Люди после смерти расщепляются на мириады крошечных частиц, постепенно растворяясь. Лишь пустая оболочка, некогда бывалая сосудом для чьего-то пытливого разума. Но по итогу нет ни её, ни мира, что когда-то был внутри.
Кэйе всегда казалось, что эти миры остаются в виде свежего летнего дождя после томительного беспощадного зноя. Такой же тёплый, приятный и оставляющий запах душистой травы. Хотелось бы найти чашу, что соберёт каждую из капель, орошающую их земли. Тогда бы он смог заглянуть внутрь, всмотреться в своё отражение и горько заплакать. Каким бы он там себя увидел? Неведомым монстром или милым красавцем — не важно. Как же прекрасно просто понять, какие чувства испытывает близкий тебе человек. Когда целует на ночь и читает сказки, когда крепко обнимает, а потом исчезает, посмотрев на тебя в самый последний раз через пелену слёз.
Остаётся только бережно собирать капли дождя в огромных размеров сосуд, а после, с надеждой заглянуть внутрь с мыслью: «То, что увидел на этот раз — обычное отражение или чья-то проекция? Но если так, то можно ли понять чувства, просто взглянув? А если опуститься в чашу с головой и прислушаться к ощущениям? Что тогда? Накажут ли за то, что попытался понять другого человека через полное погружение в его мысли?»
Малыш не знал ответ ни на один из вопросов, а единственная знакомая ему чаша исполинских размеров была полна солёной водой, словно чьими-то неосторожно пророненными слезами. Капли летнего дождя смешивались с ними, образуя грустную смесь из чьих-то воспоминаний и чувств. Поэтому, если хлебнуть из неё, расстраивается живот, а если пить на протяжении долгого времени - просто умираешь.
Не исключено, что от грусти…
Кэйа Альберих плохо помнил, кто сказал ему это, но опустив голову под идущую к берегам волну, он ощутил, как тело поглощают не отдельные чувства различных людей, а целый океан. Злой, необузданный и жестокий. Вобрав в себя всю боль этого мира, он сам стал чем-то злым, жестоким и неизведанным.
Но только что-то настолько беспощадное и не прощающее ошибки могло породить настолько тёплые объятия. Теплее, чем у родной матери. Настолько искренние и любящие. Существо, поймавшее его дрейфующее тело, словно любило всё в этом бескрайнем мире. Если оно — порождение любви, то океан — порождение боли из-за неё.
— Не каждый может справиться с океаном, малыш, — сказал голос существа, продолжая согревать крошечное дрожащее тело.
Нечто, живущее в море, было настолько тёплым, что это казалось невероятным предсмертным видением. Но даже будь оно так, было бы не особо плохо. Ощутить такое выпадает в жизни не каждому. А он, прожив ровно семь лет от роду, смог почувствовать его на себе.
— Ты слишком мал, чтобы погружаться во что-то столь необузданное с головой, — мягкий тембр ласкал уши Кэйи.
Хотелось разлепить глаза и глянуть на него. Того, кто смог в одном лишь касании подарить больше любви, чем его мать, давным давно распавшаяся на мелкие частицы где-то глубоко в недрах земли.
— Мама… — хотел было объяснить что-то он, но горло словно сдавили.
Рыжие локоны, струящиеся вдоль лица, резкие черты лица и острый хитрый взгляд. Было в этом всём что-то родное. Настолько, что из больших детских глаз ручьями потекли слёзы. Стоило лишь протянуть руку, как огненная копна оказалась бы меж детских пальцев.
Юный Альберих видел мужчину в самый первый раз, но в сердце его проснулась доселе незнакомая любовь. Не такая, которую он испытывал к матери или отцу. Она была всеобъемлющая, непонятная человеческому разуму. Существо, которое любила сама Вселенная…
— Ну… — неловко сконфузившись, мужчина потрепал парнишку по голове. — У меня сынишка примерно твоего возраста, — улыбнулся он, переманив на себя всё внимание ребёнка.
Кэйа ничего не говорил, лишь смотрел, словно усиленно стараясь навсегда запечатлеть образ незнакомца в сознании. Если кто-то однажды посмотрит в лужицу его летнего дождя, сможет ли увидеть эту прекрасную любовь, в которой хочется раствориться? Сможет ли тогда он сам стать источником такой любви?
— Хватайте его! — донеслись откуда-то издалека мужские голоса.
— Он хотел утопить принца! — причитал второй голос. Более грубый и неприятный. — Убейте!
— Пока, малыш, — сказало существо и, ещё раз погладив мальчика, постепенно удалилось.
Водная гладь пошла рябью, но потом пропала, словно и не было здесь никого. Но Кэйа продолжал смотреть на место, где только что находился прекрасный русал, спасший его от злых объятий моря. Он не просто подарил ему жизнь, а оставил нечто большее…
Это было похоже на настоящее благословение океана.
Люди не способны любить. Их любовь лжива и пагубна. Но существа на дне иные. Любимые самой Вселенной, они источали любовь, словно душистые цветы аромат. Русалки пели для человечества свои песни в знак искренней любви, а раз за разом получали лишь тупой нож в спину. Только через тысячелетия прекрасные создания поняли, что люди — единственные, кто не понимают любовь Вселенной. Не понимают их любви и любви друг друга. Они одиноки и уверены в том, что их одиночество — норма.
Люди после смерти расщепляются на мириады крошечных частиц, постепенно растворяясь. Лишь пустая оболочка, некогда бывалая сосудом для чьего-то пытливого разума. Но по итогу нет ни её, ни мира, что когда-то был внутри.
И никому не нужен этот мир. Вселенная отторгает существ, не способных к возвышенным чувствам. Поэтому их сознание, как и тело, исчезает в воздухе, неспешно угасая. И нет никакой магии в летнем дожде. И нет никакой магии в чашах с его каплями.
Есть только правило, породившее исключение.