— Статистику ты мне явно не поднимаешь, Гром, — прошипел Хазин с дивана, зарывшись в папку с очередным иском в сторону Игоря Грома. Тремя исками.

— Да в этот раз не так уж и много — светофор сбил, автобус помял, машину всего лишь царапнул, — с равнодушием ответил Игорь из кухни.

От услышанного у Пети дёрнулся глаз: «не так уж и много». У нормальных ментов, не отягощенных жаждой справедливости, борьбой за правое дело, а так же с хорошим зрением и интуицией, чтобы видеть и предполагать ущерб, и минимизировать его — по нулям. Никаких штрафов, никаких исков, никаких ночных бдений над бумажками, когда любимый парень приходит поужинать и, в идеале, потрахаться.

— А Прокопенко что тебе сказал? — устало спросил Петя, вытаскивая очередное заявление и пытаясь понять: 167 статья или 214?

— С муниципалитетом он связывался, но сказал, что договориться не смог, — уже менее уверенно признался Гром. — Не знаю какой штраф будет в этот раз, но у меня с прошлой премии часть лежит — должно хватить.

— Ладно, я сделаю все запросы сам, — устало выдохнул Петя, откладывая документы в сторону. — Никогда бы не подумал, что встречаться с тобой так экономически не выгодно.

— Зато на 15 суток не сажают, — философски заметил Гром, подойдя к дивану. Мысли о том, как провести вечер, снова стали приятными.

***

<i>«Согласно части 1 статьи 29 «Закона о полиции» сотрудник полиции не может находиться на службе при осуждении его за преступление по приговору суда, вступившему в законную силу, а равно наличие судимости, в том числе снятой или погашенной».</i>

Пётр принимал это во внимание, когда рассматривал Игоря исключительно как своего клиента. Очень тяжелого и проблемного клиента, который ещё и не платит за работу юриста. Так вместе с тем ещё и постоянного.

Все вопросы решались взятками. Заведённые дела аннулировались. Прокопенко покрывал, пока мог. Игорь снова и снова сажал всякую нечисть и собирал новый пакет исков. Разгребал их Петя, не получая за это ничего, кроме поцелуя в щёку. Механизм был отлажен буквально за полгода и работал до сих пор.

Особенно сильно Хазин не любил муниципальников, потому что они одним своим существованием пили литрами кровь и свободное время. Для того, чтобы решить проблему со сбитым светофором, Петя выпрыгнул в еле подернувшийся инеем Питер на рассвете — предстояло доехать до себя, переодеться, для солидности взять в руки чемоданчик, который производил особое впечатление на дам из канцелярии, а потом снова мчаться обратно в промозглую погоду — договариваться с людьми, которые ничего не знают и ни за что не отвечают. И в этом была беда всех его отношений с городскими властями — поразительная неосведомленность, будто никто друг с другом общаться не должен, кроме как морзянкой. Обязательно отправят в три разных места по одному вопросу и ни один не подойдёт, пока уже не охрипнешь повторять одно и то же.

Кидали Хазина, как надувной мячик на речке, пока он не озверел окончательно: отдел, выдававший исковое заявление, был закрыт на обед в одиннадцать утра, а сам Петя безбожно опаздывал на встречу с представительницей транспортного отдела. Выругавшись со всей дури, он плюнул на первый бункер и поехал договариваться во втором.

Женщина, поджидавшая его в транспортном отделе, насчёт штрафа была категорична — не отзовут, даже если ад замёрзнет и все черти переселятся в их автобусы. Проклиная Грома, который может себе позволить протаранить что угодно, а потом спихнуть на Петю договоры с упырями, Хазин постарался включить все чакры обаяния на максимум, сделать самый соблазнительный голос, невзначай прикоснуться к пухлой женской ладошке, вкрадчиво пообещать не причинять неудобств и даже рассказать насквозь сказочную историю про роль этого инцидента в поимке опасного душителя детей, втайне надеясь, что Игорь хотя бы не домушника ловил, а то будет неловко, если она увидит сюжет в новостях. Его стратегия сработала и женщина, крайне глупо хихикая, пообещала уничтожить бумагу и проследить за заменой автобуса на эти деньги. Впрочем, даже если бы она купила себе на взятку туфли и шубу, Хазин бы не возражал — тяга к справедливости от Грома ему не передалась, как бы тот ни пытался.

