Восемь лет. Не так много, чтобы успеть превратиться в совершенно другого человека, и не так мало, чтобы остаться прежним. У Чонгука были все шансы достигнуть успеха в обоих вариантах — хоть большинство и пророчило ему первое — но, на самом деле, не удивительно, что оба оказались отвергнутыми. Чон Чонгук не из тех, кто соответствует банальным ожиданиям окружающих. Он выше этого, выше любого своего знакомого, физически и ментально. Поэтому-то Юнги и удивляется дошедшим до него слухам о грандиозном возвращении бывшего одноклассника на первые полосы. Громкий заголовок идеально подходит образу. С новым, противно-красным цветом волос, у Чонгука были все шансы стать третьим любимчиком публики. После президента и популярного актёра, недавно взорвавшего чарты остом к своей дораме. Юн уверен, что записывал его чересчур сложное имя в списке контактов, пока оно не сменилось лаконичным «Бог». Очевидно, кто-то из знакомых, а, может, даже сам актёр, решил пошутить и переименовал во время очередной светской пьянки. Одной из таких, которые, кстати, любил Чон. Ещё пару лет назад готов был бросить всё ради подобного. Юнги хорошо помнит это и очень удивляется, когда получает приглашение поесть курочку и посмотреть, что нового недооценённого прозябает на Нетфликс, вместо белого конверта с безупречным почерком витиеватых букв, знаменующих массовую пьянку, ласково названную организатором «вечеринкой для друзей».

Заваливаясь в чужой дом и окидывая оценивающим взглядом обещано устроенный жилой беспорядок, мужчина кардинально меняет приоритеты. Вот что можно назвать вечеринкой для друзей. Или бывших одноклассников, если будет угодно. Для заключительного штриха не хватает только музыки. Мин включает Эда Ширана и надеется, что Чонгук не станет протестовать. В конце концов, скидывать дизайнерские тряпки и натягивать растянутую футболку под Shape of You — прикольно. Пожалуй, это даже получше привычной тяжести бокала с шампанским в руке.

— Ты возвращаешься в компанию? Рад слышать.

Пустая формальность, ничего более, но Гук улыбается так искренне, что у Юнги начинает неприятно дёргаться под ложечкой. Ему не должно быть стыдно из-за устоявшихся привычек казаться фальшиво-воодушевлённым успехами других. Не должно ведь?

— Я снова появляюсь в прессе. Это смущает, — признаётся Чон, будто делится чем-то сокровенным, придвигаясь ближе и неосознанно заставляя своего гостя напрячься. И думать о самых отвратительных вещах на свете, только не о волосах одноклассника, которые последний неловко дёргает прямо за секущиеся кончики. Бывшего одноклассника, напоминает себе Мин, но поправка не слишком помогает. Он по-прежнему чувствует себя глупым мальчишкой, который прибежал по первому зову самой классной девчонки в школе. Пауки в голову не лезут, когда Чонгук так близко. — Надеюсь, люди не покупают эту макулатуру.

Юн ставит галочку сжечь журнал, купленный другом и нагло подложенный под дверь его студии. Чимин не зря обещал интересное времяпрепровождение в приложенной записке, Юнги знатно успел понервничать, как на ужастиках не делал, только завидев графу «Чон Чонгук рассказывает о своей свадьбе. Читайте на странице 49». Как удачно, что именно сорок девятая страница отсутствовала. От смерти в ту же секунду Чимина спас только статус новоиспечённого отца крохотного семейства. А журнал остался цел лишь благодаря обложке. Уж очень красивую фотографию подобрали. Мин пытался оправдать себя этим. И тем, что к нему редко кто заглядывает не по делу, значит ругать не станут. Элементарно некому.

— Многие вешают на стены тот фотосет.

Юнги никогда не признается, что с трудом уговорил Чимина не поступить так же с одним из фото. Чим всё порывался украсить пустое место рядом с первым письменным доказательством Миновской значимости. Но и вешать это произведение искусства у Пака в кабинете Юнги не позволил. Может, именно поэтому коллега дулся на него добрых полчаса.

— Я ненавижу те фотографии.

— Они очень удачные, — возражает старший, пытаясь найти опору и, наконец, сталкиваясь спиной с диваном. Сидеть на полу непривычно, но при входе в квартиру Чонгук обнаружился на ковре, поэтому Юн не стал протестовать. Как, впрочем, и всегда. — Я бы хотел поставить что-нибудь подобное в фоторамку и смотреть хоть на что-то красивое.

