Отец Драко Малфоя умер в конце восьмого курса. Гермиона пробормотала это за завтраком, держа газету наполовину сложенной.
— Люциус скончался, — сказала она, как будто зачитывала очевидный факт. Запасы немецких гоблинов резко упали. Завтра в Восточной Англии вероятность осадков составит 40%.
Боже, — вот что Гарри должен был сказать на это. Это был его ответ почти на все в эти дни. Война закончилась, а люди все еще продолжали умирать. В Азкабане, в их домах, в их садах. Ранее на той неделе неразорвавшееся проклятие произвольно взорвалось на улице Белливог, в Кенте, в мгновение ока убив пятнадцать человек.
Боже, тогда Гарри тоже так ответил.
— Хорошо, — сказала Гермиона и отложила газету. Рон сидел боком на скамейке, прислонившись к ней, и придвинул газету ближе к себе — развернув ее на четверть, чтобы он тоже мог читать.
Гарри слизнул пятно масла со своего большого пальца и посмотрел на стол Слизерина. Он выглядел пустым. Две молодые девушки играли в карточную игру, в ходе которой они визжали, смеялись, толкали друг друга. Малфоя там не было.
Гарри издал сухой смешок. Приподнял очки и потер глаза.
В тот год они почти не виделись. Однажды перо Малфоя упало с его стола во время лекции по трансфигурации, и Гарри, который сидел прямо за ним, поднял его и вернул обратно. Малфой ответил, поджав губы, что было достаточно неопределённой благодарностью.
Однажды Гарри проходил по коридору на третьем этаже и обнаружил Малфоя, сидящего у стены, — тот сидел, подтянув колени и опустив голову. Он прерывисто дышал, его трясло. Гарри развернулся и ушел прочь. Однажды Малфой попросил Гарри передать ему измельченный корень во время занятий зельеварением. Гарри подчинился, достаточно небрежно, хотя его сердце бушевало целую минуту после этого.
Однажды Малфой подошел к столу Гриффиндора и бросил письмо рядом с ужином Гарри — почти легкомысленно, прежде чем уйти, не дожидаясь, пока Гарри прочтет его. Оно было от Нарциссы Малфой. Письмо было коротким, с красивым почерком. Если моя семья может что-то сделать для Вас в плане компенсации, — было заключительное предложение, — я уверена, что мы можем договориться.
В тот месяц глаза Малфоя, казалось, впали в глазницы. Его лицо посерело под завесой длинных тусклых волос.
— Не думал, что он вернется ради своих ТРИТОНов, — приглушенно сказал Рон, его рот был близко к плечу Гермионы.
Гермиона пожала плечами.
— Он мог бы. Другие ведь могут.
При этих словах все замолчали. Смех слизеринских девушек достиг пика, эхом разнесясь по залу. Гарри откусил еще кусочек тоста и положил его обратно на тарелку, снова облизывая большой палец. Это был вторник, обычный день недели. Могли бы быть выходные лучше, лениво размышлял он, обдумывая эту мысль по мере того, как она приходила.
Нет, заключил он. Вероятно, нет.
***
Почти через год после окончания школы Гарри получил официальное пригласительное письмо из особняка Малфоев. Спереди был густо выбит фамильный герб, а на обороте кто-то написал:
Хозяин Д.Л. Малфой просит вашего присутствия в вышеупомянутой резиденции в ближайшую среду между 13:15 и 13:30. Пожалуйста, ответьте при наличии возможности.
— Боже, — засмеялся Гарри, недоверчиво перевернув его еще три раза. Он снова громко рассмеялся, еще громче, стоя в своем коридоре. — Чего? — сказал он себе. Затем снова: — Чего!
В тот вечер он принес письмо на ужин к Рону и Гермионе, которые оба внимательно изучили его и выдвинули теории относительно того, чего Малфой мог хотеть.
— План по восстановлению репутации его семьи, — заключила Гермиона свою ставку, убежденно постучав по столу. — План из тридцати шагов, в котором вы двое пожмете друг другу руки и перережете ленточку. И совместное интервью с Пророком. Нет! Подожди! Поле для квиддича, финансируемое Малфоем, названо в твою честь!
— Ты не можешь! Ты не можешь сделать пять ставок, — сказал Рон, его голос звучал расплывчато, счастливо. Его бокал с вином был все еще почти полон, губы в пятнах. Рон всегда был быстрым пьяницей, тем самым милашкой, что целовал людей в щеку и говорил им, что они блестящие, как будто это было необходимо, чтобы они знали.
Той ночью, вернувшись на площадь Гриммо, Гарри мягко протопал между стенами коридора, не в силах держаться прямо, когда, спотыкаясь, добрался до своей спальни. Он снял один носок, оставив другой надетым, и даже умудрился снять джинсы, прежде чем закончить с этим и забраться под простыни. Он улыбался сам себе, переполненный шутками своих друзей и теплом их маленькой квартирки — все еще полной нераспакованных коробок — книг Гермионы, сваленных на полу, служивших импровизированными столами.
Он собирается просить твоей руки, — было последним предположением Рона, абсолютно серьезным, прежде чем он взял салфетку с обеденного стола и театрально накинул ее на лицо, как вуаль. Гарри прослезился, смеясь над этим, и до сих пор посмеивался над этим воспоминанием.
Ночь была тихой, его постель была в безопасности, и сон накрыл его, как волна.