Прежде чем брать измором муниципалитет, Петя вытащил из портфеля исковое заявление от гражданского лица по статье 167 УК РФ, а потом набрал оставленный в документе номер мобильного телефона.

— Кто это? — хрипло раздалось на том конце после полуминутного ожидания.

— Это адвокат Игоря Грома. Вы подали заявление за порчу имущества. Могу я к вам подъехать? — на автомате спросил Хазин, посматривая на часы — если хоть немного не успеет, от него сбегут снова. Тянуть в этом случае время, значит давать делу ход и оставлять его следы в системе — не хотелось бы потом ходить и просить стирать документы к каким-нибудь начальникам — у них прайс явно выше.

— Подавал. И отсужу у этого пидораса все до резинки от трусов, — зло пропыхтел мужчина. Судя по голосу, он был не вполне трезв.

— Мы… могли бы договориться? — подавив ответную грубость, пробормотал Петя. До этого момента он ожидал, что проблемы будут с государственными учреждениями и, видимо, зря недооценивал этого гражданина. Разговор резко приобрёл ценность, потому как от настроя истца может здорово зависеть итог.

— Моя ласточка — раритет. Ее ремонт мне обойдётся в сотни тысяч. А этому выродку — в миллион за моральный ущерб. Хорошо, если один.

— Сколько? — неверяще переспросил Хазин, будто он только что услышал абсурдный анекдот и не знал: спорить ему или смеяться.

— Миллионы. Машина выставочная, раритетная. Теперь она будет не такой ценной, поскольку ее выпрямят и покроют заново бок краской, — с трепетом пояснял мужчина, позабыв с кем разговаривает. Его голос при слове «машина» неуловимо смягчился.

— Мы можем встретиться и обсудить это вживую? — перебил его Хазин, чувствуя, как под пальто задувает холодный страх.

— Нет, увидимся в суде, адвокат. И ублюдку своему передайте, что мое золотце — это великая машина, поэтому пусть готовит деньги. Мне терять нечего, я пойду до конца!

И бросил трубку.

***

Как ни странно, в муниципалитете Хазин закончил очень быстро. То ли он совсем перестал обращать внимание на трудности, столкнувшись с каким-то фанатичным мужиком, то ли вселенная ему решила скрасить день после ушата говна — неважно. Он все равно не заметил никаких позитивных колебаний.

В голове Пети поселился червь, заставляющий его прокручивать двухминутный разговор снова и снова. На подъезде к дому Игоря, Хазин остановился и вдруг осознал, что всё реально. Гром действительно может потерять работу из-за одного упёртого идиота.

Если это случится, Игорь будет раздавлен. А ещё вряд ли будет доверять Хазину так, как доверяет сейчас. Черт возьми, они выстраивали доверие уйму времени. Петя пожертвовал прошлой работой, параллельно выучился на другую, пошёл работать туда, где соблазнов вернуться в болото не было. Игорь смягчился, смог справиться с выученным одиночеством и принял кого-то рядом. И это все пыталось рассыпаться от дуновения легкого ветерка.

Паранойя затопила Хазина. Чувство вины начало разрастаться и жрать его.

Петя впервые за все знакомство с Игорем Громом так сильно захотел пойти долбить. Чтобы просто не ощущать сейчас этот страх, а потом ужас, отчаяние и сожаление Грома, его отчуждение и неизбежное расставание.

Кто бы что ни говорил, бывшие наркоманы — всё ещё наркоманы, пусть и контролируют себя. До поры до времени.

И плевать, что наркомана Гром точно бросит. Плевать, что чистым Петя был уже несколько лет и не хотел ничего менять. Сейчас он хотел одного — дозу. Шальная мысль прострелила голову и мозги вытекли.

С абсолютно стеклянными глазами Хазин набрал номер старого диллера — по совместительству, бывшего сослуживца по наркополиции.

***

По внутреннему каналу бывшего ФСКН Хазин быстро отыскал Ковалёва Арсения — нормальный с виду мужик, к ответственности ни за что не привлекался, в СССР работал резчиком на заводе, потом его повысили до какого-то мелкого начальника цеха, а после распада скинули. Завод обанкротился, Арсений Евгеньевич работал неизвестно где, но зарегистрировал на себя имущество — квартиру, две машины. Судя по описанию из иска — одна из этих ласточек и была поцарапана Громом во время полицейской операции. Из этого вывод сделал Хазин только один: владелец сам в девяностых незаконно их ввёз или выкупил, словом, приобрёл в обход. Только это ничего не давало, но вывод был интересный. На перспективу, так сказать.