Во взгляде Чона мелькает нечто похожее на благодарность. Он заслужил услышать похвалу. Юнги помнит, что Чонгук мечтал стать моделью. Чем бы он ни занимался сейчас, детская наивная мечта вряд ли так быстро растворилась бы в быте взрослой жизни. Хотя, ему всего двадцать три. И взрослым-то не назовёшь.

— Я ненавижу те фотографии, — повторяет Гук уже тише, будто правда способен испытывать ненависть. Но Юнги его слишком хорошо знает, несмотря на прошедшие восемь лет. Чонгук мало отличается от себя из прошлого. А того парнишку Юнги успел выучить наизусть.

— Мне они всё равно нравятся.

Чонгук роняет безутешный вздох в сомкнутые ладони и отказывается от разговора, для наглядности помотав головой и поджав губы. Он держится из последних сил, Юн знает. И о том, что Чонгук давно сдался, пусть не признаёт столь очевидных вещей.

— Ты всё ещё пишешь песни для знаменитостей, да?

В колонках Ширан продолжает петь о прелестях прошлой ночи, а гость, совсем не вписывающийся в антураж квартиры, изучает Гука внимательным взглядом. Становится неуютно. По спине бегут мурашки, а самообладание готовится треснуть. Приглашая в гости Мина, Чонгук не был готов к гнетущей атмосфере фальшивого спокойствия. Старшему, словно, нравится проверять его прочность. Нравится притворяться. Мин работает в сфере развлечений довольно долго. Дольше, чем Чонгук. Он только собирается вновь окунуться в мир фальши и белоснежных улыбок. А Юнги к этому уже привык, должно быть.

— За это до сих пор неплохо платят, — пожимает плечами мужчина. — Первое предложение написать трек пришло через неделю после нашего расставания. Встречайся мы тогда, я наверняка отказался бы.

— Тэхён умеет уговаривать, — шепчет Чон, пряча глаза в принесённой чашке чая. Он всё так же не терпит горький кофе и просит Юнги уйти на балкон, если последний надумает закурить. Не знает, что хён давно не курит. Не хочет знать или просто не знает. Хотя скорее второе.

— Тэхён умеет, — эхом вторит Юн, теперь догадываясь, кто у него в телефоне записан, как «Бог». Сложное имя старого знакомого пора бы уже запомнить, спустя столько-то лет.

— Я слушал твои песни, — говорит Чонгук, отставляя кружку в сторону и всматриваясь в небо. Юнги приметил необычный звёздный потолок ещё когда заходил, но так и не поднял голову. Боялся оторвать взгляд от Гука. — Не глупая попса, которую я ждал, конечно, но у Ширана в любом случае лучше.

Мин всерьёз задумывается над следующими словами. Отчасти потому что не хочет отвечать, отчасти потому что Чонгук так и не попросил прощения за то, что случилось в прошлом. У Юнги нет ни одной причины ему доверять. Кроме оставшихся чувств к красивому бывшему однокласснику, нынешнему популярному айдолу компании-конкурента.

— Иногда мне кажется, что прошло дня два, а не восемь лет, — хмыкает Юнги. — Ты совсем не изменился, Чон Чонгук.

— Скажи это ещё раз, — вдруг просит Гук.

— Ты совсем не изменился?

— Нет, имя. Назови его снова.

Юнги не может противиться странному желанию, поэтому послушно подчиняется чужой воле, складывая в буквы всё то, что чувствовал последние годы. Всю боль он отдаёт хрупким отзвукам собственного голоса.

— Чон Чонгук.

— Твои губы созданы для моего имени.

Ну просто воплощение скромности. Юнги не может сдержать усмешку, которую внимательные глаза ловят с особой тщательностью. Чонгук закидывает одну ногу на своего бывшего любовника и окончательно расслабляется. Он не просит разрешения, скорее дарует милость с царского плеча, а Юн принимает подачку осторожно, боясь отравиться. Всегда нужно быть начеку. Всегда нужно ждать удара в спину. И тот следует сразу же, в виде внезапного яркого света, лишающего зрения на секунду, и обжигающих кожу холодом простыней. Мин пытается найти руку Чонгука, но шарит пальцами в пустоте.

Рядом никого.

Юнги снова проснулся в пустой квартире совершенно один.