Ночью Роше задремал. Сначала он боролся со сном, но тот победил. Человек закрыл глаза и опустил голову на плечо Иорвету. Эльф вздрогнул, но скидывать человека с себя не стал. Он долго смотрел на хмурое лицо Вернона, на морщинку между его бровей, на тонкие губы. Иорвет осторожно поднес руку и невесомо провел пальцами по скуле человека. Щетина у него такая жесткая. Хотя Вернон брился накануне их ухода из дома Ибрис.

С рассветом они вновь двинулись в путь. Ночь прошла спокойно — Иорвет и Роше восстановили часть сил. Но тело все еще болело, а суставы ныли. Особенно беспокоила спина Иорвета. Тяжелая стеганка натирала и заставляла раны зудеть.

На севере от храма раскинулись несколько крохотных озер. Вернон видел их на карте, сразу за ними и расположился Корво. Ближе к полудню они оказались у стен города.

Но Роше не чувствовал того самого облегчения. Наоборот — на душе становилось только тяжелее. Им предстояло найти храм в округе города. Да только где искать непонятно. Одно Вернон понял точно — Орден Крови расположился далеко от обители проклятой Богини. То ли для того, чтобы скрыться от чужих глаз, то ли потому, что каменное строение пустовало. Разбираться, откровенно говоря, желания не возникло.

Вопрос остался открытым — где искать? Пойти спрашивать людей по городу как минимум глупо. Пойти искать по лесам? Нет, это потеря времени. Роше задумался и мысленно пробежался по строчкам дневника Ибрис.

«Они есть и в Вызиме, и в Махакаме, но их основной храм в Корво. Там, рядом, должен быть храм в земле. Охраны там нет, но за ним наблюдают».

Роше, по долгу службы, заглядывал в Корво разок. Но никаких больших камней в окрестностях города не видел — не до того ему было. Скорее всего, он здесь один. Как ориентир для местных или шпионов. Вернон решил, что надо бы поспрашивать детей. Пацанов, лет двенадцати. Эти уж точно облазили весь город и его округу, и знают каждый камень.

В город они просочились с беженцами. Их было меньше, чем в Ринде. Но все равно никто не обратил на них внимания — кто в толпе станет разглядывать обычных избитых мужиков. Только головой покачают, мол, нильфы бушуют, или солдаты реданские наглеют. Те, кого не отправили на фронт.

Иорвет плелся неохотно. Мышцы все еще ныли, а спина зудела. Роше не торопил. Он вел эльфа в беднейший квартал города. Там, на пыльной и грязной площади, стояли кривые деревянные прилавки с вонючей рыбой, мясом не первой свежести и сероватым хлебом. Следом расположились старьевщики с барахлом разной степени бесполезности. Вокруг них выстроились покосившиеся темные домишки. На ступеньках сидела небольшая компания из мальчишек. И рядом с ними, как белая ворона, сидела светленькая девчушка вдвое младше них.

Роше сразу приметил их и направился к компании. Иорвет не пошел следом, а стоял в паре метров от детей.

— Малышня, — позвал он, — дело есть.

— Чего вам, дядь? — язвительно спросил парнишка с курносым носом и чумазыми щеками, — воровством не промышляем.

— Воровать ничего не надо, — капитан махнул рукой, — спросить хочу.

— Ты ж взрослый, да, дядь? — с ехидной улыбкой протянул мальчонка. Он обернулся к своей стае и мальчики одобрительно закивали, — за слова-то платить полагается.

— Лучше тебя знаю, — усмехнулся Роше, — ну, малой, чего тебе?

— А мешочек крон, дядь. Все сейчас кронами решается.

— Кронами так кронами, — Вернон достал из кармана пару монет и протянул ребенку.

— Нуу, дядь, мало! Давай весь кошель!

— Я тебе сейчас дам кошель, — пригрозил капитан, ухватившись за рукоять меча.

— Ну, на нет и сюда нет, дядь. Пошли, ребят, нечего с ним болтать, — мальчик захихикал, махнул рукой и кампания парней вальяжно зашагала прочь. Единственная девочка спрыгнула со скрипучей ступеньки и засеменила за компанией. Но их атаман только оттолкнул ее, — Иди уже отсюда! Вот еще с девками возиться, дура! К мамке иди!

Девочка хлюпала носом, захныкала и закрыла лицо ладошками. Мальчишки только посмеялись и пошли дальше.

