- Эй…
Палец касается губ, и обсуждение – уже неважно, чего – обрывается на полуслове. Вся таверна погружается в напряжённую, особую тишину – уют вечерней трапезы тех Охотников, кто пережил этот день, резко обернулся торжественностью. Их глаза – устремляются к человеку в пыльнике, который замер посреди зала, возвышаясь над столами. Он поправляет изогнутый стетсон на длинной гриве соломенных волос и ухмыляется; в его жестяной кружке догорает зажжённая спичка.
Кружка со стуком оказывается на стойке. Один Охотник подходит – бросить монетку со звоном, другой делает шаг вперёд – отправляет внутрь старый, ржавый гвоздик. Кто-то вытаскивает пулю из револьвера и оставляет рядом, ловить проблески пламени. Без лишних слов, и Йоонас вытаскивает колоду карт; перемешивает ловкими пальцами и проходится, выглядывая из колоды тузы – бубновый попадается первым, и он отправляется под кружку.
Он не знает и половины этих Охотников, ни в лицо, ни по имени – но так принято, так они живут, каждый день предлагая друг другу крохи своей удачи, которыми могут поделиться, чтобы кто-то вернулся завтра домой. На этих проклятых землях у них только удача и осталась разменной монетой, даже не доллары и не чеки – одна удача.
Арчи криво, зубасто улыбается бармену и позволяет ему проводить его до дверей салуна – и шагает прочь, толкая створки от себя. Джонни ловит их на лету; держит, долго смотрит вслед, как-то непривычно нехотя отводит взгляд. Хмурится, и Йоонас ещё долго не может понять, в чём же дело.
Когда Охотник не возвращается к вечеру следующего дня, он начинает понимать.
И к третьим суткам, створки салуна впускают человека внутрь; не того, кого они ждали, увы – но чьё появление значит только одно. Гробовщик – и Йоонас узнаёт его по рассказам о высоченном парне с глазами цвета грозового неба – входит внутрь, разрушая привычный поток охотничьей пересменки, ищет кого-то – бармена, Джонни, – и протягивает ему шляпу.
Обыкновенный стетсон, перепачканный в алом и пепельном.
Йоонас не слышит ответов. Он что-то говорит, басит, но оно пролетает мимо его ушей, а потом он исчезает – вновь. За дверьми со скрипом уезжает телега.
Арчи не возвращается, да и Йоонас тоже; может, потерял всю свою удачу по дороге, а может – она особо ничего и не значила, все эти заячьи лапки и фишки от покера, несколько Джокеров в колоде, мелочь, которой полнилась его сумка, которую кто-то мог счесть «амулетом на удачу», никогда ничего не значили. Какая разница, если человек решает поднять пистолет на тебя, а не на монстра.
Йоонас разглядывает безоблачное небо, щурясь в насыщенную лазурь над головой, и тяжесть его костей медленно вжимает его в мокрую грязь, глубже и глубже, смешиваясь с кровью из разбитого пулей к чертям собачьим плеча. Вроде не смертельно, он мог бы постараться, встать – но тяжело. Давит, усталостью и обидой. Может, через пару минут или тройку – поднимется на ноги, пережмёт курткой и пошагает обратно в салун. Не умирать же в грязи.
Где-то бурчат и воют упыри – громче, ещё громче, как будто за головой уже.
Сквозь бешеный стук сердца, отдаваясь эхом в ушах так, что аж глушило, он всё-таки слышит поскрипывающий звук колёс.
I
Почти пустой в такой час, в бледном утреннем свету зал таверны казался намного просторнее, совсем иным, чем тесная комната, в которой Йоэль провёл прошлый вечер. Столики пустовали, кроме одного в углу, где на стуле сгорбился спящий Охотник, и единственным источником какого-то движения были бармен и, разумеется – Йоэль даже усмехнулся – Йоонас. Их разговор немного ломал неуютную картинку, а с появлением Йоэля прекратился вовсе.
– А я думал уже идти тебя расталкивать, – Йоонас развернулся, ногой выдвигая табурет рядом. – Кстати, познакомься – Джонни.
- Туманно как-то сегодня, – подметил Йоэль и коротко кивнул бармену в качестве приветствия. Он быстро пробежался взглядом, вверх и вниз – не случайный смельчак, устроивший себе предприятие в чреве смерти. Что-то в его физиономии и позе, какой бы небрежно-расслабленной она ни была, выдавало в нём Охотника, притом бывалого; таких надо в лицо запоминать – хотя бы на случай, если пересекутся в полях; навряд ли дорога приведёт его обратно сюда, да он и не планировал возвращаться…
Он остался стоять, уложив руки, а рядом – шляпу, на стойку, и с щелчком пальцев указал на бар за спиной Джонни.
– А где…
- Мидди ушёл в город, – отозвался бармен, и, с пару мгновений подумав, добавил: – Ну, сегодня же среда?
– Мидди ушёл, потому что среда, или туманно, потому что среда?
– И то, и другое.
Йоэль фыркнул; логично, не поспоришь. Но, прежде чем он открыл рот, Йоонас пододвинул к нему какую-то бумажку, привлекая внимание.
– Что это?