***
Поместье Малфоев было высоким и величественным сооружением. Гарри должны были принять в гостиной с высокими потолками и темными обоями с рисунком в виде золотых пик. В камине разгорался огонь, жаркий и быстрый, молодые поленья потрескивали. Там были блестящие столики из вишневого дерева, тяжелые шторы обрамляли окна. В углу отчетливо тикали напольные часы.
Малфой заставил его подождать десять минут, прежде чем появиться, деловито и громко войдя через вторую дверь, скрытую в одной из панелей. На руках у него были перчатки, одет он был в траурный черный, с высоким накрахмаленным воротничком у горла.
— Пожалуйста, присаживайся — сказал он, как бы приветствуя, указывая на кресло у камина. Гарри не сел. Вместо этого он наблюдал за Малфоем, наблюдал, как тот снимает мантию, бросает перчатки на стол — и быстро направляется к бару, звеня стаканами, бутылками.
— Или оставайся стоять, как тебе больше нравится, — тихо добавил Малфой. Затем: — Выпьем?
Гарри видел, как он наливал джин.
— Не рановато ли?
Малфой издал звук, как будто они оба были замешаны в шутке. Гарри не знал, что это значит. Ему все равно вручили хрустальный бокал, а затем Малфой опустился в кресло, величественно скрестив ноги. Он пригубил свой напиток, закрыл глаза и вздохнул.
— Боже, мне это было нужно.
Огонь был слишком горячим для комнаты, для этого времени года. Дедушкины часы тикали вдали.
Гарри медленно сел в кресло напротив. Он поставил свой бокал на деревянный пол.
— Малфой, — сказал он. — Почему я здесь?
Малфой на мгновение закрыл глаза. Гарри видел, как у него в горле ровно бьется сердце. Затем…
— Да. Верно. Очень хорошо. Малфой сделал еще один короткий глоток, отставил свой бокал. Он сунул руку в нагрудный карман пиджака и вытащил сверток. Он был маленький, размером с его ладонь, завернутый в коричневую бумагу и бечевку. — Итак, — сказал он, протягивая его Гарри, чтобы он взял. — Я нашел это.
Гарри посмотрел на сверток. На Малфоя.
— Я полагаю, это твое, — непоколебимо добавил Малфой. — Твоей семьи.
Сердце Гарри подпрыгнуло. Он взял сверток. Он был все еще теплым от того, что его прижимали к груди Малфоя.
— Я недавно вступил во владение загородным поместьем моей семьи, — объяснил Малфой, пока Гарри развязывал бечевку на бумаге. — И когда я разбирал кое-какие старые, скажем так, памятные вещички, я наткнулся на это, эм... ну, ты видишь.
Это была монета. Больше, чем любая валюта, которую он видел, тяжелее, золотистее. В середине было изображено дерево — лимонное дерево, как будто видимое через окно. Оно двигалось навстречу несуществующему ветерку. Вокруг него были выгравированы буквы A. З. и С. И. П., за которыми следовала дата: 05-05-1915. Гарри нахмурился, не понимая. Надпись под ним гласила:
Все сердца — глупцы в любви.
— Амсу Захар, — сказал Малфой. Он подвинулся к краю своего сиденья, наклонился, чтобы длинным указательным пальцем указать на первый из инициалов. Гарри почувствовал запах джина в его дыхании. — Рожденная в Египте. Затем, смотри — Сэмюэл Икар Поттер. Твой прадедушка, если я не ошибаюсь. Со стороны отца, очевидно. — Он откинулся на спинку стула, вознаградив себя глотком своего напитка. — Видишь ли, это был обычай. Чтобы раздавать их на свадьбах.
Язык Гарри казался толстым во рту. Он сглотнул раз, другой. Монета согревалась в его руке.
— Это своего рода безделушка, — продолжил Малфой, когда Гарри не ответил. — Я полагаю, что моя пра-пра-тетя Сесилия присутствовала тогда. — Еще глоток. — Хм? Да?
— Ты... — Гарри наблюдал, как колышутся ветви лимонного дерева, как трепещут его листья. Он провел большим пальцем по нему, по надписи. Посмотрел на Малфоя. — Ты просто нашел это?
— Я не просто нашел это, — сказал Малфой. На его шее расплылось цветное пятно. — Я не просто нашел это. Как я уже сказал, я недавно вступил во владение своим фамильным поместьем, и когда я разбирал кое-какие старые семейные реликвии, я случайно наткнулся на...
Его голос звучал так, словно он отрепетировал фразу. Гарри прервал его, резко встав.
— Верно, — сказал он. Он оглядел комнату, на аккуратные вещицы, блестящее серебро и бархатные поверхности. Он прочистил горло. — Я могу оставить это себе?
Малфой моргнул на него, открыв рот, как будто хотел что-то сказать, затем остановил себя. Он, казалось, удовлетворился реакцией:
— Ну, да. Это твое.
— Верно, — сказал Гарри. Он сунул монету в карман, почувствовав, как она отяжелела в его пальто. — Спасибо. Мне нужно идти.
Краска разлилась по челюсти Малфоя.
— Понятно, — сказал он, не двигаясь.
— Спасибо, — повторил Гарри, затем вышел из комнаты, не дожидаясь, пока Малфой встанет со своего места. Он быстрым шагом направился к двери, вышел, а затем спустился по лестнице и пошел прочь — уже на полпути по тихой улице, прежде чем вообще замедлил шаг.
