Epsilon, 05 — ошибка.

Есть ошибки, которые нельзя прощать, и есть ошибки, которые не хочется прощать, и есть ошибки, которые невозможно избежать, и ошибки, которые не хочется избегать. Если Шираюки — его ошибка, то к какой категории она относится? Изана стоит прямо, смотрит в окно, но сквозь всё, что видит — закат алеет и отдаётся спазмом в груди, и сердце вымученно стонет.

«Если бы вы были последним человеком на Земле, я бы не попросила вашей помощи», — хриплые слова её голосом звучат в голове. С начала и до конца — и так по кругу. А он всё смотрит, смотрит и смотрит, и дышит прерывисто, и королевство раскрывается перед ним, и он верит в него больше, чем в себя, а ещё он верит ей…

Он верит Шираюки больше, чем себе. Поэтому когда она так намекающе, но одновременно очевидно говорит ему держаться на расстоянии — Изана держится на расстоянии. «Видишь, как я послушен? Такое долго не продлится. С любым другим человеком — ни за что, но ты…»

Наверное, это ещё одна ошибка? Не «доверять ей», а «слушаться именно этого совета».

Потому что на самом деле ему не хочется.

*

Ошибка, которую нельзя простить?

«Не прощать» — это к Зену. Он нашёл её, он привёл её в замок, он познакомил их — что естественно, но он же — допустил то, что они остались рядом и начали бессловесную, но переполненную чувствами игру, которая вылилась в болезнь — для неё — и в неопределённую ошибку — для него. Изана не может не простить Зена — ну, право же, знал ли его брат, чем это обернётся? Да и они оба с Шираюки — взрослые люди, Изана — точно, и он, если ему так хотелось, мог бы сдержаться.

Но дело в том, что ему хотелось как раз обратного.

С ней рядом было свободнее.

Это лицо, эти зелёные глаза, эти красные волосы, эти обветренные губы, этот запах трав и лекарств, этот прищуренный, внимательный взгляд, эта лёгкая походка, а рядом с ним — механическая, резкая, будто ей хочется быстрее убраться куда-нибудь подальше, но при этом не оступиться, не споткнуться, не дать ни мотива уличить её в неаккуратности… 

Он не может не простить её.

*

Он не может не простить её, но одновременно и не хочет прощать. Словно обиженный ребёнок, понимающий правду и смысл правды, но отвергающий и правду, и смысл, ребёнок, закрывающийся в своём мирке, в своих правилах, в своих чувствах, которые трудно подавить. С Шираюки не хочется говорить — но одновременно и хочется. На Шираюки не хочется смотреть — и одновременно хочется. Параллельные линии сплетаются — и сплетаются так крепко, что Изане становится тяжело дышать, будто все эти линии лентами обвязываются вокруг его тела и затягиваются узлами. Узлами связи и необходимости.

За некоторое он не может простить её. К примеру — за то, что внутри всё дрожит, как при землетрясении, когда она рядом и смеётся. Потому что кажется, что Шираюки смеётся над ним. И тогда Изана чувствует себя уязвлённым, хотя в принципе не должен. Он ведь король в будущем. Король.

Изана цокает.

«А как бы было, не будь я королём?»

За такие мысли он тоже не может её простить.

*

Если она ошибка, которую не хочется избегать, то ему стоит похоронить себя. Заживо. Он король, у него королевство, в которое верится легче, чем во что-либо ещё — и особенно в себя, у него так много обязанностей, так много долга, так много жизней в руках, так много планов и — одна узкая дорожка вперёд. Избегать Шираюки на этой дорожке — это будто сходить с неё в лес и теряться, и стопориться, и возвращаться обратно, как в бреду, а потом по новой — пока снова не столкнёшься с Шираюки. И не избегать — тоже самое, потому что Шираюки — это «отдых», это другой путь — по узким, вытоптанным тропинкам в тот самом лесу.

Изана смеётся мыслям: может быть, она — ведьма, и создала этот лес специально для него?..

*

Изана решает, что Шираюки никакая не ошибка, а его крест — ещё один. Крест в коллекцию, которую тащишь не на спине, но за собой. На лентах-параллелях, обвязанных вокруг тела.

И дышать тяжело.

И столько противоречивых чувств.

Но — как бы сказать, чтобы не почувствовать себя уязвлённым?

…он не против всего этого.