Арсений был разведён, алименты исправно платил — даже тут возможность посадить его на два года (или припугнуть) или отжать имущество в счёт погашения задолженности не прокатит. Это Петю немного расстроило, он все ещё надеялся обойтись малой кровью. Но этот ангелок просто не давал ему этого сделать, а посадить человека только за то, что он мудак, обзывается и судиться хочет, почему-то нельзя.

Собрав все факты воедино, Петя увидел только один возможный вариант получить желаемое — спустился в метро и поехал искать квартиру этого Ковалёва, надеясь, что к нему удастся проникнуть без звонков в полицию и пятнадцати суток. Он-то не Гром, его точно посадят.

У подъезда Хазин сделал небольшой крюк и подошёл к нескольким пенсионеркам, сидящим на чуть подернутой заморозками лавке, как снегири на ветке. Поздоровавшись, Петя представился налоговиком и сразу же завёл разговор о Ковалёве, чтобы не шокировать излишне нервных женщин, что пришёл по их души. Почувствовав присутствие власти при исполнении, пенсионерки наперебой начали жаловаться на соседа: и как машину свою намывает чуть ли не каждый день — лужи огромные во дворе, даже если не идут дожди, и как своё место парковки у дома на ключ повадился закрывать, и как неугодным шины прокалывал, и как соседских мальчишек за уши тягал, потому что они над его машиной дерево потрясли и запачкали ее. Плевать им было, что налоговая такими случаями не занимается и вопросы об этом не задаёт, главное — выговориться. Петя на их причитания загадочно кивал, а в конце поинтересовался номером домофона от нужной парадной.

У себя в мозгу Хазин составлял психологический портрет, чтобы сделать невозможное — заставить Ковалёва отказаться от иска ещё до суда.

Когда Арсений Евгеньевич пытался пугать его суммами, Петя уже понял — это не тот тип, которому принципиальны деньги. После разговора с соседками он только убедился в этом. На самом деле такие люди, как Арсений Ковалёв, очень хотели показать себя и свою значимость. Попить чужую кровь, заставить с собой считаться. Именно поэтому он так нализывал машину — смотрите, я здесь. Именно поэтому ругался со всеми, поэтому ждал суда, а не пожелал все обговорить в досудебном порядке. И это было проблемой.

Собравшись с силами, Хазин позвонил в хлипкий звонок на двери Ковалёва, чуть не оставив в углублении ноготь. Стыдно было признаться, но Петя так сильно не нервничал, даже когда Игорь впервые снял с него одежду.

— Кто? — раздался недовольный голос из-за двери.

— Я адвокат Игоря Грома — Пётр Хазин. Можете открыть дверь и поговорить со мной? — вежливо представился Петя, надеясь, что Арсений Евгеньевич достаточно изголодался по вниманию, чтобы не упустить жертву и впустить ее в квартиру.

— Я же сказал, что мы увидимся в суде!

— Мой клиент очень хотел бы, чтобы мы договорились обо всех подробностях до заседания, — любезно лил ему в уши Хазин, естественно, не стремясь сразу выдавать, что клиент вообще никакого заседания не хочет.

— Что же он вместо себя какую-то канарейку прислал? Как машину мою царапал, так сам бежал, а поговорить со мной — не его дело, да? — с неприязнью заголосил Ковалёв, издавая за дверью какой-то ритмичный стук. Хазин тут же догадался, что это трость.

— Он сегодня работает, поэтому не сможет присутствовать. Но он мне полностью доверяет, поэтому мы можем поговорить вдвоём, — сквозь зубы Петя старался быть вежливым, но на «канарейке» уже всерьёз хотел психануть.

К удивлению Хазина, дверь открылась. В небольшом проеме он увидел мужчину чуть повыше себя, достаточно крепкого, но уже потерявшего свою внушительную форму из-за возраста. Лицо у Арсения Евгеньевича было неприятное: большой нос, щеки и подбородок, а глаза мелкие, въедливо изучающие Хазина с головы до пят.

