— Отличная подача! — крикнул отец, приняв мяч.

Вакатоши не улыбнулся. Только коротко кивнул, хотя в груди, где-то рядом с сердцем, у него значительно потеплело. Ему нравилось проводить так время. Нравилось играть с отцом на заднем дворе, зная, что мама поглядывает на них в окно, а затем позовет ужинать. Это казалось правильным и естественным.

В отличие от тупой боли. Зашипев, Вакатоши спрятал лицо в ладонях — и как он не заметил летящий обратно мяч? Ведь глаз с него не сводил. Он раздвинул пальцы, уставился перед собой, но к своему огромному удивлению ни заднего двора, ни натянутой сетки, ни отца по другую ее сторону не увидел. Взгляд уткнулся в деревянную столешницу парты. Стрекот цикад заменил звонкий голос отвечающей с места одноклассницы.

Все еще не до конца понимая, как он оказался в школе, Вакатоши поднял голову. Часы над исписанной мелом доской показывали половину десятого, в окна били яркие солнечные лучи.

— Сморило, Вакатоши-кун?

Подперев висок кулаком, Тендо полулежал на соседней парте и откровенно скучал, равно как большая часть класса. Длинные ноги он без зазрения совести вытянул под стул впереди сидящего старосты.

— Я уснул?

— Ага. Моментально!

Под ироничным взглядом Тендо Вакатоши выпрямился. Задумчиво поскреб щеку, которая неприятно ныла после удара об парту.

Вакатоши и правда не выспался. Лишь поздно вечером вернулся со сборов U-19, пока разобрал вещи, пока стоически выдержал допрос со стороны Тендо да выслушал все, что он хотел ему рассказать — на сон времени почти не осталось. С утра пришлось как обычно вставать на пробежку. Чему-чему, а устоявшемуся режиму дня Вакатоши изменять не привык, что бы в его жизни ни происходило.

Остаток урока он старался не клевать носом. Тендо наблюдал за ним с неподдельным интересом, видимо, углядев в его попытках хоть какое-то для себя развлечение.

Пять минут тянулись целую вечность. До того, как по школе прокатилась трель электронного звонка, Вакатоши восемь раз оглядел класс, перелистал тетрадь и сделал пару мысленных засечек относительно вечерней тренировки — было бы разумно лучше отработать те моменты, что вызвали у него затруднения на сборах.

Он много думал об этом. Мысленно раскладывал каждое свое движение, каждый шаг по площадке, каждое соприкосновение с мячом на составляющие, проигрывал их то в замедленном темпе, то в приближенном к реальному. Некоторые считали, будто с воображением у Вакатоши были серьезные проблемы, но нет. В пределах мысленного корта он в любое время дня и ночи запросто мог смоделировать какую угодно ситуацию, чтобы затем найти из нее как минимум два или три адекватных выхода, и как итог — использовать свои наработки на практике.

У Вакатоши все — или почти все — было заточено таким образом, чтобы приносить пользу. Тендо поначалу удивлялся, после — подтрунивал, но в конце концов привык, что, впрочем, не мешало ему привносить в строгий распорядок дня Вакатоши некоторый элемент… Как он это называл? Оригинальность? Кажется, да. Некоторый элемент оригинальности. Тендо упорно настаивал на этом слове, хотя интуиция, в сфере языков Вакатоши не свойственная, подсказывала что «беспечность» и «безрассудство» в данном случае звучали бы уместнее.

Например, беспечно и безрассудно было ночь напролет читать мангу. Или после отбоя пытаться проникнуть в женское крыло общежития чисто из интереса — удастся ли незамеченным проскользнуть мимо дежурных туда и обратно. Не глядя по сторонам, протискиваться сквозь образовавшийся у выхода из класса затор Вакатоши тоже считал верхом беспечности. Тем более, когда хоть сколько-нибудь внушительными габаритами природа тебя не наградила.

Но последнее было совсем не о Тендо.

