Все произошло в одно мгновение. Будто гром грянул и рассек голову Асано пополам. К сожалению, сравнение осталось сравнением, и ему пришлось смириться и жить дальше. Мать, заметив, как побледнел сын, подалась вперед и коснулась его щеки.

— Ты в порядке, Гакушу?

Он не нашел в себе силы соврать и покачал головой.

— Прости, пожалуйста, что так внезапно начала этот разговор, но раз ты упомянул о…

— Подожди!

Повысив голос, Асано на мгновение привлек внимание людей за соседним столиком. Мать отстранилась и взяла бокал с вином, давая ему столь необходимую отсрочку. Асано мысленно прокрутил вечер с начала. Он заранее забронировал столик в этом недорогом тихом ресторане, затем встретил впервые вернувшуюся в этот город мать. Вместе они сделали заказ. Пока ждали блюда, Асано начал медленно, но верно переводить разговор со школьных будней на шаткую тему о своем близком «друге», и тогда… Мать, услышав имя, произнесла то, что шокировало Асано намного больше, нежели секрет об огромном осьминогообразном существе. Она сказала, а потом едва не повторила: «Акабане Карума — твой брат».

Наконец-то взяв себя в руки, Асано смог продолжить мыслить дальше этих слов. Почувствовав нестерпимую жажду, он отпил из стакана воды и, облизнув пересохшие губы, твердо, напоминая себе отца, произнес:

— Что ты имеешь ввиду?

— Ты же знаешь, что Асано-сан раньше всегда стремился помогать людям? В тот год, когда мы собирались завести тебя, он захотел помочь тем, кто не в состоянии завести ребенка сам, и стал донором.

Она замолчала, пытаясь угадать по его выражению степень удивления, что было бесполезно — окаменев, мышцы лица Асано стали не подвластны.

— Асано-сан этим не интересовался, но я не смогла смириться и много позже, после твоего рождения, разузнала о его семье и… поняла, что Асано-сан поступил верно. Родители этого ребенка искренне были рады и благодарны помощи Асано-сана.

Асано вздохнул. Растущий от ее слов ком в груди застрял в горле, не давая сказать ни слова. Приняв его молчание за ответ, мать сдержанно улыбнулась.

— Но я же прервала тебя, когда ты хотел сказать об этом мальчике что-то важное, не так ли?

Покачав головой, Асано уставился в стакан. Еду им еще не принесли. Не зная, сколько выдержит, он положил руки на колени и крепко, до боли в пальцах, сдавил. Мысли вихрем носились по сознанию, кружа голову — одна велела Асано отбросить новые факты и попробовать насладиться временем с матерью, другая, настроенная более радикально, требовала выхода истерике. Третья просила сбежать.

— Официант.

Асано вздрогнул от официального тона матери и поднял на нее глаза. Мужчина поспешил на зов спустя несколько секунд.

— Прошу прощения, но мы уходим.

Спустя короткую паузу они покинули ресторан. Темная улица ветром накинулась осенним холодом. Заботливо поправив ему шарф, мать отступила назад и оглянулась в поисках вызванного из ресторана такси, но машины еще не было.

— Ты так вырос, Гакушу.

Теплый голос больно резанул по сердцу. Мать встала рядом. Асано бездумно сравнил их рост: она едва ли доставала ему до плеча. А рядом с отцом, как он помнил из детства, казалась совершенно крошечной и хрупкой.

Подъехало такси. Асано ошалело уставился на мать, когда та легонько подтолкнула его к двери.

— Хочешь домой?

Задумавшись, о том, что его ждет, как только он останется один, Асано сел в машину. Доехали до гостиницы они в тишине. Асано не возражал, что платила мать, как не был против и в ресторане. Он не стал спрашивать, почему она сняла номер, хотя в этот же день собиралась уезжать. Послушно подождал, пока мать выберет номер с двумя комнатами и последовал за ней к лифту.

В номере приятно пахло. Они разделись, повесили одежду на вешалку и сели, прямо как в ресторане, напротив друг друга, в небольшой гостиной: она на коротком диване, он в кресле, и между ними низкий стол.

— Я заказала нам горячий шоколад.