— Ну попробуй поговорить. Но если будешь наглеть или блеять — выгоню, — нагло заверил хозяин квартиры, проходя на своё место — красное немного замятое от времени и веса владельца кресло.

Только Хазин не спешил проходить. Он неспешно снял туфли в прихожей, осмотрел стоптанные ботинки и домашние тапки, быстро оценил висевшие выше ватник и пальто — нет у него денег. А машина раритетная не потому что он может себе позволить, а потому что купил ее лет сорок назад и ремонтировал начинку. Может и не ездил на ней почти.

Следом Петя прошёл в комнату хозяина — там сидел уже немного нетерпеливый Ковалёв, рассчитывавший, что внимание уделят только ему одному и в полном объеме.

— Вы давно тут живете? — вежливости ради спросил Хазин, подходя к большому серванту с фигурками, книгами и фотографиями пока неизвестных ему родственников Арсения Евгеньевича.

— После развода мы разменяли квартиру на две. С тех пор, — скупо ответили ему.

— И на фото ваши дети?

— Это не важно, — нахохлился Ковалёв. — Вы пришли сюда, чтобы за своего клиента со мной разбираться. Или хочешь мне, старику, что-то новое обо мне рассказать? Как я должен детей жалеть и всем все прощать?

— Даже не думал, — заверил его Хазин. — Но я могу сделать нам чай, чтобы говорить было удобнее.

Пожилой мужчина в кресле ядовито усмехнулся:

— Да обслуживай, мне ж не сложно. Только учти, что я просто так не сдохну, если решишь меня отравить.

Хазин бы очень хотел согласиться с ним вслух, но передумал. Он прошёл в соседнее с залом помещение и нашёл там старый советский чайник, который нужно было греть на плите. Петя такой даже в детстве не видел, не то что не пользовался. Кое-как налив воду и включив газовую плиту (спасибо, что такая была у Грома и не пришлось учиться у жёлчного деда), Петя раскидал по найденным чашкам пакетики и стал ждать чудовищно медленный чайник. На подходе свистка, Хазин буквально затылком чувствовал недовольство Ковалёва, проклинающего его чайную церемонию, но старался не подавать виду.

Чай Петя принёс в комнату и поставил перед Арсением Евгеньевичем. На печенье и конфеты рассчитывать не приходилось.

— Вы проводили экспертизу по оценке нанесённого машине ущерба? — спросил Хазин, отпив немного чая. Он очень старался держать себя в руках.

— Нет. Но вы обосретесь от цифры. Краска, которой машина покрыта, не выпускается. В этом основная сложность царапины, — злорадно заверил его Ковалёв. Ему доставляло удовольствие топтаться по иску стоптанными тапочками.

— Скорее всего, суд это не учтёт. Формально, вы можете покрыть свою машину чем угодно, это не будет играть роли. Максимум нас обяжут оплатить эту процедуру.

— Ещё чего, щенок. Я свою красавицу не для того берег, чтобы меня заставляли ее красить современным говном, — мгновенно ощетинился Ковалёв. Его мелкие глаза неприятно впились в лицо Хазину, словно ища какой-то изъян.

— Все равно придётся это делать, с нашими деньгами или без, — хладнокровно заметил Петя. Ему этот тяжелобольной дед начинал надоедать своей глупостью и упертостью.

— Даже если оценят дёшево вмятину и окраску, у меня есть моральная компенсация, — фыркнул Арсений Евгеньевич в свой чай.

— Только установят его тысячи в три, наверное. Вы поймите, мы не против того, чтобы оплатить ремонт машины даже без суда. Суд все равно назначит минимальные выплаты. По 167 статье это вообще до сорока тысяч, которые мы согласны дать хоть сейчас. Судебные издержки будут выше, чем прибыль, — пытался разъяснить Хазин, чувствуя себя идиотом. Это все мог бы понять любой взрослый, не имеющий в голове голливудской жвачки. Но этот дед, видимо, верил, что за его ведро с очень старыми болтами заплатят золотом. Максимум медяками.

— Хорошая песня. За такие речи вам должны очень неплохо платить, потому что я почти поверил и согласился. Только вот я не хочу прогадать, — улыбнулся он, сверкая золотым резцом. — В суде и узнаю сколько могу получить.