Затем он постоял мгновение, подождал, пока мужчина, выгуливающий своего корги, пройдет мимо. Он сделал вдох — выпустил воздух обратно. Достал монету, непонимающе посмотрел на нее — затем положил обратно в карман.
Он повернулся на месте и дезаппарировал с театрально громким треском, звук которого эхом разнесся по тихой улице.
***
Первое предложение запоздалого ответа Гарри Нарциссе гласило:
Спасибо Вам за Ваше предложение. На самом деле, есть одна просьба, с которой я хотел бы обратиться.
— Ты написал моей матери, — сказал Малфой сдавленным и глухим голосом через камин. Его голос звучал так, словно он хотел закричать, но сдерживал себя.
— Да, она была той, кто предложил.
— Она…! — Голова Малфоя дико задвигалась в огне, когда он наклонился вперед. — Я…— Он перевел дыхание. — Я хозяин поместья. Я отвечаю за…
— Мне все равно, почему меня это должно волновать? Боже. — Гарри рассмеялся. — Ты собираешься быть трудным, Малфой, или ты позволишь мне делать то, что мне нужно?
Каминная связь на мгновение стала нечеткой, лицо Малфоя то появлялось, то исчезало в огне. До меня донеслись только обрывки его тирады.
— …и это опасно, Поттер, половина западного крыла все еще покрыта проклятиями, другая половина рушится, и я не допущу, чтобы смерть Спасителя нашего известного мира была на моей чертовой…
В конце концов, Малфой согласился проследить за визитом Гарри в Уилтшир в ближайшие выходные. Гарри рассказал об этом Невиллу позже тем же вечером, когда заскочил к нему в коттедж, пообещав помочь с установкой новой теплицы. Старый дом достался вместе с участком земли, как и милый английский сад — сплошь фруктовые деревья и клумбы с дикими цветами. Дальше земля переходила в мощеную дорожку, которая вела к небольшому пруду. Там Невилл начал разбивать французский сад, который, как он неохотно признался, отодвинул на задний план в надежде, что профессор Спраут, которая не одобряла французскую школу ландшафтного дизайна, не заметит его во время своего следующего визита. Так много травы, и для чего! Тонко имитировал Невилл аргументы профессора. Жалкая трата доброй земли, если ты спросишь меня!
Но Гарри это понравилось, сказал он, проводя ладонью по кусту розмарина. Ему нравилось, как пахло, когда дул ветер.
После нескольких часов работы они оказались на кухне, руки были натерты до розового цвета, а колени перепачканы грязью. Гарри отдал ему монету для проверки, а Невилл взамен протянул ему пиво. Гарри остался стоять, прислонившись к столешнице.
— Не то чтобы я не знал, что у меня есть бабушка с дедушкой, или прабабушка с дедушкой, или что-то еще, — объяснил он. — Типа, я знал. Конечно, я знал.
— Конечно, ты знал, — согласился Невилл. Он положил монету на стол.
— Это просто...
— Это просто?
— Они были живы, — сказал Гарри, постукивая ногтем по горлышку своей пивной бутылки. — И люди знали их. У них были разные вещи. Они... оставили их. Вещи, которые...
— Материальны, — подсказал Невилл, и Гарри хмыкнул.
— Материальны, — повторил он.
***
Субботнее утро было пасмурным и ярким, небо за пеленой облаков озарилось желтым. Во второй половине дня был предсказан ливень. За пределами поместья Малфоев семейство ворон перелетало с одного дерева на другое и обратно, прыгая вдоль железных ворот между ними. И снова Малфой заставил его ждать добрых четверть часа, прежде чем он появился, суетливый и шумный, снимая перчатки палец за пальцем и возясь с замками ворот, настаивая на том, что он не будет…
— …у меня есть привычка отказываться от своих выходных, чтобы проводить для публики экскурсии по моему особняку смерти, просто чтобы быть абсолютно ясным. — Он произнес "выходные" так, словно это были два отдельных слова. Конец недели. Его волосы были короче, чем в последний раз, когда Гарри видел его, аккуратная прямая стрижка вдоль подбородка. От него сильно пахло одеколоном. Это зудело в Гарри, заставляло его хотеть отступить — отодвинуться подальше от этого облака.
— Я не настаивал, чтобы ты шел со мной, — сказал Гарри. — Я был бы совершенно счастлив порыться здесь сам.
— И быть погребенным под шестью слоями щебня? Ты не сделаешь ничего подобного, — усмехнулся Малфой, наконец отпирая ворота. Он распахнул их, широко раскинув руки. — Allons-y, — добавил он, ускоряя шаг по направлению к поместью. Гарри засунул руки в карманы пальто, высоко подняв плечи до ушей. Он что-то невнятно проворчал себе под нос, затем опустил плечи и последовал за Малфоем в дом, отставая на пять шагов.
***
Широкая лестница у входа когда-то вела на широкую площадку, где когда-то давным-давно возвышались три арочных окна. На каждом из них были изображены различные сцены из разноцветного стекла — рыцарь, стоящий на коленях у ног дамы, две змеи, обвившиеся вокруг ствола плодоносящего дерева, и женщина, отбрасывающая свет с конца светящейся палочки. Гарри обнаружил, что помнит их с шокирующими подробностями. Теперь они исчезли — разлетелись на куски. Разноцветные осколки все еще валялись на лестничной площадке.