Асано кивнул — это могло успокоить. Успокоило в последний раз, когда он вместе с… Мысли вовремя остановились. Он посмотрел на мать. Откинувшись на спинку, закрыв глаза, она, казалось, спала. Ее отстраненность помогла, и Асано наконец-то позволил себе сгорбиться, закрыть ладонями лицо и глубоко выдохнуть. Хрипло, не узнавая своего голоса, сквозь пальцы он сказал:

— Я и Акабане Карума… — Асано замялся и, сцепив руки в замок, все-таки сорвался, — почему ты раньше молчала?! Если бы я знал, то!..

Он не понимал, как закончить недосказанное. Мать смотрела без упрека, пристально, спокойно ожидая. Как и всегда. Асано опустил голову. «Не стали бы большим, чем друзья», — наглая ложь даже в мыслях. Они не друзья и сейчас, просто перешагнули эту ступень, как невозможную. Акабане для Асано нечто большее, чем соперник, к которому можно без вопросов заявиться домой с ночевкой. Он ему как бр… родная душа. Как кривое отражение в зеркале, с которым с удовольствием пройдешься по зазеркалью под ручку, но стать им не сможешь. Такое же совершенное «А» — первое, что в алфавите, что за оценку.

— Т-ты… — начал он, заикнувшись, — ты абсолютно уверена, что я и он…

— Я хотела тебе рассказать, когда станешь старше. Но затем с твоим отцом случилось… Асано-сан потребовал развод.

Мать, как и он сам, делили Асано Гакухо на двух человек: до и после. «До» было, когда она, пусть и смущаясь, называла мужа по имени; «после», когда в семейном доме Асано стало жить лишь двое. Тема была тяжелой для них обоих, и обычно Асано не давал ей договорить, но не в этот раз. Она продолжила:

— У меня просто не было времени. А затем я оттягивала эту новость, чтобы не отвлекать тебя от школы. Пожалуй, не стоило вообще этого упоминать. Но раз уж я сделала тебе больно… Гакушу, пожалуйста, дай мне загладить свою вину.

Слова острой иглой впились в виски. Асано поморщился, как от лимона. Мать разговаривала с ним, но подразумевала похожую ситуацию с отцом. Молчать — значило идти по его стопам, и Асано решился. Он сел ровно и посмотрел ей в глаза.

— Ты не виновата. Скорее всего, мы бы все равно об этом узнали.

Держа руки на коленях, она кивнула будто всем телом. Печальная, но все-таки счастливая и даже торжествующая. Это придало Асано сил.

— В средней школе мы были соперниками. Всего лишь на последнем году, но этот год был лучший из всех трех. А в том году он остался, хотя мог уйти. Говорил, что так ему будет веселее и…

Он осекся, осознав, что следующие слова опишут Акабане совсем не в лучшем свете. Мотнул головой.

— Акабане — самовлюбленный эгоист, но я люблю его.

Легкая улыбка матери дрогнула. Приоткрыв рот, она охнула, и, прижав ладонь ко лбу, опустила голову.

— Мам…

Она покачала головой.

— Я просто удивилась. Все нормально.

Асано не поверил. Не видя ее лица, он мог лишь предположить, что она ожидала от сына вступления в «плохую компанию», но никак не признания в своей ориентации. Повисшее в тишине молчание надавило на плечи, и Асано едва не засомневался в правильности содеянного.

— Асано-сан знает об этом? — подала голос мать.

— Я не говорил, но скорее всего.

Мать тихо выдохнула, убрала руку с глаз и, неловко отведя взгляд, невпопад заговорила:

— Я ужасная мать. Я должна тебя поддержать, но вместо этого думаю о том, что у меня никогда не будет внуков, — она издала горький смешок, — я пойму, если ты все-таки не простишь меня.

Асано оказался рядом прежде, чем она начала заламывать руки. Опустился перед ней на колени и, взяв ладони в свои, заглянул в лицо.

— Я люблю тебя, мама. И никогда не поступлю с тобой так, как отец. Даже если ты все-таки не сможешь это принять.

Мать сделала над собой усилие и, сдержав слезы в глазах, улыбнулась.

— Спасибо. Я тоже тебя люблю, Гакушу. Будь счастлив с этим мальчиком, несмотря ни на что.

Ночь они провели в номере отеля, проговорив до самого утра. Мать рассказала о своей новой жизни, о человеке, который проявлял к ней интерес, и как она боялась отвечать на его чувства. О своей тоске по сыну и невозможности быть рядом в важные для него моменты. Асано выслушал все и убедил ее быть решительнее, даже пообещал навестить ее и проверить успехи. Сам он не стал больше задевать печальных тем и кратко описал все самые счастливые события, углубившись во множество мелочей, которые успел разделить с Акабане.