— Потратив на все подачи заявлений и экспертизы половину суммы, — попытался парировать ему Петя. Он почувствовал немного проклюнувшуюся рыбку и отчаянно пытался ее подсечь.

— Не волнуйтесь так, вы за них заплатите. И вам заплатит ваш наниматель.

— И все же…

— Хватит! Я сказал — нет, упрямый мальчишка. Мне лет больше, чем тебе раза в три, — вскипел Ковалёв, и Хазин сразу понял — пережал. — Если этот глиномес имеет право мою машину гробить, то я имею право судиться с ним! А теперь пошёл вон!

Хазин вскочил на ноги и вдруг спросил:

— А туалет здесь?

— Слева, — удивленно ответил ему Ковалёв, совсем не ожидавший после криков какие-то вопросы. - А потом выметайся.

В санузел Хазин зашёл с тяжелым сердцем. По-хорошему не получилось. Он припал к раковине, включил воду и умыл лицо.

Вышел Петя уверенным шагом, стерев какие-либо воспоминания о Пете-парламентере. Он сел перед Ковалёвым с непроницаемым лицом и поднёс ему под нос телефон с включенным таймером на шесть минут.

— А теперь слушай сюда: у тебя есть ровно столько времени, чтобы написать отказ от иска. Пока мы тут с тобой замечательно разговаривали, я спрятал в твоей квартире героин. Столько, чтобы употреблением и не пахло. Можешь искать — мне похуй. Когда эти шесть минут закончатся, сюда придёт офицер МВД и поинтересуется, откуда здесь такой пакетик. И ты сядешь до конца своих дней, квартиру и машинку любимую продадут на торгах, тебя не спросив сколько они стоят. Часики уже тикают.

Глаза Арсения Евгеньевича расширились, на лицо налипла очень неприятная неверящая усмешка. Он истерично хихикнул и тут же заговорил не своим голосом:

— Долго ты это придумывал, маленький наглый ублюдок? Ты думаешь я в девяностых таких умников не пиздил до крови? — крикнул он, схватив трость. Крайняя часть с набалдашником больно приложилась к ноге Пети. Он стойко стерпел удар. — Думаешь я боюсь таких уродов, как ты? В следующий раз попытаешься так выбивать нужные бумажки, так тебя убьют, и до моих лет не доживешь!

Встать все-таки пришлось, и Хазин постарался держаться подальше от вошедшего в раж старика. Медленно он продвигался к выходу, не теряя трость из виду.

На выходе из квартиры Петя немного помедлил и попытался обуться, но хозяин несколько раз больно ударил его по костям щиколоток. Схватив обувь в охапку, Хазин выбрался в парадную, где уже ждали двое мужчин в форме. Они угрожающе двинулись мимо Пети к Ковалёву в квартиру.

Окончательно приведя себя в порядок, Хазин вышел из подъезда в невероятно расстроенных чувствах. Это решение было последним, к чему он хотел прибегать.

Когда они с Громом встретились, Петя работал в отделе по борьбе с наркотиками, употреблял и проклинал себя и свою жизнь. Никогда раньше или позже он не ощущал себя тупым забитым животным, еле влачащим жалкое существование. И ради лучшей жизни с Игорем он стал чистым. Со временем ушёл из наркополиции, переосмыслив методы, которыми раньше работал.

И сейчас, осознав, что он сделал для того, чтобы Игорь остался в счастливом неведении, захотелось провалиться. Ради Грома он снова спустился в персональный ад и стал животным.

Спустя полчаса, из парадной показались его знакомые. Тот, что повыше, Никита, радостно помахал ему бумажкой.

— Держи, начальник. Все как было сказано — отказная.

— Спасибо, — кивнул ему Хазин и забрал в руки лист. Почерк у Ковалёва скакал, как пульс у гипертоника. Но все было написано правильно, без ошибок. В уголке листа Петя углядел совсем маленькое бурое пятно — можно согнуть край и никто даже не заметит. Стало гадко.

— Тогда сочтёмся, — сказал ему Никита и пожал руку.

Оба молодца быстро его покинули, оставив с тяжкими мыслями наедине. Когда он снова успел стать уродом, лишь бы Грому все сошло с рук? И хватит ли в этот раз его объятий, чтобы Петю остановить?

Хватит — сам себе пообещал Хазин. Не может не хватить.