Как громко нужно кричать, чтобы окружающие поняли, насколько тебе больно? А сколько слёз должно быть пролито? Как сильно должен подняться уровень Мирового океана?

Не важно, пока всем всё равно. Поэтому, упав на колени, юноша мог выдавить из себя лишь немой крик, согнувшись в позу младенца, находящегося в утробе, но вот-вот готового появиться на свет. Такой маленький и невинный, совершенно не знающий о своём бремени-исключении, что приготовила для него в подарок судьба.

Ползая по полу он не знал, куда себя деть, переживая истинную агонию. Его бросало то в жар, то в холод, а голова разрывалась от потока нескончаемых мыслей. Но из всего разнообразия лишь одно слово бесконечно повторялось, вбиваясь в подкорку мозга: «ТЫ!». Живое произведение искусства было убито руками принца в тот злополучный день.

Вселенная смотрела на него и осуждающе качала головой, пока тело прекрасного русала, пронзённого гарпуном, красовалось за стеклом в растворе формальдегида. Его рыжие локоны были всё такими же пламенными, а лицо ни на день не постарело. Сильный хвост будто вот-вот взмахнёт и унесёт прекрасное создание далеко отсюда. Туда, где ему и следовало быть.

Эти невежды не поняли любви русала и забили, словно свинью, движимые местью и алчностью. А затем сунули в стеклянную коробку, как очередной безвкусный трофей, преподнеся в качестве подарка к шестнадцатилетию сына короля.

«Это то существо, которое пыталось вас утопить и обрекло на болезнь… Ещё одного мы заковали в кандалы и оставили усыхать посреди озера в постройке на острове!» — они кланялись в знак почтения, восхищаясь наследником монарха. Их восторженные речи резали больнее ножа, а улыбки поселили в сердце что-то чёрное и злое.

То, что очень сильно напомнило объятия бескрайних вод, слоняющихся у берегов этих земель. Отчаяние. Гнев. Презрение. Существо, спасшее от них, освободило принца от человеческого бремени, подарив покой и счастье. Со смертью же всё вернулось, накатывая ответной волной и накрывая прямиком с головой. В этот раз прекрасное создание не спасёт. А если попытается, Кэйа мгновенно его остановит, продолжая погружаться всё глубже. Океан людских страданий столь же глубок, сколь любви есть во всей Вселенной.

Альберих мог лишь смотреть на тело, запечатлённое в некой экспозиции, медленно усаживаясь на пол. Не моргая, словно желая убедиться в том, что это не правда…

Такого просто не могло быть. Как он мог совершить что-то настолько ужасное?

Его рождение убило одно из самых прекрасных существ на свете. Появление в этом мире стало первой и колоссальной ошибкой в жизни Кэйи.

Подумав, что юноша был в несравнимом восторге, все удалились, чтобы оставить принца, корчившегося на полу, одного. Наедине со своими эмоциями. Какими бы они на самом деле не были.

Может быть, на тот момент, смерть была бы спасением из бесконечно одолевающих его мучений.

Словно в бреду, он хватался за голову и пытался закричать, но тщетно. Из горла не доносилось ни единого звука. Слёзы застилали глаза, и он не видел перед собой ничего, но в какой-то момент ноги сами подняли его и унесли прочь от прекрасного мужчины, чьё тело было обречено на вечное заточение в стеклянной коробке.

Покинув то место, он словно бы избавился от мёртвой части себя, оставшейся после кончины того существа.

Кэйа шёл куда глаза глядели и шаг за шагом приближался к озеру, в центре которого, на маленьком островке, красовалась небольшая беседка. Построенная там в честь матери-королевы, она была покинута и забыта всей семьёй. Лишь слуги раз в неделю посещали её, тщательно ухаживая за каждой ступенькой и колонной. Принц ни разу не решился ступить на её порог, ведь пересечение водоёма вызывало в нём неподдельный страх.

Страх снова оказаться в объятиях вечных человеческих страданий. Даже любовь к матери не могла пересилить его.