— Смотри под ноги, — сказал Малфой, отодвигая кусок зеленого стекла носком ботинка.
Его слова эхом отозвались в пустом сумраке дома. Стены всё ещё были усеяны темными метками. Мебель, которая была перевернута во время битвы, еще не была исправлена. Малфой повел их вверх по следующей лестнице и дальше по темному коридору. Они прошли мимо топора, вделанного в стену, и дальше вниз, мимо соответствующего доспеха.
— Вот так. — Малфой обошел дыру в полу, слегка подпрыгивая, держась за ручку фонарика. Сквозь разбитые балки можно было разглядеть комнату внизу.
— Как долго он пустовал? — спросил Гарри, хотя и знал ответ. Это было для того, чтобы просто что-то сказать.
— О, день или два, — легкомысленно сказал Малфой, взмахнув перчатками в воздухе. — Прелестно, не правда ли? Я называю это “боевым шиком”. Я мог бы познакомить тебя с декоратором, если хочешь хотя ты, возможно, знаком с его предыдущими работами...
— Ладно, ладно. Хорошо.
Малфой бросил на него быстрый взгляд, приподняв брови. Он повел их направо, вверх по другой лестнице — узкой и вплотную к внешней стене. Гарри почувствовал сквозняк, проникающий сквозь камень.
— Куда мы направляемся?
— В Восточное крыло. На чердак.
— Чердак?
— Хранилище. — Малфой остановился на полпути вверх по лестнице и остановил Гарри рукой. Он достал свою палочку, постучал ею по тому, что казалось стеной, но вскоре засветилось очертаниями маленькой двери. Им пришлось пригнуться, чтобы пройти, и они оказались в пустом коридоре — ни ковров, ни мебели, только деревянные панели и простые двери. Коридор для слуг, подумал он.
Малфой взмахнул перчатками, чтобы убрать пыль перед собой. Они снова шли пешком.
— Видишь ли, Сесилия так и не вышла замуж, — начал он ни с того ни с сего. — Никогда не выбиралась из поместья. Она заботилась о своей матери большую часть своей жизни, а после этого... Ну. — Малфой повел их вверх по другой лестнице, еще более узкой и крутой. Перила заскрипели, когда Гарри ухватился за них.
Малфой не столько поднимался по лестнице, сколько бежал трусцой, его шаги были легкими.
— Большая часть ее вещей, я полагаю, сохранилась. Если бы не только тот факт, что у нее была прекрасная привычка очаровывать все, чем она владела, чтобы быть ограниченной поместьем.
Гарри чуть не врезался в него, когда они достигли верхнего этажа, лестница там заканчивалась дверью, а не платформой. Малфой достал связку ключей и начал возиться с несколькими большими отмычками.
— Она зачаровала монету, которую ты мне дал?
Малфой промычал, не отвечая. Гарри наблюдал, как двигаются его узкие плечи под большой мантией.
— Малфой. Как тебе удалось унести монету с территории?
— О, видишь ли, я просто очень талантлив в обращении с чарами. — Он нашел нужный ключ, открыл дверь и пропустил их внутрь. В его голосе прозвучала принужденная нотка, когда он добавил: — Если что, это займет всего минуту работы.
Чердак был огромным. Казалось, он занимал половину площади поместья, разделенный на секции тонкими деревянными стенами. Здесь пахло историей и плесенью, а также пылью. Косые тусклые лучи солнца проникали внутрь, погружая пространство в резкие тени. Малфой показал ему на отделенную стеной секцию с табличкой на дереве, простой гравировкой, указывающей на то, что груда сундуков и старых кружев когда-то принадлежала Сесилии Адрианне Малфой.
Беспорядок открытых ящиков и разбросанных кусков пергамента — наряду с беспорядком в пыли на полу — намекал на собственные исследования Малфоя, время, которое он провел, роясь в хранилище старой тети.
— На случай, если это не очевидно, — сказал Малфой, сцепляя руки за спиной, не снимая перчаток, — не трогай ничего — это может быть проклято. Левитируй, проверь на наличие следов, ты должен быть в состоянии обнаружить проклятый предмет. Акцент на ”должен", — протянул он. — Но кто я такой, чтобы диктовать планку магической компетентности? Если ты не уверен, спроси меня. Я буду...
— Ты остаешься? В то время как я...
— Конечно, я остаюсь, Поттер, иначе зачем бы я пошел с тобой? Конечно, не для того, чтобы посетить портрет двоюродной бабушки Ксантиппы и ее десяти такс. — Он прочистил горло, и следующие слова прозвучали так, будто он повторял заученную фразу, когда он добавил: — Я бы предпочел не нести ответственность, если... нет, когда ты, со всей твоей дерзкой безмозглостью, подвергнешься проклятию на территории Малфоев. Господь свидетель, у Министерства было бы абсолютное...
— Отлично. Без разницы. Ладно. Ты так и будешь стоять там, или все-таки поможешь мне?
Малфой немного подождал, прежде чем ответить.
— Я продолжу проводить свои собственные исследования.
— Хорошо.
— Которые войдут в наследие Сесилии Малфой.
— Ладно. Так что ты будешь помогать.
— Это не называется помощью, если ты активно просишь присоединиться к тому, что я делаю уже некоторое время, Поттер, так что нет, я определенно не буду помогать.
— Господи, — пробормотал Гарри, отворачиваясь и доставая свою палочку. Он повернулся лицом к куче вещей Сесилии. — Я и забыл, каким ты был утомительным.