Роше фыркнул. Он развернулся, сделал два шага, намереваясь найти более сговорчивых ребят. Но услышал громкий детский плач. Крошка хныкала во весь голос, аж сердце кровью обливается. Вернон глянул на нее, поджал губы. Детей он не очень-то любит, но, может, малышка расскажет, где же эти чертовы камни. Обреченно вздохнув, Роше подошел к девочке, присел на корточки и поставил на ноги.

— Ну, чего ревешь? — спросил он, отряхивая от пыли серое платьице.

— Они меня к себе не берут, — проревела крошка.

— Да нужны они тебе больно, — усмехнулся Вернон, плавно убирая ладошки от девичьего лица, — ну, не плачь. Глазок красивых не видно за слезками.

— Красивые? Правда-правда? — кроха подняла голову и захлопала ресничками.

— Еще какая правда. Слушай, маленькая, а ты хорошо город знаешь?

— Нет… В местах, где богачи живут, я не ходила еще, — ответила малышка, утирая слезы со щек, — а чо вам надо?

— Да мне вот камушек нужен. Большущий такой. Видала?

— Ой, видала! Медвежий камень! Он за городом, вон тама! Как за стенкой пролезть, тама прямо, до трех березок, потома вот туда, — с улыбкой рассказывала девочка, показывая ручками направление, — до ручейка. Тама камень и видно! Мы там играли, но нас прогнали.

— Мама с папой? — спросил Роше, прищурившись.

— Не, там дяди какие-то в красных платьях. Они туда ходят иногда, и играть мешают. Но вечером и ночью. Их сегодня Мишутка и Чижик видели. Они обычно уходят, когда солнышко выглядывает.

— Понял… Ну что, маленькая, спасибо. Ты помогла мне, а за слова надо платить. Чего хочешь? — Вернон выпрямился и склонил голову.

— Конфеток хочу! — пискнула малышка, — у тети на базаре есть конфетки из сахара, мама с папой их почти не покупают. Купишь мне три конфетки, дяденька? Я маму с папой угощу!

— Куплю, — кивнул Роше, — показывай, где там твоя тетя.

Глазки у ребенка заблестели. Они широко кивнула, схватила Роше за руку и потащила в сторону базара. Иорвет усмехнулся и молча пошел следом.

На базаре торговка косо смотрела на Роше. Он по своему опыту знал, что в бедных кварталах все друг друга знают. Вот и продавщица знала крошку — даже по имени ее назвала — и знала ее родителей. И Роше точно не походил на отца. Тучная женщина скривила губы и пригрозила охраной, мол, чего это взрослый дядька покупает малышке конфеты.

Роше немного опустил голову, нахмурил густые брови. Он подошел ближе, схватил за рукав и зашептал, что он — шпион Редании. По приказу самого короля он должен встретится с информатором, а нужно место найти не мог.

— Ты же не хочешь, чтобы Радовид узнал, что его шпионам мешают работать? — едва слышно прорычал капитан.

Торговка побледнела и нервно кивнула головой. Она отвесила целый мешочек сахарных карамелек и вручила крошке, даже денег не взяла. Девчонка радостно ахнула, прижалась к Роше на секунду и радостно полетела домой. Гордо выпрямив спину, Вернон зашагал прочь от напряженной торговки.

— Ты так мило общаешься с детьми, — издевательски усмехнулся Иорвет, — почему у тебя нет своих, кстати? Или есть?

— Нет у меня детей и не будет, — буркнул Роше, — надо мне оно больно, чтобы очередной карапуз рос без отца, который лезет в политический пиздец. И вообще, у меня есть Бьянка, зачем мне еще дети? Давай лучше подумаем, что нам делать. С Орденом встречаться я не хочу.

— Роше, — Иорвет остановился посреди улицы. — Я устал, ты тоже. У нас еще есть немного денег. Давай нормально поедим и отдохнем в корчме?

— Хорошо, — не колеблясь ответил Вернон, — думаю, до вечера ничего…

Роше на полуслове оборвал громкий кашель и женские вопли. Он обернулся резко, как испуганный кролик.

У старенького домишки стояла лавка, на которой сидел старик и задыхался. Он отчаянно пытался вдохнуть, но выходил только хрип и шипение. В следующих миг у него из носа хлынула кровь, а после его закрыла массивная спина его сынка.

По плечам побежали мурашки. Они ходили по улочкам города всего полчаса, не больше.