Вакатоши ни на миллиметр не сдвинулся, когда в него по касательной врезалась мелкая — относительно него — девчонка. Зато ей от такой «встречи» досталось. Ойкнув, она боком вписалась в косяк и только после этого оторвала взгляд от мобильника. Вид у нее был растерянный.

— Прости, — бросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.

Неровный поток одноклассников, озабоченных тем, как бы успеть за короткую перемену переодеться в спортивную форму, тут же подхватил ее — на этот раз гораздо успешнее, — и девчонка скрылась из виду. Затерялась среди таких же, макушкой едва ли достающих Вакатоши до плеча.

С высоты его роста все девчонки выглядели примерно одинаково. Разве что высокие из баскетбольного и волейбольного клубов хоть как-то выделялись на общем фоне — лица некоторых из них Вакатоши даже помнил. Что до остальных, включая одноклассниц, то с ними он дел не имел. У той, которая в него влетела, он не знал даже имени. Заметил только, как качнулись длинные ярко-зеленые сережки, когда она на мгновение соизволила отвлечься от телефона.

— Новенькая, — уже в коридоре зачем-то уточнил Тендо.

Привычным в их отношениях молчанием Вакатоши дал ему понять, что услышал.

— Ее к нам по жеребьевке перевели. Честно говоря — даже странно, Вакатоши-кун! — но до этого о ней, считай, никто особо не слышал. Кроме пары человек из четвертого и второго классов. Ну и из первого. Она там раньше училась. — Тендо вскинул худые руки и с наслаждением потянулся. — Мне бы не хотелось попасть на последний год в другой класс. Не трагедия, конечно, но приятного мало.

Вакатоши на мгновение задумался. Спускаясь по лестнице, он попробовал представить себя в подобной ситуации, однако ничего не почувствовал.

Какая разница, в каком классе учиться, если все равно большую часть времени он проводил не на уроках, а на тренировках — с командой или в одиночестве. Разве что без Тендо в течение дня было бы менее комфортно. Его непрекращающаяся болтовня порой раздражала, но если он мирился с немногословностью Вакатоши, то почему бы Вакатоши не мириться с тем, что Тендо любитель поговорить. Тем более в его речевом потоке нет-нет да проскальзывали глубокие и дельные мысли. Не все это замечали, но Вакатоши выучился обращать на них внимание.

После обсуждения одноклассницы — Тендо, кажется, упоминал, как ее зовут, но эту информацию Вакатоши к важной не отнес, поэтому пропустил мимо ушей, — разговор зашел о грядущей Золотой неделе.

В раздевалке, просовывая голову через ворот футболки, Вакатоши краем уха слушал, как одноклассники делились планами на грядущие праздники. Многие собирались сначала домой, а затем в одну из соседних префектур — к родне или вместе с семьей поглядеть на достопримечательности. Парни из спортивных клубов понимающе переглядывались. Для них Золотая неделя значила одно — тренировки с утра до вечера.

Под непрекращающуюся болтовню о длинных выходных Вакатоши вспомнился отрывок из недавнего сна. Задний двор родного дома. Отец, который хвалит за приличную подачу. Тишина и такое приятное, не слишком знакомое чувство, будто все в его жизни идет как надо. Будто не из-за чего переживать и некуда торопиться.

Туже затягивая шнурки, Вакатоши исподлобья посмотрел на теснящихся вокруг одноклассников разной степени одетости. Странно было думать, что для них подобные сны были вовсе не снами, а самой взаправдашней явью.

— Недосып делает тебя рассеянным, — заметил Тендо.

Они вместе с остальными шагали по направлению к школьному стадиону.

— Да, похоже. — Вакатоши мотнул головой в попытке вытрясти из нее ненужные мысли. — Сегодня я лягу вовремя.

— Это ты молодец, это хорошо, Вакатоши-кун. Режим прежде всего!

