За стенкой приглушенный шум толпы, сквозь щели под дверями проскальзывают лучики ярких прожекторов. В коридоре раздался едва слышный лязг цепи, мужчина в шубе прочистил горло, откашлявшись. Темно, однако, стоило Боссу толкнуть двери ладонью, и маленькое длинное помещение озарилось слепящим светом.
По кафелю клуба скрипнули подошвы дорогих кроссовок — как Величайшего, так и молодого сутенера. Одежда мешком сидела на парне, зато маска привычно облегала лицо. Тишейды защищали от лучей прожекторов, поэтому Пимп, в отличие от остального народа на танцполе, не щурился. Блики скакали с перстней на пальцах мужчины, прыгая с кольца на кольцо серебряного поводка, и до самого ошейника на тонкой шее сутенера. Большой Русский Босс вел на поводке парня рядом с собой вдоль обступающей толпы, направляясь к вип-ложам. Музыка вибрацией отдавалась в цепи, но мужчина практически не обращал на это внимание. Люди в страхе расступались, стоило только взглянуть на сердитого парня в роскошном ошейнике — он едва ли сдерживал рык, идя поодаль своего Величайшего.
Пимп — не его раб, однако Босс — хозяин, чьих команд нельзя ослушиваться. Пимп не его сучка, хотя всегда ходит в ошейнике, виновато опуская глаза, если провинился. Сутенер просто работал на Босса, просто выступал в качестве его охраны на время публичных появлений, будучи «на привязи». Парень послушно выходил с Величайшим на сцену, садился около пульта диджея и наблюдал за тем, как его хозяин зачитывал текста. Он наблюдал за толпой, стараясь не упустить ни взгляда в сторону Большого Русского Босса, был готов рвануть при любом намеке на опасность.
Не сказать, что сам мужчина был неспособен защитить себя, однако Пимп рядом с собой очень даже грел душу, когда они выходили на какие-то встречи или вечера. Рядом был тот, кто никогда не ослушается и послушно выполнит команду, будет сидеть бок о бок, позволяя зарываться своей лапой под толстовку — парень будет послушно спокоен, хотя его будут выдавать его, сука, глубокие карие глаза, сверлящие профиль хозяина. Молодой сутенер на то и молодой, чтобы пленить бледной кожей — скорее юный, как считал сам Босс. Он работал на него, слушался, был шестеркой и шел к успеху, однако его устраивал и нынешний статус. Величайший видел его запал во взгляде, его дрожащие руки, когда он требовал убрать их к чертям и расстегнуть молнию одними лишь зубами. Пимп с наслаждением отдавался ему, улыбался каждой заметной лишь им двоим нежности, ластился под руки, лежа на кровати после секса.
Парень доволен своим ошейником и поводком-цепью на людях, полностью удовлетворен своим положением. Мужчина доволен своим верным сутенером, полностью удовлетворен своей властью над кем-то столь амбициозным.
Босс сел на диван в вип-ложе, Пимп же расположился на подлокотнике, будучи готовым к любым выпадам. Он даже меньше Величайшего, разве тут можно что-то говорить о какой-либо защите такого человека, как Босс? Вполне. Реакция у него в разы лучше, несмотря на плохое зрение, а еще под большой толстовкой легче спрятать оружие — шуба же греет, прилегает к телу, выдавая человека с головой. Сутенер поправил маску, глядя на то, как его хозяин огладил густую бороду. Напротив сидел какой-то наркобарон, это — сделка, осталось ее заключить на удобных для Большого Русского Босса условиях. На противоположном диване сидело человек шесть как минимум; преимущества, казалось бы, у них больше по сравнению с пустыми местами на стороне Босса. Но Пимп не спит, в оба глядя на людей наркобарона сквозь тишейды.
— Ну, так что мы решили? — прохрипел мужчина, дымя сигарой. Босс криво ухмыльнулся, краем глаза видя сжатые кулаки сутенера. Злился.
— Я думаю, нам стоит пересмотреть условия, братишка, — хмыкнул Величайший, подсаживаясь ближе, облокачиваясь на колени руками. — Уж не кажется ли тебе, что для меня это совсем невыгодно?
— Босс никогда не пересматривает свои решения, — противно отрезал один из приспешников барона. — Даже для таких как ты.
Парень тихо зарычал, собираясь уже подорваться, но мужчина остановил его своим хриплым «сидеть».