На вид как постер из серии «их разыскивает полиция», но при ближайшем рассмотрении – нет, совсем нет. Не было ни наглой морды лица, которую, собственно, и хотели живым или мёртвым, ни типичных росписей местного шерифа – зато были символы, присущие их особому обществу.
То есть, Йоэль держал в руках охотничий контракт. Большая редкость в этом месте, по всей видимости, где уже не важно было, кто за кем охотится, главное, чтобы умирали правильные люди. Или не-люди. Форма была непривычной, либо старше, чем Йоэль-Охотник, либо уже от руки стали писать, забив на правила приличия и оформления. По крайней мере, контракт не церемонился, напрямую указывая, что было нужно от него, и что ему полагалось.
- Деньги, – Йоонас широко ухмыльнулся, подпирая рукой щёку. – Денюжки.
Деньги… звучало неплохо.
– Свежее? – спросил Йоэль.
– Погода странная в последнее время, – снова немного уклончиво ответил Джонни. – Туманы сплошь, утро за утром, а когда туманы поднимаются… сам знаешь же, не ребёнок.
Йоэль нахмурился и взглянул ещё раз. Несколько слов об оплате, довольно неплохой, но, как обычно, стоит вычесть стоимость амуниции и (если не повезёт) содержимого походной аптечки, всё, что останется на руках – сущие копейки на мороженое.
Мороженое в здешних краях давно уже не видели.
Рисунок ещё был. Ни слова описательного, но росчерками и кляксами – сгорбленный силуэт и вороний череп, глядевший с листа на него пустыми глазницами.
– Оно самое, – Йоонас кивнул, поймав его взгляд.
Слухи – половина к половине плод безумной фантазии и дюжину раз пересказанная история, смешанные вместе, говорившие больше о коллективных навязчивых мыслях охотничьего сообщества, чем о монстрах, на которых они охотились, но в их рассказах была капля правды. Призрак Смерти её собственной персоной. Он, конечно, в силу своей профессии привык выглядывать везде вестников своей печальной участи – может, один уже стоял у дверей таверны, покачивая увесистым револьвером, чтобы всадить пулю туда, куда не успел его бывший напарник. Но это – по праву считалось самым уродливым обличием Костлявой из всего, что мог притащить из одержимых умов охотничий фольклор.
Да и не только фольклор; тварь та ещё. Вечно среди птиц, чёрт подери, не зря Йоэль сторонился и пернатых.
Он задумчиво хмыкнул, отчасти удивлённый – отчасти совершенно нет.
– Сколько людей видели эту листовку?
– Да все, – ответил Джонни. – Только четверо решились. В Спрингфилде уже дерьмом изошлись, последняя торговая линия через разлив и проходит. Хотели своих отправить, но те подохли и разлагаются в болоте. А что до наших… один не смог, вот Гробовщик вчера заходил, принёс его револьвер. Второй вернулся, но, – он вздохнул, – не в своём уме, так сказать. Двое вчера пополудни ушли, ни слуху, ни духу пока.
- Спрингфилд? – задумчиво повторил Йоэль. Не без неприязни в голосе. – Всё ещё окружной центр?
– А крупных городов больше не осталось, – пожал плечами Джонни. – Да за что вы так его не любите?..
Было бы за что любить – и точно не за каменный «форт» шерифа на окраине, возвышавшийся неуместной каменной крепостью, чуть ли не замком готическим среди низкорослых построек. Да и у Йоэля самого были причины его сторониться, и не в последнюю очередь из-за старика-шерифа, если он ещё был жив. Даже Йоонас заметно поморщился от упоминания городка.
Как будто их где-то жаловали. Может, на доске объявлений всё ещё висел потрёпанный сухими ветрами плакат с его юной физиономией.
Йоонас забрал из его рук листовку, разворачивая рисунок к себе.
– Мда. Неудивительно, что к ним никто не суётся, это пиздец на ножках же.
– И я в том числе, – ответил Йоэль. – Их вроде как Мусорщиками зовут, таких вот? Не видел вблизи ни разу, как чумы сторонюсь. Впрочем, чума и есть, своего рода. Пока получалось.
Йоонас на листовку смотрел с неподдельным интересом, и, видимо, в этот раз отвязаться не получится. Хотя что мешало Йоэлю?..
– Мы выбираем сами свои битвы, – пожал плечом Джонни. – Ну, пытаемся, по крайней мере.
– Есть такое. Ну, так что? – Йоонас забрал у него листовку. – Как звучит?
Как ловушка для дураков и какой-то экстравагантный способ совершить ритуальный выход из жизни, вот как это звучало – даже не скоростью мусорщики брали, они в принципе твари медлительные, если байки не врут, и не силой, которая могла оставить Охотника без частей тела, а то и без кишок, одним ударом. Не только.
Что там было про пустоту в голове?
– Маску в качестве трофея можете подвесить, – хрипло отозвался Йоэль. – Украсит.
Джонни криво усмехнулся.
– Это не нам, это в Спрингфилд, – он ткнул в подпись на листовке, но огляделся, прошёлся взглядом по деревянным стенам. – Хотя вот там бы что-нибудь вывесить…
Йоонас закивал с лицом заправского декоратора интерьеров.