— Мы останемся в лесу, — тут же выпалил Роше. Он торопливо зашагал в сторону выхода из города. Иорвет схватил его ра плечо, разко развернул, но тут же собственная рука вспыхнула, заныла. Роше только поморщился и отошел. Если бы не проклятие, эльф бы и не понял, что человеку больно.

— Я не хочу опять морозить зад, если есть возможность поспать в тепле, — прошипел он.

— А ты хочешь, чтобы люди умирали? — Роше сделал уверенный шаг вперед.

— Дай подумать… — Иорвет притворно задумался и тут же выпалил. — Да, блять, я этого всю жизнь хочу!

— Сукин сын, — прорычал человек, — а если умрет та девочка? Она что, тоже угнетает нелюдей? Или вон тот грудной малыш на руках у девки, которой даже шестнадцати нет? Они тоже убийцы эльфов?

— Вырастут — станут. Тут даже можно не гадать. Вы, dh’oine, все одинаковые, — обыденно ответил Иорвет, пожав плечами.

— Не решай за них. Я не хочу, чтобы простой народ умирал. Будь то люди или эльфы, — Вернон развернулся и продолжил путь к лесу.

— Надо же, — театрально ахнул эльф, — кто заговорил. Величайший убийца эльфских женщин и детей вдруг не хочет убивать! Не пизди, dh'oine, я тебя отлично знаю.

— Ты ни черта не знаешь обо мне, — выпалил Роше, — детей я ваших не трогал, и баб тоже. Пока эти суки не кидались на меня с ножом. Хочешь идти в корчму? Пиздуй, пожалуйста. Если кто-то умрет, это будет полностью твоя вина.

Иорвет сморщил нос, скривился, но не ответил. Он горделиво вздернул подбородок и пошел в другую от Роше сторону.

Надо же, что сказал. Не хочет, чтоб люди умирали, герой чертов. Как на войне резать солдатню или вырезать целый отряд юных скоя’таэлей — пожалуйста. А тут нос воротит. Даже если закрыть глаза на всю расовую рознь. Люди даже со своими обходятся как со скотом, уж Роше знает.

Биография Вернона не была покрыта тайной, стоило дернуть за пару ниточек, спросить пару человек и сразу открывается нерадостная картина. Мальчишка без отца, росший в борделе. Травля, оскорбления, моральные и физические унижения — все это шло бок о бок с детьми из бедных кварталов, которые не нашли свою стаю. И теперь, после всего дерьма, через которое Роше прошел, неужели он все еще сочувствует этим свиньям?

Размышляя, Иорвет не заметил, как пересек площадь и оказался на пороге более богатого квартала, но вдруг ноги сами остановились. В груди защемило, как будто ребра сжали и с силой ударили по позвоночнику. Желудок скрутило и Иорвет обернулся. Роше стоял на другом конце площади и таким же потерянным и напряженным взглядом смотрел на эльфа. Они торопливым шагом приблизились друг к другу, и невидимые тиски, сжимающие грудь, ослабили хватку.

— Черт, из головы вылетело, — вздохнул Роше, — хер мы разойдемся.

— Давай пару часов отдохнем в корчме, поедим, а потом уйдем в лес. Договорились? — обессиленно спросил Иорвет.

— Договорились.

После горячего обеда, Иорвет растянулся на старенькой трухлявой кровати. Он не спал прошлой ночью. Роше устроился в рваном плетеном креслице.

Он думал о Янисе. Горечь сожаления горела в груди. Несмотря на обиду, юноша помог им. Он храбро сражался до конца. Сын, как и мать, отдал жизнь, чтобы снять проклятие. Чтобы никто больше не умер. Роше знал, что спасти всех нельзя. Но иногда так хочется.

Вернон достал из сумки дневник Ибрис. Нечего жалеть, думал он, сделанного не воротишь. Остается только собрать волю в кулак, оправдать надежду и снять смертельный мор.

После последней записи о невозможности уснуть, несколько страниц были вырваны. Но едва ли на них было что-то помимо импульсивных каракуль и следов слез.

***

Здравствуй, Эли. Давненько я тебе ничего не писала.

Я долго жалела себя. Долго виной маялась. Думала, что Ровен умер из-за меня, что я его не спасла.

Я осталась совсем одна. Месяцы, что я не писала тебе, я просто плакала. Не знала, как жить дальше. И сейчас не знаю. Так тихо и холодно. Самая холодная зима на моей памяти. Сейчас лето, но мне все еще холодно. Может, я старею? Или так тоскую по Ровену? Хотелось бы мне в петлю залезть, да проклятие не дает.