— А что не так с такими как я? — усмехнулся Босс, раздраженно стуча по коленке пальцами. В камнях на перстнях Величайшего красиво бегали блики.
— Вы появляетесь из грязи и требуете к себе невъебенное уважение.
На самом деле, сутенер носил поводок с ошейником, не снимая — Величайший всегда водил его с собой, словно бы напоказ хвастаясь им, прижимая к себе за талию. Ошейник Пимпа огранен бриллиантами, блестящими в сумраке не хуже звезд — для него Босс никогда не скупился на подобные вещи. Парень был небеден, но до богатств Большого Босса было, конечно же, ещё очень далеко, хотя дорогие эксклюзивные кроссовки мог позволить себе и сам. Молодой сутенер слишком молод, чтобы быть сутенером, но на то он и молодой, чтобы его можно было держать рядом с собой. На одном лишь крэке далеко не выедешь — кому как не Пимпу это знать.
Лишь в некоторых исключениях с него снимают ошейник, потому что сутенер не может контролировать свой гнев: на концертах Большого Русского Босса, дома за ненадобностью, а так же на заданиях. Как-никак Пимп — правая рука хозяина, поэтому, когда тот позвал к себе и сказал найти нужного человека и выкинуть в канаву его труп, сутенер повиновался. Пальцы в гайках сняли ошейник, а сам парень спустя несколько дней пришел в кабинет Величайшего: его костюм был весь в крови, глаза уставшими, а движения резкими. Тогда его в первый раз поцеловали и сказали, потрепав по макушке: «Хороший мальчик».
У Босса странные методы воспитания, но Пимп никогда не жаловался.
— Следи за языком, блядь, — сорвался сутенер, вскочив с места. В тишейдах отражались ухмылки шайки наркобарона.
— Сидеть.
— Таких как вы нужно отстреливать в подворотнях, вы же как крысы, — продолжил уже другой.
Пимп рванул было к противникам, наставившим дуло, как хозяин рванул поводок, не позволяя достать до ублюдков напротив.
— Суки, — процедил сквозь зубы парень, утробно рыча.
— Босс, успокой своего цепного пса, будь так добр, — подал голос наркобарон, подняв голову от своей сигары. — Я думаю мы сможем договориться, если он не разорвет моих ребят в клочья.
Его тон так надменен, что Пимпа тянуло блевать. Величайший медленно наматывал цепь на руку, продолжая тянуть парня на себя, с удовольствием наблюдая, как у этих «ребят» вены на шеях вздулись от напряжения, а их наглые усмешки таяли в страхе.
— Рядом, — сутенер сел около Босса, тяжело дыша от переполняющей злости. Наклонившись к нему, мужчина жарко выдохнул на ухо так, чтобы его голос слышал только Пимп. — Если ты сейчас же не прекратишь, то мне придется дрессировать тебя еще пару недель, прежде чем вывести на люди. Ты хочешь этого? — парень опустил глаза, поджимая губы. Очки спали с него во время всплеска эмоций. — Так-то.
Дрессировка была довольно… жесткой. Пимп ненавидел дрессировку и одновременно любил, потому что он тренировал своё терпение, коего и так было в недостатке. Босс вел его в свою спальню и, вместо того, чтобы раз за разом повторять команду, он ухмыляется, расстегивая свои штаны. Парень раздевается под липким взглядом хозяина, облизывая губы в нетерпении: снимает сначала обувь, затем свой серый костюм, оставаясь в футболке и маске. Скинув и футболку, он стягивает маску, оголяясь полностью, а затем садится на колени на белоснежные простыни на крае кровати около мужчины, отводя руки за спину — ему прикасаться к себе или к Боссу запрещено. Тот хрипит: «Смотри», и прямо в одежде начинает ублажать себя, наслаждаясь скулежом сутенера. Так пошло и развязно, что Пимп начинает ерзать на месте, его рот наполняется слюной, однако сделать он ничего не может. Лишь когда мужчина будет близок к оргазму, парень открывает рот и проглатывает все до последней капли, глядя на хозяина сверху вниз — а на его шее всё еще остается дорогой обод ошейника.
Сутенер молча сидел на диване, подняв тишейды с пола, сжимая оправу в тонких пальцах, разглядывая блики на собственном перстне. Оставаться без разрядки ближайшие две недели не хотелось.
— Я думаю, нам никто не помешает. Он ведь хороший мальчик.