Малфой попытался поспорить с быстрым: — Прошу прощения? Я не...! — но Гарри отмахнулся от этих слов легким раздраженным жестом, который, к удивлению Малфоя, остановил его на полуслове. Он издал звук, как будто собирался сказать еще что-то, но совершенно замер, когда Гарри проигнорировал его и начал левитировать клубки пряжи из корзины, балансирующей на вершине кучи.
Довольно долго они работали в относительной тишине. Время от времени Малфой вставлял: “Я уже просмотрел это” или “Ты там ничего не найдёшь”, на что Гарри не отвечал и не признавал.
Он разбирал стопки и ящики, отодвигал их за перегородку, чтобы освободить место, перелистывал страницы за страницами и осматривал сумки, которые могли содержать следы истории его семьи. Маленькая коробочка с булавками вселила в него надежду, но этого было недостаточно — просто какие-то награды особого общества, которого он не знал. Он нашел фотоальбом, который с волнением листал две минуты, но оказалось, что в нем нет ничего, кроме фотографий одного сенбернара, выполненных в сепии, одетого в разные костюмы. Например, в костюм моряка, волшебника, доярки.
— Она, должно быть, знала их, верно? — Гарри сказал, через час или около того. Малфой изучал длинный свиток квитанций, очевидно, касающихся покупки лент. Он ответил звуком "хмм". Это не ответ.
— Поттеров, — продолжил Гарри. — Если она была на их свадьбе, наверняка их жизни были... Они, должно быть...
Малфой не поднял глаз от квитанций. Гарри провел палочкой над шкатулкой с драгоценностями и почувствовал уродливый укол проклятия, обернутого вокруг нее. Он уклонился от него и вытащил шляпную коробку, спрятанную подальше. На её место упали пять других коробок.
— Старые семьи, Поттер, — пробормотал Малфой, все еще глядя на свои квитанции. — Сесилия, вероятно, знала их, или, ну, знала о них, понимаешь, но... особенно в те дни, приглашение на свадьбу значило ненамного больше, чем...
— Подожди... — Гарри держал письмо, выуженное из шляпной коробки. Там было полно писем, все еще в конвертах, адрес назначения зачеркнут и заменен поспешным штемпелем, извещающим: ВЕРНУТЬ ОТПРАВИТЕЛЮ.
Гарри пробежал глазами написанный скорописью почерк Сесилии, сердце подскакивало у него к горлу.
— Ох. Боже. Я думаю... Ох.
— Что? — Малфой уронил свой свиток и прошаркал по небольшому пространству, подходя и становясь рядом с Гарри. Его грудь почти касалась руки Гарри. От него все еще исходил тяжелый запах одеколона.
Гарри передал ему письмо и потянулся за следующим конвертом. Он достал письмо, просмотрел его, передал дальше, потянулся за следующей прочитанной половиной, затем передумал и снова бросил ее. Он начал рыться в поисках даты.
— Май, — прошептал он сам себе. —Май, май, май…
Он нашел одно, датированное 4 мая 1915 года. Его горло сжалось, когда он разворачивал его.
— Дорогой, — начал он, читая вслух. — Завтрашний день обещает быть прекрасным. Небольшая облачность, не слишком тепло. Я рада за тебя, дорогой, хотя... — Он мгновение пытался понять почерк. — Тяжесть. Хотя тяжесть ошибки, которую ты собираешься совершить, тяжелым грузом ложится на мое сердце. Поймешь ли ты когда-нибудь причину, мой дорогой? Однажды ты проснешься и поймё... — Гарри сделал вдох, выдохнул. — Поймёшь, что она тебе не подходит и никогда не будет. Когда ты это сделаешь, мой Сэмюэль, я буду здесь. Всегда.
Малфой тихо выругался. Гарри продолжил:
— Помнишь то лето в Бате? Самое яркое воспоминание, которое у меня осталось, — это то лето. Мы были на пляже, и ты поцеловал внутреннюю сторону моего запястья. Ты сказал, что почувствовал вкус морской соли на моей коже. Вернись... Боже. — Гарри надул щеки.
— Вернись ко мне, мой Сэмюэль, — закончил Малфой ровным голосом. Он придвинулся ближе, наклонив голову, чтобы прочесть. Гарри мог чувствовать тепло его тела, так близко, мог чувствовать его дыхание на своей шее, когда он добавил: — Останься со мной. С любовью, твоя Сиси.
Малфой потянулся, чтобы вырвать письмо из рук Гарри. Когда его пальцы коснулись пергамента, мир вокруг Гарри исказился, а пол под ними провалился. На долю секунды Гарри показалось, что чердак рушится, но он не падал, и его ноги все еще стояли твердо. На самом деле он вообще не двигался, его тело было сковано и сбито с толку. И тогда это пришло: боль, яркая, как свет, пронзающая его до глубины души, ослепляющая его, затуманивающая слух, мышление — все. Это выбило из него крик — отбросило его в тело, согнувшееся пополам рядом с ним, — а затем и вовсе вырубило его.
***
Он проснулся в больнице Святого Мунго, желая плакать, желая убивать. Он что-то потерял, и ему нужно было это вернуть. Он заговорил прежде, чем осознал, что говорит, прежде, чем его глаза были полностью открыты — борясь с тем, что привязывало его к кровати. Его голос был хриплым, неузнаваемым.