Недавно прошли мимо моей хаты люди. Семейка какая-то. Просили помощи, а я прогнала их. Не могу видеть людей. Не хочу видеть людей.

Но теперь мне совестно. А если они умрут? Еще кровь на моих руках…

Что же мне делать, Эли?

***

Как ты, моя милая Эли?

Я неплохо. Наверное.

Недавно пришел ко мне какой-то чудик. Дверь открыла, а там принц эльфский. Красивый, и высокий, как дерево. Говорит не по-нашему, я понять его не могу. Еле как объяснился на пальцах. Мол, он из другого мира, попал сюда по ошибке. Ну, думаю, приплыли. Совсем кукуха у парня полетела.

О помощи просил. Ногу повредил. А я чего? Виной еще мучаюсь, что семью спровадила. Приютила его.

Говорит, ему маг нужен. А я то куда провожу его, хромоногая? Покажу на карте, куда пойти, пусть валит. А пока пусть нога заживет.

***

Эли, я проводила Элланиана. Так зовут этого эльфа.

Он и правда из другого мира пришел. Тут даже по манерам понятно. На наших мужиков не похож совсем. Вежливый, ласковый. Нежный, даже в постели. Тянет меня к нему, да и хочется. А он и не против.

Ушел вчера, но мне не жаль. Несколько дней ничего ему не сделали, но если он останется, то помрет, как пить дать. Не хочу, чтобы Элланиан умер. Он хороший.

Рассказал мне о своем мире, о его родном городе. Там, наверное, красиво….

Он рассказал, что учился быть магом, эльфским Знающим. И попал сюда случайно. А вернуться как не знает. Бедняжка, хотела бы я ему помочь.

Думаешь, он вернется, Эли?

***

Элланиан меня изменил.

Кошмар, я теперь размякла. Начались холода, и ко мне пришли бродяги. Искали новый дом, счастливую жизнь. Но не рассчитали припасы, попросили помощи. И я помогла. Даже дочурку их маленькую вылечила, простудилась бедолага.

Почему-то, мне стало так хорошо. Я чувствую, что живу не зря, что я все еще могу что-то. Что я не так уж бесполезна.

Только я, кажется, от девки заразилась, чувствую себя хреново.

***

Я беременна.

Охренеть, твою мать, я беременна от Элланиана. И по срокам сходится, кроме него у меня не было мужчин.

Что же мне делать? Какой ребенок? Он же умрет, если не в животе у меня, так как рожу. Как я одна смогу о нем позаботиться?

Богиня, мне так страшно.

***

Роше оторвался от книги и потер подбородок. Точных дат вновь нет — нельзя сказать, сколько лет дочери Ибрис. Но, судя по выцветшим чернилам, лет четырнадцать-пятнадцать.

Теперь ясно, кто отец ребенка. Эльф из другого мира. Геральт упоминал, что Дикий Гон из этого эльфского мира. Людей там нет совсем. Роше хохотнул — вот уж рай для Иорвета. Неплохая идея сплавить всех остроухих в другой мир. И волки сыты, и овцы целы.

Следующие страницы были кратким описанием неважного самочувствия, симптомов и лечения простуды, которую она подхватила от очередных путников, которым помогла. На полях Ибрис криво выводила короткие строчки о том, как ей страшно, ее сомнения насчет ребенка.

Эти строчки были пропитаны слезами и горечью. Страхом и даже отчаянием. Это остро ощущалось в строках, где Ибрис думала отдать ребенка другой семье, чтобы сохранить ему жизнь.

***

Эли, представляешь? Лани вернулся. Я его даже не ждала, а он пришел с первой оттепелью. Сказал, что не смог вернуться домой и решил, что судьба его …. я. Он не смог меня забыть.

Конечно, он сразу увидел, что я с брюхом. Он удивился, но обрадовался. Сказал, что он любит меня и будет любить нашего ребенка.

Я так рада, что я больше не одна. Что есть кто-то, кто обнимает меня, кто-то, на кого я могу рассчитывать.

Но мне страшно. А если Лани повторит судьбу Ровена?

Рано или поздно мне придется рассказать ему о проклятии. Наверное, как рожу, так расскажу.

