Teta, 03 — сказка.

I like the idea of you and me... You know, us, together. Two little lost souls who finally found themselves. In the paragraphs of a story, that only we will ever fully understand.

Анна знает цену жизни и знает, кто не доживёт до утра.

Это очень грустная сказка.

Когда одним из таких людей становится тот, кто тебе близок.

Красный шарик крутится, но картина, просачивающаяся через него, не меняется, и мир тоже не меняется, но вертится — быстрее и яростнее.

В целом их история — сама по себе очень грустная сказка. И по частям — грустная. И как ни крути — грустная. И в какой красный шарик не посмотри — ничего не меняется, и даже если мир на секунды останавливается, когда с трудом удаётся дышать посреди всеобъемлющего огня, в сердце не перестаёт щемить.

Анна знает цену жизни.

Анна знает.

Каково наблюдать за героями грустной сказки. И совсем чуть-чуть: каково быть одним из главных героев.

Анна видит будущее.

И нет ничего страшнее этого будущего.

*

Ей совсем не хотелось становиться Синим королём, только защитить Хонами — последнего оставшегося в живых родного человека, искренне заботившегося о ней, и если для этого нужно прикоснуться к тому, к чему нельзя, то Анна была готова выжать из себя всё до последней капли. Но единственное, что по правде хотелось: закричать во всю глотку, что ей никогда не было так весело и тепло с кем-то ещё, что никто не водил её в парк аттракционов и, подхватив под мышку, не поднимал на самый верх колеса обозрения, на крышу кабинки, и что это время навечно запечаталось в воспоминаниях, высеклось на душе горящей меткой радости и доверия.

Его протянутую руку она обхватывает пальцами и утыкается лбом, сжимаясь, сгибаясь, чувствуя, как горло разжигает горечью, а слёзы катятся по щёкам. Ресницы слипаются, перед глазами всё размывается, но даже так Анна ясно видит лицо Красного короля, его красную ауру, незатухающий огонь, и это тепло — тепло его глаз, его ауры, его огня — самое прекрасное, что она когда-либо видела и чувствовала.

И если есть в этом мире хорошая сказка для неё, то — вот она.

И Анне совсем не страшно.

*

Сказки… сказки бывают разные. Те, которые ей читали — сначала мать, а затем Хонами — всегда были с хорошим концом, светлые и добрые. Грустные сказки — Анна узнала об этом уже после аварии, Центра и того, что не было бы в хорошей сказке — часто раскрываются в реальном мире, и не все можно прочесть, не все увидеть, не все услышать.

Есть сказки, которым лучше оставаться нерассказанными.

Анна думала, что её жизнь — из этой категории.

А потом Микото показал ей, что бывают и другие истории помимо сказок, где нет прекрасных принцев, но есть честь и преданность в простых лёгких людях, смеющихся задорно и заразно, где нет больших замков, но есть тёплое место, в котором можно собираться вместе холодной ночью и бездельничать, где не всегда опаляющее солнце, но точно — глубоко-синее необъятное небо и жар великой силы.

Анна думает, смотря на свою жизнь, которая уже не сказка — и это не страшно, — вспоминая будущее, которое уже не наступит — и знать это радостно, — думает, вглядываясь в точёный профиль Микото.

Да ведь он точно второе солнце.  

*

Сказки давно закончились — детство тоже. Почти. Но её история растёт и расцветает, и мир, серый и неприглядный до встречи с ним, не обретает краски, но становится… приятнее. Анне не страшно смотреть на Микото и в Микото, потому что она теперь не одна, а если иногда бывает страшно — совсем чуть-чуть, — то можно дотянуться до его всегда опущенной руки и сжать горячую ладонь.

Ещё Анна любит утыкаться в неё лбом, как тогда, посреди бури и боли, но делает она это редко и смущённо, потому что Микото вздрагивает, словно вспоминает то же, что крутится в её голове, и, застывая на секунды, поворачивается к ней. И взгляд у него взволнованный, хотя лицо непроницаемо.

— Что? — спрашивает он. За одно слово Анна не успевает уловить его настроение, и ей хочется что-нибудь сказать, чтобы во второй раз точно успеть…

А раньше ей хотелось кричать.

А раньше были чужие фальшивые сказки с хорошими концами и одна большая, реальная и грустная сказка — перед её глазами.

А раньше она как будто и не жила.

Анна смотрит на него с сомнением, мотает головой. Отворачивается, краснея, но руку не отпускает, а Микото словно бы всё понимает без слов — и взъерошивает её волосы. «Не волнуйся». «Мы не исчезнем». «Мы не чьи-то слова, не чужие терпкие рассказы тёплым вечером».

Они — ураган великой истории в ледяную ночь.

«Мы живы».

Анна видит единственное пылающее ярко-алым солнце, слепящее глаза до слёз и гипнотизирующее своей уничтожающей красотой — и это он.

И она любит это солнце.