Потом он развернулся и выжидающе уставился на Йоэля.
- Посмотрим, – произнёс тот, наконец, не то признавая поражение, не то – победу над совсем не охотничьим своим настроением. – Посмотрим. Так это, что по завтраку?
Джонни фыркнул и развернулся, устремляясь широким шагом за деревянную арку. Только взгляд, долгий, понятный только ему одному, бросил на кособокий стетсон Йоэля, прежде чем исчезнуть в кухонном полумраке.
По ту сторону загремели утварью.
Йоэль поспешно водрузил шляпу на место, приминая грязные волосы, и приспустил ремень от Винчестера, скидывая винтовку под стойку. На стол же лёг его кольт, следом – широкий нож и платок.
- Ты это перед каждой охотой чистишь? – присвистнул Йоонас.
Йоэль не ответил ему, принимаясь раскладывать револьвер по деталям. Он мог бы перечислить причины, почему бы и нет, у всех Охотников по дюжине своих ритуалов – и на удачу, и чисто из привычки, даже у Йоонаса, он был уверен, нашлось бы что-нибудь, смысл чему был только Порко и известен. Он прошёлся тряпкой по пружинам и рычажкам, протёр ствол и барабан – меньше осечек и меньше беспокойства, там и сейчас, как кость, брошенная голодному псу, который нетерпеливо царапал пол его сознания. Подпрыгивающее колено выдавало его нетерпение и, наверное, некоего рода удовлетворение – для всех, кроме Охотников, исключительно извращённое. А Охотники отличались нестандартным мышлением, его же собственное работало абсолютно непостижимым образом.
Джонни вынес две тарелки, от которых пахло мясом. От вязкого наваждения туманного утра не осталось и следа.
– Лошадей здесь оставим, – бросил Йоэль, отрываясь, наконец, от своего кольта. – Пешком пройдёмся.
– Пешком так пешком… хорошо, – Йоонас достал колоду карт. – Выпьем потом, раз уж мы, похоже, партнёры теперь?
– Не стоит. Если так, то мне придётся на каждом шагу ожидать от тебя тычка под рёбра.
Йоонас покосился на полупустую бутылку джина; подтолкнул её к себе, но не стал делать глоток, а вместо этого подсунул карту под дно. Рубашкой вверх.
– Это моя ставка, – улыбнулся он, сверкая глазами из-под шляпы и кудрей, озорно, как будто они собирались сливы у соседа красть, а не на Охоту.
II
Роща за окном тонула в молочно-белом тумане.
Йоэль её вчера не заметил; он в принципе едва ли что-то видел в той кромешной мгле, за блестящими под луной лужами грязи и многообещающим блеском окон были только тёмные силуэты. Тем не менее, вот она была, чуть дальше по старой колее, растянувшись по линии горизонта нефритовой стенкой. Как будто его из одного сна перекинуло сразу в другой, слой за слоем в глубинах лихорадочного кошмара – просто с привкусом и запахом тины теперь. Перед ним раскинулись болотца; если бы он мог развернуть в голове мысленную карту, посмотрел бы, какая река пересекала это поле. Скорее всего, даже названия не осталось, да и местные, которых Йоэль припоминал ещё, обычно называли реки «та», «эта» и «вон этот ссаный ручеёк».
Такое обычно на Юге чаще встречалось, чем на высушенных просторах дичайшего из Западов, но природа – она такая, и болото притащит туда, куда не стоило бы. Как по Йоэлю, не стоило никуда. К чёрту болота. Он уже не считал недостатки этой затеи и отказался от попыток найти в ней хоть какую-то выгоду, но болота – всегда были плохим предзнаменованием для всех и всего. Вонючие, туманные, мутные и вязкие. Тел там валялось уйма, особенно здесь, и хотелось бы, чтобы их давно уже размыло до состояния белых костей, чтобы не шататься по воде, смешанной с гниющей плотью и трупными ядами. Опыт – строившийся на ошибках и тех днях, когда Фортуна была в плохом настроении – подкидывал и другую причину, не менее мрачную.
Будь погода яснее, солнечнее, Йоэль бы рассмотрел вдалеке мрачные серые стены форта шерифа; если хватит той секунды, одной-единственной, на которую он позволил бы себе задержаться на такой широкой дороге. Одно дело – чесать через всё поле по равнинам странником, а совсем другое, когда идёт охота – навязчивое желание скрыться среди теней пересиливало всё остальное, словно переключившаяся по щелчку пластинка.
А охота шла – и не только на Мусорщика и прочих упырей.
Шорох ботинок глох в вязкой утренней тишине. Они давно свернули с основной дороги – та уходила в сторону Спрингфилда, по краю рощи, хордой вдали от заболоченной земли. Под тенью деревьев было как-то уютнее – впрочем, какой к чертям уют на землях бродячих усопших? Скорее иллюзия умиротворения, единственное, что её напрочь ломало, – ветер, уносивший болотную вонь из заводи, смешивая её с утренней прохладой и их собственными запахами.
В одном месте тропа раздваивалась, предлагая выбрать между заросшей колеёй и растоптанной грязью, и та, с другая – в обход заводи. С одной стороны, возле деревянных мостков, прикрывшись только последним рядом деревьев – и с другой, по скользкому берегу через камыши. Ни то, ни другое Йоэлю не импонировало.