***

Эли, моя милая Эли, я родила. Девочку. Чудо, но здоровую. Наша малышка Элеонора. Ты, я надеюсь, не в обиде, что я дала ей твое имя?

Роды прошли легко. Не удивительно… Лани сам принимал их. Оказывается, что он тоже знахарь.

И когда Лани взял нашу крошку на руки, он расплакался. Он говорил, как любит нас, его девочек.

Но я все еще ему не рассказала. Как же мне найти храбрость, Эли?

***

Следующие страницы вырвали детские ручки. На обрывках остались кривые каракули угольком. Ну точно, крошка Элеонора украла мамину книжку и поиграла с ней.

За рисунками Вернон разобрал несколько строчек о том, как малышка заболела, как Ибрис ничем не может ей помочь, как ей страшно.

***

… Поэтому я отправила их в Вызиму. Далеко, но там есть хорошие доктора. Они подлечат и Элеонору, и Лани. Да и подальше от меня им будет лучше. Не бросать же дом. Да и уйти я отсюда не могу. Разве что с трупом на плечах. Проклятие, будь оно не ладно.

Лани не в восторге, но выбора у нас особо нет. Наша малышка болеет, Лани тоже потихоньку сгорает. Я не могу потерять их. Они — моя единственная причина жить.

***

Лани вернулся. Им легче. А я… Я не могу рассказать им. Я так боюсь, что Лани уйдет от меня и заберет Элеонору. Я не смогу без нее.

Он предложил перебраться в Вызиму. Но я не могу. Какая же я трусиха.

***

Эли, я опять отправила их на лечение. И опять по возвращению Лани стал уговаривать меня уехать из глуши. В городе лучше, а у Элеоноры появились друзья. Ей одиноко тут, она тоскует. Он прав, черт подери, прав! Но я не могу. Надо рассказать ему все, он что-нибудь придумает.

Придумает ведь, Эли?

***

Я такая жалкая. Я такая трусиха, Эли.

Я не смогла рассказать. Я пыталась, но мы только поссорились. И так раз за разом, мы почти всегда ссоримся. Элеонора переживает, хотя мы ругаемся за закрытой дверью.

Лани настаивает на переезде. Им тяжко ездить туда-сюда на лечение. А если, говорит, нашей дочке станет хуже?

Как мне рассказать ему? Поверит ли он мне, или мы вновь разругаемся? Что же мне делать…

***

Эли, с Элеонорой происходит что-то ужасное.

Сначала она не хотела спать, капризничала. Я умаялась за день, а она все ругалась, пришлось быстро строже. Она закричала. У нее пожелтели глаза. Я испугалась, слова выдавить не смогла. Лани смог ее успокоить.

Он сказал, что почувствовал от нее сильную магию. Но только в тот момент. Элеонора может стать магом, говорит, но потенциал у нее небольшой. Лани думал, как проверить, но…

В ночи к нам ворвались какие-то сволочи. Врасплох застали, Лани побили, меня схватили. Элеонора спряталась. Меня раздевать стали… Богиня, руки трясутся, как вспомню. Элеонора выскочила с кочергой и как давай лупить их. Ей влетело, моей малышке. Но вдруг глаза у нее снова пожелтели, зубы выросли, как у вампира. Она рычала, как рысь дикая. Вцепилась в тех сволочей, рвать стала зубами и руками. Там мы с Лани подсуетились, убили их. Но она не успокоилась и вцепилась в меня, покусала. Лани усыпил ее магией.

Она ничего не вспомнила. А мы не рассказали.

И что же с этим делать?

***

Это ужасно, Эли! Доченьке нашей становиться хуже! Мы не знаем, что делать. Каждый раз, когда она плачет, злится или хохочет громко у нее глаза светятся. Лани старается, изучает, но понять не может, что это.

Это ужасно, но я боюсь родную дочку! Боюсь сделать что-то не так, боюсь, что она опять выйдет из себя.

Лани учит ее как держать себя в руках, учит как следить за эмоциями. Но не сдерживать их, он учит, как держать чувства, когда они льются через край. А я не знаю, что делать.

Мы с Лани долго разговаривали. Но в конце поссорились.

Нужно понять, что с нашим ребенком. Но я не могу уйти отсюда, а Лани не бросит меня.

Значит, я его заставлю.

Я не хочу. Я люблю их. Но, если так я смогу их сберечь, значит, придется.

***

Вот и все, Эли.

Я сама во всем виновата.

