Плавным, отточенным движением Хосе поднимает вверх руки, слегка изгибая запястья. Прикрывает глаза, вслушивается в четкий ритм мелодии, полностью растворяясь в ней, отдавая всего себя, сливаясь воедино. Резкое покачивание бедрами — ладони скользят вниз по телу, полуразворот — игривое движение плечами. Музыка ускоряется — Хосе не отстаёт; всё резче, острее, откровенней. Стены сплошь увешаны зеркалами, но Хосе не смотрит ни в одно из них, потому что знает — хорош. Потому что музыка, живая, чарующая, тянет за собой, тянет из головы все плохие мысли, все проблемы и переживания, оставляя только легкую, расслабляющую пустоту. Танец требует от человека всего, всё его внимание и концентрацию, все эмоции и чувства, он не терпит фальши. Хосе не скупится.

Пара быстрых шене, движение бедрами, финальные аккорды. И — занавес.

Сердце бешенно колотится о грудную клетку, тяжелое дыхание наполняет комнату.

И вместе с этим — чей-то поражённый вздох.

Хосе рассеянно оборачивается к неожиданному зрителю, увидевшему его откровение, и улыбается, когда видит застывшего в дверях Панчито.

— Dios mío, это было... круто, — выдавливает наконец он, потирая шею ладонью.

Хосе помнит, тот всегда так делал, когда чувствовал себя неловко.

— Я знаю, — мужчина склоняет голову к плечу, улыбка становится лукавой, — спасибо.

Больше они ничего не говорят. Тишина давит. Это не особенно заметно, когда они втроём, но стоит остаться наедине, как возникает странное, необъяснимое напряжение. Дональд сглаживал острые углы, находил компромисс, отвлекал от этой проблемы, и без него было...тяжко. 

Слишком много недосказанностей и недомолвок. 

Тем не менее, глаз друг с друга они не сводят. 

Звук скрипки, насыщенный и проникновенный, наполняет комнату внезапно. «Otra Luna»; Хосе не может удержаться и делает пару шагов в такт, когда ему приходит идея. Спонтанная, возможно сумасшедшая, но что-то подсказывало, что он пожалеет, если не прислушается. Поворот — и Хосе протягивает руку Панчито в пригласительном жесте. Тот, вероятно раздумывавший надо ли ему уйти или можно еще немного потоптаться на месте, ошарашенно-непонимающе переводит взгляд то на лицо Хосе, то на его руку.

— Я не кусаюсь, — Кариока не удерживается и подмигивает. Мысль, что если слова не могут помочь в разрушении стены, то это сделает танец, укрепляется. Панчито сомневается только долю секунды, прежде чем наконец войти в танцкласс и принять вызов, неловко положив свою ладонь поверх руки друга.

— Я не умею.

Хосе отводит сплетённые руки в сторону, обнимая Панчито за шею. Тот, правильно истолковав позу, кладет ладонь Кариоке на талию.

— Я научу. 

Скрипка льётся из динамиков тягучим потоком вместе с плавными переборами гитары; Хосе отводит ногу назад, слегка уходя вниз и наклоняя Панчито к себе. Тот от неожиданности неуклюже тычется носом другу в щеку и крепче сжимает руки, словно боясь, что Хосе может упасть. Это вызывает у Кариоки беззлобный смешок.

— Главное, что нужно знать о танго — это танец-импровизация. Здесь нет четкой последовательности движений, партнеры придумывают его налету, — Хосе подталкивает своего «ученика», Панчито с трудом удаётся не наступать на ноги, — конечно, нужно уметь правильно ходить. И чувствовать. Расслабься, позволь музыке вести себя.

Панчито был явно не в своей тарелке. Он всегда с каким-то пренебрежением относился к увлечению друга, но сейчас внимательно слушал всё, что говорил Хосе. Либо тоже подумал, что это поможет им сблизиться, либо просто не хотел ударить в грязь лицом перед другом-тире-соперником. Задачу усложняло то, что они были т а к близко, бесцеремонно врывались в личное пространство друг друга, но это танго — такое условие было едва ли не обязательным.

Назад-вперёд-разворот. И неспеша, наполняя каждый такт движением.

Нога Хосе на долю секунды игриво скользит вверх по ноге Панчито, вызывая стремительное стадо мурашек. И снова — назад-вперёд-разворот. 

