Тишину загородного дома разбавляло тиканье настенных древних часов. За окном мело уже второй день, от чего Баженов кутался в свою теплую толстовку, грея руки у обогревателя. Парень стоял на кухне, наливая в чеплашку суп — еда теплая, он специально грел её на плите, не жалея газа. Ровно четыре черпака, не больше, иначе еда останется не до конца съеденной, что очень не нравилось Евгену. Он что, зря готовил суп? Ну уж нет.
Положив в миску пластиковую ложку, Баженов направился к двери под ногами. Небольшие махинации и подвал открыт. Закрепив ручку на крючок у стены, он спустился вниз — аккуратно, шаг за шагом, ведь никто не хочет здесь сломать ноги.
Внизу холодно, но не так, как на первом этаже — батарея всё же немного, но грела. Переступив через стопки книг, парень прошел вглубь помещения. Свеча потухла, а зажечь ее вновь житель комнаты не решился — наверняка, он опять решил вздремнуть и не уследил за светом. Благодаря сумраку от верхнего этажа Евген поставил чеплашку на деревянный стол. Чиркнула спичка — он использовал свои, чтобы не тратить запасы подвала. Тусклый свет свечи поскакал по стенам, освещая укутанный комок из одеял на матрасе.
Женя осторожно подошел к нему, внимательно следя за движениями жителя. Его лицо так менялось, когда он был в печали или грустил. Глубокие синяки стали ещё чернее — то ли от притока крови к поврежденным тканям, то ли от теней. Баженов аккуратно снял шерстяное одеяло с головы парня, глядя на него с прищуром.
— Сегодня у нас суп, — мягко произнес Женя, улыбнувшись настолько мягко, насколько мог.
Данила ничего не ответил, лишь сипло выдохнул в воздух облачко пара носом. Поперечный дырявил Евгена взглядом из-под ресниц, пропитанных кровью — его губы подрагивали. Отеки на лице посинели, минуя лиловый оттенок, а раны почти что затянулись. Короткий ежик рыжих волос уже немного отрос; теперь за него удобно хватать парня, оттягивать за загривок голову.
Баженов вначале часто срывался, не выдерживая язвы-Поперечного. Его оскал только раззадоривал, кулаки свистели в воздухе, когда Женя в гневе рассек бровь парня. Когда он вдарил рыжему в нос, тот почти что вырубился, но оно того стоило. Металлическая цепь змеей огибала контур матраса, кралась к батарее, где ее едва ли не спаяли. Баженов поставил перед парнем тарелку со стола, сев на корточки перед заложником.
До этого, за десять минут до обеда, Данила постучал своей цепью по батарее. Звон раздался около уха, из-за чего Евгену пришлось встать и приготовить поесть. Он сам так учил рыжего, сам приучал к этой привычке — Поперечный долго не мог принять что-то столь унизительное, но несколько дней голода сделали свое дело. «Я всё принесу, Даня, всё что хочешь», — уверял его Баженов, гладя по разбитой губе. Тот смотрел с отвращением на своего похитителя, однако сил противостоять после десятка ударов ремнем по голой коже не было.
Знал бы Данила, о, сколько Евген сделал для него! Сколько преград ему пришлось преодолеть! Он ведь так здорово подготовил ему комнату в подвале, даже книг наносил, чтобы заложнику не было скучно проводить время вместе с ним. А недавно, неделю назад, когда Баженов уходил в город за провизией, он остановился у пруда, ещё не замерзшего тогда от холодов и ветров. Евген достал кольцо, что снял с рыжего, когда тот был в отключке, и, вытянув ладонь вперед, выбросил украшение прямо в воду. Это кольцо Дане подарил его мужчина — а Евген не любил упоминания о бывших. Теперь Поперечный принадлежал только Жене и больше никому.
Зашкрябала ложка о донышко миски — Поперечный съел все до последней капли. Пока им рано говорить о чуде, хотя Женя знал, что оно у них обязательно будет.