Лани не выдержал, я тоже. Я сама их выгнала, я себя не жалею. Я заслужила одиночество.

Этим утром Лани собрал вещи и уехал в Вызиму с Элеонорой. Она так плакала, не хотела опять уезжать от меня. Она еще не знает, что это навсегда. Я сомневаюсь, что смогу увидеть их еще хоть раз.

Так будет лучше. Так они остануться в живых, они будут счастливы. Без меня.

Я не могу так, я не могу без них. Я не хочу жить без них.

***

Жить надо. Хотя бы ради тех бедняг, которые теряются в этих краях и молят о помощи. Так я не буду бесполезной.

***

Роше закрыл дневник. Он хлопал глазами и банально не знал, что чувствовать. Он все гадал, почему же семья Ибрис ее бросила. Но оказалось, что медичка сама их выгнала ради их же безопасности. Ей просто не хватило смелости признаться. Можно ли винить ее в этом? Наверное, да.

И что с Элеонорой? Неужели проклятие как-то повлияло на ребенка? Что с ней случилось? Неуежил Ибрис так и не выяснила, какой недуг мучил ее дочь?

Роше открыл дневник. Видимо, Ибрис упала с головой в работу. Все последующие записи — рабочие. Рецепты лекарств, количество трав, заготовленных на зиму, список, что нужно заготовить еще, короткие записки о том, когда из Ринде поедет торговец, что у него выменять и так далее.

И Роше с досадой подумал, что это конец, что последней записью будет послание им, но решил все же пролистать до конца. Оказалось, осталось еще пару записей. Сделанные в те дни, пока они жили в доме Ибрис.

***

Эли, как давно я не писала тебе письма. Все о лекарствах и травках. Надоело тебе, наверное?

Ничего в моей жизни не происходило. Пока не пришел сон о двух раненых зверях, пришедших к моему порогу. Глаза их помню — у одного карие, у второго зеленые такие, чудные. Думала, что беда к моему дому идет. Но нет, не беда.

Я пошла к речке, чтобы набрать рогоза. И услышала речь нильфскую. Благо, лук я с собой взяла. Пошла я смотреть, кого они бьют. А один из них, представляешь, Эли, в форме темерской! Ну я за земляка своего и заступилась. С ним еще эльф был какой-то.

Нильфы ранили их не слабо, пришлось помогать им на месте. Еле еле кровь остановила, потом на своем горбу домой несла. Тяжелые заразы, особенно этот эльф. Почему они все такие долговязые?

Уложила их, раны промыла. Жить будут, и похуже лечила. Пока в себя не приходят.

Но вот так дела, Эли. Темерец тот, Вернон Роше, Фольтестов главный помощник. Что он тут с нелюдем забыл? Хер знает. Сами расскажут. Сейчас надо приготовить лекарства.

***

Помнишь, я говорила, что не беда на меня свалилась? Забудь, Эли!

Эти двое — настоящая беда. Вредные оба, только успевай за ними смотреть. Один курить бегает в рубахе, а второй как проснулся, так встать решил. Дурень, голову разбил.

Я сама, конечно, не подарок, но они…!

Ну ладно. Посмотрим, что выйдет.

***

Они такие милые, Эли.

Заживают быстро. Это пока, посмотрим, как на них проклятие повлияет. Надеюсь, зиму переживут. А иначе никак, с такими ранами пойдут и помрут где-то по пути.

Они хорошие мужики, пусть и вредные чутка.

Дуются друг на друга сильно. Эльф этот Иорвет, атаман беличий. Вот они и ругаются, как супруги старые. А на деле, на деле-то! Волнуются друг о друге, я ж вижу! Когда Иорвету плохо стало, Вернон рядом был, помогал мне. Мог бы плюнуть и спать лечь, но нет!

И Иорвет потом. Спрашивал у меня постоянно: а когда этот дхойне рукой шевелить сможет, а какие лекарства ты этому дхойне даешь? Было бы ему плевать, то не спрашивал бы! И не крутился бы рядом, когда я Вернону плечо разминаю.

И смотрят друг на друга иногда так странно… Как глядел на меня Лани. Может, между ними что-то есть? А они сами не видят! Намекнуть им? И что, что они мужика два? Чувства ведь важнее. Главное, чтобы любили друг друга. И были счастливы. Как же я хочу, чтобы они были счастливы.