Он позволил себе небольшую пробежку по сырой грязи до края воды, стараясь не соскользнуть в непрозрачную муть. Йоонас аккуратно спустился следом.
Дальний берег едва было видно, только сваи и посеревшие доски пирсов – то, что осталось, видимо, от рыбацкой деревушки. Йоэль щурился в молочную дымку, высматривая фигуры, рукой придерживая винтовку как рвущегося пса. Туман, может, и скрывал их самих от посторонних глаз, но и самим не позволял разглядеть что-либо кроме размытых образов – будь то упыри, застрявшие среди своих домов, другие Охотники, или же просто игра утреннего солнца. Неуютно. Опасно даже.
Даже если они старались не выдавать своего присутствия. Лучше было шуметь там, где их никто не найдёт, чем ходить на цыпочках на виду у всех, выгодное положение простит и откровенную наглость – плохое же накажет и за предельную осторожность.
Иллюзия покоя – и с тем, как Йоэль считал минуты, прошедшие с начала охоты, он считал и секунды до того момента, как она разрушится перед ними. Вводная часть их пляски со смертью тянулась уже слишком долго, каждый чёртов миг испытывал его терпение – а у него и так было его мало.
Они едва пересекли заводь, остановившись за пару домов, курятник и конуру от рыбацкой деревни, как покой этот, наконец, разлетелся фарфоровыми осколками с первым же выстрелом. Вороны сонной тучей сорвались с деревьев, взмывая в туман, где-то вдали заржала испуганно лошадь. Йоэль даже вздрогнул от неожиданности (чёртовы птицы!); рядом замер Йоонас, уложив ладонь на кобуру.
Значит, были люди на другом берегу. Им повезло, что туман был всё ещё плотным; пройди они полчаса спустя, кто знает, может, их бы заметили ещё издалека. Им следовало бы разойтись, запоздало подумал Йоэль – на развилке ещё, послать Йоонаса обходить деревню с дальней стороны. С другой стороны, это бы значило потерять Йоонаса из виду – а эта мысль ему не нравилась по… ряду причин.
Либо ему стоило бы слезть с мостиков и зайти в деревню на расстоянии хотя бы нескольких футов от Порко, не рядом с друг другом же, чёрт возьми.
Йоэль подозвал к себе Йоонаса и прижался спиной к влажной стене первого домика, вскидывая винтовку. Где-то впереди завелась перестрелка; револьвер и две винтовки, если слух его не подводил, с нескольких сторон сразу. С каких точно, сказать было сложно, глухо эхо разносило выстрелы по роще, умножая их, путая между собой. Всего выстрелов шесть, может, семь – с каждым новым он отгибал по пальцу, молча отсчитывая в голове, сколько патронов – и всё стихло, так же резко, как началось, с одним коротким вскриком.
Иногда он признавал себе, что чаще выбирал быть стервятником – придерживал своё оружие, шагал так тихо, насколько позволял азарт охоты. Шрамы нашёптывали свою мудрость – обожди, Охотник, немного, в этой резне тебе места нет. Множество таких кровавых представлений ему пришлось наблюдать хладнокровным арбитром стычек неизвестных ему людей, пока те загоняли друг друга в грязь и гниль – а потом спуститься и забрать то, что осталось. Во множестве ему пришлось и поучаствовать самому, выжить разве что чудом после одного неосторожного шага, хрустнувшей ветки, движения непослушных рук.
Пауза только какая-то непонятная наступила. Он нахмурился, переглянувшись с Йоонасом – тот его мысли, похоже, разделял. Он встал с другого угла, осторожно вытащил оба пистолета и выглянул из-за угла – и тут же повернулся обратно, с широко распахнутыми глазами.
– Завались, – одними губами произнёс Йоэль. – Ну не может же...
III
Отблески костра часто напоминали Йоэлю о том, что стало с его домом – давно уже как мираж, осколок воспоминаний, едва ли имевший общее с тем, что тогда случилось на самом деле, но как будто «Змеиный Хвост» мог позволить ему об этом забыть. Никакого покоя, ни человеку, ни прошлому – ничто не задерживалось в могилах на этих землях, даже связанное цепями и сброшенное в глубокий омут, даже сожжённое дотла.
Он сказал сторониться, как чумы – и это было преуменьшением, серьёзным. Йоэль не дрогнул бы перед некогда счастливой семьёй, ныне потерявшей любое сходство с человеческим обличием, смог бы найти способ из подручных средств вздёрнуть раздувшуюся в посмертном обжорстве и почему-то ещё двигающуюся мешанину из органов – но вот он стоял, липкими от пота руками стиснув свой «Винчестер».
Дом казался теперь таким хлипким, едва ли достойное укрытие. Стоило им пробраться внутри, возможно, в те свободные секунды, пока снаружи царил хаос перестрелки – но ведь как только она закончится, разве они, застрявшие в пыльных коридорах, не станут подобием рыбных консервов?