Вакатоши хмыкнул и покосился на беспечно ухмыляющегося Тендо. Разве не он накануне вечером не давал ему ни единого шанса на то, чтобы отойти ко сну в положенное время? Впрочем, какая теперь разница. Вакатоши вновь тряхнул головой — на этот раз чтобы взбодриться.

Возле стадиона класс по сложившейся традиции разделили: часть осталась играть в футбол, часть потрусила на волейбольную площадку. Вакатоши с Тендо оказались в составе последней группы. Игра обещала быть скучной — кроме них, прилично обращаться с мячом умели от силы три-четыре человека.

После недавних сборов любая, даже самая изматывающая тренировка принесла бы Вакатоши в сто раз больше удовлетворения. Многокилометровая пробежка в палящий летний полдень? Дайте две. Он не любил тратить время зря, но в ближайший час ничего другого ему не оставалось.

Сетка. Снова сетка. Аут. Затылок парня из первой линии, явно не ожидавшего, что ему прилетит от своих. Сетка. Аут. Нормальные подачи тоже были, но их Вакатоши не замечал — сказывалось растущее раздражение.

У команды Тендо ситуация была схожая. Оба сознательно разошлись по противоположным сторонам площадки, чтобы хоть как-то уравновесить силы, но это не помогло. Они либо играли вдвоем, либо тоскливо наблюдали за неуклюжими попытками остальных.

В отличие от Тендо, Вакатоши вдобавок ко всему приходилось иметь дело не только с теми, кому для сносной игры не хватало практики, но и с двумя девчонками, шарахающимися от мяча как от огня. Вакатоши не понимал, в чем их проблема. По его мнению, бояться им было нечего — в удары по мячу никто особых сил не вкладывал, о чем Вакатоши сказал прямо, но девчонки глянули на него с не меньшим ужасом и вряд ли вообще поняли, о чем он.

Наконец снова подошел его черед подавать. В зоне подачи Вакатоши задумчиво прокрутил мяч в руках и по привычке ударил его о землю. Когда он вернулся к нему в руки, Вакатоши отточенным движением подбросил мяч вверх и, проследовав за его дугой — всего три быстрых шага, — прыгнул. Сосредоточенный на цели, Вакатоши безукоризненно выгнулся в полете и с силой ударил левой рукой.

На этой стороне сетки его подачу встретили одобрительными возгласами. На противоположной — гробовой тишиной. Никто не двинулся с места. Разве что на задней линии мелькнула тень.

Не поверив своим глазам, Вакатоши шагнул вперёд, чтобы лучше видеть. Там, вытянув вперед руку, под его мяч бросилась девчонка. Опыт и трезвый расчёт утверждали: у нее не получится. Может, если бы она чаще играла, если бы занималась в клубе, тогда что-нибудь бы да вышло, но…

— Мацумото!

Испуганный окрик оборвал мысль на середине.

Девчонка, отчаянно пытавшаяся принять мяч — как если бы от этого зависела ее жизнь или, что еще важнее, путевка на Национальные, — с трудом поднялась на четвереньки. Из носа у нее текла кровь.

— Пиздец, — резюмировал кто-то, и только после этого все зашевелились.

Девчонку тотчас окружили. Наперебой принялись сыпать взволнованными причитаниями и бесполезными советами. Опустив сетку, которую он приподнял одной рукой, чтобы не сгибаться совсем уж в три погибели, пока перешагивает на другую сторону площадки, Вакатоши мимолетно коснулся плеча Тендо.

— Нужно позвать учителя.

Тот с готовностью кивнул:

— Считай, что он уже в курсе. — И припустил прочь.

Когда Вакатоши приблизился к столпившимся одноклассникам, те невольно перед ним расступились. Он не придал этому особого значения. В конце концов, никто из них не сделал ничего, что могло бы помочь девчонке, которая, сидя на земле, зажимала нос потемневшим от крови воротом футболки.

— Тебе здесь не сборная, Ушиджима! — прилетело в спину Вакатоши, едва он присел на корточки. — Мог бы и соизмерять!