Когда к инструментам присоединяется аккордеон, Хосе разворачивается к партнеру спиной и прижимается ближе, будто невзначай переместив руку Панчито с талии себе на бедра. Кариока внимательно разглядывает мужчину, слегка откинув голову ему на плечо — Пистолес выглядит уверенней, но всё ещё сосредоточенно смотрит под ноги, чем невероятно веселит Хосе. Он не может сдержать незлобивого смешка, тем самым привлекая к себе внимание. Они долго смотрят друг другу в глаза, прежде чем Кариока наконец говорит:

— Ты знаешь, что танго изначально считался чисто мужским танцем? 

Было что-то завораживающее в их странной близости. 

— Не похоже, что ты танцуешь мужскую партию, — Панчито, вероятно приноровившись, резко прокручивает Хосе так, чтобы они снова оказались лицом к лицу. К нему даже вернулась способность острить, надо же.

— Говорит ведомый в ведущей позиции, — Хосе фыркает, придвигаясь к самому уху партнера, — по легенде двое мужчин выясняли отношения из-за дамы сердца, чем насторожили местную полицию. Однако, мужчины явно были креативны и сумели замаскировать драку под танец. Романтично, не правда ли?

Назад-вперёд-разворот.

— Либо у них были странные понятия о драке, — Панчито смело, но довольно резко отклоняет Хосе назад, отчего тому приходится прогнуться в спине и обхватить ногой талию партнера, — либо проблема была вовсе не в девушке.

Он также резко возвращает Хосе в исходное положение, так, что они сталкиваются носами. Звучат финальные аккорды.

— Легче, ковбой, — тем не менее, никто из них не пытается отодвинуться, — ты быстро учишься, но тебе не хватает плавности.

Хосе медленно ведёт пальцами по гладко выбритой щеке чисто инстинктивно; чувствует тепло чужих ладоней через ткань рубашки, и случайно скользит взглядом по зеркалу. И — его бросает в жар от того, насколько горячо выглядит представившаяся картина. Двое раскрасневшихся мужчин, прижавшихся друг к другу настолько близко, что это было даже неприлично; Хосе всё ещё обнимал талию партнера ногой. 

Панчито тоже перевёл взгляд на зеркало.

— Ого, — его кадык дергается, вверх-вниз, — мы выглядим прямо как... как пара.

— Да, — Кариока зачарованно кивает, — неплохо, правда?

Ещё около минуты они стоят неподвижно, словно боясь разрушить эту странную, хрупкую атмосферу. Хосе видит, как Панчито поворачивает голову обратно и теперь смотрит на него, но сам не спешит повторить жест. Наоборот, наблюдает через отражение, как Пистолес медленно, неуверенно придвигается еще ближе, будто боится спугнуть — Хосе рассмеялся бы, если бы сам не замер в беспокойном, трепетном ожидании. Панчито мешкается, очевидно сомневаясь в правильности решения, но всё-таки оставляет на шее партнера поцелуй; прижимается губами куда-то ближе к линии челюсти — последний штрих, эффектно завершающий танец. Хосе всё-таки не может сдержать смешка. Щекотно. 

Раздавшаяся дальше вульгарно-энергичная мелодия заставляет их синхронно вздрогнуть и наконец отлипнуть друг от друга. Лопатками Кариока чувствует прожигающий взгляд, когда оборачивается, чтобы выключить колонку. Он возится с ней, дольше, чем необходимо, потому что дальше, вероятно, должен быть очень неловкий разговор о том, что лучше бы им о произошедшем больше никогда не вспоминать. Но Панчито удивляет: 

— Признаю, твои танцы очень... захватывающие, — Пистолес смотрит открыто, даже с каким-то неожиданным, не присущим ему лукавством, — ты хороший учитель.

— А ты способный ученик, — Хосе в долгу не остаётся, щурится, пытаясь понять к чему клонит мужчина.

— Я был бы рад, если бы ты научил меня чему-нибудь ещё...

О. Вот оно что.

— Если ты свободен завтра в это же время, — звучит заигрывающе, хотя Хосе честно старается выглядеть не слишком довольным, — самба довольно экспрессивная, тебе понравится.

Панчито улыбается и салютует, прежде чем выйти из комнаты. Что-то тёплое растекается внутри.

Возможно, идея была не такой уж и сумасшедшей.