— Мне н.. мне нужно... — он задыхался. — Где...
Там был свет, звуки, люди. Кто-то положил руку ему на лоб, откинул назад волосы, вытер пот. Он не хотел этого — он повернул голову, чтобы избежать прикосновения, застонав. Ему было больно, внутри и снаружи. Сама его кожа казалась обожженной, слишком туго натянутой. Он чувствовал жажду и сухость во рту.
Кто-то произнес его имя, и пара рук толкнула его обратно, когда он попытался приподнять грудь с кровати. Он узнал это лицо, или ему так показалось — он не был уверен. Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что ему что-то было нужно, но он не знал, где оно, и это прожигало в нем дыру. Он снова попытался подняться с кровати, его снова отбросило назад, он задыхался, глядя в потолок. Кто-то позвал его еще раз, на этот раз сердито.
Он попытался сосредоточиться, но не смог. Он закрыл глаза, всхлипывая.
— Где... — Он замолчал, когда вздох прорезал шум, как нож сквозь масло. Его внимание угасло, щелкнуло, сфокусировалось.
Привязанный к кровати на другой стороне комнаты, Малфой извивался в своих собственных оковах. Его волосы прилипли к лицу, грязному и потному. Его глаза были дикими, пока они не встретились с глазами Гарри, и жжение внизу живота лизнуло, потребовало, пронзило его насквозь. Вот оно, сказало притяжение, бессмысленное и грубое. Вот оно, вот оно.
Малфой застонал, с криком вывернув руку под неестественным углом, в попытке встать с кровати, чтобы подойти к Гарри. Два человека с расплывчатыми лицами изо всех сил пытались уложить его плашмя. Гарри закричал — без слов, просто крик разочарования. Затем крик, еще одно рыдание.
— Что это? — громко спросил кто-то дрожащим голосом. — Что это?
Затем рядом с лицом Гарри появилась палочка, кончик которой был приставлен к его виску. Вспышка, и комната превратилась в ватные шарики, запах жженого сахара душил его. А потом снова небытие.
***
Когда он пришел в сознание, то находился под знакомым действием успокоительных зелий. Оковы исчезли. Он больше не горел. Он был болен. Его кости болели, желудок крутило. Бодрствующий Невилл был у его постели. Гермиона спала в кресле неподалеку. В комнате была в тишине и полумраке.
— Привет, приятель. — пробормотал Невилл.
Гарри издал какой-то звук. Он попытался пошевелиться, но безуспешно.
— Болит? — спросил Невилл, потянувшись к нему. Гарри кивнул, сглотнув. Невилл кивнул вместе с ним. — Да. Да. Это... ты отоспишься. Они сказали, что все наладится. Если ты поспишь. Сейчас.
Гарри повернул голову. Кровать на другой стороне комнаты была пуста. Вид этого заставил его ахнуть, боль достигла пика и скопилась под грудиной. Его зрение затуманилось, пока вспышка волшебной палочки снова не погрузила его в сон.
Он не помнил многого из того, что последовало за этим — прошли ли часы или дни, что ему приснилось или что было на самом деле. Он вспомнил, как Гермиона мыла его прохладной тряпкой, и был почти уверен, что спросил ее о чем-то. Ее ответ был слышен так, как будто он был произнесен под водой, голос её был приглушен.
Он думал, что тоже помнит, как Молли разговаривала в ногах его кровати, но воспоминание превратилось в Нору, в него на старой кровати Рона, что не могло быть правдой.
Иногда он просыпался, и на дворе была ночь, но в комнате было светло, тихо, в ней бурлила деятельность. В другое время здесь было бы пусто, тихо. Что-то вроде полудня. Несколько раз, когда он просыпался в темноте, Гарри кричал и кричал до тех пор, пока кто-то не подходил к его кровати с напитком, зельем — отвратительным на вкус, от которого он мгновенно погружался в сон.
Я умираю, — подумал он в какой-то момент, наполовину проснувшись. Я умираю.
Вот тогда Малфой и пришел за ним.
Это пробудило Гарри из глубин его болезненного сна, как вдох соли. Он вздрогнул, задыхаясь, сбитый с толку в предрассветной дымке своей пустой комнаты. Ему потребовалось мгновение, чтобы увидеть это — понять — но затем, вот оно: Малфой, в больничной рубашке, тяжело прислонившийся к дверному косяку. Его дыхание было хриплым, как будто у него перехватило горло. Из его носа текла кровь, заливая рот и горло.
Здесь, — напряжение под его грудиной загудело, облизывая, требуя. Нуждаясь. Здесь, здесь, здесь.
Малфой оттолкнулся от дверного косяка и, спотыкаясь, вошел, зацепившись за спинку пустой кровати, за стул, — медленно направляясь к Гарри. Он едва выделялся в сером полумраке комнаты, едва различимый силуэт на фоне тусклых стен.
Гарри застонал, его веки отяжелели, когда он наблюдал, и протянул свинцовую руку. Малфой был почти достаточно близко, чтобы взять её, и когда он это сделал — холодные пальцы сжали Гарри словно в тиски — это произошло мгновенно: облегчение было настолько острым, что само по себе было болью, как будто использовали лед, чтобы успокоить ожог.