Вокруг согласно загудели.

Проигнорировав всеобщее недовольство, однако в уме согласившись, что он и правда поступил опрометчиво, забыв, с кем играет, Вакатоши потянулся к запястью той руки, которой девчонка прижимала ткань к носу.

— Мне нужно взглянуть, — пояснил он. — Нос может быть сломан.

Она прогнусавила что-то в ответ, но вышло неразборчиво. Вакатоши на всякий случай решил, что девчонка просто пожаловалась на боль, а вовсе не запретила ему осмотреть нос, пострадавший из-за ее падения лицом в площадку. Потому что какой смысл отказываться от помощи? Это нелогично.

На первый взгляд все было не так уж плохо. Вакатоши не единожды доводилось видеть разбитые и сломанные носы, отчего он с уверенностью мог сказать: девчонке повезло. Визуально она почти не пострадала. Разве что очень сильно ударилась, ободрала кое-где кожу да знатно перемазалась в кровище, которая пока не думала останавливаться. Но это нормально. И на собственном опыте, и с уроков биологии Вакатоши знал: кровь не сворачивается моментально.

— Не тошнит? — на всякий случай уточнил он после того, как девчонка вновь попыталась заткнуть ноздри — теперь она использовала для этого не ворот футболки, а ее нижний край.

Еле заметное покачивание головой, вероятно, означало: «Нет». Вакатоши мысленно поставил галочку — врачом он не был и полностью исключить ни перелома, ни сотрясения не мог, зато в его силах было отсеять хотя бы пару-тройку наиболее ярких симптомов. Все лучше, чем совсем ничего. В конце концов, это его необдуманная подача привела к тому, что девчонка обливалась кровью и слезами, а, значит, ответственность за ее нынешнее состояние и в целом за случившееся лежала на нем.

Вскоре вместе с учителем вернулся Тендо. Запыхавшийся, бледный как смерть учитель отправил всех к стадиону и велел спокойно сидеть на траве подальше от футбольного поля, потому как одного несчастного случая за сегодня ему было более чем достаточно. Тем временем Вакатоши помог девчонке подняться. Она продолжала цепляться за футболку, оттягивая ее край к лицу, отчего наружу выглядывала резинка спортивного топа.

— Надень-ка это. — Протянула свою спортивную кофту одна из одноклассниц.

По очереди просунув руки в рукава, девчонка гнусаво, но куда разборчивее, чем прежде, ее поблагодарила. Та застегнула молнию. Не до конца, чтобы не замарать кофту, понял Вакатоши.

— Другое дело. — Сделав шаг назад, кивнула одноклассница. — Хоть никто пялиться не будет.

Она мельком зыркнула на Вакатоши. Вероятно, как и другие, осуждала его за слишком сильную подачу. Ее косой взгляд напомнил ему, что он до сих пор не извинился перед девчонкой, а это с его стороны было невежливо.

— Мне…

Договорить он не успел.

— Ушиджима, Тендо, Ивасаки, — учитель пытался казаться строгим, но дрожь в голосе у него скрыть не получалось, — вас отдельно приглашать надо? Живо за остальными! То есть аккуратно за остальными. Я отведу Мацумото к врачу.

Он повел ее обратно в школу, и Вакатоши понял, что ему придется перенести свои извинения на попозже. На завтра, к примеру, если с девчонкой — с Мацумото, поправил он сам себя — все будет в порядке. Сегодня она, скорее всего, на уроках не появится.

— Я не сказал сэнсэю о тебе, — заговорщицки прикрыв рот ладонью, сообщил Тендо.

— Почему это?

— Слишком много информации за один раз, он бы не справился. Видел, как у него руки тряслись?

Тендо хихикнул, на что Ивасаки закатила глаза. Вакатоши в свою очередь издал задумчивое: «Хм-м». До неуверенного в себе учителя — даром, что только в минувшем году выпустился из университета — ему не было никакого дела.