И рыжий юноша, прикованный к колонне беседки, не имеющий возможности и на метр приблизиться к водоёму, манил взгляд обезумевшего Кэйи, словно неся собой спасение. Огненное пятно из любви и ласки теплилось на горизонте, успокаивало и дарило чувство, которое бесследно испарилось, как только принц увидел мёртвое тело давно знакомого русала.

Это был свет тёплой горящей свечи.

Словно спиной заметив на себе чей-то взгляд, сидящее под крышей существо обернулось. И глаза его в тот момент расширились точно также, как и глаза Кэйи.

Они смотрели так друг на друга очень долго, не выпуская из виду и на секунду. Изучали друг друга, словно дикие животные, случайно встретившиеся на лугу. Два огромных синих глаза и пара огненных плясали в бешеном темпе, пытаясь что-то понять.

Медленно, не спеша, принц сел в лодку и подплыл к островку, боясь спугнуть прекрасного русала. Осторожно подгребая, юноша приближался к своему ангелу.

Но он даже не шелохнулся. Всё также сидел и смотрел, как искусная фарфоровая кукла на витрине, позволяя рассмотреть с каждой из сторон.

«Лишь бы не потушить…» — промелькнуло в голове Кэйи, как только он вспомнил, кому ещё принадлежал оттенок этих шелковистых прядей.

Одержимый невероятным желанием, словно заворожённый, Кэйа желал приблизиться к нему и крепко обнять. Принц хотел сделать для ЕГО сына то, что ОН когда-то сделал для него: забрать себе всю боль, оставив лишь любовь, способную двигать горы.

Но он всего-лишь человек. Кэйа не способен дать чему-то настолько чудесному хоть что-то. Ведь эта прекрасная фигура — воплощение самой любви.

— Я люблю тебя, — произнёсло прекраснейшее создание с места, не дав Кэйе даже ступить на твёрдую землю.

В глазах русала юноша разглядел события, пережитые в тот самый день. То необычайное тепло, подаренное Вселенной через этих прекрасных существ.

Сев рядом, Кэйа продолжал внимательно смотреть. Казалось, что они всю жизнь провели вот так. Знали всё и не хотели расставаться. Погрузились в чаши друг друга с головой и безнадёжно утонули. Теперь их было больше не спасти. Эти двое по уши погрязли в чувствах, сотканных кем-то извне чьего-то понимания.

Подвинувшись ближе, Кэйа осторожно обнял влажное, но такое тёплое и прекрасное тело. Это было настолько волнительно и невероятно, от чего кончики пальцев постепенно начинали неметь. Объятия были похожи на священное таинство. Они словно клялись друг другу в чём-то. Без слов, отдаваясь лишь нежным прикосновениям.

Безудержно рыдая, Кэйа продолжал прижиматься к прекрасному красавцу, который, положив мягкую ладонь на голову юноши, утешал его.

Принц оплакивал отца русала за него, ведь это существо не знало, что на самом деле с ним сделали. А если бы узнало, то умерло бы на месте от бесконечной тоски и горя. Ведь бессмертные существа не знают скорби. Скорбь для них — неизлечимая болезнь. И даже Матушка Вселенная не смогла бы вылечить хворь своего любимого дитя.

— Почему тебе так больно, Кэйа? — спросило существо, а по лицу его тут же потекли слёзы.

Воплощение любви сейчас плакало из-за него.

— А почему плачешь ты? — ответил принц, хватая чужое лицо ладонями.

— Мне больно, потому что больно тебе.

— Я люблю тебя, Дилюк, — сказал в ответ Кэйа, снова прижавшись к существу.

Что значило то «люблю» — неизвестно. Может быть они говорили о привязанности, а может о благодарности, а может быть об ответной любви ко всей Вселенной.

Люди исключение из её планов. Но может быть она простила хотя бы одного? Или просто пожалела?

Не важно.

Сейчас, сидя рядом друг с другом, юноши познавали доселе непонятные им ощущения. Кэйа ощущал на себе тепло всего мира, а русал, поглаживая того по голове, ощущал тепло человека, лежавшего у него на коленях. И он чувствовал любовь не ко всему миру. Он чувствовал любовь к нему единственному. И если бы пришлось отказаться от любви Вселенной, словно отрекаясь от Матери, Дилюк бы не задумываясь пошёл на этот шаг.