Малфой застонал, колени подогнулись, и Гарри поднял его рукой, потянув, говоря:
— Иди, Боже, Господи, иди сюда, черт…
Это было беспорядочное дерганье конечностей, Малфой падал вперед, его потное, окровавленное лицо скользнуло по щеке Гарри — к его шее. Гарри рванулся к нему, запустив руки в волосы Малфоя, натягивая на него мантию, затаскивая его к себе в постель, отбрасывая простыню, стонал, всхлипывал. Боль ослабевала, проходила. Ему нужна была кожа — именно кожа делала это. Его коже нужно было больше кожи. Прижавшись открытым ртом к горячему плечу Малфоя, он почувствовал, как кровь бежит вверх и вниз по его позвоночнику — живая.
Он влажно рассмеялся, его бедро было между ног Малфоя. Они двигались нескоординированно, просто чтобы почувствовать. Напряжение в груди говорило ему, что сейчас все в порядке — и так будет до тех пор, пока у него есть это. Это — его липкая рука на потной пояснице Малфоя. Малфой целовал его плечо, шею, линию подбородка. Он потерся об их щеки, его хриплое дыхание громко отдавалось в ухе Гарри.
В конце концов, они замедлились, тяжело дыша. Их объятия продолжались, тесные и жизненно важные.
— Что это? — прошептал Малфой. Он казался разбитым. — Что это...
Ощущение его губ на щеке Гарри послало счастливую дрожь сквозь притяжение между ними.
— Блять, — сказал Гарри. — Я не… — Он придвинулся ближе, уткнувшись в ухо Малфоя, чувствуя его сердцебиение через кожу. — Блять.
— Нет, — тихо сказал Малфой. — Нет.
Гарри, блаженный и ошеломленный, когда гул болезни утих, ничего не сказал в ответ. Он вдохнул запах пота, железа и тела после болезни. Он вдохнул, прижал Малфоя ближе, давая притяжению то, что оно хотело, в обмен на облегчение. Да, — говорилось в нем. Да, здесь. Здесь.
***
Сесилия Малфой наложила связующее проклятие на свои письма Сэмюэлю Поттеру. Она сделала это в надежде, что он откроет их, прикоснется к ним — к чему угодно. Но он отправил их все обратно нераспечатанными и непрочитанными, и проклятие так и осталось лежать в коробке для шляп, бездействуя. Ожидая.
— Очень любопытная магия, — так назвал это разрушитель проклятий в больнице Святого Мунго, сидевший у постели Гарри и казавшийся чересчур веселым. — Тот факт, что она держалась почти столетие! Столетие! И она узнала вас — я имею в виду, вас обоих! Каковы были шансы? Я говорю Вам, мистер Поттер, очень редко случается, чтобы подобный случай произошел, не говоря уже о том, что он был бы предоставлен нам в таком...
На словах этого человека было трудно сосредоточиться. Внимание Гарри было недолгим прямо сейчас, и все звучало слишком громко — их голоса были грубыми, скрипучими. Снаружи шмель стучался в окно, пытаясь проникнуть внутрь с тихими ударами о стекло.
На следующий день Гарри пригласили на то, что они назвали консилиумом, но больше походило на комнату страха. В кабинете было слишком много людей и не хватало стульев. Гарри сидел на одном, с Малфоем рядом с ним и адвокатом Малфоя неподалеку с тремя раскрытыми папками на столе. Нарцисса встала, крепко вцепившись руками в спинку стула своего сына. Молли расхаживала по тесному пространству, как могла. Рон стоял у стены, Билл прижался к столу, а трое целителей стояли неподвижно и молча рядом с быстро говорящим главой отдела по связям с общественностью больницы Святого Мунго, который, казалось, слушался только указаний главы больницы Святого Мунго, доктора Ю.У. Мюриэл.
— Юрий, пожалуйста, — так он представился присутствующим, широким жестом занимая свое место за столом.
Потребовалось десять минут отрывистых приветствий и кивков, чтобы все это обострилось. Прошел час, и Билл покраснел и постукивал твердым пальцем по столу, чтобы подчеркнуть свои слова, настаивая на том, что было:
— Нет. Неоспоримого. Доказательства. Что мистер Малфой на самом деле не несет активной ответственности — не организовал все это...
— Прошу прощения? Мой сын добровольно не стал бы подвергать себя такому...! — Нарцисса, охваченная яростью, с трудом подбирала слова. — Самоуничижению! Кто охотно связал бы себя с...
— Целая куча людей, вот кто, — прервала ее Молли, останавливаясь в своих расхаживаниях, — Если не половина волшебного мира! И ты глупа, если притворяешься, что это не так, Нарцисса! Ради всего святого, иметь жизнь Гарри Поттера на ладони…
Один из целителей попытался встать между ними.
— Пока нет никаких доказательств, подтверждающих смертельные последствия...
Но Нарцисса проигнорировала целителя, ответив Молли вопросом:
— А как насчет жизни Драко в этом уравнении, что Вы скажете? Он что, обычный садовый гном? Это взаимная связь, во имя Цирцеи!
Гарри закрыл глаза, когда острая головная боль пронзила его позвоночник. Он почувствовал тошноту, тяжесть в животе привела его в замешательство и пошатнула. Это было похоже на пребывание в море — как будто ты не мог различить ритм волн — как будто тебя сбивало с ног снова и снова с каждым приливом, с каждым отливом.
Его постоянным якорем была левая рука Малфоя, вцепившаяся в подлокотник кресла. У него были длинные пальцы, длиннее, чем у кого бы то ни было. Его кожа выглядела сухой и потрескавшейся, а костяшки пальцев — красными и раздраженными.