Он подобрался подкрался ближе к краю, игнорируя тихий вдох удивления Йоонаса, и бросил один беглый взгляд – на фигуру юного Охотника, единственного выжившего (ненадолго, впрочем), который целился перед собой, вытаращив глаза в абсолютном, первобытном ужасе.
Перезвон побрякушек, влажное шарканье и хриплые выдохи – если оно вообще дышало, а не издавало навечно застрявший в искалеченных лёгких предсмертный свист – становились ближе и ближе; источник их оставался невидим, но от одних этих звуков дыбом вставали волосы. Ни единого слова. Мусорщик никогда не разговаривал.
Йоэль зажмурился, не удержался, когда тот Охотник с последним отчаянным криком развернул револьвер – за секунду до того, как дрожащие пальцы должны были сжать курок.
Мусорщик не разговаривал – его песню пели другие люди. Кровавую колыбельную одинокой пули, летящей сквозь череп. Вот так.
– Знаешь, – Йоонас нервно усмехнулся, – ты прав, наверное. Ну их к чёрту…
Йоэль вздохнул, собираясь с мыслями – ускользая от липкой неуверенности, которая успела пробраться внутрь, до самых кончиков пальцев ног. Роща позади них, в общем-то, была не так далека, как им показалось – туман начал рассеиваться, дорога назад прояснилась достаточно, чтобы можно было просто разбежаться и…
Как будто от этого чёртовы скользкие мосты куда-то денутся.
Он присел и осторожно спустил рюкзак на сухую траву.
– Ты когда-нибудь с ним разбирался сам? – прошептал он, выглянув из-под шляпы.
– Ни разу, – Йоонас мотнул головой. – Я знаю, что они медленные и сами по себе хилые вроде, нет? Ну… если вспомнить, как Мусорщики появились.
– Телами-то да. Это не Мясника полдня из дробовика отстреливать.
Змеиной Луны проделки. В измученном теле, в настрадавшемся разуме, она находила место и сворачивалась ядовитым клубком – все эти Мусорщики некогда были всего лишь жертвами жестокой реальности, живущими на размытой границе между кошмаром и болезненной явью. С чьей-то точки зрения, они скорее несли милосердие этим тварям, второй шанс, который они не получили до того, как загробная жизнь встретила их вот так.
Йоэль достал охотничий нож и принялся сосредоточенно привязывать его к своему «Винчестеру»; не штык, конечно, но старый, который больше подходил к этой винтовке, куда-то пропал ещё в прошлые вылазки. Он снял предохранитель и последним щелчком взвёл винтовку, целясь в кусты.
Вот угораздило же.
– В какую сторону? – Йоонас криво ухмыльнулся. Ветер, видимо, поднялся, волосы выбились из-под шляпы. – Хотя не, чур я со стороны его обхожу. Всё вперёд же свешивается, что он там на себя понадевал, сорока-переросток, мать его.
– Сволочь, – мрачно усмехнулся Джоэл. – Я хотел тебя послать с ним лицом к лицу встречаться.
– А, ну, удачи тогда, я себе задачку попроще застолбил, – Йоонас отодвинулся. – Если что, я тебя избавлю от страданий.
– Не надо. Я устал вытаскивать из себя свинец в прошлый раз, когда кому-то пришла похожая мысль. Так что либо сделай свою работу лучше моего прежнего напарника, либо иди нахрен.
Собравшись с силами, он шагнул в поле зрения Мусорщика – ближе, чем он когда-либо оказывался, и ближе, чем он когда-либо хотел бы стоять. Его весьма вовремя настиг вопрос, который он забыл себе задать тогда; зачем он вообще взялся за этот контракт, зачем согласился, ведь он имел всё право от него отказаться и вернуться к погоне за своим давно ушедшим прошлым. Джонни был прав, но всего лишь отчасти – о, он давно отточил искусство «выбирать свои битвы», только используя что угодно, только не холодную логику. Классика – сначала действуй, думай потом – или никогда.
Он остановился вновь, истеричная чехарда противоречивых мыслей замедлилась только на мгновение, чтобы заставить его осознать всю жуть, что стояла перед ним.
Мусорщик действительно был как тень в тумане, высокий и сгорбленный призрак-тень с длинным вороновым клювом, выросшим на том, что когда-то было человеческим лицом. Его металлические протезы, грубо сваренные из пластин колышки вместо ног, продирались через мокрую грязь. Оно медленно разворачивалось.
Покосившись в сторону, Йоэль заметил Йоонаса, пробиравшегося через сухую траву с пистолетами наготове.
Может, и не стоило…
Кровь Охотника закипала одновременно от страха и кровожадной радости – а потом Мусорщик повернулся к нему целиком, воззрившись со своей высоты.
IV
Вопрос клюва первоочерёден…
Тело завалилось с грохотом кастрюль в грязь, дважды содрогнувшись, прежде чем замерло – на этот раз навсегда, с дырой в его клювастой маске, словно третий глаз, зияющий прямо между двумя другими. Из него сочилась чёрная, гнилая кровь – но недолго; не было никакого бьющегося сердца, которое могло бы гнать её в теле этого чудовища. Только последняя воля, беспокойная душа.
Йоэль опустил винтовку, чуть не выронив её из рук.