Утро настало внезапно. Асано с нежеланием попрощался с матерью, взяв с нее обещание самой предложить сходить на свидание нравящемуся ей мужчине. Порывисто прижав его к себе, мать тихо произнесла:

— Если захочешь, я приеду в любое время.

***

Был еще лишь понедельник, когда он вошел в школу, и неделя навалилась на Асано всей тяжестью. Соврав, что ему плохо, чтобы не посещать первые несколько уроков, он успел как раз ко звонку на обед. Из кабинета, здороваясь с ним, высыпали ученики, спеша в буфет. Подождав, пока проход освободится, Асано заглянул в дверной проем. Акабане сидел на своем месте, смотрел в окно и недовольно постукивал по лежащей на столе большой коробке с обедом. Стараясь придать себе привычный вид, Асано переступил порог.

— Учитель сказал, что тебе было плохо и, глядишь, не соврал. Ты решил прийти, потому что диарея наконец-то отпустила?

Колкие слова Асано не задели. Прекрасно зная об их наигранности, поздоровавшись с теми, кто обедал в классе, он прошел на свое место и оставил сумку. Кабинет они покинули в условленное время разницей в несколько минут. Встретились на крыше, у входа которой Акабане дожидался, пока Асано не принесет ключ.

— Могли бы уже отмычку сделать, — заметил Акабане.

— Это преступление.

— А то, что мы с тобой делаем — это нарушение школьных правил.

Когда они закончили есть обед, приготовленный Акабане, и Асано высказал все, что хотел о его способностях готовить, от перерыва оставалось еще минут десять. Нежась в лучах дневного солнца, Асано задумался, что вот так вот сидеть рядом и наслаждаться чужой компанией вдали от посторонних глаз им в школе остается недолго, если они не хотят подхватить простуду. Будто читая его мысли, Акабане спросил:

— Так, что все-таки утром случилось? Ты вчера с матерью виделся, неужели?..

— У нее все хорошо.

Развеяв подозрения, Асано не знал, как продолжить. Уталкиваемое на подкорку разума знание о кровном родстве выплыло наружу. Смотря на Акабане, он не мог не начать искать сходства. Пожалуй, острый взгляд был самым заметным. Уверенная манера речи, передавшаяся от отца и ему, была следующей. Затем скулы… Мысли Асано застыли, когда чужое лицо неожиданно оказалось слишком близко. Прикрыв веки, Акабане коснулся его губ. Волнение волной пробежало по телу, задержавшись где-то на уровне желудка горьким пресечением запрета.

Чувствуя во рту привкус съеденного обеда, Асано отбросил сомнения. За одним поцелуем последовал другой. Третий. Отстранившись, Акабане с довольной улыбкой вздохнул и закинул руки за голову, оперев ее на железную сетку за спиной.

— Так, что все-таки с тобой случилось? — прозвучало на удивление холодно в сравнении с только что проявленной нежностью, — и не смей врать.

Чтобы не врать, Асано ничего не ответил. Хмыкнув, Акабане повел губами. Взял оставленный напоследок молочный напиток и, проткнув соломинкой, зашвыркал. Идиллия треснула, но ничего уже нельзя было поделать.

— Это касается моего отца, — сказал правду Асано.

— И? Когда расскажешь?

Секретов, как таковых, между ними не было, однако они не лезли в жизни друг друга настолько бесцеремонно. Акабане его провоцировал. Только на что?

— Не знаю. Нужно многое обдумать, — опять правда.

Акабане подозрительно прищурился.

— И никакого отношения к тому, что тебе нужна девушка, это не имеет?

— Нет.

Асано успокоился. Акабане все еще волновали сказанные при нем несколько недель назад слова Асано-старшего о том, что пора бы уже сыну начать искать спутницу жизни. Не сомневаясь, что отец пытался зло подшутить, Асано не придал им значения. Оказалось, зря.

— Не переживай. Ты сможешь сойти за девушку, если захочешь. Твой друг это не раз доказывал.

Притворно-возмущенно нахмурив нос, Акабане издал смешок и, оторвавшись от соломинки, протянул упаковку Асано.

Получив дозу сладкого, мозг невыспавшегося Асано заработал. Он все-таки решил рассказать о кровном родстве, к чему бы это не привело. Акабане имел право знать, что сварливость из-за важных для себя мелочей у них была семейной. Дело оставалось за малым и главным: выбрать подходящий для признания момент.