Они кажутся бессердечными, но на деле…

Недавно нильфы приходили. Я, конечно, спрятала их. Ну дали мне в морду. Я испугалась тогда сильно. Давненько меня не лупили. А они рядом были, обнимали. Иорвет спел мне.

Родные они мне уже. На Яниса похожи. Сердца у них большие, глаза добрые. Хорошо с ними. Рядом с ними не так страшно.

А может они сни

Нет, богиня, о чем я только думала. Я никогда не позволю себе это сделать. Я не повешу на них этот ужас.

Но если придётся, то они единственный мой шанс наладить все, что я натворила. Они единственные, кому я доверяю.

Но я слишком сильно люблю этих двоих. Я просто не могу повесить на них эту тяжелую ношу.

Надеюсь, они найдут свое счастье рядом с друг другом. Надеюсь, они смогут перешагнуть через ненависть и многолетнюю борьбу.

Они мне как дети, Эли.

***

К концу записи у Роше горели уши, по шее поползли алые пятна. Он хлопал ресницами в надежде, что прочитал или понял неверно.

Но нет, Ибрис достаточно точно описала свои пожелания, чтобы они с Иорветом. Вместе. Парой. Быть рядом, держаться за руки, обнимать друг друга, чувствовать запах чужой кожи….

Вернон схватился за сердце, сжал рубашку.

— Ты чего? — пробубнил Иорвет, не поворачиваясь, — рожа горит.

— Ничего! — прикрикнул Роше, — спи дальше!

— Ты чего вычитал там? Что, подробности зачатия Яниса? — Иорвет повернулся и сонно потер глаза

— Ебать тебя это не должно! — нервно рыкнул Вернон, расчесывая за ухом, — я сказал спи, мы договорились на пару часов!

Роше демонстративно отвернулся, схватился за меч и яростно принялся чистить лезвие. Пускай Иорвета он не видел, но кожей чувствовал его острый взгляд, царапающий спину.

— Dh’oine, — позвал Иорвет.

— Ты заебал меня уже, — раздраженно проворчал Роше, — чего тебе, остроухий?

— Ты влюбился в нее? В Ибрис?

Роше вздохнул. Нельзя сказать, что он ждал этот вопрос, но он не стал внезапным. Скорее закономерным. Вернон остро отреагировал на ее смерть, читал дневник и волновался о его сохранности, умыкнул с трюмо костяной браслет и ожерелье. На первый взгляд это — влюбленность. На деле же все сложнее.

С Ибрис рядом хорошо. Ее руки дарили тепло, успокаивали. Было в ней что-то родное, близкое сердцу. Когда она хихикает, Роше не может сдержать своей улыбки. Когда она плачет, Вернон хочет своими руками придушить ее обидчиков.

Но то же самое он мог сказать и о Бьянке. Но мысль любить Вэс как женщину, а не как дочь, казалась преступной.

Рядом с Ибрис не было того самого легкого трепета, дрожи в коленках и волнения. Вернон знал это самое ощущение влюбленности, пускай и умел засунуть его куда поглубже. С Ибрис было хорошо и спокойно, да. Но не так, как с настоящим возлюбленным. Скорее, травница стала для него заменой матери, которая в его — Роше — детстве ушла слишком рано.

— Нет, — ответил Вернон, — не влюбился.

— Ты не ответил сразу. Врешь же, — пробурчал Иорвет и вновь завалился на бок.

 — Я не был уверен, — неожиданно честно сказал человек, — поэтому думал. Но нет, не то чувство. А что? Неужели ты сам влюбился в нее и ревнуешь?

 — Ревнуют живых. Нет, я тоже нет. Ты правильно сказал — «не то чувство».

— Ложись спать, остроухий, — негромко попросил Роше, — мы пойдем искать камень на закате.

Когда солнце клонилось к горизонту, они покинули корчму и пошли на поиски камня.

Они вернулись на площадь, перемахнули через забор. Пошли прямо, стали плутать. И только минут через десять до глупых взрослых дошло, что три березки это не три отдельно стоящих дерева, а два ствола, растущие из поваленного третьего.

Слева нашелся ручеек. Перейдя речушку, Иорвет и Роше поднялись по холму и увидели его. Огромный черный валун, ростом с трех Иорветов. Капитаны не торопились идти к камню. Они помнили, что дети видели Орден сегодня.