– Ёб твою мать, Господи Иисусе…
Он едва слышал голос Йоонаса сквозь биение собственного сердца. По крайней мере, это означало, что он жив, в отличие от… этого. Оно было точно мертво. Йоэль об этом позаботился. Это даже не заняло много времени – опыт ли направлял пули именно туда, где им место (в череп), или конкретно этот Мусорщик и так едва существовал, кто знал.
И кого это волновало, если он был мёртв.
Птицы тоже исчезли. Он только сейчас понял, что не слышал ни одной вороны. Они были здесь до того, как оно пришло, и ушли теперь, когда больше нечему было их держать. Замечательно; он и так был уверен, что ближайшие пару недель – месяцев? – он будет подпрыгивать от любой вороны, попавшейся в поле зрения. И так птицы… не самые любимые твари на этой Богом забытой земле.
Он добрёл до крыльца одного из ветхих домов и уселся, пытаясь выровнять дыхание.
– Эй, – Йоонас махнул рукой издалека. Тоже боялся проходить мимо Мусорщика, наверное, или месить ботинками окровавленный ил… – Эй, Йоэль, давай маску срежем и уйдём? Воняет здесь пиздец, я сейчас блевать буду.
Почему его эта тварь не коснулась? Йоэль до сих пор не мог унять дрожь, как будто то нечто, что обитало в этом теле, вытянуло из него всё тепло; конечности будто онемели, покалывая от почти потустороннего холода.
Призрак Смерти, напомнил он сам себе. Мусорщиков называют призраками Смерти, а он только что пустил одному такому пулю в лоб, глядя прямо ему в глаза.
Сил двигаться никак не находилось.
– Ты слышишь? – гораздо ближе; Йоэль подпрыгнул и резко поднял голову – Йоонас. Просто Йоонас. Он уселся рядом; на самом деле, он тоже выглядел неважно, бледный, только немножко зеленоватый. – Ты как, нормально?
Дом, хотел ответить Йоэль. Дом, он продолжал гореть в его воспоминаниях, хотя откуда Мусорщику знать об этом, если никто, вообще никто не знал? Или он запустил свои лапищи глубоко внутрь, выкопал, вышвырнул ему под нос – смотри, Хокка, наслаждайся, разве не за этим ты сюда пришёл?
Как будто он бросил один проклятый взгляд на Йоэля и решил, что из него получится хорошая добыча. Как из того Охотника, который «спел» себе колыбельную?
Ему многого стоило не сделать то же самое.
Птицы теперь точно останутся в его кошмарах.
Йоонас, должно быть, воспринял его молчание как недвусмысленный ответ. Он отвернулся и запустил руку во внутренний карман куртки, нашаривая там пачку сигарет.
– Будешь? – он открыл её щелчком большого пальца. – Перебьёт вонь, раз уж мы отдыхаем вот так и вот здесь.
Йоэль покачал головой, отводя взгляд. На небо, где солнце начало проглядывать сквозь утреннюю дымку, освещая последствия мягким светом.
– Луны нет, нечего закрывать, – пробормотал он. Голос тоже не спешил возвращаться.
Ещё один пункт в длинном списке вещей, которые они делали не по логике и не из практической пользы; маленькое правило, которое осталось с давних пор. Не то чтобы не всасывать полпачки табака в день могло бы отсрочить его мучительную смерть, да и если бы он курил, как паровоз на Старом Западе, что тогда?
Он призадумался, на миг передумав, но Порко уже убрал руку и вытряхнул одну сигарету себе.
– Как знаешь, – Йоонас пожал плечами и затянулся. – Чёрт, доброе утро.
Нет, впрочем. Ничего бы это ни дало, ни горечь, ни щелчок кремня – в любой другой день он бы надоедал Йоонасу, открывая и закрывая зажигалку. Мусорщик мог и не знать, но какая разница, если всё, что ему нужно было – это его сердце и суетливые мысли, и всё, и вот его самые сокровенные страхи и ночные кошмары разложены аккуратно перед ним. Кончики пальцев чесались как от грубой бумаги спичечного коробка.
– Надо что-то сделать с трупами, – Йоонас выдохнул дым и заговорил снова.
– Ты веришь в сказки?
– Если Томми говорит, что немёртвые Охотники существуют, то я склонен ему верить.
Йоэль моргнул.
– А Томми – это кто?
V
То ли солнце достигло зенита, то ли смерть Мусорщика высвободила разлив реки от этого неестественного тумана, но обратный путь их лежал через ясную и – на этот раз, по-настоящему – безмятежную рощу. Никакие тени не скрывались у корней деревьев, никакие выстрелы не тревожили их, ничего – момент редкий и драгоценный для Охотников.
Йоэль крутил в пальцах маску. Она сошла так легко с лица Мусорщика; он думал, что придётся отдирать с плотью и кожей, морально подготовился к отвратительному привкусу рвоты – Йоонас тоже, стоял и морщился, но не случилось ни того, ни другого. Она легко отвалилась в руки, осыпавшись белой пылью. Он мог только представить, как этот человек выглядел в жизни, но – в конце концов, безобразное от шрамов и ряби лицо, которое открылось под маской, приобрело умиротворённое выражение.
