нужно было полагаться на интуицию, чтобы это предвидеть.
Он выпрямился, отстраняясь от стойки.
— Может, я не Охотник, — пробурчал он. — Может, я всего лишь бродяга.
— Не обманешь.
Она указала подбородком в сторону выхода. Её лицо скривилось в отвращении, только подчёркивая её шрамы — подобно безмолвному обвинению, в том, о чём он даже не догадывался.
Возможно, она была в чём-то и права. Охотников здесь не было давно, а те, что были…
— Уходи, — строго отчеканила она. — Уходи, пока Смерть не нашла нас и не забрала заодно с тобой.
…обычно ничего хорошего не приносили.
Не в первый раз — не для него, не для неё. Люди по углам смотрели также злобно, и также выглядели измученно, покрытые шрамами где только Йоэль мог заметить.
— Чёрт, — он сдался, разворачиваясь. — Вот тебе и благодарность.
Посвящение в Охотники превратило его навыки в меч, обоюдоострый, но, тем не менее, оружие, всё же лучше, чем бесполезная тяжесть на его плечах, но эта работа никогда не была щедрой на вознаграждения. Говорили, что Охотники приносят несчастье — как будто во всём мире, который он знал, не заканчивалось то, что ещё можно принести в жертву старой ведьме Фортуне ради ещё одного мирного дня. Его путешествие навряд ли будет что-то стоить — не подписанный контракт, а его собственная миссия, эдакий акт чести. Много ли таких, за которые он почти умирал снова и снова.
Он вышел, хлопнув дверью за собой. Он слышал это слишком много раз — кто-нибудь назовёт это проклятием Охотника, которое он будет нести до своей ранней могилы, преследуемый воронами, презрительным взглядом Жнеца и запахом гниющей плоти. Он не знал, что здесь произошло, и никто не собирался ему объяснять; это ничерта не честно, но кто мог знать, кто приходит первым в этой игре в чехарду — монстры, которые опустошают земли, или охотники.
Иногда даже Йоэль думал, что второе.
VI
Ещё одна дверь хлопнула за его спиной, на этот раз после выстрела, который эхом прокатился по всему городку — снова неверная фраза в неподходящий момент, и вот пушки наставлены на бедного Охотника в поисках всего лишь еды и постели. Ещё одно место, сгоревшее почти дотла, ещё один остаток некогда пышного и многообещающего фермерского городка, накидывающий на его грешную голову вину за чёрт знает что. В тот момент Йоэль собирался бросить его по-настоящему и бродить в лунном свете до восхода солнца, положившись на свою стойкость (такую себе), и уже повёл Сальмиакки по тонкой тропке в траве.
Желтоватое мерцание окон вдали привлекло его внимание.
В сумерках, в эти уродливые часы, когда контраста между светом и тенями едва хватало различать смутные образы вдалеке, он попытался сощуриться — с трудом, но он уловил силуэт одинокого дома, стоящего среди чистого поля. Он подвёл Сальмиакки ближе, пока та не споткнулась о длинное бревно коновязи и другую лошадь, которая уже стояла привязанная к столбикам.
Серая.
Он спрыгнул на сухую траву и неловко похлопал её по мощной ноге.
— Ну, повеселись тут…
Он прошёл мимо окон, заглядывая внутрь — похоже, что ещё одна таверна, тот редкий её вид для заблудших и, судя по тому, что каждый первый за столом выглядел как отъявленный бандит, проклятых. Тесный зал был странным образом почти забит.
Оружия было предостаточно, как заметил Йоэль, и это делало ситуацию одновременно и лучше, и хуже.
Что ж, можно попробовать и ещё раз. В последний раз. Ему очень хотелось есть и спать, но если и это место пошлёт его к чёрту, то придётся смириться — а завтра стать ещё злее. Кажется, Йоонасу повезло поймать его именно сегодня, завтра он бы не стал церемониться и просто отстрелил бы ему голову. О чём беспокоиться, о несуществующей охотничьей солидарности?
Он ухмыльнулся, мрачно пнул каменные ступени, как будто это напугало бы это место и заставило его подчиниться великому Охотнику, которым он (не) был, и поправил кобуру, прежде чем толкнуть дверь.
Над входом висела нарисованная от руки табличка, дающая этому странному кирпичному дому довольно незамысловатое название — «У Джонни».
VII
— О, здорово!
Йоэль замер, с ладонью на толстой дверной ручке, и огляделся в поисках источника знакомого голоса. Йоонас шлёпал по грязи из теней к входу и остановился рядом, наполовину освещённый тусклым светом из окошка. Чуть более пыльный, чуть более уставший, но в целом — не изменившийся за эти несколько часов.
— Я думал, тебя завалил кто, типа Мусорщика, — сказал Йоэль.
— Ну, — усмехнулся Йоонас и отмахнулся от него, — я же сказал, меня ни одна могила не удержит. Ну, что у нас тут такое?
— Моя последняя надежда поесть.
— Ой да ладно, кто откажет в услуге такому милому личику?
— Блять, ты не поверишь.
Йоонас фыркнул. Он протиснулся мимо Йоэля и распахнул дверь — снова заставил всех внутри обратить на них внимание, но сам не шевельнулся, повиснув на косяке.
— Ну, третий раз счастливый обычно. Что лучше — деревенщина с палкой в жопе, или одинокая гостиница в поле, которая может быть, а может и не быть рестораном для каннибалов… ну, знаешь, как в старых сказках, «будь как дома, путник» и всякое такое.
