— Я просто этого заслуживаю, — твердит Чунмен, и Сехун только закатывает глаза.
— Я ведь не умею ничего, — говорит Чунмен, и Сехун вздыхает и даже не пытается переубедить.
— Я бесполезный, — выдыхает Чунмен, и Сехун целует кончики его пальцев, мечтая, чтобы он все же в себя поверил.
Ким попал в аварию полгода назад — на первый взгляд, ничего страшного, только пара ссадин да синяков, водителю повезло куда меньше. Только вот бардачок немного смялся и… И сидеть Чунмену в инвалидной коляске всю оставшуюся жизнь.
— Я люблю тебя, — выдыхает Сехун, бережно касаясь чужой щеки, но Чунмен отворачивается. Не верит.
— Как ты вообще можешь меня любить? Врать мне не нужно, Сехун.
Сехун закрывает глаза и в очередной раз повторяет, что это того стоит. Вся эта нервотрепка, обвинения во лжи — он сможет заставить Чунмена вновь полюбить себя.
— Почему ты не сдаешь меня в какой-нибудь сраный пансионат? — горько спрашивает Чунмен, когда Сехун бережно раздевает его и усаживает в ванну. Он не смотрит на свои ноги. На Сехуна тоже не смотрит.
— Потому что я люблю тебя, и мне плевать, что с твоими ногами, — снова повторяет О. — Ты прекрасный.
— Настолько прекрасный, что даже ванну сам принять не могу?
— Если ты не можешь сам — значит, я тебе помогу. Если тебе неудобно будет что-то делать — я сделаю это за тебя. Мне не сложно, Чунмен. Просто помни, что я всегда готов поддержать тебя и помочь, хорошо?
И Чунмен плачет. Снова плачет.
Когда спустя полгода в его компании появляется новенький из Китая, Сехун улыбается ему неискренне. Поначалу. Потому что ему, если честно, плевать на этого Чжан Исина и то, что он там специалист по каким-то связям. У него сроки горят, а еще нужно сходить в магазин, а дома — накормить Чунмена, которому неудобно тянуться до плиты.
Спустя месяц они, впрочем, уже делятся свежими новостями, а Сехуна, если честно, очень умиляет ямочка на щеке Исина.
— Почему, Чунмен? — шепчет Сехун в чужой затылок. Он хочет, действительно его хочет, только близости у них не было с момента аварии. Он может только вдыхать запах чужих волос, трогать бока и бедра — и всё. — Я же не прошу тебя дать мне, я понимаю… Просто… Руками? Почему нет?
— Потому что я бесполезный урод, — чеканит Чунмен. — И меня хотеть-то невозможно. Но если тебе нужно — можешь меня трахнуть пару раз, чтобы пар выпустить. Я, как видишь, не сопротивляюсь.
В тот раз Сехун впервые срывается. Рывком стягивает одеяло, встает, одевается в первые же попавшиеся шмотки, рычит что-то в духе «кретин ты, а не урод» и громко хлопает входной дверью.
Чунмен плачет.
Исин мягкий и теплый. Тепло улыбается, мягко гладит по голове и говорит, что всё обязательно наладится. Не лезет к Сехуну сверх меры, просто иногда приносит кофе, поддерживает и улыбается каждый раз. С ямочкой.
Они обмениваются телефонами, и теперь Сехун пару раз в день получает смс, от которых непременно улыбается. Исин рассказывает, что по дороге с работы видел котенка, играющего с веткой под кустом, и что нашел новую кофейню, в которую хочет сходить на выходных.
Чунмен замечает, что Сехун улыбается, глядя в телефон, и сжимает кулаки так, что ногти впиваются в ладонь.
— Можешь закрыть меня в ванной или кладовой, — как бы между прочим говорит он за ужином, — Когда приведешь своего нового друга трахаться. Ни к чему тратиться на отели. Я тихо сидеть буду, не волнуйся.
Сехун срывается во второй раз. Оставляет Чунмена за столом, уходит и как-то на автомате набирает знакомый номер.
Исин внимательный слушатель — именно то, что нужно, когда Сехун сидит в баре, опрокидывает черт знает, какую рюмку и хочет высказать всё, что накопилось, потому что иначе — просто пиздец.
— Ты любишь его? — просто спрашивает Исин, мягко касаясь чужой ладони.
— Любил, — шепчет Сехун, — сильно любил.
— А сейчас?
О поднимает глаза.
— Не знаю.
Губы Исина мягкие, теплые — прямо как он сам. Он даже не целует, а скорее касается уголка губ, в любой момент готовый отпрянуть.
— Всё будет хорошо, слышишь? Всё образуется, — шепчет он в чужие губы.
Сехун кивает и подается вперед, целуя Исина уже по-настоящему.
Телефон в кармане пиджака жужжит, на дисплее ставшее уже непривычным «Чунмен». Но Сехун не отвечает.