Вопросы, однако, остались без ответов; тот самый, первоочерёдный, в особенности. Маска казалась высохшей костью, куском черепа – вот-вот развалится под пальцами, но даже вокруг круглой дырки от пули не было и трещины.
Может, оставить её себе. Почему, он был не уверен, но… как трофей, потому что Йоонас отказал ему в счастье стервятника и не дал ничего забрать с Охотников? Оттащил их в середину деревни, положил трупы рядом друг с другом – команды, банды, партнёрство – всё это не имело значения при их жизни, превращаясь в парад предательств и возмездий, так и не обрело его после смерти…
Или оставить себе, как доказательство – его так просто не убрать, не его же собственной рукой, не уложить на вечный сон кровавой колыбельной.
– Больше никогда, – пробормотал он. – Я лучше с Сатаной подерусь, дважды, если понадобится.
– Ты будто смерть увидел.
– Да не «будто», сам знаешь же.
– Да блин, ну расскажи! Вы там такую битву в гляделки устроили, искра-буря-безумие, а потом бум! – и всё.
Йоэль пошагал вперёд, закатив глаза.
– Так нечего рассказывать, – заявил он. – Что было, то было. Упырь.
Йоонас не унимался – а он и объяснить не мог, не находилось верных слов. Всё «не совсем», всё «нет, но»; не телепатия это была, и не что-то подсознательное. Одно только зеркало души – или для души, перекошенное и пошедшее волнами, так, что все острые уголки и грубые грани становились уродливее – ещё уродливее, чем они были, чем он привык. Всякая дурь творилась под Змеиной Луной – и ему б не поверили всё равно. Люди шли и погибали, пытаясь разобрать, что двигало Мусорщиками, целую библиотеку можно было бы забить блокнотами, исписанными лихорадочными рассказами, едва ли претендующими на правду; что бы он ни сказал – было бы оно чуть более правдивым, чем эти бредни?
Так зачем же тогда говорить.
– Показывает тебя таким, какой ты есть, – он недовольно пнул куст. – В самом худшем смысле.
– Ничего себе. Что ж ты сделал, что тебя так перекосило-то?
Так зачем же говорить, если дорога слов одна и та же, и ведёт к тому кострищу, которое некогда было его – сомнительным, но всё-таки – домом, началу и концу, к той славной ошибке, которая заставила Змеиную Луну обратить на него свой взор? Он не то чтобы дорожил этим диалогом, чтобы вот так его ломать – просто молчание казалось большим злом, чем постоянная болтовня Йоонаса.
Он не удостоил его ответом – пожал плечами, засунул руки в карманы и снова подумал о том, чтобы попросить сигарету. Всё-таки было что скрывать за горьким дымом.
Не стал.
Йоонас застрял где-то на пару шагов за ним, словно до чего-то дошёл сам – и Йоэль только понадеялся, что он не спросит ещё раз. Когда-нибудь потом, как луна (с большой, с маленькой буквы, неважно) повернётся.
VI
Роща не успела выпустить их на дорогу, как Йоэль резко свернул в сторону и замер, прислонившись к дереву – через мгновение в него врезался Йоонас.
– Чего т…
– Слышишь?
Тишина снова пошла трещинами; видимо, сама жизнь Охотничья противоречила самой концепции мира и покоя. Он сам едва слышал этот шум, но он становился всё ближе и ближе, отчётливее с каждым… скрипом? Стуком? Кажется, фыркнула лошадь, а может, и две. Он ничерта не видел через деревья. До дороги оставались считанные футы, но даже показать своё лицо на пару мгновений было бы смертельным приговором – если это Охотники, у них будет лишь секунда на то, чтобы выяснить, какого они типа.
Как Йоонас, или как все остальные.
– Повозка, – пробормотал Йоэль. Он снял Винчестер с плеча, щурясь в поле и чуть левее, пока перестук лошадиных копыт и скрип не добрались до них – и затихли.
Йоэль вскинул ружьё быстрее, чем успел поднять глаза – повозка остановилась ровно возле них, и эта драгоценная секунда на раздумья уже прошла. К его удивлению, в тот же миг на дуло легла ладонь Йоонаса, недвусмысленно надавливая вниз.
– Тихо.
Человек, сидевший на месте кучера, в представлении не нуждался. Груда тел за спиной, беспорядочно наваленная в телегу, объясняла громче слов; он даже выглядел так, как охотничьи легенды его описывали – широкий и высокий, выше самого Йоэля, разве что моложе, чем он ожидал. Он перестал сопротивляться, позволив Йоонасу опустить его ружьё к земле – всё же, ни одному Охотнику не следует направлять оружие на Гробовщика.
Хотя одна деталь от легенд отличалась – кудрявый пацан рядом с этим медведем от мира людей. Про него никто никогда не говорил. Может, попросил подвезти. Безопаснее места всё-таки не найти, ни впереди, ни здесь, у Змеиного Хвоста.
Йоэль встал, как-то неловко даже – как реагировать? Пропустить вперёд? Мести грязь под ногами он устал, силы от того «завтрака» от Джонни угрожали уже иссякнуть; ехать рядом с грудой трупов разной степени гниения не казалось уже такой отвратительной затеей.
(Только не желудку).