Иорвет прищурился и всмотрелся в лесную чащу. Он слушал свист ветра, скрип веток, гомон земли. Природа шептала, что рядом никого живого. Но в дрожи почек, в шелесте молодой травы, в неспокойной тишине он чувствовал присутствие невидимого постороннего. Подул ветер, затрещали ветви, и сквозь треск раздался едва различимый звон колокольчика.

Иорвет поднял голову и заметил висящие на дереве обереги. Небольшие глиняные кружки со свисающими на бусинах перьями. Эта дрянь магическая, без сомнений. Эльф накинул стрелу на тетиву, натянул, прицелился и выстрелил сначала в один оберег, затем во второй. Кружочки с треском разломились и плюхнулись осколками на землю. Теперь путь свободен.

Через несколько минут из-за валуна вышла толпа в алых рясах. Роше и Иорвет узнали символы на них. Они прижались к земле, наблюдая, как фанатики строем уходят вглубь леса. Их фонари еще долго мелькали среди сосен. И только когда огоньки растворились в темноте леса, капитаны решились подойти ближе.

Обойдя камень по кругу, Вернон заметил плохо спрятанные следы. Он разгреб грязные остатки снега, бурые листья и нащупал доску. Он откинул ее в сторону. Под дощечкой оказалась дыра, ведущая в темную пещеру.

Иорвет и Роше переглянулись. Они дошли.

Вернон пошел первый, эльф следом. Они скатились по крутому узкому склону и очутились в кромешной темноте. Когда глаза немного привыкли, Иорвет нащупал наполовину сгоревший факел, нащупал кресало в кармане и зажег огонь. Тусклого света хватало, чтобы бегло осмотреться и найти под потолком чаши с еще теплыми свечами.

Проклятые медленно двигались по коридору, смотрели под ноги, зажигая каждую встретившуюся свечу. Роше осторожно простукивал пол и стены мечом, чтобы обнаружить древние (или не очень) ловушки. Но пещера была чиста.

Когда эльф зажег все факелы, можно было, наконец, осмотреть храм полностью. Стены и пол застилали каменные плитки с причудливыми символами. Те же символы украшали мантию Ясмена, те же символы сектанты вырезали на телах своих жертв. Каждая плитка на стенах и полу казалась настолько старой, что страшно неаккуратно чихнуть. Но при прикосновении становилось понятно — материал тот же, из чего сделаны амулеты. Кажется хрупким, но на деле тверд, как новый. На дальней стене висела массивная каменная скрижаль. Если на полу символы словно небрежно разбросали, то на этой табличке явно присутствовал осмысленный текст. Но Роше не разобрал ни буковки. Зато Иорвет, судя по заинтересованному взгляду, что-то да понял.

— Ну что? Можешь перевести? — спросил Роше.

— Да, смогу, — после небольшой паузы ответил эльф, — только мне нужно время. Это старое наречие. Моего деда еще в планах не было, когда его перестали использовать.

— Хорошо, — Роше кивнул, — не торопись.

Пока эльф изучал письмена, Роше продолжил осмотр. Прямо под скрижалью стоял алтарь с небольшой круглой выемкой. Аккурат под медальон. Наверное, нужно будет его туда положить. Но лучше ничего пока не трогать — пусть сначала Иорвет разберется, что именно нужно сделать. Ни к чему им гнев этой ебнутой богини.

Храм не отличался величиной, его можно было обойти полностью за десяток шагов. Что Роше и делал: он мерно расхаживал по каменному залу, разглядывая старые пятна запекшейся крови на полу. Спустя полчаса ему надоело расхаживать туда-сюда, да и Иорвет напрягался и бросал злобные взгляды через плечо от шагов за спиной. Поэтому Роше уселся на камень в углу, вытянул ноги и задремал. Не успел он заснуть, как из дремы его вырвал вой Иорвета.

— Нет, нет, нет, — повторял эльф, схватившись за голову,

— Что? Что такое? — испуганно затараторил Роше. Он вскочил на ноги, подлетел к атаману белок. — Только не говори, что мы должны пролить кровь девственницы?

 — Нет, но лучше бы это! — крикнул Иорвет.

— Да твою мать, что там написано? Не потрахаться же нам надо, чтобы проклятие снять, — Роше закатил глаза. Он выпалил самое абсурдное, что пришло в голову.

 — Нет, — эльф помотал головой, — нам надо снять проклятие кровавым поцелуем.

— Чего-о? — скривившись, протянул Вернон — Это какая-то эльфская метафора?

— Нет. Нам нужно окропить губы своей кровью и скрепить это поцелуем.