— Дело в том, — прервал дискуссию глава отдела по связям с общественностью. — Что нужно ли будет убеждать мальчика держаться рядом с мистером Поттером, или мы можем прийти к краткосрочному соглашению, которое будет приемлемо для всех вовлеченных сторон?
— Я надеюсь, Вы обнаружите, что у каждой стороны будет совершенно разное представление о том, как выглядит приемлемое соглашение, — сказал адвокат Малфоя, звуча очень спокойно, в то время как Нарцисса выпулила в ответ…
— Мальчик? Мой сын — мальчик, а этот мелкий выскочка — мистер Поттер?
Гарри закрыл глаза.
— Пожалуйста, ответьте на вопрос, миссис Малфой, или мы будем вынуждены…
— Я требую снятия Уз.
Три целителя, а также Билл, начали переговариваться друг с другом, говоря:
— Серьезные магические повреждения, абсолютно недопустимые для вмешательства…
— Возрастные ограничения, как было установлено, и не будут…
— Никаких предыдущих данных или процедур, подтверждающих положительный…
Слух Гарри приходил и уходил. Его сосредоточенность делала то же самое. Кто-то сказал что-то о прессе, кто-то еще добавил что-то об этике войны, и когда Гарри снова открыл глаза, все, на что он мог смотреть, была рука Малфоя, теперь висевшая сбоку от его стула. Как будто он не знал, что с ней делать.
Измученное сердце Гарри болезненно сжалось.
— Назовите мне хоть одну вескую причину, — говорила Нарцисса. — В нашем поместье достаточно места, а также много провизии, и, в отличие от дома моей сумасшедшей тети, он не проклят веками…
— Ха! Как будто ваша семья в каком-то положении, чтобы похвастаться защитой от проклятий…
— Послушайте, это просто неэтично забирать юного мистера Поттера из его дома, учитывая, через что он прошел в прошлом…
— Через что мы все прошли, мистер Гиббонс, если Вы будете так любезны вспомнить.
Гарри протянул руку, чтобы коснуться подушечек пальцев Малфоя. Никто этого не заметил. Это было похоже на прикосновение к проводу под напряжением, только боли не было — лишь тепло по всей руке и ощущение легкости, распространяющееся по плечам, спине.
Малфой надавил в ответ, позволив их пальцам соскользнуть вместе. Он провел большим пальцем по тыльной стороне ладони Гарри. Комната расплылась. Дискуссия продолжалась где-то за много миль отсюда.
— Весьма прискорбно, — были последние слова доктора Мюриэл в тот день, когда был составлен предварительный план атаки и неохотно согласован, — Но не невозможно.
Рука Рона тяжело легла на плечо Гарри, когда они все, шаркая, вышли из комнаты. Малфой задержался рядом со своей матерью. Собственная рука Гарри, та, что касалась руки Малфоя, ощущалась пустой рядом с ним, неловкой.
Рон сжал его шею, притянул в полуобъятие.
— Все будет хорошо, приятель, — сказал он, понизив голос. — Мы рядом, хорошо? Мы рядом.
— Я буду в порядке, — ответил Гарри, хлопая Рона по плечу в ответ. Он сделал несколько шагов назад по коридору, в сторону туалета, затем задержался в дверном проеме — наблюдал за Малфоем и его матерью, где они стояли, немного поодаль. Быстро перешептываясь друг с другом, всё на французском.
Гарри подождал, пока Малфой не заметил его, бросив быстрый взгляд, прежде чем толкнуть дверь ванной и войти внутрь.
Он ждал добрых несколько минут, прислонившись спиной к облицованной плиткой стене, чувствуя смутную, отдаленную боль в теле. Когда Малфой вошел, тот колебался лишь мгновение, нетвердо стоя на ногах у входа. Затем он шагнул вперед, несчастный, упершись руками по обе стороны от головы Гарри. Гарри почувствовал сначала жар тела Малфоя, а затем и всего его, когда он наклонился к Гарри — прижался ближе, его грудь навалилась на Гарри со всей тяжестью.
Тяга загудела, а затем — ослабла. Малфой застонал, а Гарри рассмеялся, почувствовав волны облегчения. Гарри схватился за спину Малфоя, за шерсть его джемпера. Малфой тихо пробормотал Боже и потерся щекой о щеку Гарри, их щетина зацепилась.
От Малфоя пахло больницей и потом. От них обоих.
И там, все еще под бурлящими волнами притяжения была смутная паника, дикая потребность оттолкнуть Малфоя, чтобы его липкое тело не прижимало его к стене. Где-то внутри него был маленький уголок ясности, который наблюдал за ними — буквально завернутыми друг в друга, прижатыми к кафельной стене — с недоумением, со страхом. Опасность, — гласил он, но звук этот был всего лишь шепотом по сравнению с громоподобным пением Да, и, здесь, и, да.
— Это должно было закончиться, — сказал Малфой, его голос был близким, скрипуче-хриплым. Как будто он кричал несколько дней.
— Что должно закончиться? — спросил Гарри, и в горле у него щелкнуло, когда он сглотнул.
— Это, — сказал Малфой. Его губы скользнули по скуле Гарри. — Война. Проклятия. Быть... проклятым.
— Да, — согласился Гарри. Он позволил джемперу Малфоя выскользнуть из его хватки, его руки повисли по бокам. — Должно было.