Йоэль подавился воздухом.
— Чего? Это ты откуда взял?
— Не знаю, просто, — Йоонас оглядел зал, — опыт?
Он обернулся; Йоэль молча вытаращился на него, и он расхохотался.
— Что? Я книжек много читал.
Он подвинулся и отвесил Йоэлю пригласительный реверанс — прежде чем бесцеремонно толкнуть его внутрь.
Ну, во-первых, никто не поднял на них пистолет; Йоэля даже немного удивило равнодушие — после вечера, полного мрачных и откровенно неприятных взглядов. Часть людей просто вернулась к своим делам, потеряв к ним интерес за секунду.
Дверь мягко закрылась за его спиной, и Йоонас прошёл мимо него, неторопливо приблизившись к стойке. Йоэль же замер посередине — в попытках считать тонкую атмосферу места. Она была странно знакомой, менее уютной (не-для-тебя-Охотник), чем городские мотели и таверны в живых деревнях, и более… нечто на грани нормального. Разница была не только в посетителях — не местные крестьяне, а очевидно путешественники, вооружённые и навьюченные рюкзаками, в плащах, свисающих несколькими слоями с широких плеч. Пахло порохом, дымом и элем, смесь горького и терпкого аромата ударяла ему в нос вместе с отчётливым привкусом пота и почему-то ладана.
Ах, точно. Он знал этот запах. Именно так пахли бы логова Охотников, объединённых в одну хижину. Эту вонь он не мог спутать ни с чем, наверное, он пах так же неприятно, если бы захотел обратить внимание. Он немного поморщился, но осторожность, заставившая его остановиться, постепенно рассеялась, превратившись в ощущение знакомства.
Достаточно одного сумасшедшего…
Ясно. Охотникам нужно было место, точка сбора, даже здесь — и где ещё, если не за городом, за пределами всего и всех.
Он вздохнул и вскарабкался на табурет рядом с Йоонасом, который выглядел весьма довольным собой и следил взглядом за движениями бармена. Мужчина — невысокий, со светлой гривой волос под кепкой, с блестящими серыми глазами — уже возился с кранами. В отличие от людей, мимо которых Йоэль пришлось пройти за несколько часов до этого, он криво улыбнулся им двоим и вручил им две кружки пенящегося пива.
— Итак, — Йоонас первый сделал глоток, — что привело тебя в «Змеиный Хвост»?
— Личные косяки, — пожал плечами Йоэль.
— А, даже контракта нет?
— Они недостаточно платят за то, чтобы я разобрался с этим пиздецом для них. Если я умру, я умру, а если нет, то то, что я хочу сделать, не стоит и гроша, — он отвлёкся, потягивая пиво сквозь густую пену. Что бы это ни было, на вкус оно было недурным — хотя в этот момент он выпил бы что угодно, лишь бы немного согреться и расслабиться после долгого дня ходьбы. — А ты?
— Хотел посмотреть, что дома творится, — просто ответил Йоонас. Удивительно честно. — Так что… тоже личное, и тоже своего рода косяк.
И всё же, если не считать рассказов и пары мимолётных взаимодействий на охоте, Йоэль почти что не знал Йоонаса. Случай обычно ставил их по разные стороны их работы, пусть и в одни и те же районы, в рамках одного штата, но они преследовали свои собственные интересы — и в другое время, в другом месте он бы и бровью не повёл, прежде чем отправить в его сторону пулю, но здесь они, как ни странно, шли одной дорогой. И тот факт, что они не были связаны никаким контрактом, означал, что они и не были связаны обязательством участвовать в естественной для их работы «охоте на охотников».
Но более того это не значило ничего. Возможно, они преследовали похожие цели, но это был просто факт, и не оправдание.
Он задумчиво замычал.
— Так почему ты один-то? — продолжил Йоонас. — Я знаю кучу Охотников, и вряд ли кто-то согласится идти сюда без напарника.
— Так проще, — повёл плечом Йоэль. — Не то чтобы я не люблю компании, это компании меня не любят. Не на кого положиться, да, но и предать некому. Ты знаешь, как это работает.
— Значит, волк-одиночка?
— А твой напарник тебя бросил помирать. Ты знаешь, как это работает.
— Я предпочитаю считать это исключением из правил, — ответил Йоонас, и поднял свою кружку. — В этом путешествии у нас нет никого, кроме самих себя, я прав? Тебя послали нахер, меня послали нахер, вот нас и двое. О тебе я слышал дочерта дерьма, но лучше уж ты, чем, — он огляделся и упёрся взглядом в какого-то мужика с соломенной мишенью на груди, — вон тот, например. Выпьем за это?
Йоэль секунду рассматривал кружку, висевшую перед его глазами, и ухмыляющуюся за ней кудрявую наглую морду лица.
Ай, ну и хер с ним.
— Только не беси меня, — мрачно хмыкнул Йоэль и, осторожно чокнувшись с Йоонасом, повернулся к бармену. — Эй, дай мне второй стакан.
Мужчина за прилавком поднял бровь в немом вопросе, но повиновался, усмехаясь себе под нос. Йоэль вытащил из куртки маленькую фляжку — запасы джина на случай, э-э, для самых разных целей — и налил немного в стакан, прежде чем осушить его одним глотком.
— А это за единственного спутника, которому я доверяю, — он поморщился и передёрнулся, — тени самой Смерти.
Йоонас тихо закатил глаза.
rise up,
dead man
let the gunshots ring
shadows calling
let the gunshots ring