Гробовщик хмуро оглядел Йоэля, но довольно быстро переменился в лице, заметив Йоонаса – и даже улыбнулся.
Улыбнулся. Гробовщик. Йоэль не успел обернуться к Йоонасу и спросить, какого, собственно, хрена, и не догнал ли его побочный эффект от «общения» с той клювоёбиной, как тот его оттолкнул и начал продираться через траву. В некотором удивлении он наблюдал, как Порко вытянул руку – и спокойно пожал её Гробовщику.
– Привет, Томми! – он вытянулся на цыпочках, пожимая руку Гробовщику и его спутнику.
Нет, подождите, Йоэль встряхнул головой, пытаясь понять, ослышался он, или нет.
– Давно не виделись, я думал, вы ещё там, на передовых.
– Долг, – ответил кудрявый пацан. – Мы тут ищем двух интересных ребят, заодно решили заскочить. Рад видеть тебя живым, кстати!
– Удача ещё не закончилась, – ухмыльнулся Йоонас. – Или, может, она обнулилась? С того раза-то. Новый круг пошёл.
– Я б не стал проверять, – отозвался Гробо… Томми. – Ты последний человек, которого я бы хотел видеть вон там. Нет, подожди, предпоследний.
Он бросил взгляд в сторону – Йоэль заметил, но не уловил смысла, слишком занятый тем, что… да какого, собственно, хрена Йоонас, по всей видимости, знал Гробовщика – легенду! – лично. Ещё и по имени. Он был почти уверен, что оно не упоминалось ни в одной истории, нигде, откуда знать ему, простому Охотнику, если только он не серьёзно недооценил своего случайного попутчика. Он никогда об этом не задумывался, в принципе – в голове хлам из мыслей и вопросов к себе, куда ему до вопросов к Йоонасу.
А, видимо, стоило озаботиться. Он шагнул вперёд, привлекая к себе внимание.
– А ты всё ещё не можешь работать один, – Томми фыркнул и кивнул Йоэлю. – Назовись.
– Йоэль, – он протянул руку, пожимая тяжёлую ладонь. – Никогда не думал, что так случится. Эй, Порко, ты что там бормочешь?
Йоонас помотал головой. Показалось, может.
– Ничего, – он хмыкнул. – Понимаешь, это… долгая история.
– Не особо. Если не ты её рассказываешь, то нет, – Томми рассмеялся – звук одновременно добродушный и безумно странный, для Йоэля. На фоне аккуратно сложенных трупов.
– Э, в смысле. Олли, скажи ему, что он не прав.
– Нет, – тот – мальчишка, значит, Олли – мягко улыбнулся.
– Предатели.
– Вы к Джонни? – Олли перегнулся через сиденье. – По этой дороге только туда.
– Да, – отозвался Йоэль. – Что, предлагаете прокатить?
– Может быть. Если вы не против запаха. Я-то сижу с подветренной стороны…
Йоэль? Совершенно не против. Его мысли пока что занимала дорога назад – и хотелось бы не пешком. Не под открытым небом – угасшая было тревога дала о себе знать неприятным червяком, заставившим бегло оглядеть поля по ту сторону дороги. Он запрыгнул на повозку, не дожидаясь ответа Йоонаса – зачем бы он там ни застревал, – и уселся в углу почище, уложив рядом винтовку.
Не лучший вариант, но терпимо. Он не стремился оглядываться назад на кучу тел, из иррационального нежелания (страха?) среди них обнаружить торчащие обломки странного наряда Мусорщика – откуда только ему там взяться, Гробовщику не было дело до упырей. Их забирала природа, отравляя свою же почву; второй раз они всё равно не проснутся. Не должны. Йоэль как-то не хотел иметь дело с ходячими дважды-мертвецами.
Он усмехнулся, довольно кисло – он надеялся и с Мусорщиками дел не иметь, но вот он здесь, в его сознании свежепротоптанная тропинка к старым ночным кошмарам, а на поясе – выбеленная временем кость-маска. Пока что она казалась бесполезной, не приносила даже элементарного чувства утешения от победы – скорее наоборот.
– Фу, может быть, я всё-таки против запаха, – Йоэль поднял глаза; Йоонас уже успел обогнуть телегу и стоял корчил рожи, разглядывая трупы.
– Что, хочешь всё-таки пешком?
– Нет.
– Вот и я о чём. Завались и… заваливайся. Жрать хочется.
– Блин, точно, – Йоонас полез на подножку – не совсем удачно. – Ах ты скотина, лучшее место, что ли, занял? А ну двигай оттуда, я отсюда наебнусь по дороге раз пять. Джонни с тебя спросит.
Он недовольно вывернул телам средний палец и нагло прополз в другой угол повозки; ружьё оказалось мгновенно впихнутым обратно в руки Йоэля, а Йоонас – запихнувшимся в освободившееся пространство. И, под слегка траурный скрип колёс, они оба чуть не навернулись обратно на дорогу.
– Не, я закурю ещё раз. Как хочешь, но меня сейчас стошнит.
you’ll pay for what you reap
when i come calling
i am storm, the eye
i am the lullaby
my friend, just close your eyes
and i’ll be by your side
though shots puncture the night
the bullet’s lullaby